Воскобойников_тысячелетнее царство. Воскобойников, О. C
 Скачать 7.42 Mb.
|
|
Тысячелетнее царство и в латыни (Эриугена не случайно применил нейтральное collocatio: «помещение»). Все это вроде бы тонкости перевода отдельных слов, но за ними скрываются те самые особенности средневекового мышления, которые нас интересуют. Размыш- ляя о том, как устроен дом Бога, средневековый государь стро- ил свой собственный дом и свое государство. Одновременно с коронованным экзегетом за комментирование псевдо-Диони- сия, напомню, брались и лучшие умы того времени: Альберт Великий, Фома Аквинский, епископ Линкольна Роберт Гроссе- тест, Фома Галл и Петр Испанский, в будущем папа Иоанн XXI. Трактат «О небесной иерархии» стал одним из основных источников, на которых мыслители разрабатывали учение о «трех сословиях» (tres ordines): молящихся, воюющих и паха- рей. Как и в небесном мире, это земное иерархическое обще- ство объединялось, по мнению этих первых «социологов», всеобщей любовью и служением всех сословий друг другу. Конечно, как и схема небесного мира, эта картина была лишь идеалом, во многом плодом умозрительных рассуждений, ибо социальная действительность была намного сложнее и противоречивее. Но и сами эти противоречия осмыслялись в рамках учения Ареопагита об иерархии. Например, в конце XII в. богослов Алан Лилльский написал небольшой трактат «Иерархия», где предложил учение об «антииерархии», или «антипорядке» (exordo), демонов, которая противостояла упо- рядоченной иерархии ангелов. Он также сопоставил небесную иерархию с земной. Это учение было развито в следующем сто- летии крупным мыслителем и влиятельным прелатом Гильо- мом Овернским, который сравнил девять ангельских хоров с королевскими чиновниками (offi cia) и с устройством Церкви, politia clericalis, а девять «античинов» — с «устройством церк- ви вредителей и синагогой Сатаны», т.е. с еретическими сек- тами. Перед нами разработанное и принятое официальным богословием политическое и социальное прочтение «небес- ной иерархии», где даже зло, царившее в обществе, получало истолкование на фоне мира небесного. Мир видимый и невидимый Приведу пример такого социологического построения, взятый из рукописи XIV в. из Баварской национальной библи- отеки, в которой дошло сочинение Михаила Скота «Введение» (Clm 10268, fol. 11r). Здесь наглядно продемонстрировано, как небесная иерархия, описанная псевдо-Дионисием Ареопаги- том, отражается в иерархии Церкви и мирян. Серафимы Папа Император I Иерархия Херувимы Кардинал Король Троны Патриарх Герцог Господства Архиепископ Князь II Иерархия Силы Епископ Маркиз Власти Аббат, приор Граф, капитан Начала Архипресвитер Вальвассор III Иерархия Архангелы Пресвитер Рыцарь Ангелы Клирик Простолюдин История ангелов У ангелов — своя история. Эти божьи посланники всег- да присутствовали в христианском богословии. Но в эпоху Отцов спорили не о них, а о важнейших догматах: выраба- тывали учение о Троице, о природах Христа, литургику, бо- ролись с ересями. С другой стороны, если мысленно перене- стись на рубеж Возрождения, мы увидим, как в 1420–1430 гг. на картинах и фресках итальянских церквей возникает совер- шенно новый иконографический тип путто, младенца с бла- женной, отрешенной улыбкой, пухлыми ручками и ножками, которого мы привыкли называть «ангелочком», заодно пере- неся этот титул на наших собственных детей. Трудно увидеть в нем борца, противостоящего мировому злу, пусть даже ис- тина иногда глаголет его устами. Ренессансный путто чужд средневековому миросозерцанию. Но именно он волею судеб стал наследником и, пожалуй, гробовщиком средневековой ангелологии, некогда столь же развитой, как и демонология. Тысячелетнее царство Ибо если демонология была наукой о зле, то ангелология была наукой о добре. Если в демонах — страхи средневековых лю- дей, то в ангелах — их надежды. В раннем Средневековье уже был развит культ архангелов, одно из особых ответвлений общего культа святых. Отправной точкой, наверное, следует считать явление Михаила на горе Гар- гано в Южной Италии, на шпоре Апеннинского сапога, в 492 г. Оттуда почитание главного посланника Бога, взявшего на себя часть функций древнего Гермеса-Меркурия, распространилось по всей Европе. Это произошло отчасти благодаря деятель- ности монахов-бенедиктинцев. Крупнейшие монастыри, по- священные Михаилу, строились на высоких холмах: таковы Мон-Сен-Мишель на границе Нормандии и Бретани, Ле-Пюи в Веле (илл. 63), Сакра-Сан-Микеле в Пьемонте, святилище на полуострове Гаргано в Апулии. Власть не преминула воспользо- ваться этим популярным