Демократия и сложность. Реалистический подход. Дзоло 2010. Серия п о лит и ческа яте ори я
 Скачать 7.66 Mb.
|
|
73 См Gehlen А Der Mensch. Seine Natur and seine Stellung in der Welt. Engl, transl. P. 24-37. 91 Лоренц76, Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт77 и прежде всего Арнольд Гелен. Для Гелена причина страха, одного из основных инстинктов человека, заключается в присущей человеку органической примитивности. Отсутствие у нас специализации инстинктов предоставляет нам большую свободу по сравнению с другими биологическими видами, но вместе стем оно же крайне плохо адаптировано к потребностям выживания и поэтому обрекает нас на состояние вечной незащищенности. Именно эта хрупкость жизни, обусловленная чрезмерной зависимостью человека от среды, по-видимому, стимулирует у h o m o sa p ien s уникальную способность сокращать сложность среды не через процессы адаптивной специализации или через полное доверие к привычному, повторяющемуся воспроизведению коллективного поведения, а через производство селективных структур символического характера. Гелен называет этот принцип разгрузкой (E n tla stu n g При таком взгляде на природу человека страх — это реакция индивидов (или социальных групп, сталкивающихся с присутствующим в сложной среде неконтролируемым разнообразием возможностей. Индивиды стремятся внести элементы порядка и стабильности в хаотичный поток явлений, которые открывает среда, но при этом они замечают, что среди 7Ь См Лоренц К Так называемое зло. К естественной теории агрессии // Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М Республика, 1998. О взаимосвязи этологии и политической теории см Masters R.D. The Impact of Ethology on Political Sci ence // Somit A. (ed.). Biology and Politics. Recent Explorations. Mouton: Publications of the ISSC, 1976. P. 197-233. 77 C m .: Eible-Eibesfeldt I. Liebe und Hass. Zur Naturgeschichte el ementarer Verhalten weisen. Munuch: Piper Verlag, 1970. Engl, transl. New York, Holt, Rinehardt and Winston, 1972. 78 См Gehlen A. Der Mensch. Seine Natur und seine Stellung in der Welt. Engl, transl. P. 54-64. 79 C m .: Gehlen A. Die Seele im technischen Zeitalter. Engl, transl. P. Д. Дзоло. Демократия и с ложность всех имеющихся возможностей есть также возможность их собственного распада. Не существует закона или общей тенденции, которые гарантировали бы индивидам стабильность. Напротив, присущая среде тенденция к максимальной энтропии угрожает этой стабильности. Поэтому индивиды интерпретируют собственное ощущение селективного стресса как непредвиденное обстоятельство и риск, то есть как непредсказуемость, беспорядок и возможность провала. Они реагируют на ситуацию риска, включая механизмы гомеостаза, которые позволяют им поддерживать баланс со средой и подстраховывают их, устраняя или делая менее заметными источники их страха. И в этом контексте политическую систему точно также, как ив других отношениях языки само мышление, можно интерпретировать как гомеостатиче ский механизм для уменьшения страха. Политическая система действует как нормативная структура, определяющая предварительную селекцию возможностей. Из общей совокупности возможных событий политическая система отбирает намного более ограниченный круг альтернатив, усиливая вероятность их осуществления и превращая их в объект социальных ожиданий. На основании решений, имеющих обязательную силу для всех (в отдельных случаях — через прямое действие или меры принуждения, структура политической власти запрещает, насаждает, продвигает или дозволяет определенное социальное поведение, карая за противоположное поведение последствиями, нежелательными для индивидов, которые несут ответственность за такое поведение I . СЛОЖНОСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ О современной концепции риска см Luhmann N. Famil iarity, Confidence and Trust: Problems and Alternatives // Gam- betta D. (ed.). Trust, Making and Breaking Cooperative Relations. 81 C m .: Gargani F. II sapere senza fondamenti. Tlirin: Einaudi, 1975. R 94-96. 95 Таким образом, одни события становятся социально более вероятными, тогда как другие события, считающиеся менее вероятными, происходят в более отдаленной перспективе или не происходят вовсе. Тем самым политическая система достигает двух целей. Во-пер вых, она производит доверие, разрешая социальным субъектам действовать на основании стабильных ожиданий поведения, соответствующего коллективным правилам. Помимо прочего, это позволяет существенно экономить время, энергию и снижает волнения, которые в противном случае потребовали бы немалых затрат в стремлении обрести уверенность и получить гарантии конкретного, а не по большей части символического характера. Во-вторых, политической системе удается исключать из коллективных ожиданий ту часть рисков и фрустраций общественной жизни, которая, если она ляжет на плечи членов данного общества, не может не вызвать серьезных социальных потрясений (например, паники, вспышек насилия, исчезновения уверенности, беззакония и т.