Воскобойников_тысячелетнее царство. Воскобойников, О. C
 Скачать 7.42 Mb.
|
|
Тысячелетнее царство ковер в мире, длиной более ста метров. Заказчик, Людовик I Анжуйский, заказал это произведение замечательным масте- рам: Жану из Брюгге и Николя Батаю. Он не пожалел средств, чтобы украсить свои залы таким монументальным напоми- нанием о смерти. Более того, ковер был не просто украшени- ем, он был задуман как зрительное подспорье для публичных чтений «Откровения», поскольку повествование здесь как бы скандируется регулярным появлением внушительной фигуры чтеца, держащего в руках книгу с текстом. Автор «Апокалип- сиса», апостол Иоанн Богослов, также присутствует в сценах, как бы свидетельствуя об истинности того, что изображено, и приглашая к диалогу, раздумью, созерцанию. Нам кажется странным такой способ отвлечься от дел насущных, неурядиц и катаклизмов, разрывающих природу и человеческое обще- ство. Тем более что речь идет об одном из самых блестящих феодальных дворов Северной Европы. Средневековый чело- век не забывал о действительности, не бежал от нее, но она Илл. 48. «Сон праведников» (Откр. 14, 13). «Анжерский Апокалипсис». Ковер. 1377–1382. Анже, замок Человек на земле обретала для него свой реальный смысл лишь в контексте веч- ности. Смерть была совсем рядом, а война воспринималась как «Апокалипсис сегодня». В конце концов, в таком отноше- нии Средневековья к войне нет ничего исключительного. «Действо об Антихристе» и анжерский «Апокалипсис» по- казывают, что проповедь о Конце света, исходившая из лона Церкви, получала на протяжении веков широчайший резо- нанс. Чем больше было неурядиц и катастроф, чем больше необъяснимого в природе, тем больше люди убеждались, что мир стареет, ветшает и наступают последние времена. Идея старости мира проникала далеко за пределы эсхатологии. Об этом замечательно говорит анонимный, но до недавнего времени приписывавшийся Роджеру Бэкону трактат «Об от- далении старости», популярный среди государей XIII в. учеб- ник по медицине и гигиене: «Стареет мир, и стареют люди, — не потому, что мир стар, а из-за размножения живых существ, загрязняющих окружающий нас воздух, из-за невыполнения правил гигиены и незнания качеств вещей, которые восполня- ют испорченность условий гигиены». Здесь тоска по молодому или, если угодно, омоложенному, чистому, радостному миру, столь свойственная ученому сознанию зрелого Средневеко- вья, переводится в чисто научную плоскость. Автор, начи- танный в арабской медицинской литературе, старается объ- яснить причины эпидемий с помощью учения о заражении воздуха, воды и вообще «окружающей среды», которую тогда просто обозначали словом aer, буквально «воздух». Он не был одинок в своем здравомыслии, но это здравомыслие пробива- ло себе дорогу, опираясь на традиционные эсхатологические чаяния и страхи, царившие в европейском обществе и отнюдь не сдававшие свои позиции. Арнальдо из Виллановы, ката- лонский философ, врач при дворах королей и пап, на рубеже XIII–XIV вв. писал и медицинские, и эсхатологические трак- таты для своих покровителей, как и его не менее знаменитый соотечественник Рамон Льюль (в латинизированной форме Раймунд Луллий) и английский францисканец Роджер Бэкон. Тысячелетнее царство С точки зрения монахов, властителей дум первых веков вто- рого тысячелетия, зловещие события их времени, вызванные грехами человечества, готовили путь Антихристу. Поэтому, рас- суждали они, нужно быть бдительными и каяться. В описании человеческих грехов и ужасов Конца света они видели средство произвести сильное впечатление на паству. Возник даже специ- альный жанр религиозной литературы: покаянные книги, или пенитенциалии, практические руководства по исповеди для священников и религиозно активных мирян, в которых описы- вались всевозможные грехи и меры наказания, им соответство- вавшие. Эти книги — замечательные памятники, ибо и грехи, меняющиеся с течением времени, суть зеркало развития обще- ства. Вместе с тем и монашество, следуя за бурным демографиче- ским и экономическим ростом Европы, уже не могло запереться в четырех стенах своих обителей и незаметно для мира молить- ся о его спасении. Клир и мир стали по-настоящему нужны друг другу. В XII в. Алан Лилльский, всезнающий doctor universalis, в «Искусстве проповеди» предлагал разные модели духовного наставления для рыцарей, адвокатов, судей, государей, вдов, дев. Поколением позже английский доктор богословия, препо- дававший в Париже около 1215 г., в своем «Пенитенциалии» пе- речислил особо опасные на пути к спасению профессии: судьи, учителя, клирики, торговцы, врачи. Уже упоминавшийся Иаков Витрийский, умный критик своего