Демократия и сложность. Реалистический подход. Дзоло 2010. Серия п о лит и ческа яте ори я
 Скачать 7.66 Mb.
|
|
30 Habermas /. Strukturwandel der Öffentlichkeit. R 158-171. 31 См Сигеле С Преступная толпа. Опыт коллективной психологии. СПб., 1996. 32 См Лебон Г Психология народов и масс. М ACT, 2000. 33 См Wallas G. Human Nature in Politics. London: Constable, 1908; cp.: Margolis M. Viable Democracy. London: Macmillan, 1979. P. 103ff. 34 См Ортега Х.}-Гассет. Восстание масс, Дегуманизация искусства и другие работы. М Радуга, 1991. 35 См Allport F.A. Toward a Science of Public Opinion // Public Opinion Quarterly. 1937. Vol. 1. No 1. P. Д. Дзоло. Демократия и с ложность. Главенство коммуникации ком упрямо цепляясь за идею о том, что незаменимой основой демократии является принцип свободы информации и открытых критических дискуссий между политическими игроками. Причиной для такого упрямства опять же служила гипотеза о том, что возможность свободного, сознательного выбора со стороны избирателей зависит от свободы печати и публичной конкуренции между партиями. Нов тоже самое время признавалось, что предположение о суверенности, рациональности и моральной независимости простых граждан является идеальным постулатом, к тому времени опровергнутым индустриальным обществом и массовой демократией». Следствием этого, как видно из работ Липпмана, Корнхаузера, Кея36 и других либерально-демокра-ти- ческих теоретиков, явилась потребность в реалистической концепции демократии, которая бы не требовала увязывать законность политических решений с консенсусом либо контролем со стороны ненадежного изменчивого или, в другом варианте, аморфного) общественного мнения. Иными словами, возникла необходимость открыто признать, что даже демократия — это такой режим, при котором мнение большинства играет, за отсутствием других возможностей, не более чем маргинальную роль. Шумпетер и теоретики демократического плюрализма, очевидно, лишь усугубили и даже усилили двусмысленность этой ревизионистской доктрины. Эта двусмысленность, как мы видели, проявляется в принципе, гласящем, что свобода информации, печати и пропаганды является условием независимости общественного мнения (а также демократического характера политической конкуренции, ив одновременном См Липпман У. Общественное мнение. М ФОМ, 2004; Lippmann W. The Phantom Public. New York: Macmillan, 1925; Kornhauser W. The Politics of Mass Society. London: Routledge and Kegan Paul, 1960; Key V.O. Public Opinion and American Democracy. New York: Knopf, 1961. 265 признании — иногда явном, но, как правило, косвенном — того пагубного воздействия, которое эта свобода оказывает на способность избирателей независимо ориентироваться и принимать решения. Однако не может быть сомнений в том, что реалистичный анализ Шумпетера учитывает упадок института гражданства в больших современных индустриальных обществах с высокой степенью расслоения и не менее четко выявляет пределы политической рациональности в поведении избирателей. Разумеется, прав Шумпетер и тогда, когда утверждает, что, rebus sic sta n tibus, отдельного игрока уже нельзя считать опорной точкой политических действий и суждений. Тем не менее возникает подозрение, что, занимая такую позицию, Шумпетер, также как Даль, Пламенац и Сар- тори, мотивировался исключительно стремлением во имя принципа лидерства восстановить суверенитет элит и признание их незаменимых демократических функций. Ключевым фактором в этой аргументации, по-ви- димому, является признание того, что фактические участники демократической игры — это те политические, экономические, профессиональные и идеоло гическо-религиозные группировки, которые способны добиться полного воплощения собственных ожиданий и выдавать их за аналог всеобщего блага или общих интересов. В таком случае первоочередное значение приобретает свобода этих группировок наряду с известным количеством негативной свободы, гарантируемой потребителям (как экономическим, таки политическим, поскольку это условие определяет функционирование как экономического, таки политического рынка. Негативная свобода (скажем, свободный доступ к информации и политической коммуникации, однако, означает не независимость политических игроков, а в некоторой степени ровно Д. Дзоло. Демократия и с ложность Шумпетер Й Капитализм, социализм и демократия. С. 235. 266 V. Главенство коммуникации противоположное. Все прочее, включая электоральные процедуры, рассматривается лишь как ритуал для процедурной легитимизации власти — ритуал защиты и социальной интеграции, не оказывающий никакого, за исключением сугубо маргинального, влияния на фактическое содержание политических решений. Электорат пассивно принимает нормативные рамки и аплодирует общим результатам политической игры, единственными участниками которой, как то и должно быть, являются узкие олигархии, мирно сменяющие друг друга у кормила власти. Применение избирательной урны в первую очередь имеет своей целью регулирование относительной силы элита вовсе не осуществление выбора между ними. Короче говоря, принцип лидерства при таком подходе требует, чтобы демократия понималась как нечто, связанное скорее с отношениями между элитами, чем с отношениями между элитами и большинством граждан. Таким образом, демократия практически означает едва лине что большее, нежели добрые отношения между правящими группировками. По моему мнению, эти рассуждения не ограничиваются одной лишь двусмысленностью и несовместимостью хотя бы с минимальным определением демократии согласно критериям Норберто Боббио. Прежде всего они в наше время утрачивают почти всякий реализм при их применении к ситуации, сложившейся после окончания Второй мировой войны в результате колоссального распространения средств массовой коммуникации. Они совершенно не принимают во внимание решающую, намой взгляд, тему когнитивного, эмоционального и поведенческого воздействия, уже давно оказываемого массовой коммуникацией на развитые индустриальные общества, переживающие информационную революцию. Не учитывают они и последствий этого воздействия для функционирования современных политических систем как в общем плане, таки в отношении специфического вмешательства в сети политической коммуникации и процессы формирования общественного мнения. Скажем, ни Даль, ни Сартори не посвятили этим темам ни строчки в своих недавно изданных объемистых трактатах, по крайней мере в этом отношении дистанцируясь