д.), при этом позволяя свободе индивидов выполнять работу по последовательной нейтрализации рисков и разочарований, которые менее важны в фундаментальном отношении. Например, современные политические системы имеют свойство существенно снижать шансы граждан быть (или, пожалуй, даже думать о возможности быть) убитыми, но при этом предоставляют индивидам примирение с разочарованиями, возникающими в результате разрыва дружеских и любовных отношений, потери работы и т.д. 82 См Luhmann N. Vertrauen. Ein Mechanismus der Reduktion sozialer Komplxitat. Stuttgart: Enke Verlag, 1973. Engl, transl. Luhmann N. Trust and Power; Braber B. The Logic and Limits of Trust New Brunswick; Rutgers University Press, 1983; Gambet- ta D. (ed.). Trust, Making and Breaking Cooperative Relations. 83 См Luhmann N. Rechtssoziologie. P. 24-29. См. также Luh mann N. Macht. Stuttgart: Enke Verlag, 1975. Engl, transl. Luh mann N. Trust and Power; Luhmann N. Legitimation durch Ver fahren. Neuwied and Berlin: Luchterhand, Д. Дзоло. Демократия и с ложность В этом свете селективное регулирование рисков то есть определение того, какие риски должны политически покрываться и поглощаться властной структурой) является фундаментальной переменной политических систем. В количественном смысле эту переменную можно описать как типологический континуум, простирающийся от минимального государства до государства интервенционистского, патерналист ского или тоталитарного. С более сложной, качественной точки зрения на туже самую переменную государство можно описать как религиозное или светское, либеральное или социальное (или социалистическое, как конституционное или деспотическое. Итак, очевидно, что больший спрос на защиту, то есть на снижение политической сложности, соответствует более широкому коллективному восприятию существующих в среде рисков и возможных конфликтов, и наоборот. Кроме того, столь же ясно, что различные социальные группы, обладающие разными интересами и поэтому подвергающиеся разным опасностям, политически посвятят себя приобретению иных конфигураций количественного и качественного распределения ценностей безопасности в конкурентной борьбе с другими группами. Соответственно, это приведет к установлению иных конфигураций не только социально приемлемых рисков, но и к иной конфигурации политически разрешенных свобод. Широкая политическая защита обычно предполагает как сокращение рисков, таки ограничение свобод, и наоборот. Кроме того, группы, имеющие в своем распоряжении больший объем ресурсов, обычно заинтересованы в более высоком уровне политической защиты своих ресурсов, а менее привилегированные группы требуют вмешательства политической системы для своей. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ Любопытный, хотя и сомнительный перечень рисков, охваченных современным патерналистским законодательством см. в Dworkin G. Paternalism // Laslett R, Fishkin J. (eds.). Phi losophy, Politics and Society. P. 78-96. 97 защиты, которое гарантирует не собственность на эти ресурсы, а возможность доступа к ним. Получив такой доступ, эти менее привилегированные группы станут чувствовать себя менее подверженными опасности социальных перемен. Чем острее коллективное восприятие редкости товара безопасность, тем острее будет проходить конкуренция между группами, потому что более высокий уровень социального страха имеет свойство приводить к более высокому уровню агрессивности * Самый главный политический механизм, обеспечивающий безопасность через сокращение сложности среды, — определение внутренней/внешней границы. Как только политическое пространство размечено, факторы риска проецируют за пределы отдельной группы, а факторы безопасности организуют в рамках группы. Таким образом, социальная группа включает в себя индивидов и модели поведения, которые совместимы со стабильностью группы, и способствует посредством того, что Шаттшнайдер называет мобилизацией предубеждений, коллективному определению чужаков и форм девиантного поведения, которые группа считает вредными для своего выжива ния. Для достижения своей стабилизации политическая группа нуждается не только в создании структур принятия решений, направленных на принудительное осуществление селекции как позитивных, таки негатив Существует обширная психологическая, этологическая и биологическая литература о взаимосвязи страха и агрессивного поведения. Социально-антропологической литературы по этой тематике меньше. В качестве примеров такой литературы