Готлиб Введение в социологическое исследование. Удк 316 ббк 60. 5 Г73 содержание

• Название: Удк 316 ббк 60. 5 Г73 содержание
• Анкор: Готлиб Введение в социологическое исследование.doc
• Дата: 01.02.2017
• Размер: 2.29 Mb.
• Имя файла: Готлиб Введение в социологическое исследование.doc
• Тип: Реферат; #1687
• страница: 7 из 25

4.1. Концепция понимания

в работах В.Дильтея и Г.Зиммеля

Немецкий социолог Вильгельм Дильтей (1833-1911) вошел в историю социологии прежде всего своим резким проти­вопоставлением наук о природе наукам о духе (позитивизм, как мы помним, наоборот, уравнивал их). «Природу мы объясняем, а духовную жизнь понимаем» — главный тезис Дильтея. Он пола­гал, что данные гуманитарных наук (наук о духе) в отличие от изучения физических явлений в естествознании берутся из внутреннего опыта, из непосредственного наблюдения человека над самим собой и над другими людьми и отношениями между ними. «Ибо жизнь дана мне прямо только как моя собственная. И лишь изнутри этой моей собственной жизни я понимаю жизнь вокруг меня, формы животной и человеческой жизни»¹.

Для В.Дильтея, а позже и для Зиммеля и М.Вебера понима­ние — это всегда понимание по аналогии. Человек осознает свое существование в мире через непосредственное внутреннее пере­живание. Сходство душевного мира разных людей, сходство психических структур дают возможность сопереживания, сочув­ствия. На основе переживания и понимания себя самого, в посто­янном взаимодействии того и другого образуется понимание чу­жих «жизненных выражений и личностей». Понимание всегда направлено на единичное и состоит в том, чтобы постигнуть это единичное в его жизненной связи. Постигая чужое, пони­мающий опирается на свой внутренний опыт, поскольку он изначально находится в некоей связи Я и Ты. Дильтей увидел не­посредственную связь между пониманием другого и самопознани­ем: человек может познать себя, если отнесется к себе как к дру­гому; с другой стороны, он может понять другого только уподобляя себя, свое состояние духовному состоянию другого. В то же время Дильтей подчеркивал, что понимание другого — всегда истолкование, интерпретация чужого жизненного опыта².

¹ Дильтей В. Введение в науки о духе.

²Цит. по: Плотников Н.С. Жизнь и история. Философская
проблема Вильгельма Дильтея//Дильтей В. Указ. соч. С. 48.

92

Часть I • Методологические основания

Тема 3 • t зчественный подход

93


Поскольку непосредственное переживание, на котором осно­вывается понимание, всегда индивидуально, то, по Дильтею, неправомерно и невозможно существование социологии как науки, претендующей на глобальные обобщения. (Мы помним, что классическая социология как раз и ориентирована на поиск глобальных закономерностей.)

Немецкий социолог Герберт Зиммель (1858-1918) рассмат­ривал теорию понимания, прежде всего исторического понима­ния, также вслед за Дильтеем как специфическую методологию социального познания. «Только жизнь в состоянии понять жизнь, — писал он, — поэтому всякая объективность, предмет познания, должна быть обращена в жизнь»¹. Он писал, что ис­пользование только общенаучных методов (отстраненных от исследователя), таких, как индукция, типологизирование и др., не позволяет понять смысл социально-исторических явлений: необходимо включить в познавательный процесс самого иссле­дователя.

Г.Зиммель выделял две ступени процесса понимания. На первой ступени происходит понимание действия, а не действу-ющего лица. Тип деятельности можно считать понятым, если психические процессы, на основании которых сложилось оп­ределенное осознанное социальное действие, вызывает в ин­терпретаторе ту же самую реакцию, что и в самом действую­щем индивиде.

Вторая ступень — понимание мотивов и чувств самого действующего индивида. По мнению Г.Зиммеля, пониманию дос­тупны лишь такие сочетания переживаний (представлений и эмо­ций), которые являются не только моментальными явлениями душевной жизни субъекта-деятеля, но прежде всего типически­ми, имеют общеобязательность типического. Здесь типическое понимается как общее, присущее многим: именно потому, что переживания типичны, а значит, присущи и самому исследовате­лю, он может понять переживания изучаемого субъекта.

Вместе с тем Г.Зиммель идет дальше психологизма В.Диль-тея, делающего главный акцент в процедуре понимания на

«вчувствовании», эмпатии'. Г.Зиммель ставит проблему обосно­ванности понимания, связывая обоснованность с двумя момен­тами: рациональным, логическим осмыслением результата (речь идет о представлении его в форме понятий или некоей концеп­ции) и вписыванием результата в «систему общепринятых цен­ностей». Здесь это означает сознательный отбор исследовате­лем того фокуса научного интереса, который общезначим, представляется важным для социального знания в данный ис­торический момент¹.

Итогом понимания здесь выступает не обнаружение при­чинно-следственных связей (а это, как мы помним, — глав­ная ориентация количественного подхода), но открытие смысла действия, заключающегося в связи этого действия с представлениями, потребностями, интересами изучаемых людей. Зиммелевская теория понимания включала исследо­вателя в изучаемый процесс, с одной стороны, как заинтере­сованного наблюдателя, «включенного» в изучаемое развер­тывающееся социально-историческое явление, с другой — как контролирующего через рациональные механизмы обос­нованность выводов.

4.2. Проблема понимания и категория

социальное действие в трудах М.Вебера

Важнейший антипозитивистский пафос социологии Макса Вебера (1864—1920) заключается в том, что в отличие от Э.Дюркгейма он рассматривал социальные образования (под ни­ми он понимал государство, разного рода учреждения) не какса-мостоятельную социальную реальность, но прежде всего как про­изводную от социальных действий индивидов. Он не исключает необходимости использования в социологии таких обобщающих понятий, как класс, нация, семья и т.д. Но полагает, что эти фор­мы коллективности не являются реальными субъектами действия и потому им в строго научном плане нельзя приписывать ни во­лю, ни мышление: говорить о коллективной воле или коллектив­ном мышлении можно только исключительно метафорично.