от позиции Шумпетера38. Однако, как я полагаю, чрезвычайно важно, чтобы при создании новой демократической теории политическая философия уделила самое пристальное внимание политическому воздействию средств массовой коммуникации. В частности, следует задуматься над проблемами, поднимаемыми в исследованиях по вопросам коммуникации, которые сейчас выходят на особенно активный этап развития. Именно эти соображения я буду иметь ввиду в последующих разделах данной главы. д . д зол о . Демократия и с ложность iД ол го временные политические последствия iНастоящий раздел требует нескольких предварительных замечаний общего характера. Изучение социального воздействия массмедийной коммуникации, как и любое другое социологическое исследование, естественным образом распадается наряд различных ив значительной степени взаимно несовместимых эпистемологических направлений. Эти направления во многом определяют результаты исследований. Если встать на точку зрения В своей работе Демократия и ее критики, этом своеобразном обобщении его идей, Роберт Даль не уделяет никакого внимания теме взаимоотношений между демократией общественным мнением и средствами массовой коммуникации. Тоже можно сказать о масштабной работе Сартори Пересматривая теорию демократии, где содержатся лишь самые общие намеки на эту проблему (Sartori G. The Theory of Democracy Revisited. P. 92-96). По-видимому, Сартори лишь совсем недавно начал сознавать значение средств массовой коммуникации для демократической теории См Nimmo D.D., Sanders K.R. (eds.). Handbook of Political Communication. Beverly Hills (Calif.): Sage Publications, 1981; Thompson J.B. Ideology and Modern Culture. Cambridge: Polity Press, 1990. P. 20-70, 272-327. 268 V . Главенство коммуникации обрисованную в главе I, то есть на позицию рефлексивной эпистемологии, основанную на понятии сложности, то это неизбежно скажется на методах и итогах проведенного анализа. В первую очередь рефлексивная эпистемология отрицает какое-либо значение неоэмпирического подхода, хотя, по сути дела, именно он преобладал в первых исследованиях политического воздействия СМИ и его влияние по-прежнему сказывается на большинстве исследований политической коммуникации. Например, Карл Дойч пытался построить общую теорию политической системы как коммуникационной сети, опираясь на особенно строгую версию эмпиризма в сочетании с элементами, почерпнутыми из теории систем и кибернетической теории41. Как хорошо известно, влияние журналистики, радио и кино впервые систематически рассмотрели Ла- зарсфельд, Берельсон и Годе в рамках своих исследований электорального поведения, проводившихся под эгидой Колумбийского университета. Их работа, многим обязанная объяснительным моделям эмпирической социологии и политической науки, была направлена на решение практических и когнитивных задач в рамках медийной системы. Ее результаты поставили под сомнение основу всемогущества инструментов массовой коммуникации. Напротив, эти авторы утверждали, что электоральная пропаганда по большей части лишь укрепляет первоначальные склонности избирателей и очень редко приводит к политическому обращению в форме кардинального пересмотра политических предпочтений. Все это привело их к выводу о том, что вос 40 См O’Keefe DJ. Logical Empiricism and the Study of Hu man Communication // Speech Monographs. 1975. Vol. 42. № 2. P. 169-183. 41 C m .: Deutsch К The Nerves of Government. 42 C m .: Lazarsfeld P.F., Berelson B„ Gaudet H. The Peoples Choice. New York: Columbia University Press, 1940. Из группы испы- 269 приятие посланий СМИ избирательно по самой своей природе. Аудитория склонна к расшифровке адресованного ей послания в дифференцированном виде, отдавая предпочтение той информации, которая совпадает с ее собственными представлениями, и блокируя ту информацию, которая им противоречит. Наличие функции отбора было еще более недвусмысленно выявлено в посредничестве, осуществляемом неформальными лидерами конкретных субкультур, из которых состоят эти аудитории. На основе таких эмпирических результатов в США очень быстро набрала силу своего рода научная орто доксия, затем распространившаяся на Европу и сформулированная вначале х годов Джозефом Клап- пером в виде тезиса об ограниченном воздействии медийной коммуникации. Аудитория СМИ, согласно этой точке зрения, вовсе не является объектом манипуляции, а, наоборот, сама способна манипулировать их воздействием. На этой основе, в полном соответствии с методологическими предположениями политической науки и общими тезисами демократического плюрализма, развивалась теория о том, что аудитория средств массовой коммуникации фактически использует их в соответствии со своими собственными критериями личного удовлетворения. Согласно этим взглядам, при демократических режимах граждане не подвержены обработке со стороны Окончание сн. 42 туемых, подвергавшихся воздействию предвыборной пропаганды в течение нескольких месяцев, 53% лишь укрепились в своих первоначальных политических склонностях и лишь 5% ответили на политическую коммуникацию переходом на новую политическую позицию. На основе дальнейших исследований Лазарсфельд, Берельсон и их сотрудники пришли к выводу, что восприятие и запоминание посланий СМИ, в принципе, носит избирательный и косвенный характер (см Berelson В, Lazarsfeld P.t McPhee W. Voting. Chi cago: University of Chicago Press, 1954). 43 C m .: Klapper J.T. The Effects of Mass Communication. New York: Free Press, Д. Дзоло. Демократия и с ложность СМИ в ситуации пассивной изоляции, наблюдающейся в тоталитарных странах. Напротив, СМИ воздействуют на них в рамках обширных социальных взаимосвязей, которые под влиянием медийной коммуникации только усложняются. Соответственно, граждан при демократии следует считать активными, осведомленными, социализованными и критически настроенными по отношению к содержанию посланий, которые они получают через средства массовой коммуникации. Короче говоря, медийное поведение сознательно, утилитарно направляется стабильными интересами и поэтому невосприимчиво к внушению. Это поведение людей независимых и способных к критике. Однако не так-то просто убедить себя в том, что интерпретация эмпирических данных в работе Лазар- сфельда и Берельсона не производилась под ощутимым влиянием как методологических пристрастий первого из этих авторов, таки апологетических намерений второго. Лазарсфельд применял к исследованиям СМИ самые жесткие критерии неопозитивистской социологии, в то время как Берельсон воспевал американскую демократическую систему за ее (мнимую) способность демократически функционировать даже в отсутствие демократических граждан. Именно этой позицией объясняется его знаменитое оправдание апатии и политического неучастия как функциональных элементов демократии, которые вообще объявляются чуть лине свидетельством благополучия демократического режима45. Однако все эти направления исследований, несмотря на их эмпирическую основу, на практике оказались столь же сомнительными, как и последующие попытки обобщения, предпринятые Джозефом Клаппером. Не . Главенство коммуникации О теории использования и удовлетворения см Blum- ler J.G., McQuail D. Television in Politics. Chicago: University of Chicago Press, 1969; Blumler J.G., Katz E. (eds.). The Uses of Mass Communications: Current Perspectives on Gratifications Research. Beverly Hills (Calif.): Sage Publications, 1974. 