Воскобойников_тысячелетнее царство. Воскобойников, О. C
 Скачать 7.42 Mb.
|
|
Тысячелетнее царство описывала права и обязанности каждого члена этой, как сей- час говорят, «ячейки общества». Зависть также получила новое содержание за счет одной из своих «ветвей»: злословия. Это объясняется характером средневековой культуры, в которой огромное значение име- ло устное слово. Особое внимание к слову, осознание опас- ностей, которые оно несет, если употребляется неправильно, привело к появлению в XIII в. особого греха, занявшего по- четное место рядом с семью смертными: «греха языка». Под ним подразумевали все ошибки и преступления, которые мы совершаем с помощью слов: богохульство, ложь, лесть, ругань, злословие и оскорбление. Слово, сексуальность и деньги. Эти три темы в позднее Средневековье с маниакальным постоянством обсуждались всеми морализаторами, проповедниками и поэтами. Для Дан- те алчность — «волчица», виновница всех бед его времени, бед, жертвой которых стал он сам, вечный изгнанник, тоску- ющий по родной, растерзанной Флоренции. Казалось бы, что может быть стройнее построенной им адской тюрьмы для отъявленных преступников, исправительной колонии для грешников и вечного санатория для праведников? Однако при встрече с каждой тенью, олицетворяющей какой-нибудь каз- нимый поэтом-пророком порок, Данте страшится, сомнева- ется, боясь споткнуться, хватает за руку Вергилия. В раю ему тоже не обойтись без Беатриче, но дать блаженство святым все же легче, чем осудить на вечные муки. Вспомним, как он рас- терялся, встретив в огне среди содомитов собственного учите- ля, Брунетто Латини, с опаленным лицом: «Вы, сэр Брунетто?» («Ад». XV, 30). В смятении и нынешние дантологи, по сей день спорящие, за какой, собственно, грех или порок Данте казнит близкого человека, посвящая ему искренние, теплые строки: «выгораживая» крупнейшего энциклопедиста тринадцатого века, пытались представить себе, что поэт осудил его не за го- мосексуализм, а за «грех языка», потому что он, мол, написал свое главное произведение, «Сокровище», не на родном для О добре и зле, или небесная бухгалтерия него флорентийском диалекте, а на французском — втором главном языке культуры Италии того времени после латыни (120). Как бы то ни было, грешники Данте — Пьер делла Ви- нья, Фарината, уже знакомый нам Улисс, Брунетто — лите- ратурно не менее обаятельны, чем его праведники: Бернард, Франциск, сама Беатриче. Но их обаяние амбивалентно и противоречиво, как сам грех, как настроение их судьи, этого arbiter umbrarum. Столь же противоречивой, стремящейся к догме, но так ею и не ставшей была и вся средневековая этика. МИР ВИДИМЫЙ И НЕВИДИМЫЙ Теперь, рассмотрев общие представления о добре и зле в средневековом мировоззрении, попытаемся заглянуть в тот невидимый мир, который, согласно христианской доктрине, и был по-настоящему реальным, истинно сущим. Мир зем- ной, преходящий был слепком, «типом», зерцалом, символом этого «архетипа». Христианские мыслители с удовольствием прибегали к метафоре печати, оставленной на воске. Ведь воск мягок, податлив и недолговечен… Чтобы мысленно отделить мир посюсторонний от мира потустороннего, современному человеку удобно провести границу между небом и землей. Для понимания средневеко- вой картины мира этот прием верен лишь частично. Бог, как сказано в Библии, правит на небе. Но Его царство мы уви- деть не можем, мы можем его только представить, оно для нас умозрительно, т.е., на языке средневековой философии, интеллигибельно. Поэтому латинское слово cœlum, «небо», убрав из него диграф, производили от глагола celare, «скры- вать», ибо оно за покровом бесчисленных звезд скрывает от нас истинно сущее, к познанию которого мы все должны стремиться. Мы уже встречались с такой этимологической логикой. Звезды и планеты, правда, тоже на небе, и они ви- димы, доступны физическому зрению и познанию. Никто не сомневался в их влиянии на жизнь подлунного мира, царств и индивидов, но принципиальная разница между небесным миром звезд и небесным миром Бога была в возможности со- зерцать звезды физическим зрением. Они были частью физи- ческого мира. От того, что божественный мир был невидимым, он, повто- рим это, не становился для средневекового человека далеким или нереальным. Напротив, только осознавая его существова- ние, присутствие невидимых сил в своей повседневной жизни, человек и мог ориентироваться во времени и пространстве. Мир видимый и невидимый Все этические представления, т.