' Зиммель Г. Конфликт современной культуры. Т. 1. С. 507. ' Эмпатия — термин, обозначающий сопереживание.

¹ Эта идея позже будет подхвачена М.Вебером в его положе­нии об «отнесении к ценностям».

94

Часть I • Методологические основания

Тема 3 * Качественный подход

95


М.Вебер утверждал, что общественные институты — право, религия, политика — должны изучаться социологией с точки зрения их значимости для отдельных индивидов, с позиции ориен­тированности индивидов на них в своем поведении. В оппозиции индивид — общество он предпочитал делать акцент на индивиде как «клеточке», «простейшем единстве», атоме социума. Пред­мет социологии по Веберу — социальное поведение индивида.

При этом социология, по мнению М.Вебера, должна изу­чать поведение индивидов в той мере, в какой индивид вкладыва­ет в него определенный смысл'. «Действием, — пишет он, — на­зывается человеческое поведение... в том случае и постольку, если и поскольку действующий индивид или действуюшие ин­дивиды связывают с ним субъективный смысл»². Здесь под тер­мином «субъективный смысл» понимается тот смысл, который вкладывает в свое действие сам индивид. «Социальным же действием» следует, по Веберу, называть такое, которое по сво­ему смыслу отнесено к поведению других, ориентировано на них. Таким образом, веберовское социальное действие вклю­чает два момента: субъективный смысл (мотивацию), без кото­рого вообще нельзя говорить о действии, и ориентацию на дру­гих, без которой действие не может считаться социальным. Следует сказать, что введение в предмет социологической нау­ки «ориентации на других» было основополагающим принци­пом, ибо только таким образом, изучая индивидуальное действие (или поведение), можно было «выйти» на социаль­ное, всеобщее, не придавая в то же время социальному (и прежде всего социальным институтам) самостоятельного статуса. (Мы помним, что самостоятельный статус социально­го означает существование социальной реальности отдельно от индивидов, вне всякой связи с ними, как вещи, противопо­ставленной индивидам. Именно так рассматривал социальную реальность Э.Дюркгейм, как мы уже говорили.)

Социальное, всеобщее, в терминологии М.Вебера, сущест­вует лишь в той мере и настолько, насколько оно признается

¹ Для психологии, тоже изучающей поведение индивида, этот момент не является определяющим.

¹ Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 602.

индивидами, ориентирует их поведение. Для М.Вебера любые социальные образования — только процессы и связи определен­ных действий отдельных людей, потому что только люди явля­ются понятными для исследователя носителями действий, име­ющих смысл.

Категория «понимание», столь тщательно исследуемая В.Дильтеем и Г.Зиммелем, у Вебера рассматривается принци-гг"^Ч]1ьно по-другому. Психологическое понимание чужих душев­ных состояний, по Веберу, является лишь подсобным. К нему можно прибегнуть, если действие не может быть понято по его смыслу, при объяснении иррациональных моментов действия¹. Вместе с тем непосредственно понятым по смыслу является целе­рациональное действие индивида. Что такое целерациональное действие? По Веберу — это действие, ориентированное на четко осознаваемую индивидом цель с адекватными, по его мнению, для этой цели (субъективно адекватными) средствами. Для объяс­нения целерационального действия нет необходимости прибе­гать к психологии, потому что понять цель индивида, исходя из анализа его душевной жизни, невозможно. Понимание, кото­рое осуществляет социология, — это понимание действия как целерационального. Означает ли это, что в реальности все наши действия действительно строго осмыслены, целерациональны? По Веберу — конечно, не означает. Реальные наши поступки могут быть очень далеки от «сухой» рациональности.

Целерациональное действие выступает у него идеальным типом, т.е. некоей мысленной конструкцией, с позиции кото­рой реальное действие индивида может быть понято. Здесь «идеальный тип» — инструмент, методологический принцип, позволяющий исследователю понять «живую жизнь».

4.3. Прагматизм в социологии

Прагматизм, как важнейшее направление американ­ской социальной философии начала XX века, был тем источни­ком теоретических понятий и подходов, которые потом,

¹ Реальное поведение индивидов всегда включает ирра­циональные моменты, поэтому психологическое понимание индивида всегда присутствует.

96

Часть I ' Методологические основания

Тема 3 • Качественный подход

97


воспринятые Г.Мидом, И.Гофманом, А.Шюцем, У.Томасом, послужат основанием символического интеракционизма, дра­матургической и феноменологической социологии, этих тео­ретических «китов» качественного подхода в социологии.

Прагматизм в лице его основателя Ч.Пирса (1839-1914) первым в социальной философии стал рассматривать цент­ральную проблему любой философии — проблему истины и ее критериев не в «узком коридоре» гносеологии, по определению ограниченном познающим субъектом и познаваемым объек­том, но в плоскости повседневной жизни индивидов.

Для философов-прагматиков Ч.Пирса и его последовате­лей УДжеймса (1842-1910), Дж.Дьюи (1859-1952) истина — не гносеологическое понятие, связывающее результат позна­ния с тем, что познается¹. Для прагматиков истина — прежде всего спектр практических действий индивидов в повседневной жизни, ведущих к определенному результату. Антипозитивист­ский пафос прагматизма состоял в том, что он ввел мир по­вседневности в предметное поле социальной философии. Точ­ная фраза одного из американских исследователей о Джоне Дьюи «Он обвенчал философию с жизнью» может быть отнесе­на к прагматизму в целом. Место человека наблюдательного и любопытного, «гносеологического человека», рассматриваю­щего мир только как объект познания, здесь занял человек, жи­вущий в этом мире, действующий в нем, заинтересованный в эф­фективности своих действий.