в народе сильным святым для утверж- дения своего религиозного и политического влияния. В Южной Италии святилищу архангела покровительствовали сменявшие друг друга лангобарды, франки, норманны, Штауфены. В 789 г. Илл. 63. Святилище св. Михаила. X в. Ле-Пюи. Франция Мир видимый и невидимый Карл Великий, тогда еще король франков, официально признал трех архангелов: Михаила, Гавриила и Рафаила. День св. Миха- ила, 29 сентября, стал с 813 г. одним из важнейших церковных праздников на землях возрожденной Римской империи. В Ми- хаиле видели, наряду с Христом, победителя дьявола, предво- дителя небесного воинства и покровителя светской власти на земле, гаранта ее военной мощи. Этот культ позволил Церкви отчасти ввести в правоверное русло большую часть языческих верований простого народа, заменив древние капища башенка- ми и часовнями, посвященными архангелу. В монастырях ему часто посвящались небольшие надвратные храмы и капеллы над главными порталами церквей: архангел стоял на страже. Не только миряне, но и клирики частенько прибегали к ис- пользованию разного рода ангельских имен более чем подо- зрительного происхождения в качестве своего рода словесных талисманов, оберегов от всех бед. В подобной практике нетруд- но было скатиться до элементарной магии (в качестве компро- мисса возникло учение о белой магии, популярное еще среди гуманистов эпохи Возрождения). Церковь довольно успешно боролась с такими пережитками многобожия, но вряд ли мог- ла их искоренить, тем более что ее служители как раз и распро- страняли сомнительные практики и тексты. В средневековых трактатах всплывают имена, явно образованные по аналогии с еврейскими именами общепризнанных небесных воинов-ар- хистратигов. Так, Уриила «прикрывал» авторитет Исидора Се- вильского и Беды Достопочтенного. Поэтому его можно найти и в маленьких скромных церквах Каталонии, и на мозаике, заказанной могущественным королем Сицилии Рожером II в Палатинской капелле в Палермо (сер. XII в.). Астрологи лю- били изобретать или выписывать из арабских сочинений име- на ангелов, хранителей созвездий и планет. Как всякий культ святых, почитание ангелов оказывалось на грани, а то и за гранью христианской ортодоксии, питалось как соками собственной религиозной фантазии, так и опытом других религий, в частности ислама. Однако определяющим Тысячелетнее царство в классических средневековых представлениях об ангелах была все же не магия имен, а особая братская связь между ангелами и людьми, богословски осмысленная бенедиктин- цами и другими монашескими орденами. Если бы фантазия ограничилась абстрактной идеей о неких бестелесных духов- ных сущностях, служащих Богу, эти сущности никогда бы не завоевали сердца верующих. Специфический материализм средневекового сознания требовал их зримого «очеловечива- ния». Псевдо-Дионисий посвятил этому вопросу последнюю главу своей «Небесной иерархии», как всегда стремясь возвы- сить образ человека (15, 3): «Человеческий образ ангелам при- писывают потому, что человек обладает разумом и способно- стью устремлять свои взоры вверх, а также из-за прямизны и правильности его внешнего вида и свойственного его природе первенства и предводительства. Есть и другая причина: хотя по своим чувствам он словно бы слабейший, если сравнить их с прочими способностями неразумных животных, но он властвует надо всеми по силе ума, превосходству разумного знания и по природной непорабощенности и непокорности души». Востребованность «Небесной иерархии» и ее учения об ангелах в эпоху высокой схоластики, в среде людей, зачи- тывавшихся Аристотелем, поучительна для историка мысли. В это время уже уверенно пробивала себе дорогу новая карти- на мира, как бы спускающаяся с небес на землю. Но учение об ангелах, разработанное в совсем иных условиях, на этом но- вом этапе отвечало каким-то новым чаяниям верующих. Мы уже говорили, что человек этого времени чаял и нового знания, и новой веры. Он хотел видеть то, во что верил. Поэто- му то, что он не мог увидеть в природе, должно было предоста- вить ему богословие, воображение проповедника и изобрета- тельность скульптора или художника. Описывая облик ангела, молодого, прекрасного, одетого в светлые одежды, крылатого, средневековый мыслитель ссылался как на «философов», т.