е. правила поведения, страхи и надежды, горести и радости, соотносились с этим невиди- мым миром. Хождения апостола Павла и их последствия Приведем характерный пример: в «Саде утешения» серия «таблиц», раскладывающих по полочкам все достоинства и недостатки человеческой природы, должна была все-таки за- кончиться чем-то утешительным, хотя бы для того, чтобы оправдать название. Анонимный автор не нашел ничего бо- лее утешительного, чем «Видение Павла» (Visio Pauli), ранний христианский апокриф, входивший в дюжину популярнейших религиозных сочинений Средневековья. Переведенное с гре- ческого на латынь около V в. и много раз видоизменявшееся, здесь оно предстает перед нами в поэтическом переложении на старофранцузский язык (сохранилось и множество других пе- реводов). Если верить рассказчику, апостолу Павлу, по пути к язычникам, которым он должен был проповедовать Евангелие, он был восхúщен «во плоти» на третье небо, где его встретил ангел. Очень важно, что Павел оказался там именно во плоти, как живой человек, и в то же время не во сне, поскольку ко сну относились по-разному (сон мог быть пророческим, но его мог нашептать и Лукавый). Авторитетный апостол оказался как бы первым христианским «культурным героем», подобно Орфею, Гераклу и Одиссею у греков, Энею у римлян (VI книга «Энеиды») или шумерскому Гильгамешу. Он посетил иной мир и вернулся на землю, чтобы поведать о нем людям. Увидев ангелов-стражей, которые рассказывали Богу о доб- рых и злых делах смертных, Павел в сопровождении ангела пе- ресек небесную твердь (звездное небо), населенную добрыми и злыми ангелами. Здесь начиналось восхождение душ правед- ников и преступников, и здесь же судились лжецы. На третьем небе он встретил Илию и Еноха. На Востоке он посетил Страну Обетованную и Вертоград (т.е. сад) Христа, на Западе — область Тысячелетнее царство Тьмы, где казнятся осужденные. Они молили Христа даровать им «прохладительную» передышку в муках: refrigerium. Ангел и Павел присоединились к этим мольбам, и Спаситель согласил- ся даровать им еженедельный выходной. Наконец ангел пре- проводил Павла в земной рай, где его встретила Дева Мария и праведники Ветхого Завета. «Видение» или «Откровение Павла», само основанное на более ранних текстах, стало прототипом многочисленных средневековых путешествий в иной мир — предшественников Данте. Все эти видения и откровения закрывали серьезную для народной религиозности лакуну Священного Писания: оно очень скупо описывало иной мир. Зачастую эти сочине- ния, рассказывая о потустороннем, выполняли вполне посю- сторонние — политические, социальные и религиозные — за- дачи, но появлялись они в монастырях, то есть там, где небо, в представлении современников, наиболее близко подпускало к себе землю. Описания ада и рая свидетельствуют, что христианское во- ображение впитало многочисленные элементы предшеству- ющих религий. Ветхозаветный «шеол» просто мрачен, как могила. Сохранили, правда, образы Эдема, земного рая-сада, и Небесного Иерусалима. Греческое слово парадейсос, давшее обозначения рая на современных западных языках, происхо- дит от персидского paridaiza — «огороженное место», «здание». А русское «рай», скорее всего, от персидского же rāy — «богат- ство», «счастье» (слово, родственное латинскому res — «дело», «имущество», «вещь»). Большая часть образов наказаний при- шла из Индии, Ирана и Египта. Очень важно было наследие Рима, в частности «Энеиды» Вергилия. Здесь уже можно было найти разделенное надвое подземное царство, состоявшее из Тартара, наполненного жалобными криками, и светлых Ели- сейских полей, на которых раздавались радостные песни. Язы- ческий фольклор германских народов дал о себе знать в литера- туре в XII–XIII вв. Однако Церковь в лице крупных богословов относилась к этим «фантазиям» с должной осторожностью. Мир видимый и невидимый Рай — это место мира и счастья, где божьи избранники вечно радуются, ощущая радость всеми пятью чувствами: цветы и свет — для глаз, пение — для ушей, сладкие запахи — для носа, фрукты — для уст, мягкие одежды — для тела. Инте- ресно, что Средневековье вовсе не стеснялось наготы и охотно ее изображало, но райские праведники на средневековых изо- бражениях, за редкими исключениями, стыдились ее. Иногда рай представляли себе заключенным в несколько кругов стен из драгоценных камней, и по мере приближения к центру, жи- лищу Бога, свет становился ярче, а травы благоухали все силь- нее. Выстраивалась своеобразная иерархия. Рай Книги Бытия соответствовал, наверное, климатическим реалиям Ближ- него Востока. Рай западного Средневековья с его старыми и новыми городами и одновременно с его мечтой о небесном и земном Иерусалиме