Демократия и сложность. Реалистический подход. Дзоло 2010. Серия п о лит и ческа яте ори я
 Скачать 7.66 Mb.
|
|
alism; Eulau H. The Behavioral Persuasion in Politics. New York: Random House, 1963; Almond G.A. Political Theory and Politi cal Science // American Political Science Review. 1966. Vol. 40; Deutsch К Recent Trends in Research Methods // Charlesworth J. (ed.). A Design for Political Science: Scope, Objectives, and Meth ods. Philadelphia: The American Academy of Political and Social Sciences, 1966. О ходе эпистемологической дискуссии, развернувшейся в американской политической науке, см Fal ter J.F. Der ‘Positivismusstreit’ in der amerikanischen Politikwis senschaft. Opladen: Westdeutscher Verlag, Д. Д зол о . Демократия и с ложность рической верификации, исходной точкой которой является поведение политических субъектов. Квантификация и измерения. Специалист в области политической науки должен применять методы количественного анализа и точные измерения, уже применяемые в точных науках и давшие результаты ив социальных науках, таких как экономика и психология. Систематичность и накопление знаний. Исследо вания, выполняемые адептами политической науки, должны выполняться систематично, то есть при условии постоянного взаимодействии логически структурированного и непротиворечивого языка теории и эмпирического исследования, регулируемого строгим индуктивным методом. Прогрессивное накопление эмпирических данных делает возможным постепенное развитие теорий. Таким образом, можно достичь формирования ядра общих принципов, разделяемых всем сообществом политических ученых. Неоценочность. Объяснения и эмпирическое прогнозирование политических явлений следует строго изолировать от оценок или предписаний этического или идеологического порядка. Следовательно, специалист в области политических наук обязан воздерживаться от любой этической или идеологической оценки в процессе исследований. Со временем станет очевидным, что элементы этого методологического перечня, призванного выражать научность, предполагают наличие ряда крайне общих эпистемологических возможностей, выведенных из стандартной эмпирической точки зрения. Ключевое значение имело здесь решение считать политические вопросы относящимися к сфере эмпирических наук на том основании, что между сложностью поведения естественных объектов, сложностью поведения. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ индивидуумов и сложностью поведения человеческих коллективов людей нет никакой разницы. Впрочем, по мнению некоторых влиятельных представителей политической науки (таких как Чарльз Линдблом, Габриель А. Алмонд, Дэвид Истон26, к которым совсем недавно присоединился Дэвид М. Риччи, автор Трагедии политической науки, весьма критического исследования истории политической науки, политическая наука в ее нынешнем виде не отвечает ни одному из этих требований. По мнению Рич чи, политическая наука, добровольно приняв на себя обязательство достичь недостижимого научного знания, мешает сама себе в создании эффективной формы политических знаний. Это обязательство уводит приверженцев политической науки от рассмотрения подчеркнуто политических проблем (включая, в частности, проблему кризиса демократических институтов, имеющих жизненное значение для общества, в котором эти люди живут. Человек, профессия которого предписывает политический нейтралитет, не может должным образом рассматривать эти вопросы. Таким образом, благодаря своей политической беспристрастности политическая наука рискует прийти к трагическому самоотрицанию28. Габриель Алмонд со своей стороны иронически замечает, что попытка представителей политической науки достичь полноправного научного статуса привела их к созданию своеобразного «карго-культа» и изготовлению картонных копий инструментов и результатов естественных и точных наук в надежде, что заклинания См Lindblom Ch.E. The Science o f‘Muddling Through’ // Pub lic Administration Review. 1959. Vol. 19. № 2. P. 79-88; Almond G.A., Genco S.J. Clouds, Clocks, and the Study of Politics // World Politics. 1977. Vol. 29. 4. P. 489-552; Easton D. Political Sci ence in the United States. Past and Present // International Polit ical Science Review. 1985. Vol. 6. N« 1. P. 133-152. 27 C m .: Ricci DM. The Tragedy of Political Science. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1984. 28 Ibid. P. 20-25, Д. Д зол о . Демократия и с ложность. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ политических ученых сделают эти копии настоящими инструментами и продуктами. Вместо такого заигрывания с ошибочными метафорами Алмонд советует использовать слабые эвристические теории, которые не притязают на легитимность, обусловленную своей способностью объяснять и прогнозировать, а просто ограничиваются интерпретацией и пониманием политики как процесса адаптации и достижения целей в ограниченных решениями конструкций30. Дэвид Истон высказывает еще более радикальное мнение. В своем тщательном обзоре истории политической науки в США Истон связывает итоги политической науки (в том числе утверждение идеологической нейтральности политического ученого) с ее приверженностью мифу оконце идеологий — мифу, который, по мнению Истона, в действительности служит маскировке господства демократически консервативной идеологии. Несостоятельность бихевиоралистской политической науки Истон объясняет такими факторами, как недооценка весьма реальных трансформаций, произошедших в американском обществе, невозможность делать социальные прогнозы, невнимание к историческому аспекту, доверие к догматичной, выведенной из неопозитивизма концепции научного метода и трогательная вера в оценочную нейтральность науки. По мнению Истона, в результате кризиса бихе- виорализма в американской политической науке ныне нет больше общей цели или единой позиции, вследствие чего эта дисциплина достигла особенно критической точки неопределенности в отношении собственной теоретической идентичности31. Эти различные критические замечания, исходящие из самой политической науки, имеют некий общий Almond G.A., Genco S.J. Clouds, Clocks, and the Study of Pol itics. P. 522. 30 Ibid. P.504,518. 31 Easton D. Political Science in the United States. Past and Pres ent. P. 139-143, 148-151. 67 знаменатель, который кажется весьма убедительным. Политическая наука, бесспорно, потерпела полный крах в своих попытках создать какой-либо закон каузальной или статистической природы, способный привести к объяснениям, не говоря уже об общих политических прогнозах, в демократических политических системах или за их пределами. Не дала политическая наука и какой-либо логической или математической модели, применимой к политической системе. Никакого ядра политических теорем таки не возникло, как не возникло и никаких общепринятых принципов, которые обеспечили бы основу эмпирической теории демократии. Даже более скромная попытка разработать общий язык политической науки (к чему стремился Джованни Сартори) до сих пор не принесла особых результатов, если судить по постоянным жалобам самого Сартори на вавилонское смешение языков, которое царит в политической науке совершенно независимо оттого, что происходит в умах отдельных людей32. То, что обобщения политической науки и любые возможные эмпирические теории демократии никогда не станут доступными для эмпирической верификации или фальсификации, по-прежнему остается проблемой. В политике, более чем где-либо еще, не существует языка наблюдений, который можно было бы отделить от языка теорий. Кроме того, сами теории всегда неразрывно связаны с идеологиями, общими фило софиями и исторически и социально обусловленными W elta n sch a u u n g en 33. Все это объясняет, почему представители политической науки обнаруживают невозможность не только унификации своего языка, но и исполнения обязательства избегать любых ценностных суждений, этой чаши с ядом, из которой им по-прежнему приходится пить См Sartori G. The Tower of Babel // Sartori G., Riggs F.W., Teune H. Tower of Babel. Pittsburg (Pa.): International Study As sociation, 1975. 33 Мировоззрениями (нем.). Д. Дзоло. Демократия и с ложность Причину всех этих трудностей можно выразить совершенно просто ни одно из требований политической науки невозможно удовлетворить перед лицом реальных политических явлений и необходимости разработки чего-то отличного от совершенно тривиальных политических теорий. По мере того как человек переходит с элементарных уровней классификации данных к разработке политических теорий, достаточно сложных для применения к сложной среде, представителям политической науки неизбежно приходится нарушать собственные методологические требования и вступать в противоречие с ними. Как только поставлены принципиальные вопросы о том, какие механизмы приводят в действие невидимую силу, как можно оправдать политические обязательства в контексте множества различных ценностей и нравственных