45 Berelson B.y Lazarsfeld P, McPhee W. Voting. P. 306-323. 271 удивительно, что модель ограниченного воздействия сначала х годов все чаще подвергалась критике в рамках общего кризиса эмпирической эпистемологии. Проблема, присущая исследованиям этого типа, состоит в том, что они так нив каком смысле и не смогли ответить на вопрос об общих долговременных взаимоотношениях между системой СМИ и социальной системой в целом. Следуя предписаниям эмпирического экспе- риментализма, Лазарсфельд и Берельсон в своем анализе жестко ограничивали как диапазон опыта, таки его временные рамки. Вследствие этого модель ограниченного воздействия и идея об активном характере восприятия сообщений СМИ строились на основе исследований, ограниченных единичными случаями коммуникации и рассматривавших почти исключительно непосредственное влияние этой коммуникации на политико-идеологические настроения ее получателей. Как быстрого Лазарсфельд и Берельсон ни придерживались канонов эмпирических исследований, они выяснили лишь то, что намеревались выяснить, то есть то, что политическая коммуникация оказывает лишь пренебрежимо малое непосредственное идеологическое воздействие на ее получателей. Что же касается неопозитивистской эпистемологии, которой по-прежнему мотивируются многие проводящиеся сегодня исследования политической коммуникации — по большей части, как и следовало ожидать, американскими политическими учеными, — в их отношении я полагаю, что здесь требуется другая теоретическая позиция. По моему мнению, ключевыми Д. Дзоло. Демократия и с ложность М Teorie delle comunicazioni di massa. Milan: Bompia- ni, 1985. P. 12-14. 47 C m . : Lang K., Lang G.E. The Mass Media and Voting // Sch ramm W., Roberts D. (eds.). The Process and Effects of Mass Communication. Chicago: University of Illinois Press, 1972. 48 См. введение в Nimmo D.D., Sanders K.R. (eds.). Handbook of Political Communication. Beverly Hills (Calif.): Sage Publica tions, 1981. R 11-36. 272 V . Главенство коммуникации вопросами в исследовании политической коммуникации, по сути, должны стать классические вопросы социологии знания и культурной герменевтики. Как мне представляется, начинать следует с понимания того, что средства массовой коммуникации в нынешних условиях являются проводниками не только политической социализации, но и выполняют более широкую функцию производства и социального распределения знания. В наши дни в первую очередь именно печать и электронные СМИ формируют наше восприятие и создают коллективные критерии, позволяющие нам понимать свое окружение они выполняют роль постоянного контекста, с которым сопоставляются даже наши личные ощущения. Когнитивные социологические исследования не должны отвергать эмпирических методов и приемов контент-анализа, но тем не менее им следует энергично отстаивать необходимость холи стического и мультидисциплинарного подхода, способного совладать не только с возрастающей сложностью феномена коммуникации, но и со стремительной интеграцией, которую она претерпевает ив функциональном (то есть возрастающее многообразие СМИ, ив территориальном плане (глобализация. Такой подход также должен давать возможность разобраться со способностью феномена коммуникации к использованию инструментов пропаганды и коммерческой рекламы для формирования и усреднения как общественных, таки частных форм социального опыта См. недавнюю интересную попытку интерпретировать влияние СМИ на повседневную жизнь в соответствии с принципами герменевтики Thompson J.B. Ideology and Mod ern Culture. P. 274-303. 50 C m .: Elliot P. The Making of a Television Series. A Case Study in the Production of Culture. London: Constable, 1972; id. Uses and Gratifications Research: A Critique and a Sociological Alter native // Blunder J.G., Katz E. (eds.). The Uses of Mass Commu nications: Current Perspectives on Gratifications Research; id. In tellectuals, the Information Society and the Disappearance of the 273 Свежие, холистические исследования взаимоотношений между подсистемой СМИ и социальной системой в целом являются, по моему мнению, необходимой предпосылкой для развития социокогнитивного подхода к вопросу о долговременном политическом воздействии медийной коммуникации. В первую очередь следует покончить с оптимизмом и редукциониз мом, которым были подвержены ранние исследования, проводившиеся в американских университетах. Но нужно также отказаться от упрощенчества и догматического пессимизма, скрывающихся за теориями заговора. Подними я имею ввиду не только работы таких франкфуртских теоретиков, как Адорно, Маркузе и Хоркхаймер, но и западный марксизм, особенно учение Альтюссера о СМИ как об идеологическом аппарате государства»51. Ключевой сферой исследования для социокогни тивного подхода является процесс, посредством которого различные формы массовой коммуникации выборочно формируют и доводят до общества образ социальной реальности, после чего, используя его как основу, приступают к длительному политическому выстраиванию той же самой социальной реальности. Необходимо выяснить, каким образом — и до каких пределов, если будет установлено их существо- Д. Дзоло. Демократия и с ложность iОкончание сн. 50 Public Sphere // Collins R. et al. (eds.). Media, Culture and Soci ety. A Critical Reader. London: Sage Publications, 1986; Thomp son J.B. Ideology and Modern Culture. P. 19, 182-215. 