Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире

• Название: За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
• Анкор: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие.doc
• Дата: 13.12.2017
• Размер: 3.39 Mb.
• Имя файла: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ.doc
• Тип: Документы; #11277
• Категория: Социология. Политология
• страница: 32 из 49

Частная собственность против частной собственности: паллиативные решения

Основным средством преодоления частной собственности социальные философы в течение многих десятилетий и даже столетий считали формирование общественной или коллективной формы собственности на средства производства. Однако попытка внедрения таковой, предпринятая в коммунистических странах, наглядно продемонстрировала, что при этом достигается предельная степень отчужденности собственности от производителей общественного богатства, резко снижается уровень свободы большей части членов социума и дезорганизуется система мотивов и стимулов, отвечающая задачам современного хозяйства. В условиях доминирования государственной собственности возможно успешное функционирование отдельных отраслей, однако для этого госсобственность должна, во-первых, отвечать реальной степени централизации производства в соответствующих сферах деятельности и их значению для развития нации; во-вторых, взаимодействие с другими субъектами хозяйства должно быть организовано на основе законов и закономерностей товарного производства. Более подробно эти проблемы будут рассмотрены нами при анализе феномена и значения государственной собственности.

В экономике сегодняшних постиндустриальных обществ обычно отмечают три процесса, которые представляются многим элементами подрыва и преодоления традиционно понимаемой частной собственности. Во-первых, говорят о «размывании» монополии класса капиталистов на владение средствами производства. Это явление связывают с тем, что представители среднего класса активно вкладывают свои средства в акции и другие ценные бумаги производственных и сервисных компаний и корпораций. Во-вторых, работники приобретают паи и акции собственных предприятий; кроме того, зачастую им в организованном порядке передается часть фондов корпорации с целью формирования более сплоченной команды и преодоления противостояния собственника и работников. И наконец, в-третьих, растет число компаний, полностью контролирующихся занятыми на них работ-никами.

На самом деле ни один из этих процессов не может, на наш взгляд, быть квалифицирован как реальный вызов существую щим принципам собственности. Развертываясь в недрах рыночной системы, они ведут к перераспределению прав собственнос ти, но не изменяют цели ее использования, мотивации обладающих ею индивидов, их социальное поведение и, следовательно, представляют собой элементы модернизации системы частной собственности, а не попытку выхода за ее пределы; поэтому нельзя не согласиться с Р.Хейльбронером в том, что экономика, основанная на широком распределении собственности среди различных слоев общества, вряд ли станет отпределять лицо хозяйственных систем ХХI века¹⁷⁰.

Первый из названных процессов — это диффузия прав собственности между максимально большим количеством собственников. Он не может сегодня быть проигнорирован даже достаточно поверхностным наблюдателем, поскольку принял в последние десятилетия весьма значительные масштабы и рассматривается многими как серьезный вызов капиталистическому хозяйству.

Данный процесс отражает целый ряд тенденций, существую щих в современной хозяйственной системе. С одной стороны, он призван несколько сгладить конфликты между работодателями и трудящимися. Передача работникам того или иного предприятия или компании некоторого количества акций может решить множество проблем одновременно: создать видимость партнерства между предпринимателем и работником как между совладельца ми предприятия; дать рабочим дополнительные стимулы к высокопрофессиональной и интенсивной деятельности, так как вы-

платы дивидендов становятся неким дополнением к системе премий и поощрений; повысить чувство социальной защищенности и так далее. Не следует также недооценивать общественный эффект подобной трансформации, нередко рассматривающейся как элемент утверждения социальной справедливости. С другой стороны, достигается чисто экономическая цель: демонстрируя работникам возможность увеличения доходов за счет получения дивидендов по акциям, роста их курсовой стоимости и так далее, государство и частные компании стимулируют инвестиции мелких собственни ков в производство. При этом средства представителей средних слоев зачастую направляются вовсе не на покупку акций собственных компаний, но задача и не формулируется столь однозначно. Весьма характерно, что первая группа проблем, связанная с преодолением некоторых форм социальных конфликтов, осталась нерешенной, тогда как цели, относимые нами ко второй группе, — привлечение инвестиций, — в значительной мере были достигнуты.