убеждений, как следует разрешать кризис представительной функции политических партий, как можно управлять постиндустриальными обществами, каковы политические последствия длительного воздействия средств массовой информации, становится ясно, что эти проблемы настолько сложны, что их нельзя даже формулировать в языковых категориях, не нарушая при этом канонов неоэмпиризма. Насколько я понимаю, не было ни одного случая, когда политическая наука, связанная обязательством постоянно оказывать неявную защиту политическим институтам Запада в их нынешнем виде, проявляла бы столь замедленную реакцию, как при обращении к этими подобным проблемам. Представляется неизбежным, что наука, принесшая обсуждение ценностей политики в жертву на алтарь методологической строгости и занимающаяся исключительно фактами, вынуждена отказываться от всяких претензий на способность ставить, не говоря уже о том, чтобы разрабатывать или разрешать, проблемы политики, поскольку такие проблемы едва ли могут быть сопряжены с некоторыми решения См Bobbio N. II futuro della democrazia. Turin: Einaudi, 1984. Engl, transl. Cambridge: Polity Press, 1987. P. 77-97. II. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ми, касающимися целей, пределов или смысла политики. Также неизбежно, что эта установка должна вести представителей политической науки к некритическому принятию таких общих категорий западного политического словаря, как демократия, общественное мнение, консенсус и плюрализм, которые они считают непро блематичными отправными точками своих нейтральных исследований реального функционирования демократических институтов. Итак, можно уверенно сделать вывод о том, что различные попытки внести строгие научные модели виз учение политических явлений не принесли каких-либо значительных результатов. Символическая сложность политических явлений, субъекты которых сами являются творцами и интерпретаторами символических систем, гарантирует, что простые политические объяснения линейного, каузального или статистического рода не могут достичь уровня реальной значимости. Для придания политического значения примерам человеческого поведения и для их понимания и интерпретации необходимо прежде всего учитывать политические мотивы субъектов. То есть необходимо принять во внимание символы, к которым обращаются субъекты, и их идеологии, а также заявленные, скрытые или притворные цели предпринимаемых ими действий или совершаемого ими политического выбора36. Д. Дзоло. Демократия и с ложность По-прежнему сохраняет интерес критика политической науки традиционными политическими философами, которые первыми отреагировали на гегемонию политической науки, обвинив ее в том, что она вызвала упадок политической теории. См, например Штраус Л Что такое политическая философия // Штраус Л. Введение в политическую философию. М Праксис, 2000; Partridge Р.Н. Politics, Philos ophy, Ideology // Political Studies. 1961. Vol. 9. № 3. P. 217-235; Берлин И Существует ли еще политическая теория // Берлин И. Подлинная цель познания. М Канон, 2002; Plamenatz J. The Use of Political Theory // Quinton A.S. (ed.). Political Philos ophy, Oxford: Oxford University Press, 1967. 36 C m .: Bobbio N. Scienze politica // Bobbio N„ Matteucci N., Pas- quino G. Dizionari di politica. Turin: Utet, 1983. P. 1025. 70 Как впервые отметил Отто Нейрат в контексте кон венционализма, сложность индивидуальной мотивации является элементом, который в социологии или исследованиях политики может привести лишь к научному самоубийству из-за этой претензии на оперирование методами наблюдения и количественными измерениями, характерными для естественных наук. Высокий уровень эволюционной неопределенности, существующий в человеческих сообществах, и разнообразие их лингвистических, культурных и организационных форм приводят к удивительными фактически непредсказуемым формам политических изменений. Даже нетривиальное политическое поведение отдельных членов групп невозможно помыслить статистически вследствие действия факторов дисперсии и нестабильности, которыми пронизан выбор инди видов37. Чем более развито общество, тем сильнее оно будет обнаруживать подобные феномены, особенно если принять мою первую гипотезу о том, что развитым обществам типологически присущи такие черты, как углубление семантического разрыва в социальном опыте, усиление взаимозависимости различных функций и нарастающие случайность и символическая абстрактность среды. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ iПритча Менения Агриппы: версия Канта Хотя рефлексивная эпистемология исключает возможность создания науки политики (и демократии) и отвергает любые формы лапидарных объяснений, она в тоже время подтверждает необходимость настоящих теоретических и философских политических исследований. Учитывая сложность политических явлений и то, что присущая политическим явлениям сложность имеет свойство увеличиваться по мере усиления социальной дифференциации, ценность анализа, при См Neurath О. Foundations of the Social Sciences. P. 26-28. 71 тязающего на то, что он ограничивается эмпирически наблюдаемыми явлениями, может лишь снижаться. Усиливающиеся дифференциация и специализация политической жизни означают, что попытки заимствования объяснительных моделей у других подсистем могут становиться все менее убедительными. Вместо этого появляется необходимость в еще большем сосредоточении на новых и более узких функциях, которые постоянно приобретает политическая подсистема в сложных обществах. Само по себе это неизбежно влечет за собой всестороннее теоретическое исследование целей, ценностей и смысла политики. А затем, на более высоком уровне рефлексии, такое исследование необходимо расширить настолько, чтобы оно смогло охватить свои собственные цели, ценности и смысл. В частности, возникнет необходимость поставить под вопрос значение и эвристическую ценность некоторых фундаментальных категорий самой рефлексивной эпистемологии, например понятий политики, политических обязательств и демократии38. Поэтому возрождение интереса к политической философии на Западе следует только приветствовать. Особенно если учесть, что это возрождение совпадает с кризисом, переживаемым неоэмпиризмом и орто Д. Дзоло. Демократия и с ложность Норберто Боббио начертил карту политической философии, которая стала предметом широких обсуждений в Италии. См Bobbio N. Dei possibili rapporti fra filosofia politica e scienza politica // Bobbio N. et al. Tradizione e novita della filoso- fi della political. Annali della Facolta di Giurisprudenza dell’ Uni- versita di Bari. Bari: Laterza, 1971. P. 23-37. См. также Taylor C. Political Theory and Practice // Lloyd C. (ed.). Social Theory and Political Practice. Oxford: Clarendon Press, 1983; MacIntyre A. The Indispensability of Political Theory // Miller D., Sieden- top L. (eds.). The Nature of Political Theory. 39 C m .: Laslett P, Runciman W.G. Introduction // Laslett R, Runc- iman W.G. (eds.). Philosophy, Politics and Society. Oxford: Basil Blackwell, 1967. P. 1-5; Laslett R, Fishkin J. Introduction // Las lett R, Fishkin J. (eds.). Philosophy, Poltics and Society. P. 1-5; Brown A. Modern Political Philosophy. Hardmonsworth: Pen guin Books, 1986. P. 11-22. 72 II. Сложность И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ доксальным марксизмом — двумя системами, которые при всех их различиях объединяет принципиальное отрицание легитимности всякой философии политики. В неоэмпиризме любой подход к политическими социальным проблемам, не являющийся чистым описанием фактов, свободный от философских или идеологических предпосылок, считался устаревшим, неуместными бесполезным. Ортодоксальная марксистская теория предусматривала изживание философии параллельно с отмиранием государства и, соответственно, не допускала никакой политической философии, которая не совпадала бы с теоретической и практической деятельностью, необходимой для революционного процесса. Процесса, который после уничтожения экономической, политической и идеологической власти буржуазии должен был привести куста новлению коммунистического общества без законов 40 и государства С упадком этих двух догматических доктрин перед политической философией открылись новые области. Но удача, выпавшая политической философии, к сожалению, ограничена тем, что она также совпала с возвращением (и не только в англоязычном мире) моды на этико-политическую традицию, которую Никлас Луман иронично назвал «древнеевропейской». Вне мецкой культуре R e h a b ilitie r u n g d e r p r a k tis c h e n P h ilo s o p h ie 11 в последние годы предприняла попытку восстановить философскую традицию Аристотеля, противопоставленную этическому релятивизму, формализму и сциентизму, которые осуждены как типичные современные проявления 41 42. Эта попытка возрождения Определенную филологическую ценность поэтому вопросу все еще сохраняет моя старая книга Zolo D. |