был скорее городом, крепостью. В эту крепость могли попасть только крещеные, однако крещение, естественно, было для этого не единственным условием. Ад был во всем противоположностью рая. В нем грешники предавались вечным и самым разнообразным мукам. Там тьма соседствовала с пламенем, непереносимой вонью, криками и грохотом. Ад прежде всего красный и черный. Пейзаж глав- ным образом состоит из скалистых гор, обрывов, расщелин, рек и озер, наполненных расплавленными металлами, смолой, рептилиями и чудовищами — всей той нечистью и нежитью, которая тревожит и сегодня на полотнах Босха и Брейгеля, наследников и интерпретаторов богатой средневековой тра- диции. Попасть в ад можно было, либо упав в колодец, либо пройдя непроходимо узким и скользким мостом, висящим над пылающими безднами. Такие испытания можно часто встре- тить в иллюстрациях к подобным путешествиям. Всякий, кто читал «Божественную комедию», знает, что дантовский загробный мир строго структурирован соглас- но деяниям тех, кто в нем находится. Средневековое созна- ние могло представлять себе эти «места» в виде кругов, рвов, долин, «злых щелей», male bolgie, как у Данте, или просто Тысячелетнее царство вместилищ: дантовская образность и лексика все же намно- го богаче любого «видения». Так или иначе, это не простран- ство, не атмосфера. Перед нами своеобразная таблица, схожая с теми, которые мы видели, говоря о грехах и добродетелях. Страсть к классификации очень многое определяла в этом строе мышления, и загробный мир становился, если угодно, геометрической проекцией моральных ценностей средневеко- вого общества. Этот невидимый телесными очами мир можно называть потусторонним лишь с некоторой условностью, поскольку он присутствует где-то совсем рядом, пытались даже вычис- лить расстояние до него. В «Книге о частностях» Михаила Скота (ок. 1235) в отдельных главах говорится о земном, о не- бесном рае и о саде наслаждений. Земной рай был сотворен вместе с миром и расположен в «засушливой зоне». В нем Тво- рец насадил деревья, поселил зверей и птиц, но Адам и Ева были изгнаны оттуда. Поскольку там всегда хорошая погода (aer temperatissimus), в нем царит вечная молодость, «все жи- вет вечно, согласно своей природе». Но поскольку земной рай окружен жутким климатом засушливой зоны, добраться до него живому человеку возможно разве что в сопровождении ангела, говорит Гонорий Августодунский («Образ мира». I, 10). Когда праведники завершают земной путь, они отправляются туда либо сами, либо ведомые ангелами, либо во плоти, либо без плоти, «как в чистилище», и уже оттуда начинают восхож- дение в эмпирей — в дом Бога (49, vol. 1, 41ss). Небесный рай — это эмпирей, в котором пребывают вер- ные Богу (в отличие от отпавших) ангелы, а в высшей его части — Высочайший трон, «небо небес» (celum celorum). О зна- чении этого странного термина иногда спорили Отцы, но само сочетание двух одинаковых слов еще в семитской традиции воспринималось как своеобразная превосходная степень: вспомним «песнь песней», «святая святых». Выше «неба небес» нет ничего, оно как бы «кожура состоящего из многочислен- ных ячеек граната, заключающего в себе все», говорит Михаил Мир видимый и невидимый Скот («Книга о частностях». Oxford, Bodl. Canon. Misc. 555. Fol. 48rB). Он же склонен отождествить сад наслаждений с земным раем: это пятая, или средняя, часть света, «медиана», где до грехопадения жили Адам и Ева. Посреди сада стоит дре- во жизни, которое, «по мнению некоторых», представляет со- бой крест. Из него в «умеренные зоны» вытекают четыре реки: Нил, Ганг, Тигр и Евфрат, дающие прекрасное вино, сладчай- шее молоко и другие драгоценные продукты. Они текут в Ин- дию и меняют свои качества в разных землях. Из них вытекает обладающий омолаживающей и оздоровляющей силой Аракс, он же Иордан, источник драгоценных металлов и камней. Там всегда «хорошая погода» (temperies aeris), вместо неприятного дождя землю орошает утренняя роса, вечное цветение и пение птиц услаждают живущих там ветхозаветных Еноха и Илию, избежавших смерти (Быт. 5, 24; 2 Цар. 2, 1–18). «Поэтому эта земля называется землею живых». В этом коротком рассказе отразились средневековые пред- ставления об идеальном мире со всей их видимой сумбур- ностью. Но нам следует обратить внимание на то, что этот идеальный мир все же тяготеет к географической локализа- ции. Библейская в основе своей картина мира совмещается с античной картой земли, поделенной на зоны: Михаил Скот был образованнее многих, но «Георгики» и «Метаморфозы» в его время были относительно общедоступными. Земной рай