Наиболее яркий пример быстрого распространения прав собственности среди трудящихся являют страны, где осуществлены радикальные приватизационные меры. Так, в Великобритании и Франции в 80-е годы в частные руки было передано множество государственных предприятий, и результат не замедлил сказать ся — возросло число держателей мелких пакетов акций. Так, если в 1983 году в Великобритании акциями владели не более 2 млн. человек, что составляло 5% взрослого населения, то к 1988 году их число увеличилось до 9,4 млн., или 23% населения¹⁷¹. Этот процесс, однако, был жестко регламентирован государством, предлагавшим продажу компании частным инвесторам на определенных условиях, одним из которых и была передача определенного пакета ценных бумаг коллективу. Естественно, таковой не мог быть значительным — это снизило бы заинтересованность потенциального покупателя предприятия; поэтому в результате приватизации в руках занятых сосредоточилось не более 10% акций их компаний, а разброс цифр составлял от 6,5% до 31,9%¹⁷².

Вполне понятно, что такой процесс не обеспечивал мелким акционерам иных прав, кроме прав на дивиденды и на продажу своих акций, поскольку участие в принятии решений по-прежнему оставалось для них невозможным; в результате подобное перераспределение стало лишь некоей формой смягчения социальных проблем, связанных с разгосударствлением определенных отраслей. В течение трех-четырех лет после приватизации большинство

работников продали свои акции либо самой компании, либо на открытом рынке, и удельный вес мелких собственников в сово-купном акционерном капитале сократился на 40_70%, а работ-ники недавно приватизированных предприятий составляли в их числе весьма незначительную группу. Следует отметить, что во многом аналогичная ситуация, естественно, с учетом поправок на экономическую безграмотность и низкий уровень жизни населения, была повторена в странах бывшего СССР и Восточной Европы в ходе приватизации в первой половине 90-х годов; сосредоточение акционерного капитала у крупных инвесторов произошло еще быстрее, а экономический эффект для работников, выступавших первоначальными держателями акций, оказался гораздо ниже.

Сегодня владение небольшими пакетами ценных бумаг рассматривается представителями инвесторов скорее не как возможность реализовать свои функции собственника, а как вариант вложения свободных денежных средств, по существу не как инвестирование, а как сбережение. Этим объясняется и тот факт, что большинство работников не стремятся самостоятельно приобретать акции, так как понимают, что их действия на рынке не могут быть достаточно профессиональными. В результате наиболее распространенным способом инвестиций становится участие в капитале финансовых компаний, приобретение паев и акций различного рода взаимных и пенсионных фондов.

Масштабы этого явления весьма внушительны. Хотя, по различным оценкам, лишь от 1% до 5% граждан современных разви тых стран обладают капиталом, который дает возможность жить только за счет доходов, получаемых от инвестиций¹⁷³, все более широкий круг частных лиц активно используют свои сбережения как источник дохода, помещая средства в коммерческие банки и приобретая ценные бумаги финансовых и промышленных корпораций. При этом заметна тенденция обезличенного размещения средств во взаимные фонды и страховые компании, а не приобретения конкретных ценных бумаг как реальных знаков собственности. Так, если в начале 60-х годов домашним хозяйствам, то есть индивидуальным собственникам, принадлежало более 87% всех акций американских компаний, а доля фондов, находившихся под контролем как частных компаний, так и государства, составляла лишь немногим более 7%¹⁷⁴, то сегодня положение радикально

изменилось. В начале 80-х годов это соотношение установилось на уровне 66% против 28%, а в 1992 году частные инвесторы владе-ли лишь 50% акций, тогда как различные фонды — 44%. В Вели-кобритании данный процесс шел еще более активно; если в 1982 го-ду частные инвесторы контролировали 28% акций, а взаимные и пенсионные фонды — 52%, то в 1992 году эти показатели составили 19% и 55% соответственно. Рост числа подобных фондов и их активов в последние годы следует признать стремительным. Если в 1984 году в Соединенных Штатах число взаимных фондов составляло 1241, то в 1994 году оно достигло 4,5 тыс., а управляемые ими активы возросли за тот же период с 400 млрд. до 2 трлн. долл.¹⁷⁵; во второй половине 80-х годов половина частных лиц, имевших в своей собственности акции, оперировали ими через посредство взаимных фондов. Развитие пенсионных фондов было не менее впечатляющим: их активы выросли с 548 млрд. долл. в 1970 году до 1,7 трлн. в 1989-м и также приблизились в последние годы к цифре в 2 трлн. долл.¹⁷⁶ Результатом этих процессов стал быстрый рост финансового влияния данной категории инвесторов: начиная с середины 80-х годов проводимые ими операции обеспечивали более половины всех трансакций, осуществляемых на Нью-Йорк ской фондовой бирже¹⁷⁷; сегодня им принадлежит, по различным оценкам, от одной трети до двух пятых всех активов американских промышленных корпораций¹⁷⁸.

