Ануфриева Бекяшев международное право. Учебник ответственный редактор Заслуженный юрист рф, доктор юридическихнаук, профессор

• Название: Учебник ответственный редактор Заслуженный юрист рф, доктор юридическихнаук, профессор
• Анкор: Ануфриева Бекяшев международное право.doc
• Дата: 29.01.2017
• Размер: 5.52 Mb.
• Имя файла: Ануфриева Бекяшев международное право.doc
• Тип: Учебник; #1136
• страница: 9 из 73

ГЛАВА IV. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО И ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВА

§ 1. Теоретические основы соотношения и взаимодействия международного и национального права

Проблеме соотношения международного и национального права наука международного права стала уделять внимание с конца XIX в. Первой специальной работой в этом отношении явилась книга извест­ного немецкого юриста X. Трипеля «Международное и внутригосударст­венное право», вышедшая в 1899 г.¹ Однако еще раньше русские ученые Л. А. Камаровский и Ф. Ф. Мартене отмечали несомненную связь и вза­имное влияние международного и внутригосударственного права как ос­новную черту их соотношения. Так, Л. А. Камаровский писал: «Между­народное право относится к сфере права публичного, имеющего своим исходным пунктом и центром государство, что, однако, не мешает его самостоятельности по отношению к праву государственному». В полном согласии с этим он подчеркивал далее: «Между трактатами и законами существуют многообразные и живые связи. Часто издаются законы, со­образные с трактатами, и, наоборот, заключаются последние для даль­нейшего'развития и осуществления первых... Здесь нужно строго разгра­ничивать соприкасающиеся области государственную и международную: нельзя одобрить ни перенесения государственных принципов на почву международную... ни поддержки каких-либо порядков международными мерами...»²

Исторически в науке международного права в вопросе соотношения международного и внутригосударственного права существовало два ос­новных направления: монистическое и дуалистическое³. И то и другое внутренне неоднородны. Так, монистическое течение распадается на теории примата международного права и примата внутригосударствен­ного права. В свою очередь, дуалистическому подходу также не свойст­венна гомогенность. Концепции, укладывающиеся в русло дуалистиче­ской теории, основывались на разграничении международного и нацио­нального права и их неподчиненности одного другому. Как явствует из вышеприведенных высказываний, русские дореволюционные авторы конца XIX — начала XX в. стояли на позициях дуализма, хотя формаль­но это, возможно, и не было выражено подобным образом. Главным те­зисом дуалистической школы была констатация различий в объектах ре­гулирования, субъектах права, а также источниках права. Международ-
TriepelН. Volkerrecht und Landesrecht. Leipzig, 1899.

Камаровский Л. А. Основные вопросы науки международного права. М., 1892. С. 41; 33-34.

Некоторые авторы насчитывают три направления в этом отношении, выде­ляя в особое течение международно-правовой монизм, т. е. примат международ­ного права над национальным правом, помимо монизма внутригосударственного права, а также дуализма международного и внутригосударственного права (см.: CasseseA. International Law. Oxford, 2001. P. 162—165).

ное и внутригосударственное право согласно X. Трипелю «суть не только различные отрасли права, но и различные правопорядки. Это два круга, которые не более чем соприкасаются между собой, но никогда не пере­секаются». Эти суждения не должны квалифицироваться как вывод о том, что дуалисты абсолютизировали независимость правопорядков, не видели или отрицали связи между ними. Наоборот, в своей специальной работе «Международное и внутригосударственное право», а также в курсе, прочитанном в Гаагской академии международ­ного права, X. Трипель исследовал вопросы взаимосвязи между обоими правопорядками по широкому спектру: рецепцию и репродукцию поло­жений международного права внутригосударственным правом и наобо­рот; отсылку одного права к другому; внутригосударственное право, за­прещенное международным; перенесение действия норм одной право­вой системы в рамки другой и т. д.. подчеркивая при этом, что для того, чтобы международное право могло выполнять свою задачу, оно постоян­но должно обращаться за помощью к внутреннему праву, без чего оно во многих отношениях бессильно. Об отсылке одного к другому говорил также в отношении международного и внутригосударственного права и другой сторонник дуалистического направления — итальянский автор Д. Анцилотти.

