Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире

• Название: За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
• Анкор: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие.doc
• Дата: 13.12.2017
• Размер: 3.39 Mb.
• Имя файла: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ.doc
• Тип: Документы; #11277
• Категория: Социология. Политология
• страница: 38 из 49

Постэкономические причины и экономические следствия

Все рассмотренные до сих пор изменения, какими бы неоднозначными они ни были, так или иначе свидетельствуют о прогрессивном характере развития общества и дают основание формулировать более или менее оптимистические оценки его перспектив. Между тем в последние десятилетия обращают на себя внимание и явления иного рода. Первая реакция исследователей сводится к поиску путей их преодоления, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что они обусловлены наиболее фундаментальными направлениями современных перемен и в силу этого неустранимы в русле сложившихся тенденций.

Мы говорим прежде всего о неравномерности распределения богатства. Эта проблема существовала всегда, и во все времена именно она, а не более абстрактные понятия эксплуатации или собственности, волновала умы людей и вызывала социальные движения, направленные на установление справедливости. Однако ни истории, ни современности не известны эффективные механизмы обеспечения имущественного равенства; иногда оно насаждалось в рамках организованного насилия, но все эти попытки оказывались нежизнеспособными, экономически неэффективными и терпели крах.

Увеличение разрыва между наиболее богатой и наиболее бедной частями населения традиционно находится в центре общественного внимания, однако на протяжении послевоенных лет в большинстве западных стран этот разрыв сокращался за счет активизации социальных программ, а достаточно уверенный рост реальной заработной платы и уровня жизни среднего класса позволял не обострять общественного интереса к прибылям корпораций и доходам их руководителей.

Затем ситуация изменилась; перемены эти сегодня столь очевидны, что даже ведущие экономисты и социологи вынуждены на них реагировать, хотя это нередко идет вразрез с их теоретическими концепциями. Так, например, Дж.К.Гэлбрейт отмеча-

ет, что «хорошее общество (good society) не стремится установить в распределении доходов равенство, не соответствующее ни природе человека, ни характеру и мотивации современной экономической системы. Как известно, люди коренным образом различаются по тому, насколько они хотят и умеют делать деньги. Причем источнико м той энергии и инициативы, которые служат движущей силой современной экономики, является не просто жажда богатства, а желание превзойти других в его накоплении», однако, констатируя, что за последние годы наиболее состоятельные члены общества резко увеличили свою долю в присваиваемом национальном дохо-де при столь же быстром и масштабном сокращении доли наименее обеспеченных граждан, автор пишет: «Такого положения хорошее общество допустить не может. Для него также неприемле мо любое оправдание... существования подобного неравенства»³⁴⁶. Между тем подобные изменения менее всего являются случайными; напротив, они, на наш взгляд, сопровождают становление постэкономического строя.

Рассмотрим реальное положение вещей в последние годы. Процесс сосредоточения богатства у весьма узкого слоя людей всегда сопровождал развитие буржуазного общества, хотя не был ни однонаправленным, ни неизменно динамичным. Нельзя не вспомнить, что наибольшими диспропорциями отмечен еще фе-одальный период, когда предпринимательская часть третьего сословия сама стремилась к обеспечению равенства, понимая под этим экспроприацию имущества дворянства. Там же, где серьезной дворянской собственности не существовало и развитие начиналось как бы «с чистого листа», процесс сосредоточения богатства в руках верхушки общества выглядит наиболее показательным. Так, в 1828 году 4% жителей Нью-Йорка контролировали 62% богатства города; в 1845 году они управляли уже 81%. В 1860 году 10% наиболее богатых американцев владели 40% наци-онального богатства США; в 1890 году доля наиболее состоятель ных 12% населения составила уже 86% национального достояния³⁴⁷. Как видим, рост этих показателей во второй половине прошлого века в Соединенных Штатах был стремительным. Не менее активным он был и в Англии. Между тем сравнения нынешнего положения дел с показателями конца прошлого века дают следующий результат: когда Х.Макрэ говорит о том, что неравномерность распределения доходов в современной Великобритании превосходит имевшую место в начале века, он отмечает повышение пропорции,

в которой относились доходы наиболее богатых 10% к доходам наиболее бедных 10% между 1906 и 1990 годами, на 4% (!)³⁴⁸. Логично предположить, что неравенство в распределении доходов и собственности не отличается линейной динамикой, что имеют место периоды как нарастания, так и сокращения данных диспропорций.