времени (начало XIII в.), сме- явшийся над крестоносцами за то, что те пошли отвоевывать Гроб Господень из любопытства к восточным диковинам, тоже читал проповеди раздельно монахам, духовенству, школярам. Проповедь теперь не просто возвещанная и объясненная Ис- тина, но Истина, истолкованная каждому по-своему (34, 44–45). Compelle intrare: эпоха обращения Проповедуя «презрение к миру», contemptus mundi, бегство от мира, умоляя готовиться к близящемуся Концу, Церковь призывала светское общество «обратиться». «Обращение», Человек на земле conversio — очень важное понятие в истории человеческого духа зрелого Средневековья. Обычно под ним понимается об- ращение, например, язычника или иудея в христианскую веру. Крестоносцам, цитируя Писание, говорили: «Заставь их войти в лоно Церкви» (compelle intrare). И они заставляли, как умели… Можно найти множество письменных свидетельств того, как целые иудейские общины принимали христианство, «устра- шившись» авторитета местного епископа или убежденные его неопровержимыми доводами: не все из этих «доводов» нам из- вестны достоверно, во всяком случае, жалоб иудеев по поводу насильственного крещения хватает как в папских, так и в им- перских и королевских регистрах. И короне, и тиаре, как ни парадоксально, приходилось периодически защищать синагогу от религиозной нетерпимости христиан. Но клирики и сами миряне в эпоху крестовых походов осознавали, что многие из них, крещеные или отданные в монастыри в детстве, регулярно посещающие службы, все же нуждаются в реальном обраще- нии, в духовном перерождении: свидетельств такого настроя в XII столетии, удачно охарактеризованном М.-Д. Шеню време- нем «пробуждения сознания», неисчислимое множество. Знатный шотландец Эльред, воспитанный при дворе коро- ля Давида I, в двадцать четыре года принял постриг в только что основанном цистерцианском аббатстве Риво, сдружился с Бернардом Клервоским и стал фактическим основателем ан- глийской цистерцианской духовной традиции. Он рассказал о себе в сочинении «О духовной дружбе», во многом авто- биографическом. Житель Кельна, иудей Иуда бен Давид ха- Леви, член самой влиятельной еврейской общины Германии, обратился в христианство в самом начале XII в. и в увлека- тельном рассказе о всех этапах этого долгого обращения на- зывает себя «Германом, бывшим иудеем» (Hermann quondam iudeus). В таком самонаречении очевидна покаянная, само- аналитическая ретроспекция человека, изгоняющего из себя старую веру ради самоутверждения в новой. Петр Альфонси, его сверстник из испанских сефардов, талантливый писатель, Тысячелетнее царство медик и астролог, неплохо разбиравшийся в арабской научной литературе, был крещен тогда же, получив в преемники из купели короля Кастилии Альфонсо, милостиво давшего ему в добавление к основному свое имя. Альфонси не рассказал об обращении, зато написал популярный в будущем «Учебник для клириков», Disciplina clericalis, удивительно мудро и чутко построенный сборник рассказов, оказавшихся поучительны- ми вовсе не только для клира. Гвиберт Ножанский не пережил столь драматического об- ращения, как «языческий философ» Августин, «бывший иудей» Герман или Эльред, оставивший свет в расцвете юности. Его отдали в монастырь ребенком, как многих отдавали: каждая знатная семья старалась не только обзавестись нужными ма- тримониальными связями и кумовством, но и собственным монастырским молчальником — его тихая молитва за близких давала семье шансы на небе. Как уже говорилось, Гвиберт писал о себе, хотя его «Монодии» лишь отчасти автобиографичны, автор в них, как верно заметил Зенк, одновременно субъект и объект повествования; на протяжении всех трех частей, в том числе рассказывая историю родной Ножанской обители, он ста- рается показать, что каждый человек, по-нашему индивид, дол- жен стараться познавать самого себя, чтобы быть уверенным в правильности выбранного пути и тем самым доказать свою свободу. И эта свобода не что иное, как подчинение воле Бога и богопознание (163, 198). В конце концов, и Абеляр, этот «не- уемный единорог», как называли его цистерцианцы, написал свою эгоцентричную, на наш современный взгляд до нарцис- сизма самоаналитическую «Историю моих бедствий», чтобы рассказать о своем «обращении» — из популярного диалекти- ка, champion des dames, в убеленного сединами монаха, основа- теля Параклета — монастыря Святого Духа Утешителя. Таким «настоящим философом Христа» должна была запомнить его Элоиза, узнав из письма Петра Достопочтенного о его смерти. Таким же «философом Христа», цистерцианцем, видимо, умер и харизматичный, знаменитый магистр Теодорих Шартрский. Человек на земле