Именно дуалистическая теория прошлого ко многом составила необ-
ходимую основу для современной доктрины соотношения международ-
ного и внутригосударственного права, сформировавшейся в отечествен-
ной науке международного права и отчетливо проявившейся в трудах
В. Н. Дурденевского, Е. А. Коровина, Д. Б. Левина, И. И. Лукашука,
Н. В. Миронова, Г. И. Тункина, Е. Т. Усенко, Н. А. Ушакова, С. В. Чср-
ниченко, В. М. Шуршалова и др. Из аналогичных посылок исходит пре-
имущественно и зарубежная доктрина международного права. В частно-
сти, американские международники утверждают: «Мы должны принять
дуалистическую точку зрения. Международные суды применяют между-
народное право, национальные суды национальное При этом
поддерживаются идеи взаимодействия систем международного и внутри-
государственного права. Мнения противоположного толка, заключаю-
щиеся в изоляционистском подходе к явлению, достаточно редки, хотя
и имеют место. Так, Р. отрицая взаимоотношения между двумя сис-
темами, полагает: «Принципиальный факт состоит в том, что каждая
правовая система является исключительной и закрытой системой норм,
из чего следует... что между двумя правовыми системами... не могло бы
возникнуть юридической лишне напомнить в этой связи, что
концепции «замкнутости» одной правовой системы по отношению
к другой отчасти ведут свое начало от тезиса Г. Кельзена об основных
нормах в праве, согласно которому правовая система, будучи логиче-
Wright Q. Treaties as Law in National Courts. Treaties and Executive Agreements. Hearing before the Subcommittee of the Judiciary Committee of the US Senate Wash., 1958. P. 476.

AgoR. Regies generales des conflits des lois // Recueil des cours. T. 58. La Haye. P. 259.

ским развитием «основной нормы», не существует для другой правовой системы, которая является продуктом иной основной нормы¹.

Современный дуализм не только предполагает существование двух равнозначных и самостоятельных систем права — международного и на­ционального, но и характеризуется состоянием диалектического взаимо­действия между ними, со свойственным его содержанию разнообразием элементов, последовательностью и их сочетанием друг с другом. «Каж­дая из правовых систем, присутствующих на международной арене, — справедливо замечает А. А. Рубанов, — призвана регулировать свой соб­ственный круг отношений. Однако такое предназначение не ведет к замкнутости и самоизоляции. Уместно повторить, что все правовые системы в сегодняшнем мире взаимосвязаны. Национальное право каж­дой страны связано с правом других стран, а также с международным правом, международное право — с правом всех стран, существующих в мире»². Тем самым автор весьма недвусмысленно и конкретно сформу­лировал свою исходную позицию, диаметрально .противоположную представлениям Г. Кельзена о праве как о закрытой для мира категории.

Конструкции умеренного дуализма, характерные для середины XX в. (Анцилотти, Вальц, Менцель), обосновывающие дуализм права и при­оритет международного права, в частности, используют постулат Д. Ан-цилотти о том, что международное право «имеет в своем основании принцип, которому подчинена воля государства»³. Действительно, и внутригосударственное и международное право в той или иной степе­ни (в зависимости от специфических особенностей каждого из них) по­рождается волей данного государства или совокупности государств. Од­нако отмечаемая в связи с этим подчиненность воли государств в между­народных отношениях определенным императивам не должна смешиваться с гегелевским внутригосударственным монизмом, который также базировался на абсолютизации государственной воли, понимае­мой как ничем не ограниченной категории, которая обеспечивает при­мат внутригосударственного права и несамостоятельность по отноше­нию к нему международного права. Рассуждения «умеренных дуали­стов», среди современных последователей которых немецкие ученые В. Рудольф, О. Климминих и др., характеризуются различной степенью юридической адекватности и точности. Так, следует признать их правоту в утверждении того, что оба правопорядка могут отсылать друг к другу. Однако трудно согласиться с тем, что допускается участие международ­ного права в формировании и регулировании отношений, являющихся предметом внутригосударственного права. С другой стороны, нельзя ос­порить тот факт, последовательно отмечаемый ими, что международное право может юридически связывать внутригосударственные правопоряд-
В частности, он категорично утверждал: «Две нормативные системы не могут предполагаться одновременно и рядом друг с другом существующими как юриди­чески действительные» {KelsenЯ Das Problem des Souveranitat und die Theorie des Volkerrecht. Tubingen, 1928. S. 114).