можно привести сборник Scruton D.L. (ed.). Socio phobics. The Antropology of Fear. Boulder (Colo.) and London: Westview Press, 1986. Исследований взаимосвязи социальной незащищенности и агрессивного политического поведения практически нет См Schattschneider ЕЕ The Semisovereign People. New York: Holt, Rinehart and Winston, 1960. P. Д. Дзоло. Демократия и с ложность ных рисков, но и должна также упорядочить более широкий спектр фильтров предварительной селекции, которые Бахрах и Барац назвали (возможно, не вполне верно) «нерешениями»87. На практике этим занимаются селективные механизмы, предшествующие ри туализированному процессу принятия политических решений, и образуют своего рода невидимое и неконтролируемое лицо власти — структуру пристрастности, которая предопределяет распределение социальных рисков и безопасности посредством молчаливого определения того, относительно чего могут приниматься политические решения. Таким образом, политический код утверждает свой критерий включения исключения не столько при выборе альтернатив, подготовленных для принятия политических решений, сколько на предварительной стадии допущения самого решения, одновременно осуществляя неформальное и невидимое влияние на определение политической повестки дня и ее приоритетов. Селективное распределение рисков воздействует не столько на интересы и формы поведения, сколько на когнитивные процессы формирования желаний и политических предпочтений. Поэтому средства массовых коммуникаций становятся все более важными ив том, что касается политической коммуникации в строгом смысле этого слова, ив том, что касается долгосрочных политических последствий своего воздействия (что нам предстоит увидеть). Все без исключения сложные политические образования, будь то международные организации, политические партии, общественные движения или тайные общества, следуют диалектике «включения-исклю I I . СЛОЖНОСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ См Bachrach R, Baratz M.S. Power and Poverty. Theory and Practice. New York: Oxford University Press, 1970. См. также Zolo D. Introduction // Bachrach R, Baratz M.S. Le due face del potere. Padua: Liviana Editrice, 1986. P. 7-27. 88 C m .: Lukes S. Power. A Radical View. London: Macmillan, 1974. P.21-25. 99 чения». Логика узких интересов действует безошибочно, делая группу тем сплоченней (и агрессивней по отношению к внешней среде и репрессивней по отношению к своим членам, чем острее становится ее восприятие рисков, присутствующих в окружающей ее среде. Вследствие функционального парадокса сами требования самоидентификации заставляют политическую группу порождать себе врагов, внутренних или внешних. Спрос на безопасность, точно также как и предложение защиты, всегда содержит обозначение субъектов или групп, которые предъявляют спрос на политическую услугу сокращения страха или которым предлагают эту услугу. Следовательно, по необходимости невозможно избежать получения исключающей или дискриминирующей ценности. По-видимому, эта логика должна усиливаться в технологически передовых обществах, учитывая существующую в этих обществах тенденцию к повышению уровня опасностей, исходящей из внешней среды, и соответствующему повышению уровня социальной тре воги. Политический партикуляризм явно несовместим с универсальными этическими принципами, такими как обязанность не лгать и не убивать, ив еще меньшей степени он совместим с телеологическим признанием достоинства каждого человека. Например, секретность и обусловленные ею обмани ложь — нормальные функциональные практики, применяемые в отношениях между внутренними и внешними кругами политических групп. Власть не существует без тайны, ибо прозрачность и полная открытость делает власть уязвимой для воздействия других, антагонистических сил. Д. Дзоло. Демократия и с ложность Ф. Нойман (Neumann F. Angst und Politik. Engl, transl. P. 278- 287) справедливо включил в эту феноменологию теории заговора и разработал точную типологию таких теорий. Он приводит подобных пять теорий заговора иезуитский, масонский, коммунистический, капиталистический и еврейский заговоры Государств, которые могли бы избавиться от полиции и секретных служб, нет, как нет и полиции или секретной службы, которые могли бы обойтись без осведомителей и агентов, внедряющихся в преступный мир, то есть без людей, профессионально использующих ложь, обмана нередко и насилие. Нет и государств, которые не могли бы определить не только свои территориальные пределы по отношению к внешнему миру, но и свои внутренние границы в форме жесткого исключения из легитимного политического пространства. Такое исключение может простираться вплоть до смертной казни. Отношение между властью и подчинением — вторым функциональным критерием