Основоположниками новых монашеских общин и братств, участниками крупнейших религиозных движений как внутри Церкви, так и вне ее, в ереси, были миряне или люди, хорошо помнившие мир. Церковь стремилась упорядочить их умона- строения. То способствуя их проявлениям, то препятствуя, она руководствовалась своими представлениями о целостно- сти веры и, конечно, отстаивала свою исключительную роль в руководстве душами и умами людей. Рассказывая в проповеди и в образах храмового искусства об адских муках, ожидающих грешников (илл. 49), она сознательно вселяла страх, но — и это важно — она не хотела парализовать волю людей. Ибо психо- логический паралич паствы, и без того легко проявляющийся в тяжелых жизненных условиях, сделал бы из нее неуправля- емую опасную толпу, которую ничто не смогло бы привести ни к земному благополучию, ни к вечному Спасению. Вообще христианские, в том числе средневековые, представления о «страхе Божьем» отнюдь не совпадают с устоявшимся его тол- кованием в современном нерелигиозном или антирелигиозном обществе. Уже в Библии еврейское ветхозаветное yre‘ ‘Elôhîm Илл. 49. «Муки ада». Церковь Сен-Пьер д’Ольне. Капитель центрального нефа. 1-я пол. XII в. Приморская Шаранта, Франция Тысячелетнее царство не совпадает с новозаветными представлениями о любви как основе отношений между Богом и людьми. Это видимое про- тиворечие не раз становилось предметом экзегезы уже первых Отцов и было унаследовано Средневековьем. Так или иначе, средневековые представления о том, что мы сейчас назовем совестью, складывались из понимания неразрывной связи «страха» и «любви»: и то и другое — дары Святого Духа. Подобные индивидуальные опыты «обращения», даже ста- новясь популярными благодаря красивым рассказам, как и разнообразные эсхатологические схемы, при всех вариациях не оставляли больших надежд на коренное изменение ситу- ации здесь, на земле. Это отчасти объясняет медлительность развития многих сторон жизни людей, их картины мира, их сознания. Даже мечты об обращении язычников и иудеев, о возвращении к людям Илии и Еноха, которые, как счита- лось, за свою праведность были водворены в земной рай без смерти, живыми, и так там и жили, — все это было печальное ожидание Конца. Но пессимизм и оптимизм в коллективной психологии Средневековья соседствуют. Параллельно с тра- диционными потусторонними перспективами начиная с XII в. появляются новые тенденции. В них четко прослеживается надежда на то, что Концу света будут предшествовать измене- ния к лучшему и даже наступление своего рода христианского «золотого века». Пророки и политика Зачатки такой позитивной эсхатологии находятся в ран- них «видениях» (visiones) о последнем императоре. Эта идея появилась на Западе в Х в., но она восходит к «Откровению псевдо-Мефодия», написанному в VII в. по-сирийски, очень скоро переведенному на греческий и затем, около 700 г., на до- ступную Западу латынь. Это один из самых популярных тек- стов Средневековья и раннего Нового времени. «Откровение» обещает, что до Антихриста в мир придет римский император, Человек на земле который подчинит себе все народы, обратит их в христиан- ство и восстановит мир на земле. Средневековье никогда не забывало о том, что при язычнике Октавиане Августе знаме- нитый храм Януса был впервые закрыт, символизировав уми- ротворение ойкумены; именно поэтому, как считалось, Бог пришел на землю. В X–XI вв., также следуя более древним гре- ческим образцам, возник латинский текст «Тибуртинской Си- виллы». Она также пророчествовала, что скоро придет импе- ратор, который за сто двадцать лет своего правления возродит настоящее христианство и принесет людям небывалое доселе благосостояние. В последующие века «Сивиллины книги» ста- ли исключительно популярны, поэтому знаменитые микелан- джеловские фигуры Сивилл на потолке Сикстинской капеллы являются данью доброй средневековой традиции, причем, как и в Средние века, здесь они использованы для эсхатоло- гического прославления земной власти. В середине Х в. аббат Монтье-ан-Дер (Montier-en-Der) написал трактат «О времени и происхождении Антихриста» (De tempore et ortu Antichristi). По его мнению, последний и сильнейший король франков вскоре взойдет на престол Римской империи и в конце свое- го правления возложит корону и скипетр на Масличной горе в Иерусалиме. Тогда появится Антихрист. Все эти пророчества о близящемся триумфе Римской импе- рии свидетельствовали о важности не только реальной импе- рии, возрожденной в 800 г. Карлом Великим, но и самой идеи Рима (илл. 50). В этой роскошной библии, видимо, подаренной Карлом Лысым папе при императорской коронации в 875 г., король франков внешне