недосягаем не только в силу морального падения людей, но и из-за непереносимой жары, свойственной для той самой zona perusta, из которой, как иногда считалось, пришли монго- лы, ассоциировавшиеся с Гогом и Магогом. Присутствие ада, рая и чистилища в картине мира Ми- хаила Скота должно было противоречить упорядоченному распределению по территории земли климатических качеств. Несмотря на то что рай находится в сухом климате, именно в нем воздух столь «совершенен», что подобно тому, как магнит притягивает железо, земля невидимыми узами соединяется с небом, в наибольшей мере получая воздействие небесных тел Тысячелетнее царство (Михаил Скот — астролог). Именно здесь оказались такие вы- сокие горы, которые даже во время Потопа выступали из воды на целых пятнадцать локтей: Олимп, Кавказ и Фавор. Именно здесь «земля обетованная», она же Индия, в которой покоят- ся мощи апостола Фомы. Одновременно на границе земного рая находятся острова, которые посетили святые Брендан и Патрик. Вокруг земного рая, в сознании Михаила Скота, объеди- нились как далекая жаркая Индия, так и столь же далекие, но находившиеся к северу от континентальной Европы остро- ва, казалось бы, известные шотландцу с рождения. Интерес- но, что шотландское происхождение не мешает ему помещать Ирландию и другие острова этого региона в экваториальную зону, а жителей Египта относить к антиподам, поскольку его картину мира определяли не реальные доступные ему геогра- фические знания, а литературная традиция, в которую вхо- дили и античные художественные произведения, по которым учили латынь, и жития святых, и разного рода видения, хож- дения, апокрифы, а может быть, и устные рассказы, столь же «реалистичные». В другом месте, противореча самому себе, он рассказы- вает, как св. Брендан со своими сподвижниками переплыл северное море на «суденышке, называемом когга», и нашел там некий вулканический остров, из которого раздавались жалобные крики. Это было одно из адских жерл. Михаил Скот затрудняется ответить, где именно находится вход в ад: на севере или на юге, в Сицилии, но именно с проблемой ме- стонахождения ада он связывает вопрос своего покровителя, Фридриха II, о природе вулканов. Живя в Южной Италии, Фридрих II и его придворные могли наблюдать вулканиче- скую деятельность на островах Эолова архипелага к северу от Сицилии и задаваться вопросом о причинах этих явлений. Михаил Скот связывал извержения с соприкосновением жи- вущих в море ветров с подземной серой. В качестве примеров он приводит Липари, Стромболи, Стромболиккьо (на самом Мир видимый и невидимый деле атолл рядом с постоянно активным Стромболи), Вулька- но, Вульканино и Монджибелло (Этну). Когда из них вырыва- ется огонь, дует южный ветер, австр, потом все окрестности покрываются обожженными камнями, сгоревшими остатка- ми деревьев, пеплом, воздух становится мутным, как вода с песком. Вылетающие из кратера раскаленные камни, падая, рассыпаются на большие и мелкие части, из которых образу- ется пемза, используемая для письма и для чистки стен домов. Поскольку сицилийские вулканы находятся в море, то у Ми- хаила Скота была возможность наблюдать взаимодействие лавы и воды. Он знает, что во всем архипелаге вода содержит большое количество серы, что чем ближе к раскаленному вул- кану кипящая вода, тем качественнее в ней сера, тем больше ее ценность для применения в алхимии (мутации металлов, изготовление мазей). Если бы «раскаленные камни», т.е. лава, не были спрятаны внутри земли, а находились бы на поверх- ности, то ветер мгновенно распространил бы их жар по всей земле и мир бы сгорел, но по великой благости Творца этого не происходит. Поэтому на вулканах живут люди, питаются плодами земли, как это видно, например, на Липари, изоби- лующем «прекрасными деревьями и травами» (Oxford. Bodl. Can. Misc. 555, fol. 57rA–57vA). Хотя сицилийские вулканы вызывали интерес у античных и средневековых ученых, в рассказе Скота хочется видеть след собственных наблюдений. Еще в античное время кратеры считались входами в преисподнюю, и, естественно, не было устоявшейся точки зрения на то, какой именно считать основ- ным. Судя по всему, Михаил Скот был знаком с литературной традицией, отразившей эти представления. Не принимая ни одной точки зрения, он подчеркивает, что недра земли — это место наказания душ грешников, ежедневно уносимых туда обитающими в воздухе духами. Они пекутся там, «как хлеб в печке», а павшие с неба ангелы исполняют роль пекарей. Вход в ад надежно охраняется «сильными и ловкими демонами», у каждого из которых свои функции в жизни преисподней. |