Прагматизм расходился с позитивизмом и трактовкой от­ношений между индивидом и обществом. Настрой прагматиз­ма — сугубо активистский: человека принципиально следует рассматривать как действующего субъекта, обладающего волей, а не как объекта, пассивно подчиняющегося законам природы, способного лишь созерцать и научно познавать независимые от человеческой воли «объективные» процессы в природной и социальной среде. Социальная среда здесь включает другие ак­тивные организмы, и человек становится человеком в процес­се взаимодействия с этой активной средой. Общество можно

¹ Мы помним, что в классической науке истинное знание — это знание, соответствующее реальному положению дел, точный слепок изучаемого явления.

понять через анализ взаимодействия и взаимовлияния индиви­дов. Термин «коммуникация», который станет потом знаковым и будет использован как базовый в символическом интеракци-онизме и драматургической социологии И.Гофмана, впервые появился здесь, в прагматизме. Фактически само существова­ние общества сводилось в прагматизме к совокупности процес­сов коммуникации, формирующих необходимую для совмест­ной деятельности «общую собственность» (по выражению Дьюи) всех людей на более или менее одинаково понимаемые цели, взгляды, ожидания. Вместо контовско-дюркгеймовского понимания общества как мощного образования, созданного прошлым, исходным здесь стал образ общества как чего-то со­зидаемого по ходу дела, ситуативно.

Именно здесь, в прагматизме, лежат истоки «конструкти­вистского» подхода к социальной реальности, который потом станет важнейшей чертой феноменологической социологии: социальная реальность здесь непрерывно творимый продукт по­вседневных взаимодействий, интерпретаций и реинтерпрета-ций. Эту текучесть, коллективную «делаемость», конструируе-мость социальной среды прагматисты выражали в понятии ситуации. Дж. Дьюи, вводя это понятие, утверждал, что пове­дение человека есть ответ не на какой-либо единичный объект, стимул, событие, но всегда на оценку ситуации в целом, опира­ющуюся на весь контекст накопленного и текущего жизненного опыта.

У.Томас, а вслед за ним и И.Гофман удачно использует поз­же этот термин, вводя новый — определение ситуации. Всякая конкретная человеческая деятельность, по Томасу, оказывается развязкой какой-то конкретной ситуации. Своим термином «определение ситуации» он подчеркивал, что, выбирая созна­тельно свои линии поведения, действующие субъекты соучаст­вуют в создании общих его правил на данный случай, а не просто следуют неким универсальным, безликим и обязательным нор­мам. Определение ситуации, по Томасу, это «более или менее ясная концепция условий и осознание индивидом установок»* (своих собственных и других участников. —А.Г.), ибо установки и ценности других участников — обязательная часть ситуации.

¹ Томас У., Знанецкий Ф. Методологические заметки. С. 354.

4 Птглиб А.С

98

Часть! • Методологические основания

ТемаЗ • Качественный подход

99


Люди в повседневной жизни принимают решения <т.е. выби­рают определенную линию поведения), руководствуясь не научными выкладками, но предположительными умозаклю­чениями об установках других участников, и поэтому вооб­ражаемые, предположительные значения, приписываемые индивидом словам и делам этих участников, могут иметь са­мые реальные последствия. Эта мысль очень точно выраже­на в знаменитой теореме Томаса: «Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны по своим послед­ствиям»¹.

4.4. Символический интеракцноннзм Дж.Г.Мида и Г.Блумера

Теорема Томаса, о которой мы упомянули, имеет самое прямое отношение к проблеме символизма в социальном взаимодействии (интеракции), наиболее авторитетно разрабо­танной американскими социологами Джорджем Гербертом Мидом (1863—1931) и его учеником Гербертом Елумером (1900-1987). Термин «символический интеракционизм», ко­торый сам автор его — Г.Блумер считал «варварским словооб­разованием», тем не менее очень точно схватывает новаторс­кие идеи, разработанные впервые в рамках этого теоретического направления. Символический интеракцио­низм, по Блумеру, в конечном счете основывается на трех тео­ретических предпосылках.

Первая состоит в том, что люди действуют в отношении «вещей» на основании значений, которыми для них обладают «ве­щи». Под «вещами» здесь понимается все то, что человек вос­принимает в окружающем мире: физические предметы (стулья, деревья, здания); социальные предметы, в том числе и социальные институты (правительство, школа и т.д.); абстра­ктные предметы (нравственные принципы, идеи и т.д.).

Вторая предпосылка заключается в том, что значения ве­щей создаются или возникают во взаимодействии с социальным окружением.

Третья состоит в том, что эти значения используются и изме­няются в процессе интерпретации человеком окружающих ве­щей.

Рассмотрим теперь подробнее, как «работают» эти предпо­сылки. Первая говорит о том, что для символического интерак-ционизма не существует так называемых «миров в себе», для не­го есть лишь такие «миры», которые люди конструируют для себя и других. Эти «миры» состоят из «объектов» или «вещей», которые можно наделять каким-то значением. Само значение этих объектов для разных людей может быть различным. «Со­бака, — пишет Г.Мид, — это возможный товарищ в игре, воз­можный враг, собственность того или иного лица*'. Ключевая мысль Г.Мида состоит в том, что человек осваивает мир через символические значения. Человек обобщает конкретную ситуа­цию до определенного содержащегося в ней смысла: если нек­то грозит нам кулаком, то тем самым он выражает определенную мысль. Значение здесь заложено не в объектах самих по себе, но в их определениях, которые действующие люди всегда демонстри­руют друг другу.

Как создаются эти символические значения? Здесь мы пе­реходим к одному из главных понятий этой концепции — интеракции. Мысль о том, что современная жизнь людей в со­циальных группах с необходимостью предполагает интеракцию (взаимодействие) между ними, не нова и присутствует практи­чески во всех социальных теориях. Между тем только в симво­лическом интеракционизме взаимодействие является тем глав­ным процессом, который формирует поведение каждого индивида. Каков механизм этого формирования? По Миду, каждый человек интерпретирует жест другого (жест у Мида — это и поведение) с позиции своего социального опыта, «ухва­тывая» тем самым смысл жеста, по-своему определяя его. Как же возможна коммуникация, если у каждого участника взаи­модействия существует свое определение жеста, ситуации в целом?