совсем не похож на своего деда, «про- стого» франкского конунга, описанного Эйнхардом. Словно по Бродскому, здесь «кутается в тогу Цезарь, верней, апостол». Карл, конечно, не в тоге, а в плаще, но плаще вполне «импер- ском»; хвалебный гекзаметр, энкомий, выписанный золотом на пурпурном фоне у ног государя, прославляет его как за- щитника Церкви. Для современного поэта Рим — сжатое вре- мя, «мир вскормившая волчица», точно так же для государей Илл. 50. «Карл Лысый на троне». «Библия Сан-Паоло-фуори-ле-Мура», Реймс. Ок. 875 г. Рим, Базилика Сан-Паоло-фуори-ле-Мура, Монастырская библиотека. Рукопись без шифра. Л. 1 Человек на земле Средневековья это во многом интеллектуальная конструк- ция, историческая и вечная, выражавшаяся одновременно на языке императоров и апостолов, одетых в одну и ту же тогу. Средневековое сознание не представляло себе политического мира Европы без Рима и без Империи, хотя в действительно- сти город Рим на протяжении многих столетий был отсталым конгломератом разрозненных бургов, сформировавшихся во- круг древнейших христианских храмов. Эти бурги, далекие предшественники нынешних римских rioni, часто враждовали между собой, становясь оплотами феодальных кланов, засев- ших в башнях «гангстеров», гордо называвших себя патрици- ями. И все же папство, периодически пытаясь вернуть вверен- ному его попечению городу хотя бы отблеск былого величия, постоянно вспоминало о его столичном статусе, даже чинило водопровод, а история искусства и архитектуры здесь — чере- да многочисленных, более или менее масштабных ренессан- сов, прекрасно описанных Краутхаймером (96). Империя Каролингов, объединявшая территории нынеш- них Франции, Германии, Австрии, Италии и северо-восток Испании (Каталония), распалась еще в середине IX в., при вну- ках Карла. Восстановленная саксонскими королями, Оттона- ми, в X в. на основе германских герцогств, она уже никогда не смогла вернуться к прежнему могуществу и территориально- му охвату. По-прежнему называясь Римской, она не имела на- стоящей столицы, но король Германии официально назывался «королем римлян» или «королем Рима», даже если не удоста- ивался императорской коронации. Рим был как бы символи- ческим центром его державы, желанным, но недостижимым в силу целого ряда причин. Несмотря на отсутствие единства на землях Империи, которая при Барбароссе, во второй поло- вине XII в., получила название Священной Римской империи, все монархии, княжества и республики Европы признавали верховенство, высшее достоинство римского императора. Это вовсе не мешало им зачастую вполне успешно противостоять его реальным притязаниям. Тысячелетнее царство Политические «пророчества», писавшиеся иногда после того, что они предвещали, имели ярко выраженный миллена- ристский характер. Они отражали, кроме прочего, распростра- ненную в широких кругах надежду на умиротворение. И это вполне объяснимо, поскольку появление и распространение подобных текстов совпали по времени с разгулом феодальной вольницы и нашествиями на Центральную Европу диких еще норманнов (викингов) и венгров, — в этих разрушительных для цивилизации Запада набегах иногда видят последнюю волну Великого переселения народов. Параллельно с размыш- лениями над Концом света многие прелаты предпринимали реальные усилия по замирению бесконечно враждовавших между собой баронов. Их поддерживала часть светской знати, и это движение получило название «Божьего мира». Проро- чества и видения обещали довольно длительное время благо- денствия в будущем, но не предлагали ничего менять в повсе- дневной жизни. Структуры мироздания и общества оставались незыблемыми. Никакая конкретная общественная проблема не затрагивалась авторами пророчеств, они концентрировали свое внимание на абстрактном возвеличении своей монархии, придании ей исключительной, провиденциалистской роли в судьбах человечества. В этой роли могла выступать и Визан- тия, и Священная Римская империя, и государство франков, постепенно приобретавшее очертания современной Франции. Только в XII в. представления о будущем начали суще- ственно меняться. Сочинения так называемых немецких сим- волистов, которых не следует путать с поэтами XIX — нача- ла ХХ в., отражают глубокое недовольство состоянием Церкви и общества в целом. Герхох Райхерсбергский выступил с рез- кой критикой политических интриг и лицемерия высшего кли- ра, приспешников Антихриста. Одновременно он приписал некоторые черты Антихриста и императору Генриху IV, сра- жавшемуся против папства во второй половине XI в. Прежде всего, очищение Церкви должно было, по его представлени- ям, предшествовать Концу. Хильдегарда Бингенская, одна из |