51 C m .: Lanigan R.L. A Critical Theory Approach // Nimmo D.D., Sanders K.R. (eds.). Handbook of Political Communication. P. 141-167; Curran /., Gurevitch M., Woollacott J. The Study of the Media: Theoretical Approaches // Boyd-Barret O., Braham P. (eds.). Media, Knowledge and Power. London: Croom Helm, 1987. P. 60-63; cp. также анализ взаимоотношений между идеологической передачей и СМИ Thompson J.B. Ideology and Modern Culture. P. 12-20, 216-271. 52 C m .: Swanson D.L. A Constructivist Approach // Nimmo D.D., Sanders K.R. (eds.). Handbook of Political Communication. P. 169-191. 274 V . Главенство коммуникации вание, — СМИ удается насаждать свою собственную реальность как единственную реальность, открытую получателям их сообщений, и тем самым превращать выборочный и искаженный образ реальности в единственную истинную социальную реальность, неуязвимую для иных альтернатив, помимо молчания, инерции или безумия. А симметрия, избирательность и не интерактивно ст ь С эпистемологической точки зрения, которой мы придерживаемся в этой книге, честь проложить дорогу для новых «постэмпирических» тенденций, которые можно определить как холистические, долговременные и мультидисциплинарные, следует приписать функцио налистским теориям массовой коммуникации. Основной вопрос, который функционализм ставит перед собой еще со времен первых исследований СМИ, проводившихся Ч.Р. Райтом, не имеет отношения к преднамеренным (в той или иной степени) следствиям отдельных актов коммуникации. Наоборот, он связан с общими функциями, осуществляемыми массовой коммуникацией в социальной группе. По этой причине кратковременные результаты, к которым приводят или могут приводить) конкретные информационные акты, осуществляемые в интересах либо отправителя, либо получателя информации, не являются предметом интереса. Однако в центр внимания попадают ситуации нормальной коммуникации, состоящие из создания, распространения и повседневного потребления сообщений СМИ54. С холистической и долговременной точки зрения можно полагать, что функционалистский анализ мультимедийной системы, вне зависимости от разнооб-раз- 53 Wright C.R. Functional Analysis and Mass Communication // Public Opinion Quarterly. 1960. Vol. 24. № 4. P. 605-628. 54 WolfM. Teorie delle comunicazioni di massa. R 58-79. 275 ных институциональных договоренностей и технических элементов, характерных для каждой разновидности СМИ, сосредоточенна широком спектре общих функций (а также, неявным образом, общих гипотез, касающихся долгосрочных последствий воздействия СМИ. В число этих общих функций входят когнитив но-информационные функции, интеграционные функции самоидентификации и поглощения разочарований, этическо-риторические функции укрепления социальных норм, меритократические функции распределения авторитета и престижа ив первую очередь, функции, выступающие как суррогаты непосредственного опыта. Согласно функционалистскому анализу, контакт с социальным окружением, носящий опосредованный и косвенный характер, в сочетании с нарастающим потоком доступной информации влечет за собой тенденцию к экономии на непосредственному прямом опыте. Таким образом, восприятие медийных сообщений превращается в суррогат собственно действий. Но холистический подход наиболее полезен при изучении глубокой асимметрии между коммуникативной ролью тех, кто передает информацию, и тех, кто ее получает. Сточки зрения как коммуникативной способности, таки социального структурирования между двумя этими классами существуют чрезвычайно глубокие различия. Первый состоит из тесно сплоченных профессиональных группировок, формально организованных в виде капиталистических корпораций или бюрократических структур. Они склонны связывать свою профессиональную деятельность с объективно верной репрезентацией реальности, хотя они при этом систематически участвуют в процедурах отбора информации. Второй класс состоит из лиц, никаким конкретным образом не сплоченных социально, не воспринимающих себя коллективно в качестве группы, играющей определенную роль, и использующих — более-менее выборочно, но все жене обладая общей способностью к коммуникативному взаимо Д. Дзоло. Демократия и с ложность. Главенство коммуникации действию, — символическую вселенную, рамки которой уже резко сужены вследствие отбора, осуществляемого классом производителей информации. Функционализм делает акцент на асимметричной, избирательной и неинтерактивной природе медийной коммуникации (откровенно отрицаемой или просто замалчиваемой теориями ограниченного воздействия и использования и удовлетворения, получая в этом смысле мощную поддержку от некоторых недавних достижений в сфере коммуникационных исследований, по-видимому имеющих также большое значение и для политических исследований. Особо заслуживающими внимания мне представляются два направления исследований социология класса производителей коммуникации ив еще большей степени — гипотеза об определении повестки дня вследствие ее тесной связи с теорией общественного мнения. Социология класса производителей коммуникации включает в себя изучение тех производителей, которые руководят производством коммуникации ив первую очередь производством информации. Эти процедуры, как правило, отделены от содержания самой коммуникации в обычных обстоятельствах медийные производители не раскрывают публике те методы, посредством которых они добыли свою продукцию, и ингредиенты, из которых она складывается. Закон еще не дошел до того, чтобы требовать оглашения подобной информации, которое обязательно для многих других разновидностей технологической продукции. В частности, новостная продукция подается как непосредственные образы объективных событий или состояния дели не сопровождается какой-либо рефлексивной коммуникацией, знакомящей потребителя либо с запутанной сетью производителей, сквозь которую прошла эта новость, либо с решениями по отбору информации, определившими окончательную форму коммуникации, как будто все эти моменты не имеют никакого значения или вовсе не существовали Напротив, задача систематического изучения организационных структур, форм рекрутирования, общих ценностей, карьерных стандартов и профессиональной деонтологии сообществ производителей информации, в частности производителей новостной продукции, состоит в том, чтобы показать решающее значение отбора, осуществляемого производителями, для определения окончательной формы новостной продукции. Входе подобных исследований предпринимается попытка выявить зоны фильтрации, в которых действуют силы, обладающие