По Миду, коммуникация возможна за счет создания людьми общих значимых символов. «Значимыми символами называются


Цит. по: История теоретической социологии. Т. 3. С. 275.

¹ МидДж. От жеста к символу. С. 219.

700

Часть! • Методологические основания

Тема 3 • Качественный подход

101


знаки и символические жесты, вызывающие у индивида то же са­мое представление о присущих им значениях, что и у первого, и по­этому вызывающие одинаковую реакцию»'. Язык представляет со­бой систему таких значимых символов. Благодаря одинаковым символам языка мы способны поставить себя на место другого.

В социальной коммуникации символы выступают знака­ми, служащими для интерпретации ситуации и обозначения намерения действующего лица. Если значение их одинаково для всех участников коммуникации, то в качестве значимых сим­волов они вызывают у Ego (Я) и Alter (Другого) не случайные, а вполне определенные реакции. Это означает, что, пользуясь одинаковыми символами (например, языком), Другой может предвосхитить реакцию Я, перенять его позицию, рассмотреть ситуацию с позиции другого человека или, как говорил Мид, принять роль другого². Благодаря взаимному принятию ролей становится возможным коммуникативное понимание перспек­тив действия и ролей участников, взаимодействие вообще.

Антипозитивистский пафос символического интеракцио­низма в этом ключе как раз и состоит в том, что здесь роли — не раз и навсегда закрепленные образцы, которые индивид должен осваивать в процессе социализации, но ситуативно конструируемые, «схватываемые» в ситуации взаимодействия. Действующие лица не просто обладают статусами с четко уста­новленными правилами и ролевыми ожиданиями (как, напри­мер, в структурном функционализме), но ставят смысл и значе­ние каждой роли в зависимость от личной оценки ситуации, специфических возможностей проявления роли в этой ситуа­ции и от того, как все участники ситуации определяют ее.

Парадокс состоит в том, что индивид осознает свою собственную идентичность опосредованно: лишь в том случае, если смотрит на себя глазами другого. В самом деле, все, что ин­дивид говорит другому, он говорит и самому себе: в своей осно­ве коммуникация направлена не только на других, но и на са­мого себя⁵. «Для возникновения идентичности необходимо,

¹ МидДж. Указ. соч. С. 229.

²Там же. С. 230.
⁵ Там же. С. 224.

чтобы личность реагировала на саму себя»¹. Самосознание — это процесс, в котором индивид делает себя объектом собствен­ного восприятия. Но это возможно лишь в коммуникации: здесь индивид следит за собой, наблюдает себя глазами другого и су­дит о себе по реакции других людей. Рассматривая себя с точки зрения других людей, индивид приобретает критерии оценки са­мого себя.

Принципиальное отличие символического интеракциониз­ма от других социальных теорий, «работающих» в классической парадигме, не только в том, что здесь идентичность — не неиз­менная сущность, но всегда процесс, становление, что очень важно. Дело в другом: во многих теориях человек потому счита­ется социальным существом, что реагирует на социальные ус­ловия или ведет себя так, как его научили в группе. Символический же интерационизм, и прежде всего Блумер, считает человека «социальным» в более глубоком смысле: в каче­стве существа, который находится в социальной интеракции с самим собой, и только потому находится в этом положении, что в его сознании всегда присутствуют воображаемые другие, с по­зиций которых он и рассматривает себя. Человек социален здесь потому, что определяет себя относительно объектов окружающе­го мира, интерпретирует их, придавая им значения и организуя свои действия в соответствии с этой интерпретацией.

«Интерпретирующий» активный человек символического интеракционизма противостоит «нормативному» человеку классической социальной методологии, в которой человече­ское общество представляет собой жесткий распорядок жизни с его совокупностью правил, норм, ценностей и санкций, точ­но предписывающих людям, как они должны действовать в раз­личных ситуациях. Он постоянно сталкивается с изменчи­востью социальных ситуаций, в каждой из которых он вынужден действовать, интерпретируя и определяя условия своего действия. Более того, в этой концепции именно такое активное, определяющее поведение индивидов, взаимное пе­реплетение социальных действий, когда одни действия вызыва­ют другие и в то же время сами являются реакцией на другие,

¹ МидДж. Интерн ал изо ванные другие и самость. С. 224.

102

Часть I • Методологические основания

Твма 3 • Качественный подход

103


условием для последующих действий, создает правила совме­стной жизни, а не наоборот: не правила сами по себе создают и поддерживают совместную жизнь людей, но люди конструируют эти правила.

4.5. Драматургическая социология И.Гофмана

Крупнейший американский социолог Ирвинг Гоф­ман (1922-1982), который к тому же был прекрасным писа­телем (его даже называли Кафкой нашего времени), был последовательным «мидовцем». Это означает, что его драма­тургическая социология «выросла» из символического инте-ракционизма, вобрав в себя основные его положения:

• 
  социальное поведение людей, решающих очередные проб­лемы в очередных ситуациях, определяя и переопределяя их, создает социальные правила, социальную жизнь в целом;
  
• 
  все явления, которыми занимается социолог, должны объ­ясняться в координатах социального взаимодействия, где социальное взаимодействие — не средство, проводящее ка­кие-то -«извне воздействия» на человека, но сам процесс со­циальной жизни, обусловливающий любое социальное яв­ление;
  

-— подавляющая часть человеческих взаимодействий носит символический характер в том смысле, что большинство ре­акций индивидов на других опосредовано фазой интерпре­тации, на которой происходит наделение значениями пред­мета взаимодействия.