Таким образом, частные инвесторы осуществляют огромные денежные вливания в национальную экономику. Личные состояния самых известных предпринимателей не могут сегодня сравниться с теми совокупными денежными потоками, которые направляют в инвестиции граждане развитых стран¹⁷⁹. Сегодня в США «более ста миллионов частных лиц владеют таким количеством акций, опционов, паев взаимных фондов и государствен ных обязательств, что по объему совокупной собственности они превзошли традиционных институциональных инвесторов»¹⁸⁰, а компании, управляющие этими активами, становятся «крупными корпорациями, основу штата которых составляют профессио налы в области эффективного управления диверсифицированны ми портфелями ценных бумаг»¹⁸¹. Подобные же процессы развер

тываются и в других развитых странах, хотя и не принимают столь впечатляющих масштабов. Так, между 1982 и 1992 годами пропорции распределения инвестиций в акции со стороны индивидуаль ных инвесторов и взаимных фондов в Японии изменились с 25% против 11% до 17% против 11%; в Германии соответствующие цифры составили 28% к 4% и 19% к 7%¹⁸².

Наблюдая происходящее перераспределение прав собственно сти и рост влияния синдицированных инвесторов, многие сегодня склонны трактовать это явление как становление качественно новой фазы в развитии капитализма или даже как выход за пределы самого капиталистического способа производства. Так, П.Дракер не только считает, что «при "капитализме пенсионных фондов" рабочие сами оплачивают свой труд, откладывая на более поздний срок получение части своей заработной платы, и становятся главными бенефициарами доходов с капитала»¹⁸³, но и указывает, что ныне «работники, через свои пенсионные и взаимные фонды, сами становятся капиталистами»¹⁸⁴. Такой подход, однако, пред ставляется нам далеко не адекватным отражением реальных процессов.

Развертывание деятельности взаимных фондов не представляет собой никакого качественно нового явления. Речь идет в первую очередь о стремлении работников повысить свои доходы и обеспечить надежное вложение денежных средств. В той же мере, в какой индивидуальные инвесторы, приобретая небольшое количество акций крупных корпораций, не могли оказывать существенного влияния на политику компании, они не имеют значительных возможностей реализации своих прав собственников соответству ющих фондов и в этом случае, оставаясь лишь наблюдателями за деятельностью крупных компаний и своих финансовых менеджеров. При этом контроль за политикой самих промышленных компаний оказывается для массового инвестора еще менее доступным, чем ранее, так как между ними встает могуществен ный контрагент с экономическими интересами, не всегда и не во всем совпадающими с интересами каждой из сторон. Развитие взаимных фондов представляется в гораздо большей мере инструментом «контроля над поступлением сбережений»¹⁸⁵, жизненно важного для обеспечения сбалансированного развития рыночного хозяйства, чем средством, позволяющим мелким инвесторам стать полноправными собственниками средств производства как таковых.

Подобный процесс «диссимиляции» собственности не изменяет традиционных отношений по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, новые институциональные инвесторы действуют в полной мере как частные собственники крупнейших компаний, оказывая влияние на их политику и стратегию, обеспечивая развитие корпорации и привлекая необходимые для этого ресурсы. Во-вторых, что гораздо более существенно, представители среднего класса, вкладывая средства во взаимные фонды и финансовые компании, как правило, даже не знают направлений их дальнейшего инвестирования¹⁸⁶. В этом отношении такие организации выступают лишь средством сбережения накоплений, каким прежде были банки; частные лица по-прежнему не распоряжаются акциями и фондами промышленных компаний, лишь способствуя своими средствами дальнейшей экспансии их производства и прибылей.

Второй процесс, также иногда рассматриваемый в качестве формы преодоления традиционных форм собственности, радикальнее первого и, несмотря на некоторое внешнее сходство с ним, существенно отличается по внутреннему содержанию.