Это предположение находит подтверждение в статистических данных. Если рассмотреть, как сосредоточены богатства в руках одного или десяти процентов наиболее состоятельных граждан ведущих западных держав, то окажется, что период с начала века и вплоть до середины 70-х годов обнаруживал устойчивую тенденцию к снижению разрыва между богатыми и бедными. Так, в США доля 1% наиболее состоятельных семей в общем богатстве снизилась с 30% в 1930 году до менее чем 18% в середине 70-х; в Великобритании тенденция была еще более явной: доля 1% снизилась с более чем 60 до 29%, а доля 10% — с 90 до 65%; в Швеции соответствующие показатели составили 49 и 26%, 90 и 63%³⁴⁹. Аналогичные данные приводит и Р.Хейльбронер, отмечающий, что «в нашем столетии прослеживается тенденция к постепенному переходу к более равномерному распределению доходов и богатства: например, доля суммарного чистого дохода 5% наиболее состоятельных семей Америки упала с одной трети в 1929 году до одной шестой в начале 80-х годов; концентрация богатства тоже снижалась, хотя и не столь резко, с конца XIX века до 1970-х годов»³⁵⁰. В результате к 1976 году 1% наиболее состоятельных американцев владел 17,6% национального богатства, что составляло самый низкий показатель со времени провозглашения независимости США³⁵¹. На этом фоне выделялись примеры быстрогo обогащения высших руководителей крупнейших корпораций; их доходы росли непропорционально заработной плате рядовых работников (так, в ста крупнейших американских корпорациях в 1960 году высший руководитель получал в среднем 190 тыс. долл., что соотносилось с зарплатой рядового работника как 40:1 до уплаты налогов и 12:1 после уплаты; в конце 80-х он получал уже более 2 млн. долл., и соответствующие соотношения составляли 93:1 и 70:1³⁵²; в десяти крупнейших компаниях такой разрыв был еще более разитель

ным: отношение доходов высших руководителей этих корпораций к средней заработной плате в целом по США возросло с 24 раз в период 1973—1975 годов до 160 раз всего лишь через пятнадцать лет³⁵³), однако, при всем негативном влиянии данного процесса на общественное мнение и видимость попрания социальной справедливости, следует признать, что необходимость пропорционального роста доходов работников и управляющих представляется вовсе не очевидной.

Таким образом, учитывая отдельные исключения, можно было считать, что на пути к гуманизации и социализации индустриаль ной экономики западные страны достигали последовательных успехов. Не ставя на повестку дня совершенно нереальную задачу искоренения имущественного неравенства, они сумели, по мнению ряда исследователей, преодолеть нараставшую на этапе формирования основ индустриального строя неравномерность распределе ния общественного богатства, снизить в послевоенные годы разрыв между наиболее и наименее состоятельными частями общества и стабилизировать его начиная с середины 60-х годов³⁵⁴. Однако уже в следующем десятилетии стали заметны сначала робкие, а затем все более очевидные проявления совершенно иных тенденций. Выход экономики из кризиса, затем реформа налоговой системы, последовавший позже хозяйственный бум и быстрый рост курсовой стоимости акций фактически всех промышленных и сервисных компаний стали первыми их провозвестниками. Изменения начались уже в конце 70-х годов, но их первый пик пришелся на начало 80-х: если в 1977 году упоминавшийся один процент богатейших американцев контролировал 19% национального богатства, то в 1981 году это были уже 24%, а к концу первого срока президентства Р.Рейгана — более 30%. Некоторое замедление темпов роста данного показателя во второй половине 80-х годов привело к тому, что к 90-м годам один процент американцев владел 39% национального богатства, более чем удвоив свою долю с 1976 года³⁵⁵. В результате в течение 80-х годов отношение доходов наиболее обеспеченных 5% населения США к доходам наиболее бедных американцев возросло с 15 до 22,5 раза³⁵⁶.