Гофман использовал эти принципы для микроанализа осо­бой реальности, возникающей в ситуации «лицом к лицу», си­туации, где участники находятся в физическом присутствии друг друга и имеют возможность непосредственно реагировать на действия других. Для Гофмана — это самостоятельная и пол­ноправная область исследований, не претендующая на «подъ­ем* в «большую социологию». Сосредоточенность на пробле­мах участников микровзаимодействия, происходящих, как правило, в обособленных социальных пространствах, в относи­тельно закрытых микросистемах (организациях, учреждениях), дает основание исследователям Гофмана утверждать, что «опыт Гофмана подрывает надежду на исполнение заветной мечты те-

оретиков социологии — построить мост между наблюдениями и обобщениями на уровне повседневных житейских ситуаций и обобщениями макросоциологии... Кажется, из чтения Гофмана надо сделать вывод, что лучше эти разные миры исследовать по

отдельности»'.

Гофман принял концепцию множественности социальных личностей, имеющуюся в прагматизме (УДжеймс), в качестве отправной точки в своем анализе микросистем взаимодей­ствия. Человек, согласно этой концепции, участвует во множе­стве разных групп, и поэтому он имеет столько же разных соци­альных Я, сколько существует групп, состоящих из лиц, чьим мнением он дорожит. Каждой из этих групп человек показыва­ет разные стороны своей личности. Таким образом, взаимодей­ствие происходит не столько между индивидами как недели­мыми личностями, сколько между разными социальными ликами индивидов, как бы между изображаемыми ими персонажами. Гофман изучает эти маски, личины социальных акторов (или актеров: и то и другое верно. — А. Г. ), которые в конце концов прирастают к лицу и становятся более подлинными Я, чем то воображаемое Я, каким хотят быть эти люди.

Драматургический подход Гофмана — это изучение социаль­ных микрообразований, в которых осуществляется определен­ного рода деятельность с точки зрения управления создаваемыми там впечатлениями и определения ситуации. Это описание при­емов управления впечатлениями, затруднений в этом деде, главных его исполнителей и исполнительских команд, органи­зующихся на этой почве. По его мнению, драматургический подход должен дополнить традиционные, имеющиеся в арсе­нале социологии, для изучения социальных образований: тех­нический (с точки зрения организации деятельности); полити­ческий (с точки зрения властных отношений); структурный (проясняющий совокупность горизонтальных и вертикальных отношений); культурологический (направленный на изучение культурных норм) и т.д.

Ковалев А. Книга Ирвинга Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни» // Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.

104

Часть I• Методологические основания

ТемаЗ • Качественный подход

105


По Гофману, люди в ситуации непосредственного взаимо­действия действуют так, чтобы намеренно и ненамеренно са­мовыразиться, в то время как другие должны получить впечат­ления о них. Способность индивида к самовыражению (т.е. к созданию впечатлений о себе), по Гофману, имеет две состав­ляющие: произвольное самовыражение, когда он дает информа­цию о себе, и непроизвольное, которым он выдает себя. Первая включает вербальные символы, используемые обще­признанно, чтобы передавать информацию (например, речь). Это и есть коммуникация в традиционном и узком смысле. Для Гофмана важна вторая составляющая — непреднамеренная, не­вербальная и более театрализованная. При использовании двух этих видов коммуникации действуют объективные ограниче­ния непосредственного взаимодействия между людьми. Эти ограничения влияют на участников и преобразуют объектив­ные проявления их деятельности в театрализованные представ­ления. При этом вместо простого исполнения рабочей задачи и свободного проявления чувств люди начинают усиленно изоб­ражать процесс своей деятельности и передавать свои чувства окружающим в нарочитой, но приемлемой для других форме. У Гофмана для обозначения такого рода поведения использует­ся язык театрального представления: «декорации» и «передний план», разделение сценического пространства житейских игр на заднюю (закулисную) зону, где готовится исполнение повсед­невных, рутинных действий, и переднюю зону, где это исполне­ние представляется другим. Гофман вводит даже аналог теат­ральной труппы — понятие команды исполнителей для участников взаимодействия.

Акцент на сценических аналогиях, использование языка театра для И.Гофмана не самоцель, но — тактический маневр, своего рода уловка. На самом деле его главная исследователь­ская задача — это «выявление той структуры социальных кон­тактов, непосредственных взаимодействий между людьми, той структуры явлений общественной жизни, которая возникает каждый раз, когда люди физически соприсутствуют в замкну­том социальном пространстве»'. Его интересует, как в соци-

альных ситуациях люди преподносят и воспринимают себя, как они координируют свои действия. Очень точно о нем сказал немецкий исследователь Х.Абельс: «Он прослыл таким социо­логом, который в точных выражениях рассказывает, что осо­бенного и даже немного тревожного на самом деле творится с нами»¹.

4.6. Феноменологическая социология

Именно этому направлению, становление которого происходило в первой половине XX века, социология обязана тем, что предметом научного теоретизирования стала повсе­дневная жизнь людей. До этого времени миру повседневности в истории общественной мысли если и уделялось внимание, то в контексте противопоставления чему-то другому, более истин­ному, более достойному Философия с самого начала своего су­ществования искала истину не в изменчивой повседневности, но в другом мире, в частности в мире познания. В классической методологии жизнь и познание оказывались в непересекающихся плоскостях: Нововременной Познающий Разум всегда ориен­тирован на реальность, максимально «очищенную» от жизнен­ных переживаний субъекта познания, на мир, который только можно познавать и осваивать, но в котором невозможно жить.

Предтечей этого направления социологической мысли мож­но считать феноменологическую философию и прежде всего выда­ющегося немецкого философа Эдмунда Гуссерля (1859—1938). Именно Гуссерль, обозначив проблему кризиса европейской науки, обосновал необходимость для социальных наук обраще­ния к повседневной жизни человека, разработав ключевое для феноменологической социологии понятие жизненного мира.