е. на Отцов, так и на живописцев. И действительно, жизнеспо- собность западноевропейского христианского искусства, как Мир видимый и невидимый мы помним, напрямую зависела от того, насколько оно было в состоянии «изобразить неизобразимое», рассказать о не- видимом. Выполняя эту сложнейшую религиозную и художе- ственную задачу, оно умело оперировало античным наследием. Из него как раз у ангелов появились крылья, нигде не упоми- наемые в Библии: они были просто взяты с образа античной богини победы — Ники (крылатые амуры будут востребованы позже, в эпоху Возрождения). И, несмотря на то что это заим- ствование шло почти вразрез с буквой главной книги Средне- вековья, сила иконографической традиции была такова, что крылатость стала неотъемлемой характеристикой ангела не только в искусстве, но и в сознании масс. Кажется, никто до Яна ван Эйка не изображал ангелов без крыльев. В христианстве, исполненном эсхатологических ожиданий, мечтающем о Небесном Иерусалиме, ангелы заняли особое место. На стенах соборов они постоянно сопровождают веру- ющего: улыбаются ему у входа, как в Реймсе (илл. 64), плачут и выламывают себе руки, сострадая распятому Христу (на фре- сках Дуччо, Чимабуэ и Джотто). Они же охраняют храм, взирая на мир с высоты его стен: таковы двенадцать ангелов с солнцем в руках, стоящие высоко, в пинаклях, по сторонам от централь- ного нефа и за хором в Реймсском соборе (XIII в.). Это отсыл- ка к Апокалипсису (21, 10–13), где Иоанн Богослов описывает видение Небесного Иерусалима с двенадцатью воротами и двенадцатью ангелами (илл. 65). Архангела Гавриила иногда называли «душеводителем», потому что он сопровождал души умерших на небеса, ангелы трубят в трубы и сворачивают не- беса, возвещая о Страшном суде, они одновременно сражаются с демонами за каждую душу, но они же заталкивают длинны- ми копьями осужденных в пасть геенны. Они одновременно помощники людей, но и исполнители праведного гнева небес. Сам аскетический идеал Средневековья был непосред- ственно связан с ангелологией. Монашество, считалось на Западе, жило на земле почти как ангелы на небесах. Мона- стырский клуатр (двор), предназначавшийся для молчаливых Илл. 64. «Благовещение». Скульптурная группа портала западного фасада собора в Реймсе. 1240-е гг. Илл. 65. Ангелы Апокалипсиса. Южная стена собора в Реймсе. 2-я четв. XIII в. Тысячелетнее царство созерцательных прогулок братии, также воспринимался слеп- ком с небесного Града, хотя технически, несомненно, вобрал в себя черты перистилей провинциальных римских вилл. Он непосредственно примыкал к южной стене храма и строился чаще всего по строго квадратному плану (илл. 66). Увидеть ангела жаждал всякий ревностный монах, ибо такое явление засвидетельствовало бы верность избранного им лично пути. В XI–XII вв. христианское искусство и богословская наука (например, в лице Ансельма Кентерберийского) последовали за проявлениями религиозности, в которых столь большую роль получили ангелы. Изображений ангелов становится мно- го повсюду: в церквах и в иллюстрированных богослужебных книгах. Во взаимоотношениях Бога и человека ангел получил свою роль. Отныне он — воплощение божественного всемо- гущества, исполнитель и провозвестник воли Творца, участ- ник всемирной исторической драмы от низвержения дьяво- ла до Страшного суда. Вместе с тем он спутник человека на пути к Богу, в его земных и небесных странствиях. В видени- ях визионеров и визионерок XII–XIII вв., уже у Хильдегарды Илл. 66. Клуатр собора в Монреале. Сицилия. 2-я пол. XII в. Мир видимый и невидимый и Елизаветы из Шëнау, все чаще возникает «мой ангел», этот личный утешитель и помощник в постоянной борьбе с Иску- сителем. Множатся молитвы ангелам, поэтические и проза- ические, зачастую мастерски написанные. Церковь, приняв эту особую форму религиозного рвения своей паствы, в конце концов открыла путь религиозному ин- дивидуализму, столь важному для истории мировоззрения европейцев позднего Средневековья. Рассуждения об ангелах, эмоции, изображающиеся художниками на их лицах, — все это документальные свидетельства культурных изменений в обществе. Новое значение приобретает культ ангела-храни- теля, именно он достался современному католицизму в наслед- ство от средневековой ангелологии. В XIV–XV вв. проповедь, концентрируясь на важности личного спасения, делала акцент именно на личном. Естественно, ангелу-хранителю здесь при- писывалась особая роль. В 1330 г. Гильом де Дигюльвиль в «Па- ломничестве души» описывает идеальную пару, состоящую из души и ее ангела. В конце XV в. в анонимном «Искусстве уми- рать» у постели умирающего встречаются ангел и демон, и раз- ворачивается их последняя битва за его душу: ангел дает ему последние наставления о том, как преодолеть козни лукавого. В это время вера в мощь дьявола и его приспешников, давшая зеленый свет масштабной охоте на ведьм в XV–XVI вв., распро- странялась