возможностью пропускать или задерживать ту или иную информацию и контролирующие тип и качество составляющих ее ингредиентов. Есть все основания полагать, что, принимая решение о том, пропускать или отвергать данную новость, эти контролеры не придают принципиального значения ожиданиям публики, которой адресована информация. Публика в целом предстает как нечто расплывчатое, чьи взгляды можно распознать лишь очень приблизительно, чисто интуитивным образом. Следовательно, напротив, соответствующий контекст, скорее всего, будет носить «профессионально-организационно-бюро кратический» характер, включая в себя как сеть источников (то есть крупных национальных и международных информационных агентств, таки профессиональное сообщество коллеги их начальников и подвергаясь только самым общим ограничениям, задаваемым спонсорами и аудиторией либо читательскими рейтингами. Порождаемые всем этим коммуникационные искажения, которые сами по себе могут служить очередным опровержением теорий заговора, преимущественно сводятся к непреднамеренной тенденциозности, которая имеет очень мало отношения к каким-либо субъективным намерениям распространять специфические идеологические послания или к необходимости осуществлять инструментальное давление, задаваемое внешними силами. Они нив коем Д. Дзоло. Демократия и с ложность. Главенство коммуникации случае не подтверждают идею Оруэлла о старшем брате. Искажения порождаются не тоталитарной идеологией, ареальной структурой среды электронных коммуникаций — ее функциональным кодом, который сам по себе с полной очевидностью демонстрирует результаты ее нахождения в рамках широкого технологического, экономического и политического контекста. Если тоталитарный элемент каким-то образом и существует, его можно приписать скорее всеприсут- ствию и обширному распространению электронных средств мультимедийной коммуникации, чем какому- либо плану глобального политического усреднения. С функциональной точки зрения самыми эффективными критериями служат заметность новостного продукта ив первую очередь событийность, то есть пригодность данного события или ситуации к тому, чтобы стать таким продуктом. Естественно, не все события, также как не все люди и не все идеи, в равной степени «те легеничны». Из этого следует, по крайней мере в случае информации, распространяемой по телевидению, что событийность требует систематической деконтекстуализа- ции и фрагментации событий. Ситуацию, служащую фоном для события, просто невозможно прояснить за очень короткий промежуток времени, отведенный для освещения новости, и новостные продукты могут становиться таковыми, если они действительно являются новостями, то есть в какой-то мере внезапными, неожиданными и зрелищными. Поэтому их следует предлагать потребителю в наиболее непосредственном и сжатом виде. Каждую новость необходимо подавать в форме нарративной вспышки, самодостаточной и вполне законченной. Таким образом, фокус нарратива неизбежно смещается на факт события, очень редко затрагивая глубинные причины случившегося55. Гипотеза об определении повестки дня тесно связана с этой идеей о функциях отбора и искажениях, возникающих в процессе создания медийной комму Wolf М Teorie delle comunicazioni di massa. P. 177-254. 279 никации56. Главный аргумент этой гипотезы гласит, что процедуры отбора и искажения, применяемые при производстве информации, не только доносят до получателей выборочную и искаженную информацию, но и внушают им ментальные рамки, внутри которых и происходят этот отбор и искажение. Эти рамки так долго внедрялись в психологию общества, что превратились в объективные критерии для суждения о значимости новостей ив структуры, выборочно организующие внимание, осознание и мотивацию получателей информации. Анализ рейтингов значимости, составленных аудиториями, при его сопоставлении (в смысле как диапазона, таки или частоты информации) со значимостью тех же тем по оценке самих СМИ показывает когнитивную зависимость первых от последних как в смысле определения повседневного порядка новостей, когда темы, считающиеся важными, вытесняют другие темы, которым не придается такого значения, таки в смысле выстраивания иерархий конкретных тем. Эти исследования подтверждают гипотезу, которая представляется мне крайне существенной сточки зрения политической теории массовая коммуникация в долговременном плане определяет диапазон общественного внимания, а следовательно, и границы тех сфер, которые считаются социально значимыми или даже в крайнем случае получают право на существование. Или, если посмотреть с другого конца, это воздействие заключается в определении того, какие вопросы, в силу их неспособности преодолеть порог мультимедийной коммуникации, обречены на пренебрежение и несуществование. СМИ не выдают идео 56 См Lang К, LangG.E. The Mass Media and Voting // Schramm W, Roberts D. (eds.). The Process and Effects of Mass Commu nication. McCombs M.E. The Agenda Setting Approach // Nim- mo D.D., Sanders K.R. (eds.). Handbook of Political Commu nication; McCombs M.E., Shaw D.L The Agenda-Setting Func tion of the Mass Media // Public Opinion Quarterly. 1972. Vol. 36. № 2. P. Д. Дзоло. Демократия и с ложность логически обязательных предписаний по конкретным темам — в этом отношении, как ни странно, выводы Лазарсфельда и Берельсона вполне подтверждаются они привлекают общественное внимание к одним темам, принижая значимость других тем или даже вовсе устраняя их с когнитивного горизонта. СМИ играют решающую роль при отборе тех тем, которые общественность считает важными, поскольку, будучи по сути самыми эффективными модуляторами общественного внимания, они выполняют функцию установления и распространения, если можно так выразиться, ценностей внимания». Электронные СМИ особенно преуспели в осуществлении этой функции отбора, потому что они, в отличие от какого-либо вида непосредственного опыта, обладают такими принципиальными свойствами, как на- капливаемость» и созвучность. Их способность навязывать общественному вниманию те или иные темы является результатом бесконечного числа повторений, которые совокупно приводят к консолидации коммуникативных совпадений и к искоренению диссонансов. Свою силу убеждения они черпают в своей общепризнанной роли вместилища общественной мудрости, которую могут играть, существуя как единая, эффективная и легитимная публичная сфера в рамках индустриальных обществ информационной эпохи. Итоговым следствием, согласно одному проницательному наблюдению, является то, что эффективное распределение общественного мнения превращается в воспроизведение того распределения, которое отражается на самих СМИ, тем самым следующих «самоисполняю- щемуся пророчеству. В итоге гипотеза определения повестки дня оказывается рекурсивной, превращаясь в замкнутый круг См Noelle-Neumann Е Return to the Concept of Powerful Mass Media // Studies of Broadcasting. 