Рубанов А. А. Вопросы теории международных межправовых отношений // Советское государство и право. 1991. № 10. С. 99.

Анцилотти Д. Курс международного права. М., 1961. С. 31.

ки при условии национально-правового опосредствования последствий во внутренней сфере обязательного действия международно-правовых норм¹.

Несмотря на достаточно прочно укоренившиеся позиции дуалисти­ческого направления в решении проблем соотношения международного и внутригосударственного права в современном мире, было бы заблуж­дением, однако, полагать, что монистические концепции отвергнуты ныне навсегда. В свете этого в целях уяснения современных проявлений монизма и ориентирования в идейных основах взаимодействия между­народного и национального права знание исходных положений мони­стических концепций прошлого оказывается небесполезным.

Монистические концепции, пропагандирующие примат националь­ного (внутригосударственного) права, исторически были первыми в тео­ретическом осмыслении вопроса о том, образует ли международное пра­во автономный правопорядок наряду с национальным правом. Одним из первых монистов — сторонников включенности во внутригосударствен­ное право международного права — был немецкий исследователь Дж. Д. Мозер (1701—1785). В противовес дуалистам монисты исходят из идеи соединения международного и внутригосударственного права в одну правовую систему. Лишь в зависимости от того, какая часть преоблада­ет — внутригосударственное право или международное, — различается примат (верховенство) внутреннего права государства или права между­народного. Теории примата внутригосударственного права получили распространение в конце XIX первой половине XX в. преимуществен­но в работах немецких авторов (К. Бергбома, Л. Цорна, М. Венцеля), ко­торые основывались в принципе на «Философии права» (1821 г.) и взглядах Гегеля, считавшего международное право правом «внешнего-сударственным». Отсюда и представление о международном праве как о сумме внешнегосударственного права различных государств, т. е. «внешнем государственном праве», что, по существу, означало нигили­стический подход вообще к существованию международного права как таковому.

Особое значение эта теория обрела в периоды нарастания герман­ского милитаризма, т. е. подготовки Первой и Второй мировых войн, для оправдания произвола в международных отношениях и нарушений международного права. Ныне в таком формальном выражении она не встречается. Тем не менее нельзя не отметить в данной связи, что почва для рассматриваемой теории существует и в настоящее время. Напри­мер, объявление конкретным государством зоной действия своих инте­ресов весь мир (или любую его часть, выходящую за пределы его госу­дарственной территории), по существу, означает возрождение именно этой концепции. Это подтверждают события, развернувшиеся в разных частях планеты (с весны 1999 г — на Балканах, в 1991 г. и 2002—2003 гг. — на Ближнем Востоке вокруг Ирака или в Азии в связи с Северной Кореей), в результате чего мировой правопорядок, сложив­шийся после Второй мировой войны на основе обязательности уважения
¹ Rudol/W. Volkcrrccht und Deutschcs Rccht. Tubingen. 1967 S. 150.

каждым членом сообщества международного права в рамках ООН или вне ее, ощущается в некоторой степени поколебленным.