80-е годы ознаменовались не только ростом диспропорции в распределении общественного богатства; в этот период возникли

новые явления, ранее неизвестные западному обществу. Во второй половине 70-х годов стала очевидной тенденция к сокращению реальных доходов большинства работников индустриальных отраслей в условиях промышленного подъема³⁵⁷ ; предположения о том, что этот процесс носит неустойчивый и отчасти случайный характер, были развеяны именно в 80-е годы, когда в условиях серьезного промышленного роста, последовавшего за кризисом 1980—1982 годов, реальные доходы индустриальных рабочих устойчиво снижались на протяжении всего десятилетия³⁵⁸. Во второй половине 80-х с каждым годом прирост прибылей промышленных корпораций оказывался выше соответствующего прироста заработной платы их работников³⁵⁹; с учетом того, что на протяжении этого десятилетия в США и других развитых странах оставался высоким уровень инфляции, реальная заработная плата рабочего в обрабатывающих отраслях промышленности между 1977 и 1993 годами снизилась более чем на 10% — с 11,8 до 10,6 долл. в час³⁶⁰.

Подобные тенденции распространились на большинство пост- индустриальных стран. Авторы, исследовавшие их, отмечали ряд обстоятельств, серьезно отличающих складывавшуюся ситуацию от прежней. Во-первых, особенно тревожным считался тот факт, что впервые 1% наиболее состоятельных граждан стал контролировать большую часть национального достояния, чем низшие 40%; наряду с тем, что доля населения, живущего ниже уровня бедности, достигла и стала превышать 15%, это оказалось, по мнению многих социологов, серьезным фактором возможной политической дестабили зации³⁶¹. Во-вторых, все чаще начали отмечать, что активная социальная миграция между различными стратами общества фактически не затрагивает его низших слоев и выход за их пределы становится все более затрудненным, а то и невозможным³⁶². И наконец, в-третьих, было признано, ято традиционные методы экономичес кого регулирования данных процессов фактически исчерпаны: социальное неравенство, весьма заметное в США, оказывалось еще более разительным в Великобритании и Германии, хотя доля социальных расходов в бюджетах этих стран составляла соответ

ственно 15, 23 и 27%³⁶³. Таким образом, со всей очевидностью проблема низшего класса превращается в одну из наиболее сложных для формирующегося постиндустриального общества.

Во второй половине 80-х и в начале 90-х годов эти тенденции были усилены рядом новых обстоятельств, среди которых сле дует особо отметить последствия технологического скачка конца 80-х годов. На этот же период пришелся пик самого быстрого роста рыночной стоимости новых компаний, действующих в наиболее высокотехнологичных отраслях, равно как и индивидуальных состояний их основателей и владельцев. Все это стало менять представления о традиционных источниках роста благосостояния богатых американцев. Один только пример главы «Майкрософта» Б.Гейтса, чье состояние оценивается сегодня более чем в 36 млрд. долл. (а пример этот далеко не единичен, хотя и наиболее красноречив), свидетельствует о том, что инновации и нововведения стали приносить людям в течение нескольких лет богатства, которые ранее достигались лишь упорным трудом финансовых или промышленных династий. Не только руководители крупных компаний, но и основатели сравнительно небольших высокотехнологичных предприятий и даже отдельные специалисты в области высоких технологий стали получать доходы, несравнимые с заработной платой среднего американца. Уже в 1988 году более 1,3 млн. человек в США декларировали имущество в сумме, превышающей 1 млн. долл.³⁶⁴; cегодня их число перевалило за 3 млн.; в 1987 году 36 тыс. человек сообщили о доходах свыше 1 млн. долл. в год, в 1989 году их число возросло до 62 тыс.³⁶⁵, а в последние годы превзошло 200 тыс. Этот процесс сегодня уже не столь сильно зависит от состояния экономики, как прежде: между 1976 и 1980 годами, в период стагфляции и отсутствия хозяйственного роста, в США появились 320 тыс. новых миллионеров³⁶⁶; дальнейшее ухудшение конъюнктуры в начале 80-х привело к тому, что доходы, полученные в виде процентов по вложениям в банки и государственные ценные бумаги, выросли в 2,5 раза, в то время как доходы в виде заработной платы повысились в гораздо меньшей степени³⁶⁷.