1973. Vol. 9. № 1. P. 67- 112 . 58 WolfM. Teorie delle comunicazioni di massa. P. 142. V . Главенство коммуникации Д. Д золо. Демократия и с ложность iТ ел едем ок рати я Таковы рамки проблем и соответствующих исследований, с помощью которых требуется создать современную теорию политической коммуникации. Кроме того, на их фоне необходимо подвергнуть реалистическому переосмыслению весь вопрос об общественном мнении и его независимости в современных демократических режимах — под реалистическим я понимаю такое переосмысление, которое было бы свободно как от поверхностного оптимизма, таки от влияния теорий «заговора». В первую очередь этой цели вполне бы могло послужить дальнейшее обсуждение сверхамбициозной попытки Карла Дойча (влияние которой до сих пор просматривается в работах сторонников кибернетической теории политики) создать общую теорию политической системы как информационно-коммуникацион ной сети. В своих Нервах правительства Дойч развивает коммуникационную теорию политики, заимствуя для нее из науки о коммуникации и из кибернетики такие концепции, как информация, сообщение, отзыв, коммуникационная сеть, обратная связь, обучение, автокоррекция и т.д.60 Исходя из предположения о том, что информационные явления поддаются измерению и вычислениям, он попытался создать что-то вроде физики политической коммуникации, которая бы допускала строгие объяснения и предсказания. Но эта попытка, основанная настрого физикалист- ской эпистемологической концепции и осуществлявшаяся в рамках эмпирико-бихевиоралистской пара См Steinbruner J.D. The Cybernetic Theory of Decision. New Dimensions of Political Analysis. Princeton (NJ): Princeton Uni versity Press, 1974. 60 C m .: Deutsch К The Nerves of Government; id. Towards a Cy bernetic Model of Man and Society // Buckley W. (ed.). Modern Systems Research for the Behavioral Scientist. Chicago: Aldine, 1968; id. On Political Theory and Political Action // American Po litical Science Review. 1971. Vol. 65. № 1. P. 11-27. 282 V . Главенство коммуникации дигмы политической науки, в конечном счете имела невысокую эвристическую ценность, вследствие чего осталась изолированной и не имела сколько-нибудь значимых последствий. Содержащееся в ней неявное допущение о том, что существенную природу политического опыта можно представить в виде системы коммуникационных процессов, намой взгляд, является необоснованным. Оно не принимает во внимание ни принуждение, оказываемое социальными структурами на граждан без посредства какой-либо коммуникации, ни откровенно насильственных разновидностей политической власти, не требующих никакого языкового выражения. Более того, оно игнорирует феноменологию невидимой власти, то есть обширных сфер власти, чье фактическое проявление осуществляется именно благодаря умению успешно избегать какой-либо непосредственной политической коммуникации. С точки зрения воссоздания демократической теории общественного мнения, которая и составляет предмет моего первоочередного интереса, намного более полезным было бы создание теории политической коммуникации. Такая теория должна учитывать новую морфологию, которую коммуникационные процессы приобретают в рамках политических систем, претерпевающих информационную революцию. Под политической коммуникацией в данном случае я имею ввиду лавину информации откровенно политического содержания, которая обрушивается на простых граждан из электоральных или бюрократических организаций, находящихся на вершине политической системы По-видимому, единственной попыткой применить кибернетическую модель Дойча к реальной политической системе является работа Galnoor I. The Israeli Political System. Bev erly Hills (Calif.): Sage Publications, 1981. 62 C m .: Fagen R.R. Politics and Communication. Boston (Mass.): Little, Brown, 1966; Chaffee S.H. (ed.). Political Communication, Beverly Hills (Calif.): Sage Publications, 1975. 283 Но еще более важным было бы создание политической теории коммуникации, поскольку проблема состоит в том, как изучать взаимодействие между современными формами массовой коммуникации и функционированием политической системы. Следует уделить внимание как тому влиянию, которое массовая коммуникация оказывает на способы осуществления политической власти, таки общим политическим последствиям длительного и массированного воздействия электронной информации, даже не в откровенно политических формах, на общественность. Я полагаю, что в процессах социальной интеграции и формирования общественного мнения «неполитическая коммуникация играет ключевую роль (в смысле влияния, авторитета, контроля, торга и символизированного взаимодействия, возможно, даже в большей степени, чем коммуникация откровенно политического типа63. В первую очередь такое исследование должно сосредоточиться на проблемах, которые возникают в современных политических системах как результат применения политическими партиями информационных инструментов при коммуникации друг с другом и с общественностью. Уже сейчас многие признают, что партии в целях создания и распространения своего образа все чаще обращаются к услугам рекламных агентств, преуспевших в применении критериев коммерческой пропаганды к политической коммуникации. Этот процесс идет рука об руку с массовым вторжением рекламных стандартов вовсю коммуникативную систему и с глубоким проникновением техники рекламы в политическую систему. Их воздействие распространяется не только на механизмы создания партийных образов, но даже на реальное содержание политической коммуникации и политических реше 63 См Bell D.V.J. Power, Influence and Authority. New York: Ox ford University Press, 1975; Mueller C. The Politics of Communi cation. New York: Oxford University Press, Д. Дзоло. Демократия и с ложность. Главенство коммуникации ний. Функциональная логика коммерческой рекламы, нашедшая свое полное выражение в телевизионных рекламных роликах, проявляется в критериях состязания между кандидатами, наборе персонала и отборе тем для