Истоки монистической концепции примата международного права над внутригосударственным¹ коренятся в самом характере международ­ного права, каким оно сложилось к началу XX в. Существовавшее тогда «старое» международное право с его правом на войну, захватом террито­рий и разделом мира, защитой колониализма и вмешательством во внут­ренние дела других государств, а следовательно, и попранием суверени­тета государств составляло объективную материальную базу для провоз­глашения международного права высшим правопорядком и устранения из него такой категории, как суверенитет. Главными проповедниками и приверженцами теории примата международного права выступили по­следователи «чистой» теории права — нормативисты (Г. Кельзен), соли-даристы (Ж. Ссель) и некоторые другие (Ч. Руссо). Так, Г. Кельзен ут­верждал, что международное право вместе с внутригосударственными правопорядками, «которые находят в нем свое основание», образуют единую систему правопорядков — «универсальную систему всего пра-ва»².

Возможность гипертрофирования некоторых сторон явления, зало­женная в рассматриваемой теории, в условиях ядерного века делает ее опасной. Нередкие случаи противоречия ее реальной жизни и практике международного общения вызвали отход от нее и появление нового те­чения — умеренного монизма, который воздерживается от радикальных утверждений о примате международного права и признает, что во внут­ригосударственной сфере действует прежде всего внутригосударственное право независимо от его возможного противоречия международному праву³.

В выступлениях политических деятелей и руководителей различных государств, а также в юридической литературе международно-правового направления современного периода, будь то бывшего СССР или России и других стран СНГ, неоднократно встречались весьма распространен­ные высказывания о примате международного права в международных отношениях. Более того, многочисленные международно-правовые до­кументы конца 80 — начала 90-х годов изобилуют положениями о том,
Немецкий автор В. Кауфман (1858—1926), будучи родоначальником примата международного права, утверждал, что так же, как и в гроцианские времена, в со­временный период существует разрыв между правовыми воззрениями, отражаю­щими общие интересы, и взглядами, основанными на односторонних интересах, которые ведут к отрицанию права, вследствие чего, в частности, международные нормы имеют непосредственное применение в национально-правовых системах государств без какой-либо их трансформации в нормы национального права, не­посредственно наделяя правами и обязанностями индивидуумов; международ­но-правовые нормы, обладающие преимущественной силой над нормами национального права, автоматически могут отменять любой национальный за­кон, если он противоречит им, и т. д. (CasseseA. Op. cit. Р. 163—164).

² Kelsen H. Principles of International Law. N. Y., 1952. P. 94, 202. Курс международного права: в 7 т. М., 1989. Т. 1. С. 286.

что государства «признают примат международного права в международ­ных отношениях», «объединяют свои усилия с целью содействия обеспе­чению международной безопасности, предупреждению конфликтов и обеспечению примата международного права», а также обязуются «обеспечивать примат международного права во внутренней и внешней политике», «укреплять мир на основе примата международного права» и т. д.¹

Несомненно, что ныне, утверждая концепцию примата международ­ного права в международных отношениях, отнюдь не имеют в виду под­чинить внутригосударственную сферу международному праву с тем, что­бы вернуться к теории международно-правового монизма. Речь идет о принципиально новой роли международного права в условиях взаимо­зависимого, во многом целостного мира в процессе регулирования меж­государственных отношений, ядром которых выступает признание об­щечеловеческих ценностей. Главной функцией международного права, определяющей его сегодняшнее предназначение, служит решение про­блемы безопасности человечества и устранение угрозы ядерной или обычных войн. Рассматриваемая концепция означает незыблемость принципа соблюдения международных обязательств, преимущественное значение норм международного права как гарантии мира, стабильности, развития многопланового взаимовыгодного сотрудничества. Следование этому принципу не означает признания слияния в единое целое между­народного и национального права². Тем не менее отдельные высказыва­ния, относящиеся скорее к буквальному прочтению термина «примат», и интерпретации ст. 15 Конституции Российской Федерации в качестве опоры для провозглашения приоритета международного права над внут­ренним в российской юридической литературе последних лет иногда имеют место³.