В данном случае речь идет о контролируемом распределении части акций компании среди ее работников. Это осуществляется различными путями: часть заработной платы или премии может выплачиваться акциями, рабочим дается право приобретать ценные бумаги компании по льготным ценам и так далее¹⁸⁷. Различные варианты подобных схем реализуются в США, Канаде, Японии, в ряде стран Западной и Восточной Европы¹⁸⁸. Однако реальные собственники корпораций стремятся существенно ограничить права работников в использовании акций: обычно они оказываются лишены возможности продавать их на открытом рынке и могут лишь использовать финансовые результаты владения акциями (накопление дивидендов для покупки дополнительных акций, получение денежного эквивалента акций при выходе на пенсию и так далее). Случаи, когда трудящиеся обретают реальный контроль над своей компанией, достаточно редки и, как правило, связаны с резким ухудшением финансового положения предприятия.

В 70-е и 80-е годы в Соединенных Штатах, преодолевавших последствия экономического кризиса середины 70-х годов, участие работников в собственности своих компаний было положено

в основу разработанной и широко примененной программы участия служащих в прибыли, получившей название ESOP (Employee Stock Ownership Plan). Некоторые ее элементы прижились и в других странах. Эта система обеспечила определенные положитель ные результаты, однако и она вряд ли представляет собой магистральное направление развития отношений собственности. Как правило, ее применяют при таком критическом хозяйственном положении того или иного предприятия, когда работники уже имеют все основания рассматривать цели выживания компании как свои собственные.

Примером может служить использование системы ESOP на обанкротившихся предприятиях сталелитейного комбината «МакЛут» в Трентоне, шт. Мичиган. В 1986 году группа кредиторов предъявила претензии на акции, принадлежавшие прежнему владельцу, урезала его собственность с 65% до 10% и передала работникам 85% акций при условии увольнения одной десятой персонала и снижения заработной платы на 10%. Уже через шесть месяцев производство заметно оживилось, компания вновь стала платежеспособной, а вскоре выработка возросла в полтора раза. Однако это не следует рассматривать как реальный успех фирмы, перешедшей в собственность служащих, поскольку, во-первых, были резко снижены издержки и, во-вторых, передача акций работникам стала в данном случае формой отсрочки расчетов по предшествующим обязательствам компании. Подобные же процессы лежали в основе возрождения и успехов канадской горнорудной компании «Инко», в которой акционерами корпорации были к 1992 году более 80% из около 18 тыс. занятых в 20 странах¹⁸⁹. Между тем даже при успешном развитии конкретного предприятия подобные факты не дают, на наш взгляд, основания утверждать, что «участие служащих в прибылях и руководстве компании является новой вехой в истории бизнеса»¹⁹⁰.

За первые пятнадцать лет проведения в жизнь программы ESOP были достигнуты серьезные, но тем не менее не меняющие общих экономических реалий, результаты. Так, если в 1975 году схемы ESOP были применены в 1601 фирме с 248 тыс. занятых, то в 1989 году — в 10,2 тыс. фирмах с более чем 11,5 млн. занятых. Работникам были переданы значительные пакеты ценных бумаг соответствующих предприятий, на руках каждого участника программы к середине 80-х годов акций и паев оказалось в среднем на 7 тыс. долл. В общем же по США осуществление данной

программы обеспечило владение трудящимися ценными бумагами их предприятий на сумму около 60 млрд. долл.¹⁹¹, что, однако, не превышает 2% от стоимости активов промышленных и сервисных компаний, контролируемых взаимными фондами. Достаточно очевидно, что ESOP не оказывает радикального воздействия на процессы перераспределения собственности: охватывая в начале 90-х годов около 12% рабочей силы Соединенных Штатов¹⁹², эта система обеспечивала непропорционально малую долю акций и паев, находящихся в собственности мелких инвесторов. Поэтому если в последние годы исследователи и отмечают возможности применения данной практики, то рассматривают ее лишь как один из многих вариантов решения проблем предприятий, переживающих хозяйственные трудности, но не как парадигму управления здоровыми и процветающими компаниями¹⁹³.

Относительно скромный масштаб распространения системы ESOP можно, на наш взгляд, объяснить тем, что, организованное «сверху», это движение имеет своей основной целью решение части проблем малоэффективных предприятий. Фактически неизвестны случаи ее применения в наукоемких производствах или компаниях, где работники интеллектуального труда составляют заметную часть занятых. Вряд ли можно рассматривать ESOP и как метод усиления контроля работников над капиталом корпорации. Весьма часто рост акционерного капитала, принадлежащего занятым, выступает как альтернатива увеличению заработной платы, и, таким образом, не только доход работника ставится в зависимость от результатов работы фирмы, но даже личная собственность служащих начинает зависеть от благополучия компании. Между тем работники по-прежнему не могут в полной мере влиять на политику корпорации и, что еще более очевидно, не могут быть гарантированы от изменений хозяйственной конъюнктуры. Учитывая же, что большинство компаний существует не более 30 лет и в течение этого периода переживает несколько серьезных кризисов и трансформаций, легко предположить, что чисто материальные убытки и потери в будущем, скорее всего, перевесят тот «моральный эффект», который имеет место уже сегодня¹⁹⁴. Кроме того, что не менее важно, система «привязки» работника к своему предприятию снижает социальную мобильность, исключительно важную для развития институтов нового об