политических дебатов в соответствии сих «телегеничностью»64. В Соединенных Штатах, в частности, электоральная конкуренция обретает многочисленные черты «теле демократии», осуществляясь почти исключительно внепартийного бюрократического аппарата и пребывая в руках демоскопических (то есть выявляющих общественное мнение) агентств, политическо-консультацион- ных компаний и комитетов политического действия, которые создаются с конкретной целью финансирования на внепартийные средства личных рекламных кампаний различных кандидатов. Результатом этого становится все большая зрелищность политики, в которой доминируют способности кандидатов по привлечению внимания (или, точнее, a d h o c образы, созданные для них рекламными агентами) в ущерб ка кой-либо рациональной презентации или обсуждения проблем, требующих политического решения или альтернативного подхода. Этот процесс ведет к созданию беспрецедентных процедур телевизуальной легитими зации политической системы и ее вождей — процедур, которые не только кладут конец партийному членству, но и берут на себя функции выбора и решения, тра 64 См Kaid L.L. Political Advertising // Nimmo D.D., Sanders K.R. (eds.). Handbook of Political Communication. P 249-271. 65 C m .: Luke T. Televisual Democracy and the Politics of Charisma // Telos. 1986. Vol. 19. № 4. P. 59-79; Arterton EC. Teledemocra cy. Can Technology Protect Democracy? Newbury Park (Calif.): Sage Publications, 1987. 66 См, например Edelman M. Constructing the Political Spec tacle. Chicago: The University of Chicago Press, 1988; о политических манипуляциях вообще см Etzioni-Halevy Е Political Manipulation and Administrative Power. London: Routledge and Kegan Paul, 1979; Goodin R.E. Manipulatory Politics. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1980. 285 диционно осуществлявшиеся демократическим электоратом. Главную роль при этом играет харизма теле- демократических вождей — сам по себе продукт медийных манипуляций, — которая существует в виде короткого замыкания между потребительскими/зри- тельскими ожиданиями, внедренными самими СМИ в умы общества, и реализацией этих ожиданий в форме персонализированных и идеализированных теле- визуальных образов. Задолго до того, как суждения о политической пригодности кандидатов попадают на суд электората или хотя бы телевизионной аудитории, они уже выносятся рекламными специалистами, которые оценивают и усиливают «телехаризматический» дар кандидатов стем, чтобы повысить веру в их успехи тем самым привлечь средства на финансирование избирательной кампании. Как к настоящему времени признал даже Джованни Сартори, выбор представителей в США в наши дни зависит (более чем от чего-либо иного) от наличия финансовых ресурсов, которые кандидат может использовать для найма стратегов, спичрайтеров, специалистов по опросу общественного мнения и рекламщиков и для покупки телевизионного времени. Но далее тот же самый автор, во всех прочих отношениях считающийся одним из самых бескомпромиссных сторонников демократического элитизма, неожиданно усматривает парадокс американского общественного мнения в том, что, хотя США являются страной, сильнее других почитающей общественное мнение, в тоже самое время ее общественное мнение, вероятно, наиме 67 Дж.Б. Томпсон признает, что современные СМИ наделяют политических вождей беспрецедентными возможностями для контакта с огромным числом людей и влияния на них, но он же подчеркивает, что эта ситуация повышает уязвимость их власти, потому что они оказываются в гораздо большей степени на виду у аудитории, более обширной более информированной и более могущественной, чем ко гда-либо раньше (Thompson J.B. Ideology and Modern Culture. P. Д. Дзоло. Демократия и с ложность. Главенство коммуникации нее достойно этого имени, чем в какой-либо другой западной демократии»68. Превосходный пример этой деградации общественного мнения можно усмотреть в подсознательном воздействии, присущем политической коммуникации в исполнении Рональда Рейгана. Его способность сыграть образ отца-защитника и рядиться в цвета охранителя неких идеализированных американских ценностей вела к тому, что какая-либо атака на него сразу же принимала облик атаки на саму американскую нацию. Тоже самое верно, хотя ив более общем смысле, для персонализации политической коммуникации в политических кампаниях других западных стран, демонстрирующих возрастающую тенденцию к выпячиванию биографических деталей харизматических вождей (или претендентов на эту роль) — начиная от медицинских операций, которыми они подвергались, до подробностей их домашней, спортивной и сексуальной жизни, — за счет сколько-нибудь глубокого рассмотрения их реальных политических программ. Другим важным аспектом телевизуальной демократии является участившаяся трансформация политических кампаний в «метакампании», а электората — в метаэлекторат. Способность демоскопических агентств проводить (электронные) исследования политической ориентации публики, немедленно сообщать их результаты, а зачастую и сильно загодя предсказывать результаты выборов создает суррогатный электорат наряду с реальным. Реальных избирателей подменяют их собственные демоскопические и телевизуаль- ные проекции, предвосхищающие их поступки, после чего им остается лишь пассивно наблюдать за самими собой. Отдельные граждане, являясь истинными держателями права голоса, тем не менее оказываются под давлением публичных предсказаний, которые самовы- полняются методом замкнутого круга, выталкивая их Sartori G. Video-Power // Government and Opposition. 1989. Vol. 24. № 1. P. 52. 287 из электоральных событий. Ведь когда победа конкурирующей партии воспринимается как должное, это расхолаживает граждан в той же мере, как и победа, предсказанная их собственной партии. В обоих случаях личная инициатива со стороны избирателя оказывается весьма неглубокой. Тем самым опрос общественного мнения вытесняет демократию, образ предвещает реальность, высасывая из нее содержание, и усугубляются существующие тенденции к абстентиз- му и политической апатии69. Д. Дзоло. Демократия и с ложность iО дурман ива ю щ а яд и с функция и политическое молчание iИсследования массовой коммуникации достигают самых значительных результатов в том случае, когда, в соответствии с эпистемологической точкой зрения, которой я стараюсь следовать в этой работе, они подчеркивают скрытые, косвенные и долговременные эффекты воздействия СМИ. Как мы теперь покажем, эти результаты необходимо увязать непросто с демократической доктриной общественного мнения, но и с теорией демократии tou t c o u r Политические дискуссии о демократическом контроле за средствами массовой коммуникации, ив первую очередь в континентальной Европе, как правило, касаются влияния политических партий и крупных экономических и финансовых группировок на содержание коммуникации, имеющее, по их мнение, непосредственную политическую или экономическую значимость. Так, темой дискуссий становятся такие вопросы, как взаимоотношения между государственным См Martin L.J. (ed.). Polling and the Democratic Consensus. Beverly Hills (Calif.): Sage Publications, 1984; Kavanagh D. Pub lic Opinion Polls // Butler D., Penniman H.R., Ranney A. (eds.). Democracy and the Polls. P. 196-215. 