Между тем увеличение разрыва не было бы столь масштабным и чреватым опасными последствиями, если бы параллельно с повышением доходов наиболее состоятельной части населения

не начали снижаться реальные материальные поступления в ад рес наименее обеспеченных слоев. Этот процесс, начавшийся в середине 80-х и продолжающийся даже в условиях экономичес кого роста, не был известен индустриальному типу хозяйства. Если на протяжении 80-х годов заработки людей, получавших от миллиона долларов в год и выше, выросли на 2184%, то доходы средних американцев, зарабатывавших от 20 до 50 тыс. долл., увеличились всего лишь на 44%; при этом доходы 25% беднейших семей за этот период не только не возросли, но снизились на 6%³⁶⁸; этот же показатель применительно к 20% беднейших семей сократился гораздо более резко — на 24%³⁶⁹. Доля беднейших 20% населения в национальном доходе, поднимавшаяся на протяжении сорока лет и достигшая в начале 70-х годов 7%, ко второй половине 80-х опустилась до 4,6%³⁷⁰; соответствующие показатели для бед нейших двух пятых населения упали с 16,7 до 15,4%³⁷¹ и так далее.

Как пишет Р.Каттнер, «усиление неравенства, начавшееся в середине 70-х годов и ускорившееся в 1980-е, является одной из наиболее документально подтвержденных тенденций в современной экономике. Любые способы измерения распределения доходов показывают, что в Соединенных Штатах произошла резкая их поляризация. В течение 25 лет — с 1947 по 1973 год — распределе ние доходов постепенно стало более равномерным. За тот период средний доход семьи (с учетом инфляции) увеличился немногим более чем в два раза. Доходы наименее обеспеченных 20% населения, однако, увеличились на 138%, а наиболее обеспеченных 20% — лишь на 99%. С 1973 года наблюдался обратный процесс. За период с 1979 по 1993 год доход 20% наиболее состоятельных семей возрос на 18%, а 60% менее обеспеченных семей фактически не получили прироста реального дохода. Беднейшие же 20% вовсе потеряли часть своего дохода — их и без того небольшая заработная плата уменьшилась на 15%. Концентрация богатства (для которого этот показатель более высок, чем для дохода) достигла своего пика за период начиная с 20-х годов. Все успехи на пути к равенству, достигнутые за послевоенный период, были сведены на нет»³⁷². Таким образом, первый этап постэкономичес кой трансформации, когда фундаментальные изменения в мотивации деятельности, новые информационные технологии и рост роли знания реально стали воплощаться в замене труда творче-

ством, когда появились перспективы преодоления эксплуатации, а человеческая деятельность стала гораздо более свободной и осознанной, чем когда бы то ни было ранее, — этот этап ознаменовался также резким ростом имущественного неравенства, которому, как можно было предположить, надлежало снижаться в условиях становления более гуманного общества.