щества, и создает модель корпоративистской системы, ущербность которой продемонстрирована азиатским кризисом прошлого года. Данное направление диаметрально противоположно тенденциям, определяющим основной принцип взаимодействия компании с работником через отношение к последнему как к добровольцу; здесь же возникает не зависимость фирмы от работника, а радикальное подчинение работника компании.

В любом случае подобные схемы участия в капитале «своих» предприятий ограничивают «диффузию» собственности лишь некоторыми, далеко не самыми важными, аспектами соответству ющих прав. Так, в рамках ESOP работники, получившие акции, чаще всего передают их в управление менеджерам; этот траст ими не контролируется, а своими акциями они не голосуют. Таким образом, оказывается, что, с одной стороны, служащие получают лишь право доступа к дополнительной части капитала их предприятия, что, нельзя не отметить, нередко может отрицательно сказываться на рыночной эффективности компании; с другой стороны, приобретение акций становится для работников косвенным вычетом из их заработной платы, что означает принудитель ное вовлечение части их доходов в процесс накопления капи тала, контроль над которым в целом остается за руководством фирмы.

Все эти факторы вызывают растущую и вполне справедливую критику данной системы в самих США¹⁹⁵ и объясняют более чем прохладное отношение к ней в других странах — так, в Германии к началу 90-х годов не более 1,5% занятых владели долей в акционерном капитале своих компаний, и доля эта, как правило, была весьма ограниченной¹⁹⁶.

Третьим процессом, на который обычно указывают, говоря о преодолении частной собственности, является формирование полного владения работниками своими компаниями. Иногда этот процесс трактуется как воплощение радикального механизма преодоления капиталистического типа собственности, однако его можно применить лишь в очень ограниченных масштабах и, в первую очередь, на мелких предприятиях, в сфере услуг, сельском хозяйстве и так далее. Примеры функционирования таких организаций выполняют в большей степени пропагандистскую роль, нежели привлекают значительное число последователей.

Создание фирм с полным контролем работников над их капиталом более характерно для Европы, чем США, однако и

здесь, и там наиболее распространены так называемые «рабочие кооперативы», представляющие собой наиболее явный пример воплощения социалистических иллюзий и способные решать лишь весьма локальные хозяйственные задачи. Подобная форма получила заметное распространение в кризисные 70-е и 80-е годы. В Великобритании число производственных кооперативов и коллективных предприятий выросло с 36 до 1,6 тыс. в период между 1976 и 1988 годами; во Франции за тот же период их количество увеличилось с 537 до 3 тыс.; в Италии данные показатели составляли в 1973 и 1981 годах соответственно 6,5 и 20 тыс. Между тем развитие этого движения резко затормозилось в конце 80-х, и в течение последнего десятилетия наблюдается повсеместное сокращение числа коллективных хозяйств. Аналогичная ситуация складывается и в США. Из 10 тыс. фирм, которые в 1989 году официально признавались компаниями в собственности занятых, большая часть капитала принадлежала работникам только на 1,5 тыс. предприятиях, а полностью они владели лишь пятьюстами. Но и в последнем случае значительная часть прав собственности была передана менеджерам. По проведенным Ф.Адамсом и Г.Хансеном расчетам, в 1991 году в США реальный контроль работников распространялся всего на 304 кооператива и акционерные компании, в которых трудились немногим более 100 тыс. человек¹⁹⁷, что составляет менее 0,09% от общего числа занятых в американ-ской экономике.