70 C m .: Zukirt C. Mass Communication and Public Opinion // Nimmo D.D., Sanders R.K. (eds.). Handbook of Political Com munication. P. 359-390. 288 V . Главенство коммуникации телевидением и свободным рынком, экспроприация государственного телевидения политическими партиями, уязвимость рынка к его поглощению отдельными проблемами, искажения, вносимые рынком рекламы в работу как коммерческого, таки государственного телевидения, и проникновение (во многих случаях неощутимое) невидимой политической власти в телевизионную индустрию. Подобные юридические, политические и конституционные проблемы, разумеется, должны восприниматься как имеющие решающее значение для результатов работы демократических политических институтов. Нос более широкой точки зрения политической теории к ним также следует добавить те проблемы, которые вытекают из длительного политического влияния когнитивных последствий средств массовой коммуникации. Похоже, что эта более широкая перспектива ставит перед нами проблемы, заставляющие усомниться в самой природе демократической системы в информационных обществах и делающие само их будущее абсолютно неясным. Нынешняя ситуация предлагает еще один — и, возможно, решающий — аргумент против неоклассической доктрины демократии и делает еще более насущной потребность в полной реконструкции всей демократической теории/ Эта последняя точка зрения включает в себя два принципиальных аспекта, которые также нужно принять во внимание. Первый из них — это асимметричная, неинтерактивная природа массовой политической коммуникации. Возможно, на это мне возразят, что политическая коммуникация всегда была односторонней, во всех существенных отношениях исключая диалоги, может быть, только такой даже в демократических обществах. Но это не устраняет того факта, что электронные и телематические формы массовой коммуникации в настоящее время производят кумулятивное и созвучное воздействие, которому не найти аналогов в эпоху, предшествовавшую информационной революции Мир коммуникаций сейчас состоит из серии отдельных, но взаимосвязанных профессиональных группировок, по большей части работающих ради прибыли и стремящихся занять сильные позиции в рамках международного делового сообщества вследствие того, что, подобно крупным мультинациональным корпорациям (от которых они зачастую зависят, они действуют без какого-либо демократического контроля. Отношения власти и авторитета внутри этих группировок воспроизводят иерархическую структуру капиталистических компаний и государственного бюрократического аппарата. Выполняя свою цель по обеспечению нормального функционирования рынка, эти национальные и интернациональные информационные агентства последовательно замалчивают (или забалтывают посредством непрерывного воспроизведения стереотипных репрезентаций) самые противоречивые социальные проблемы, такие как воздействие международного рынка на уровень жизни населения третьего мира, расовую дискриминацию в США, Израиле и Европе, апартеид в Южной Африке, проблему итальянского Юга. В соответствии сих стандартной функциональной логикой, которая тянет в сторону рынка даже государственные телевизионные компании, источники мультимедийной коммуникации естественным образом склонны отдавать предпочтение тем организациям, которые представляют интересы правящих группировок, занимать сторону производителей, а не потребителей сих ожиданиями, маргинализовать расплывчатые интересы слабых социальных игроков и пресекать политические инновации. Непреодолимые политические препятствия, никак несвязанные с техническими и экономическими затруднениями, присущими спутниковому и кабельному вещанию, в последнее время продемонстрировали всю утопичность идеи электронной демократии, выдвинутой несколько десятилетий назад такими со Д. Дзоло. Демократия и с ложность. Главенство коммуникации циологами, как Чарльз Кули и Р. Парка также статистиками и политическими учеными, в числе которых были Джордж Гэллап и Гарольд Лассуэл72. Как утверждалось, наличие новых технологий интерактивной коммуникации (телеконференции, системы опроса общественного мнения, автоматизированные программы обратной связи, двустороннее кабельное телевидение и т.д.) позволит создать беспрецедентные формы демократии участия, то есть построить полномасштабную электронную «агору». Электоральные процедуры будут заменены постоянными консультациями с общественностью благодаря двустороннему телевидению, дающему возможность оглашать общественное мнение и проводить референдумы. Как мы видим сегодня, демократия моментальных референдумов остается и, по всей вероятности, навсегда останется наукоподобным миражом. Те, кто продолжает лелеять эту идею, не замечают растущей специализации политических функций и крайней нехватки времени и внимания, присущей обществам с повышенной сложностью и функциональной дифференциацией73. Вторая принципиально важная тема сточки зрения реконструкции демократической теории — это дальнейшее распыление публичной сферы под влиянием одурманивающей дисфункции, по поводу чего бьют тревогу, в частности, функционалистские исследования. Опосредованное взаимодействие с социаль 71 См Cooley С.Н. Social Organization. Glencoe (111.): The Free Press, 1956; Park R.E. Society: Collective Behavior, News and Opinion. Sociology and Modern Society. Glencoe (111.): The Free Press, 1955. 72 C m .: Gallup G.y Rae S.F. The Pulse of Democracy: The Public- Opinion Poll and How It Works. New York: Simon and Schuster, 1940; cp.: Lasswell H.D. Democracy Through Public Opinion. Me- nasha (Wis.): Banta, 1941. P. 15. 73 Cp. Lauäon K.C. Communication, Technology and Democratic |