Как правило, западные теоретики не дают подробного анализа причин этого явления. Его корни пытаются искать в хозяйствен ной конъюнктуре, ослаблении роли государства и сокращении налогов на доходы наиболее высокооплачиваемых групп населения и крупных корпораций. Подобные факторы, безусловно, имеют существенное значение, однако принципиально обречены на неудачу попытки объяснять изменения, имеющие постэкономическую природу, причинами экономического характера. Действительно, налоговая политика начала 80-х привела к оживлению производства и технологическому его перевооружению, но в 90-е годы хозяйственный рост происходил уже на иной основе; реформы налогообложения, безусловно, дали старт росту непропорциональ ности доходов и состояний, но не они определяют его сегодня, почти через двадцать лет после того, как экономика западных стран стала выходить из кризиса 70-х годов.

Иногда исследователи обращают внимание на дискриминацию по признакам расы, пола, образовательного уровня и так далее. Отмечают сокращение государственной помощи бедным, особенно афроамериканцам и выходцам из испаноязычных стран, одиноким матерям, воспитывающим детей, а также целому ряду других категорий населения. При этом, например, факт снижения доходов лиц со средним или неполным средним образованием иногда рассматривают как показатель несовершенства существую щей системы; так, например, Р.Райч отмечает, что в США с 1973 по 1987 год заработная плата мужчины, не закончившего колледж, снизилась на 12%, а мужчины, не имеющего аттестата о полном среднем образовании, — на 18% (доход афроамериканцев без диплома колледжа сократился за эти годы на 44%), и проводит сравнение с Японией, где за этот же период лица, имеющие полное среднее образование, увеличили свои доходы на 13%³⁷³. Однако именно этот пример может, на наш взгляд, свидетельствовать при ближайшем рассмотрении, как это ни парадоксально, о достижениях скорее США, нежели Японии.

Различия в оплате лиц с разным уровнем образования становятся сегодня предметом все более пристального, хотя и недостаточного внимания. В 50-е и 60-е годы образование рассматри-

валось многими американцами как весьма выгодное вложение средств, позволяющее в будущем не только сделать более быструю карьеру, но и обеспечить себе большие доходы. Как отмечал П.Дракер, полученное в колледже образование, затраты на которое в этот период редко превышали 20 тыс. долл., «дает возможность дополнительно заработать 200 тыс. долл. в течение тридцати лет после окончания учебного заведения и не существует другой формы вложения капитала, способной окупить себя в десятикрат ном размере, принося в среднем 30% годового дохода на протяжении тридцати лет»³⁷⁴. В 70-е и начале 80-х годов произошел перелом, и в результате затраты на получение образования, необходимого для работы в высокотехнологичном производстве, в пять раз превосходят сегодня все прочие затраты — на питание, жилье, одежду и так далее, — осуществляемые до достижения будущим работником совершеннолетия. Более того, эти затраты, составляющие не менее 100 тыс. долл., даже превосходят средние инвестиции в производственные мощности, на которых этот работник будет трудиться, составляющие около 80 тыс. долл.³⁷⁵ Таким образом, инвестиции в человека стали сегодня самыми значительны ми, а качество образования — наиболее принципиальным фактором, определяющим как уровень эффективности работника, так и уровень его оплаты.

Лишь в последние годы большинство экономистов и социологов стало соглашаться с тем, что этот феномен имеет весьма существенное значение, а данную тенденцию стали рассматривать как значимую и устойчивую. Ч.Винслоу и У.Брэмер отмечают, например, «существенное расслоение по признаку образования; за период с 1968 по 1977 год в Соединенных Штатах реальный доход (с учетом инфляции) вырос на 20%, и это увеличение не зависело от уровня образования работников. Люди с незаконченным средним образованием повысили свой доход на 20%, выпускники колледжей — на 21%. Но за последующие 10 лет разница в уровне образования стала решающим фактором. С 1978 по 1987 год доходы в среднем выросли на 17%, однако доход работников с незаконченным средним образованием фактически упал на 4%, а доход выпускников колледжей повысился на 48%. Число рабочих мест, не требующих высокой квалификации, резко сокращается,