Единственным примером относительно успешно функциони рующего крупного коперативного объединения является часто упоминаемая авторами социалистического толка Мондрагонская кооперативная корпорация (МСС). Возникнув в середине 40-х годов как своего рода технический колледж, компания за свою более чем полувековую историю существенно диверсифицировалась и в конце 80-х годов включала в себя 166 кооперативов, из которых 86 были промышленными, а 46 — образовательными. В 1988 году в МСС различными формами обучения (от начальной школы до уровня колледжей и университета, включая курсы подготовки и переподготовки кадров) было охвачено 48 тыс. человек при численности работников в самой корпорации на тот момент около 18 тыс. человек¹⁹⁸. В 1987 году только одна из групп входящих в МСС кооперативов — «Фагор 2010» — потратила более 2,7 млн. долл. на профессиональное обучение работников и на иные социально -образовательные программы. Между тем сама МСС обнаруживает относительно высокую эффективность прежде всего за счет свое-

го монопольного положения на достаточно узком рынке; в то же время большинство кооперативов, и здесь нельзя не согласиться с Б.Франкелем, «вместо того, чтобы быть островками социализма, выживают только за счет более низкой заработной платы и большей продолжительности рабочего дня и других подобных мер, предпринимаемых под воздействием рыночных тенденций, становясь тем самым скорее бастионами самоэксплуатации, нежели предприятиями, в которых реально распространены солидарность и взаимопомощь»¹⁹⁹.

Подводя итоги, следует охарактеризовать прежде всего формы прямого участия работников в собственности своих предприятий: от передачи им части акций в рамках приватизационных программ до системы ESOP и функционирования мелких кооперативов. Все они не дают и не могут давать не только серьезных, но и каких бы то ни было оснований, чтобы говорить о преодолении частной собственности в нашем понимании данного термина. Причин тому несколько.

Во-первых, все формы непосредственного участия работников в капитале предприятий вызваны к жизни не столько успешным развитием соответствующих производств и их высоким потенциалом, сколько, напротив, катастрофическим хозяйствен ным положением. Отрасли, в которых действуют подобные предприятия, представляют наиболее отсталые секторы современной экономики. Соответственно и работники этих отраслей составляют далеко не самую квалифицированную часть современного производственного персонала и не могут, даже контролируя основные фонды своего предприятия, обеспечить его значительные успехи.

Во-вторых, подобные формы производства ни в одной стране и ни в одной отрасли хозяйства не дали обществу качественно новых продуктов или технологий, не обеспечили сколь-либо радикального прорыва своей продукции на рынок. Они представля ют собой естественную реакцию на реальные хозяйственные проблемы, и их динамика тесно коррелирует с циклическими кризисами: чем серьезнее экономические затруднения, тем больше возникает подобных паллиативных форм, тем более активно используется передача работникам прав собственности на фактически безнадежные предприятия.

И, наконец, в-третьих, за последние несколько десятилетий, радикально изменивших современную экономику, ни одна из подобных форм не составила сколь-либо значимой доли в производстве общественного богатства или в структуре занятости, что

бы ее можно было считать существенным фактором, потенциал которого может в полной мере раскрыться в ближайшие годы. Напротив, все говорит о том, что подобные формы будут и в дальнейшем занимать более чем скромные хозяйственные ниши, никоим образом не определяя экономических тенденций.

Особняком в этом ряду стоит феномен роста частных инвестиций в фонды и акции производственных и сервисных компаний. Данное явление обнаруживает в последние десятилетия быстрое развитие и серьезно изменяет многие принципы современного менеджмента, но, как и рассмотренные выше, не меняет природы частной собственности. Основной деятельностью как работников кооперативных предприятий, так и мелких инвесторов по-прежнему остается труд, мотивированный получением дохода, направляемого на удовлетворение, немедленное или отсроченное во времени, своих материальных потребностей. Даже значительные, с точки зрения мелкого инвестора, вложения в паевые и пенсионные фонды не изменяют его первоначального статуса наемного работника, трудящегося на отнюдь не принадлежащем ему предприятии. Однако наиболее принципиальный момент заключается в том, что работник, даже и владеющий определенным пакетом приносящих ему доход ценных бумаг, не может стать равноправ ным партнером компании, не может вступить с ней в диалог, принятый в рамках товарного производства. Будучи способным предложить компании только свой труд, он остается наемным работником, чье общественное положение определяется лишь его собственностью на рабочую силу.

Между тем технологические изменения, происходящие в последние десятилетия, делают возможным гораздо более радикальный вызов частной собственности, когда ей противостоит собственность личная, порожденная прогрессом производительных сил на протяжении последней четверти ХХ века. Этот феномен отражает уже не новый этап модернизации хозяйственной системы экономического типа, а знаменует собой выход за пределы экономического механизма взаимоотношений хозяйствующих субъектов.