политического кода — тесно связано с процессом сосредоточения политической системы в конкретных институтах власти для выполнения своей регулятивной функции. Как указывают антропологические исследования, эта институциональная концентрация власти, наряду с различием ролей и функций, выполняемых управляющими и управляемыми, по-видимому, характеризует все социальные группы, способные стабилизировать и воспроизводить себя. Эта концентрация власти особенно ярко выражена в западных обществах, достигших высокой степени индустриального и технологического развития. В этих обществах функции политической власти четко дифференцированы (что не означает того, что эти функции централизованы или иерархичны). С этой точки зрения и коммунистическая теория отмирания государства, и классические и современные идеи индивидуалистической анархии наподобие тех, что были выдвинуты Максом Штир- II. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ Utopia. Arbeiten zur Theorie und Methode der Soziologie. Mu nich: Piper Verlag, 1967. P 315-336,- см. также Masters R.D. The Impact of Ethology on Political Science // Somit A. (ed.). Biology and Politics. Recent Explorations. P 197-233. 101 нером и Робертом Нозиком) в значительной мере утрачивают свою убедительность. Хотя эти теории исходят из разных мотивов, они страдают от одного изъяна, обусловленного идеализированным проектом упрощения социальных отношений. В дифференцированных обществах все показания к такому упрощению, по-ви- димому, отсутствуют. Это было бы равносильно преодолению асимметричной и гетерономной природы отношений власти. «Концентрированная» политическая система обладает способностью производить обязывающие решения, подкрепляемые в конечном счете применением силы. Такая система ставит себя в центр сети распределения факторов социальной безопасности, слагающейся из асимметричных отношений между наделенными властью индивидами и индивидами, подчиняющимися этой власти. Люди, обладающие властью, могут в степени, пропорциональной степени своей власти) и гарантировать собственную безопасность, и регулировать ожидания безопасности у подчиненных благодаря способности в любом конкретном случае определять распределение рисков и социальных гарантий eteris p a r ib u s 92 можно сказать, что обладание большей властью означает меньшую социальную незащищенность, а большая подчиненность означает меньшую защищенность. Но существование и относительная эффективность институтов власти для всех членов любой конкретной группы представляют символический фактор уменьшения страха. Ибо политическая система функционировала как социальная структура, то есть как коллективный механизм сокращения сложности и производства безопасности и доверия. Как впервые заметил Томас Гоббс, неограниченная сложность и непредсказуемость рисков, присутствующих в социальной среде, равняется максимальному уровню страха См Штирнер М Единственный и его собственность. М.: Азбука, 2001; Нозик Р Анархия, государство и утопия При прочих равных условиях {лат.). Д. Дзоло. Демократия и с ложность Таким образом, политическая система выполняет функцию символической защиты, выходящую далеко за пределы особой роли, которую эта система выполняет как аппарат селективного регулирования социальных рисков. Нет сомнений в том, что физическая защита жизни, обеспечение правовых гарантий собственности и договоров, оборона государства, национальное страхование, предоставляемое современным государством всеобщего благосостояния, самое ограничение полномочий государства на вмешательство в частную жизнь индивидов в соответствии с традицией habeas corpus — все это особые механизмы уменьшения страха. Но сильнее всего институты власти, со всей их зрелищностью, ритуалом, предписаниями и даже правилами поведения и этикета, удовлетворяют скрытую потребность в социальной защите и распространении доставляющего удовольствие ощущения порядка и безопасности (пользуясь лексикой политической социологии Парето93, эту потребность можно назвать иррациональной или остаточной) на символическом уровне. Даже лидерство ха- ризматичных глав государств, таких как Рональд Рей ган в США х годов, Маргарет Тэтчер в Великобритании, Франсуа Миттеран во Франции или Беттино Кракси в Италии, имеет корни в этом мире символических взаимодействий, где тесно переплетаются рациональные и иррациональные элементы, а не в ожидании конкретных утилитарных преимуществ, как довольно грубо предполагает посылка рациональности экономической теории политики. Такие авторы, как Даунс, Бьюкенен и Таллок, как будто не замечают, что современные формы политического участия вроде ритуалов представительства выполняют главным образом функцию символическо II. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ См Pareto V. |