Не отвергая созидательной роли международного права в современ­ном мире, все-таки трудно усмотреть в правовом развитии нашего госу-

Договор о согласии и сотрудничестве между СССР и Французской Республи­кой от 29 октября 1990 г., Итоговый документ Венской встречи 1986 г. представи­телей государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, состоявшейся на основе положений Заключительного акта, относящих­ся к дальнейшим шагам после Совещания (Вена, 15 января 1989 г.), Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между СССР и ФРГ от 9 ноября 1990 г., Парижская хартия для новой Европы от 21 ноября 1990 г. и др. В более поздних международных документах, в том числе актах ООН, говорится о верхо­венстве права, причем как в международных, так и во внутренних делах госу­дарств (см., например, Декларацию тысячелетия Организации Объединенных Наций, принятую 8 сентября 2000 г. резолюцией 55/2 на восьмом пленарном за­седании LV сесии Генеральной Ассамблеи ООН), что позволяет сделать вывод о неизменности позиций мирового сообщества в вопросе о соотношении между­народного и национального права, а также ключевой роли международного права в современных международных отношениях.

Курс международного права: в 7 т. Т. 1. С 276, 280—281.

Хлестов О. Н. Международное право и Россия // Московский журнал между­народного права. 1994. № 4. С. 55.

дарства и в отечественной доктрине предпосылки для утверждения мо­нистических концепций. Главным в этом плане является то, что, во-первых, и международные документы, и российские конституцион­но-правовые акты если и могут дать повод для провозглашения прима­та международного права, то только в смысле примата права над силой; во-вторых, как было продемонстрировано, теории монизма (причем примата любого толка — как внутригосударственного права, так и тако­вого международно-правового) неплодотворны прежде всего вследст­вие их однолинейности. Наконец, провозглашение примата междуна­родного права при определенных условиях может быть в равной степе­ни использовано сильными державами для целей, не имеющих ничего общего с задачами международного права и его общепризнанными принципами и нормами. К тому же нельзя игнорировать и объектив­ную первичность национального права.

Теоретические аспекты проблемы соотношения двух систем права, как показывают приводившиеся выше примеры, нередко конкретно проявляют себя практически. В свете этого поспешными выглядят сего­дня мнения российских юристов (основанные на взглядах западных уче­ных), которые полагают, что научный спор относительно соотношения международного и национального права, особенно ведущийся в ракурсе противоборства двух течений — дуализма и монизма, — в настоящее время теряет свое значение или сводится к юридической схоластике¹. Между тем предлагаемые правовой наукой Запада замещающие теории на самом деле исходят из обоих рассмотренных направлений и по суще­ству развивают тот или иной их инструментарий. В частности, теория «имплементации», или «адаптации», международного права к внутриго­сударственному, реалистическим выражением которой является прин­цип, зафиксированный в конституционном акте Великобритании: «меж­дународное право есть часть права страны» (international law is part of the law of the land»), доктрина исполнения, выдвинутая Немецким общест­вом международного права в 1964 г. и характерная, согласно воззрениям специалистов, для австрийской Конституции, провозгласившей, что ме­ждународный договор действует во внутреннем праве как таковой после соответствующего решения Национального совета², и т. д., по сути отра­жает различия в путях и способах осуществления предписаний междуна­родного права во внутренней сфере государства. Они несут в себе заряд основных идей, свойственных какой-либо одной из рассмотренных выше школ, но отнюдь не образуют новых направлений. Поэтому в практическом отношении, несмотря на различия в наименованиях («теория имплементации», «теория трансформации», «теория исполне­ния»), они в конечном итоге признают дуализм двух систем права, кото­рый обеспечивается рецепцией или инкорпорацией, адаптацией либо «трансформацией.
См., например: Гаврилин Д. А. Теории соотношения международного и внут­ригосударственного права и их отражение в практике государств// Российский ежегодник международного права. 1998—1999. СПб., 1999. С. 133.

См.: Bleckmann A. Verfassungsrang der Europaischen Menschenrechtskonvention? // EuGRZ. 1994. S. 151.