Предметом феноменологии, по Гуссерлю, является тот мир, с которым человек вступает в отношение в своем познании. Опыт человека в мире есть часть его опыта жизни в мире совместно с другими людьми. Мир, который кажется нам несомненным, основан на доверии к нему. Этот само собой разумеющийся мир непосредственно переживаемого опыта Гуссерль называет


¹ Гофман И. Указ. соч. С. 302.

' Абельс X. Интеракция, идентификация, презентация. Вве­дение в интерпретативную социологию. С. 188.

106

Часть I • Методологические основания

Тема 3 • Качественный подход

107


жизненным миром. Он является миром вещей, каким мы его воспринимаем до и вне всякой науки. Этот мир просто существует, он сам себя утверждает и не требует никаких дополнительных обоснований. По отношению к нему мы обладаем естественной установкой, которая всегда непроблематична. Естественная ус­тановка является нерефлексируемой (т.е. неосознаваемой) и постоянно подтверждает себя через рутину повседневного пов­торения одного и того же. Жизненный мир есть несомненная ре­альность, т.е. не подлежащая сомнению основа естественного мировоззрения.

Последователь Гуссерля, основатель феноменологической социологии, американский социолог Альфред Шюц (1899—1959) главной своей задачей считал прояснение самой природы иссле­дования в общественных науках. Как возникают понятия в об­щественных науках и как они относятся к миру и человеку? Ответить на эти методологические вопросы, по Шюцу, невоз­можно без анализа процесса приобретения человеком соци­ального опыта как дорефлексивной, непосредственно переживае­мой реальности, и того, как этот опыт определяет общение с миром, т.е. без исследования конституирования мира сознани­ем и конструирования человеком своего мира. Только таким об­разом, изучая предельные основания социальности, отвечая на вопрос «как возможно общество?», можно, по Шюцу, постро­ить новую методологию социальной науки, участвуя тем самым в разрешении кризиса нововременной формы науки, обозна­ченного еще Гуссерлем.

В построении новой методологии социальных наук А.Шюц отправлялся от гуссерлевского «жизненного мира» и от вебе-ровского понимания социального действия как такого действия, «которое по предполагаемому действующим лицом смыслу соотносится с действиями других людей и ориентирует­ся на него»¹.

Первая главная его книга «Смысловое строение социаль­ного мира»¹, вышедшая в 1932 г. в Вене, посвящена описанию

¹ Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М.
Избранные произведения. С. 602-603.

² Антийский перевод этой книги — Schuts A The Penomenotogy
of the Social World. L: Heinemann, 1972.

структур социального мира с точки зрения действующего субъек­та, прослеживанию перехода от непосредственного личного опыта к социальному как объективному. Фактически — это систематическое описание познания социального мира: Шюц последовательно прослеживает процесс социального познания от субъективно подразумеваемого смысла индивида до поня­тий социальной науки, претендующих на объективность. Его новая социология — это фактически социология познания, где четко устанавливается связь между повседневным миром чело­века и теоретическими понятиями науки. При этом мир по­вседневности — это верховная, первичная реальность, по отно­шению к которой наука (как, впрочем, и другие «конечные области значений», в терминах Шюца — мир игры, мир фанта­зий) выступает лишь квазиреальностью (псевдореальностью).

Не случайно главную задачу социальных наук он формули­рует так: «науки об истолковании и объяснении человеческого действия и мышления должны начать с описания базовых струк­тур донаучного знания, которое является само собой разумеющей­ся реальностью для людей с естественной установкой. Эта реаль­ность представляет собой и «повседневный жизненный мир»¹.

Жизненный мир, по Шюцу, — это, во-первых, область ре­альности, где только и возможно взаимодействие с соплемен­никами, «строительство» общей среды коммуникации, особая реальность, свойственная лишь человеку; во-вторых, область реальности, которая свойственна в качестве простой данности нормальному бодрствующему взрослому человеку в здравом рассудке. Простая данность значит здесь переживание действи­тельности как само собой разумеющейся, как непроблематичной, как несомненной; в-третьих — это интерсубъективный мир, ко­торый изначально воспринимается как мир, общий с другими людьми, мир, в котором люди взаимно воспринимают друг дру­га и имеют значение друг для друга; в-четвертых — это и мир действий, поступков. Это действительность, которую люди из­меняют и которая изменяет их.

Можно сказать, что наша естественная установка в отно­шении мира повседневной жизни определяется нашим

' Schutz A. Luckman T. Structures of the Life World. Evanston (lllinoys), 1974. P. 71.

108

Часть I* Методологические основания

Тема 3 • Качественный подход

109


прагматическим мотивом. Мы действуем в нашем жизненном мире, который сам по себе дает рамки нашему мышлению и действию.

Каким же образом происходит конституирование соци­ального мира? Прежде всего, Шюц делает акцент на несов­местимости индивидуальных позиций Я и Другого. Каждая индивидуальная позиция определяется биографической ситу­ацией: обстоятельствами рождения, взросления, воспитания. Для каждого индивида она уникальна и потому превращает «мир вообще» в «мой собственный мир» каждого конкретно­го человека. Биографическая ситуация создает перспективу видения, где индивид оказывается как бы центром мира, от­куда он интерпретирует мир. Здесь термин «перспектива» оз­начает не проект будущего, но особый индивидуальный способ интерпретации. Вместе с тем биографические ситуации име­ют и много общего: в процессе воспитания и образования соз­дается знание, которое одновременно является и общим зна­нием, разделяемым многими. Это накопленное индивидом знание, представляющее собой сплав личного непосред­ственного прошлого опыта переживаний и опыта других лю­дей, переданного родителями, учителями, выступает основой для определения каждой новой ситуации, действия в ней, ново­го опыта. Здесь накопленный опыт (запас знаний) есть ти­пичное знание, с которым сравнивается новая ситуация, требу­ющая решения.