с такой же быстротой, как культ ангела. Поэтому, чтобы противостоять силам зла, народная религиозность на- деляла ангелов новыми качествами, передав этому «небесному воинству» (а именно так они и назывались на латинском языке: militia celestis) часть функций прежних традиционных святых. Парадокс: одновременно с ростом значения ангелов в зем- ной жизни людей, в борьбе с природными катаклизмами и с проделками демонов ангельский мир кардинальным обра- зом меняет свой облик. В отношении к нему в широких кругах верующих начиная с XV в. наблюдается все усиливающаяся сентиментальность. Уже авторы видений XIII в. часто пред- ставляли себе своих небесных покровителей в виде детей. Тысячелетнее царство У некоторых авторов, видимо, под влиянием культа Девы Марии, образ ангела становился женственным. Связь земли и неба, за которую отвечали ангелы, мыслилась теперь в мень- шей мере как восхождение по небесным ступеням для при- общения к божественному свету, но скорее как «броуновское движение», снование ангелов-хранителей, этих советников и заступников, от которых ждут активных действий. Именно поэтому их так много на страницах разного рода душеспаси- тельных сочинений, во множестве создававшихся на потребу светской элиты и нуворишей. В этой упрощенной схеме, потеснившей наследие монаше- ской картины мира, высшим чинам (херувимам, серафимам, тронам) фактически не оставалось места. Чем больше их изо- бражали на страницах часословов, тем меньше становилось их реальное духовное значение в общей картине невидимого мира. Прежние мудрые крылатые воины сначала стали суб- тильными юношами, потом детьми и наконец умилительны- ми младенцами, putti — этим симбиозом ангела и античного амура, заселившим небеса на потолках всех лучших дворцов Италии, а затем других стран. Ангелология менялась вместе с обществом. Если раньше монах стремился быть похожим на ангела, и ничего не могло быть более благородного, то теперь ангел стал похож на человека. В этом ангелология шла в ногу со временем: позднее Средневековье есть также эпоха «очело- вечивания» Христа. Из небесного императора он превратился для верующих в страдающего на кресте человека, которому следует подражать, которому надо по-человечески сопережи- вать. Сместились важнейшие эмоциональные акценты в вере, и вместе с ними изменилась картина мира. Демоны и магия Небесный мир не был обиталищем лишь добрых сил, ина- че непонятно было бы, почему в мире людей, подчиненном небу, существует зло. Мы уже говорили, что падение дьявола Мир видимый и невидимый и его воинства мыслилось как начало времен, начало истории. Чаще всего, согласно принципам христианской теодицеи, его служителей, бесчисленных демонов, считали ангелами, ко- торые добровольно избрали зло и тем навечно обрекли себя на те же адские муки, которым они подвергают свои жерт- вы из людского племени. На всякий случай иногда уточня- ли, что Люциферу удалось совратить низший, ближайший к людям и, следовательно, самый «морально неустойчивый» ангельский чин. В раннехристианские времена иногда по- лагали, что они прельстились на красоту женщин, и это по- влияло на отрицательное отношение ко всем проявлениям сексуальности вплоть до прихода ученой медицины в начале XII в. В дальнейшем возобладала точка зрения, что главной причиной мирового зла была гордыня Люцифера. Характер- но, что в греческом языке слово «демон» изначально не имело резко отрицательного значения. У всякого человека был свой демон-спутник, он мог быть и добрым, и злым. Отсюда греч. « вдемон», «счастливый». Возможно, что христианство сохра- нило это двойственное отношение к невидимым вредоносным силам, восприняв из греческого языка понятие «демона». Демоны активно вмешивались в повседневную жизнь лю- дей. После падения они получили свои места в стройном миро- порядке: кто-то в геенне, кто-то в воздухе, кто-то в воде и так далее по четырем стихиям и по четырем сторонам света. Сред- невековье любило подробно описывать и классифицировать деятельность демонов: этот деловитый подход помогал оправ- дать их существование, ибо главная задача состояла в том, что- бы найти всему подобающее место. Зачем Бог терпит демонов? Отвечали: Он смешивает белое с черным подобно живописцу. Тем прекраснее на фоне вездесущего зла выглядят праведники, на фоне уродливого — прекрасное. Средневековая эстетика не видела здесь никакого противоречия, что объясняет присут- ствие многочисленных и часто весьма замысловатых демониче- ских образов в скульптурном убранстве храмов и на полях ил- люстрированных рукописей (илл. 67). В «Псалтири Латрелла» |