Типизация начинается тогда, когда имеющийся прошлый опыт можно поставить в смысловую связь с решением новой проблемы, с новым переживаемым опытом. Смысл возникает тогда, когда все наше рефлексивное Я используется в текущих новых переживаниях. Смысл здесь не что иное, как «самоис­толкование переживания о новом переживании», по яркому вы­ражению А.Шюца'. Если типичное знание оказывается адек­ватным новой ситуации, т.е. оказывается эффективным, то оно переходит в разряд привычного знания, использование которого происходит «автоматически» в повседневных, рутинных опе­рациях. Так каждый человек упорядочивает мир, так формиру­ется его непротиворечивая повседневная «теория», содержа-

' Шюц А. Структура повседневного мышления. С. 130.

ние здравого рассудка, которое расставляет все на свои «пра­вильные» места, оберегая нас от сомнений.

Важнейшая методологическая проблема, рассматриваемая в феноменологической социологии, — это процесс формирова­ния понятий и теории в общественных науках, его принципиаль­ное отличие от естественных наук. Еще раз повторим: в повсе­дневной жизни люди руководствуются обыденным знанием различных сфер социального мира, в котором они живут. Это­го знания, которое, по Шюцу, часто непоследовательно и «представляет все степени ясности и отчетливости, начиная с глубокого понимания... и кончая слепой верой»', тем не менее достаточно, чтобы наладить взаимоотношения с людьми, куль­турными объектами, социальными институтами. Обыденное знание, по Шюцу, так же, как и любое другое знание о мире — научное например, включает мыслительные конструкции, син­тез, обобщение, формализацию, идеализацию, специфичные для соответствующего уровня организации мысли. Естествен­ные науки, строя свои теории в строгом соответствии с прин­ципами формирования понятий в науке, абстрагируются от обыденного знания, поскольку мир природы в том виде, в ка­ком он исследуется естествоиспытателями, ничего «не значит» для молекул, атомов, электронов. Но сфера изучения общество­веда — «социальная реальность» имеет специфическое значение и конкретную структуру для людей, живущих, действующих и думающих в ее пределах»². С помощью конструктов обыденно­го сознания люди интерпретируют этот мир, который они воспринимают как реальность их повседневной жизни. Поэтому, по Шюцу, идеальные объекты, сконструированные обществоведом для познания этой реальности, т.е. понятия, должны извлекаться из идеальных объектов, сконструированных обыденным сознанием, т.е. быть конструктами второго порядка, конструктами конструктов. Вместе с тем понятно, что конструкты первого порядка (обыденное знание) всегда субъек­тивны, т.к. представляют собой личностную интерпретацию индивидом мира, в котором он живет, его определение ситуации.

¹ Шюц А. Формирование понятий и теории в общественных науках. С. 487.

'Тамже. С. 490.

110

Часть I • Методологические основания

Это означает, что социальные науки, создавая свои конструкты второго порядка — понятия и теории, должны включать ссыл­ку на субъективно значащее действие, т.е. на значение, которое действие имеет для действующего индивида: ведь именно оттуда берет свое начало социальная реальность.

В то же время общественные науки, как и все эмпириче­ские науки, должны, по Шюцу, быть объективными в том смыс­ле, что подлежат контролируемой проверке и не должны ссы­латься на личный неконтролируемый опыт исследователя. Главная проблема здесь в том, как примирить противоречивые принципы, как сформировать объективные понятия и объек­тивно проверяемую теорию субъективно значащих структур. Выход из этой проблемной ситуации Шюц видит в том, чтобы понятия научной теории, «эти гомункулусы, которыми обще­ствовед заселяет свою модель социального мира повседневной жизни»', строились, во-первых, в соответствии с требованиями логической последовательности (непротиворечивости), что га­рантирует их объективность, во-вторых — в соответствии с требованиями адекватности. Здесь адекватность понимается как их совместимость с конструктами повседневного созна­ния. Признаком такой совместимости, по Шюцу, является по­нятность научных конструктов действующим субъектам.

4.7. Этнометодология Г.Гарфивкеля

Авторство в изобретении термина «этнометодоло­гия» принадлежит основателю этого направления американско­му социологу Гарфинкелю (род. в 1917). В каждой из частей это­го сложного слова фиксируется определенная грань целевой задачи данной концепции. «Этно» по аналогии с этнонаукой здесь означает акцент прежде всего на донаучных представлени­ях, вплетенных в ткань повседневной жизни, конституирующих ее: этнография в своем классическом варианте, занимаясь при­митивными обществами, изучала такого рода представления, составляющие специфику той или иной культуры. В другой час­ти слова «методология» слышится заявка на познание методов.

¹ Шюц А. Формирование понятий и теории в общественных науках. С. 495.

Тема 3 • Качественный подход ___ ¹¹¹

В целом этнометодология нацелена на описание и анализ методов организации практической повседневной жизни, свой­ственных той или иной культуре.

Этнометодология является развитием феноменологической социологии, вбирая все ее основные постулаты и двигаясь дальше. Мы уже говорили о том, что А.Шюц констатировал на­личие типизации, этих неосознаваемых конструктов обыденной рациональности, выступающих базой для определения челове­ком каждой новой ситуации. Этнометодология, принимая эти типизации за данность (Гарфинкель назвал их фоновыми ожи­даниями), стала эмпирически изучать и теоретически описы­вать их функционирование. В знаменитых гарфинкелевских кризисных экспериментах, когда сознательно нарушалось при­вычное взаимодействие участников, выявлялись те конкретные имплицитные, не осознаваемые правила (методы), с помощью которых обеспечивались коммуникация и взаимопонимание участников, их действия в повседневной жизни.

Г.Гарфинкель выделяет несколько таких методов или, по его выражению, «практических теорий» в мире повседневности.

Основным является документальный метод интерпретации. С помощью этого понятия американский социолог обозначает поиск образца, для которого феномен является типичным. А.Шюц доказал, что мы обладаем способностью к обобщению типичного опыта, т.е. к созданию типичных представлений — фоновых ожиданий по Гарфнинкелю. Поиск образца предпола­гает, что мы сравниваем новое явление с прошлым опытом (об­разцом), с фоновыми, т.е. не рефлексируемыми, ожиданиями, упорядочиваем новое в старом. Именно потому, что мы поме­щаем новое в рамки нашего типичного опыта, повседневная жизнь кажется нам логичной, разумной, непроблематичной. Можно сказать, что мы ретроспективно истолковываем каждую новую ситуацию. Вместе с тем это всегда и перспективное ис­толкование — мы ожидаем действия, которое обязательно нас­тупит согласно логике наличных условий.

Поиск образца — всегда способ упорядочивания нового опы­та. Само стремление к упорядочиванию, поиску смысла явля­ется неотъемлемой чертой нашего конструирования реаль­ности. В своих экспериментах Гарфинкель это убедительно доказал. В одном из них он попросил студентов рассказать

112

Часть! • Методологические основания

Тема 3 • Качественныйподход

113


психотерапевту, находящемуся в другом помещении, о своих проблемах и задать ему ряд вопросов, на которые можно полу­чить ответы еда» или «нет». По условиям эксперимента ответы были заранее определены и их последовательность была оди­наковой. Студенты же пытылись разыскать некий скрытый смысл в заведомо противоречивых ответах. По мысли экспери­ментатора, поведение студентов, вынужденно ориентирован­ное на бессмысленную среду, обнаруживало свойство смущения, неуверенности, внутреннего конфликта, острой и непонятной тревоги. Этот эксперимент убедительно показал, что «мы не можем терпеть неупорядоченности окружающего мира»¹.

Еще один метод (прием), который мы, не рефлексируя, ис­пользуем согласно Гарфинкелю, — структурная неопределен­ность и эллиптический характер высказываний². Именно за счет такой незавершенности, недоговоренности, смысловой откры­тости и возможно понимание, коммуникация в повседневной жизни. Использование такого приема тесно связано с пробле­мой индексности, которой «пропитаны» все наши повседнев­ные коммуникации. Индексность (термин Гарфинкеля) озна­чает аппеляцию наших коммуникативных высказываний, а также жестов и мимики к определенному контексту, указание на него. Феноменологическая социология показала, что обра­щение к образцу, о котором мы говорили ранее, предполагает «сверку» нового не только с общими типизациями (фоновыми ожиданиями), свойственными той или иной культуре, но и с индивидуальными типизациями, которые в то же время явля­ются общими для узкого круга людей. Это означает, что значи­тельная часть коммуникативных высказываний понятна толь­ко в специфическом контексте, в котором она используется.

В самом деле, смысл восторженного сообщения моей аспи­рантки «Мы получили регистрационный номер для журнала» никто не поймет, кроме узкого круга людей, делаюu\vxс недав­них пор электронный журнал «Поволжский социальны?: вест­ник». Только эти люди знают, что регистрация электронного СМИ — очень хлопотное дело, потребовшее от нг-.г год пере-

писки с Министерством по делам печати РФ, кучу бумаг и «вы­бивание» денег за эту процедуру в администрации университе­та. Поэтому получение регистрационного номера — это наша победа, награда за терпение и труд.

Индексные выражения всегда направлены на другого чело­века таким образом, чтобы подтвердить контекст, который за­дан говорящим, т.е. достичь согласия по поводу смысла, кото­рый он сконструировал. Мы используем индексные выражения неосознанно, создавая совместно общие смыслы. Вместе с тем индексные выражения не только удобны для участников ситуа­ции, но и порой вызывают раздражение других людей, не име­ющих общих (контекстных) условий. Именно поэтому в по­вседневной жизни часто производится деиндексация, т.е. попытка произвести некий общий смысл, понятный всем и каж­дому. В то же время чаще всего, как замечает Абельс, «не требу­ется переводить индексные понятия в объективные до такой степени, чтобы любой другой мог их понять. Нам достаточно, чтобы это мог сделать конкретный другой»'.

Вместе с тем знание контекста у говорящих все-таки раз­ное, и поэтому неопределенность, сдержанность, некоторая не­точность языка выступает приемом, обеспечивающим понимание. Отсутствие единого «точного смысла» слов облегчает коммуни­кацию, давая возможность каждому «вписаться» в творящуюся «здесь и сейчас» социальную реальность.

Еще один прием, который используется нами в повседнев­ной жизни, как показала этнометодология, состоит в том, что действующие люди пытаются представить свои действия таким образом, чтобы они оказались понятными и приемлемыми с точ­ки зрения интерсубъективных фоновых ожиданий (типиза­ции). Это так называемые практические объяснения. Когда воз­никает потребность в таких объяснениях? Прежде всего когда действие прерывается, когда оно не является само собой разу­меющимся, непроблематичным, когда оно не удается. По сути такие практические объяснения сами являются социальными действиями, направленными на восстановление нарушенного взаимодействия или ликвидацию угрозы такого нарушения.


¹ Абельс X. Указ. соч. С. 159.

²Здесь эллиптическое высказывание — это сокращенное
высказывание, в котором опущены некоторые звенья.

' Абельс X. Указ. соч. С. 165.

114

Часть I • Методологические основания

Тема 3 • Качественный подход

115


Важно подчеркнуть, что практические объяснения не являют­ся истинными объяснениями причин действия (или его срыва), но всегда лишь видимость объяснения: для восстановления вза­имодействия или в случае потенциальной угрозы его прерыва­ния важно, чтобы эти объяснения принимались, считались нормальными, убедительными.

В целом заслуга этнометодологии состоит в том, что, разру­шая в своих экспериментах привычный непроблематичный мир повседневных взаимодействий, она обнаруживает, выявляет те способы, с помощью которых мы конструируем «здесь и сей­час», социальную реальность нашей каждодневной жизни.