эй толстый 5-6 сезон. Эй толстый 5-6 сезон. Пятый сезон. Серия 98б на обоих фронтах я терпел поражение. Мне даже стало казаться, что я стал токсичным. Стоило мне вмешаться в какойнибудь процесс, как тот немедленно принимал наихудшее течение
 Скачать 0.67 Mb.
|
|
ПЯТЫЙ СЕЗОН. Серия 98Б На обоих фронтах я терпел поражение. Мне даже стало казаться, что я стал токсичным. Стоило мне вмешаться в какой-нибудь процесс, как тот немедленно принимал наихудшее течение. Без меня, естественным образом, все было бы намного лучше. Почему люди проигрывают? Потому что им есть куда падать. У них есть мягкая подстилка, которая поможет пережить падение. А у меня подстилок не было. Падение означало одну лишь гибель. Я понимал, что нужен в двух местах. Одновременно! Поэтому я разделился на себя и мини-себя. Мини-я, если помните, оставался тут, пока я штурмовал Кремль и предпринимал другие дурные приключения. Оставался, и неплохо вполне себе справился. И вот он снова отпочковался, этот перспективный юниор, полетел к месту боестолкновения, где метательница молота Алена, падала, поскользнувшись на мозгах застрелившегося Славика. Впрочем, подстилка для падения у меня была. Хорошо, что маленький от меня отпочковался. Пусть его и вяжут! А я подамся в бега! В Парагвай! В Новую Зеландию! Засяду там тихо, никак не проявляя способностей. Потому что стоит мне хоть чуть-чуть поколдовать, как меня засекут. Как местоположение мятежного генерала Дудаева определили по излучению спутникового телефона и ебанули ракетой. Нет-нет! Я буду сидеть тихо. И страдать, как в сосуде. Ведь я не смогу никогда увидеть Марусю. Поговорить с ней, как-то помочь. Я буду точно так же гнить заживо. Ведь даже тысячу лет спустя высунуть жало из укрытия будет для меня опасно! Надо что-то предпринимать. И вот, пока мини-я полетел в апартаменты, 60% меня бросились к уборной, где страдал над замком от титановых трусов Виталя Глист. *** Метательница молота падала на спину. Подошвы ее кроссовок скользили по недавнему содержимому черепной коробки охранника Славика и не находили опоры. Они, эти подошвы, смогли удержаться в рушащемся стеклянном переходе, но не здесь, на этом забрызганном мозгами полу. Но вдруг, в какой-то странный момент, тело ее изменило траекторию падения. Если только что оно падало просто на пол, то теперь полетело в сторону прикованных к арт-объекту чеченов. Чечены отреагировали быстрее, чем Алена осознала ситуацию. Они оба, синхронно, с двух ног, дали Алене пинка – «мотивирующий подсрачник», как они сами это называли. И теперь Алена по-прежнему падала. Но летела уже вперед. На Иннокентия, который их предал и вообще был похож на Гитлера. На лету она оценивала противника. Тот был труден, явно знал единоборства, читал язык тела противника. Рукопашная с ним была опасна. Однако и столкновение было неизбежно. И снова случилось что-то непонятное. Алена должна была врезаться в Иннокентия. Налететь прямо на приготовленный им хитрый и коварный удар. Но почему-то пролетела мимо. Хотя этого быть и не могло. Противник тоже ничего не понимал. Но увидел Алену, истратил время на то, чтобы приманить ее, сказать: – Цып! Цып-цып! Мужики все-таки порою идиоты. За то время, пока Иннокентий тратил время и мыслительные ресурсы на то, чтобы пошутить, Алена бросилась к стулу, к которому был примотан скотчем адвокат Алик. Метательница молота схватила стул за спинку. И в этот момент поняла, что победила. Стул с адвокатом – был тот же молот, в общем-то. Инструмент привычный и понятный. Алена шумно выдохнула, молниеносно развернулась, раскручивая свой снаряд, привыкая к массе, понимая направление, а потом метнула. От души! Со всей силой! Адвокат дергался и вопил. Иннокентий пытался нырнуть в сторону. Но поздно! Башка предателя и корпус стула – место, где одна из ножек переходит в сиденье – встретились. Предатель судорожно выдохнул и выпустил фонтан зубов. Затем тяжело грохнулся. Упал и стул с адвокатом. Судя по истеричному мычанию, которое доносилось из лоерской носоглотки, адвокат был жив. А Алена бросилась к обезглавленному телу охранника Славика, хотела взять пистолет, но почему-то сначала запустила руку в карман брюк. Нащупала там связку ключей. «Ладно, – подумала Алена. – Теперь взять пистолет». Но сделала снова не то. Она бросила связку ключей чеченам. Бросок был, по-прежнему, сильным. Но ключи летели явно мимо. И тут, прямо на глазах у метательницы молота они изменили свою траекторию и легли в протянутую ладонь чечена Эдуарда. А после этого силы, которые вдруг стали управлять событиями в апартаментах, снова не позволили Алене взять пистолет. Она ощутила, как ее грубо оттолкнул кто-то невидимый. «Не хватай ствол, тупая овца! – вполне отчетливо услышала она. – Хочешь оставить пальцы на мокром стволе?» «И точно!» – поняла Алена. Она издала зверский рев, схватила стул с адвокатом и подняла его над головой, нагоняя на противников ужас. *** В апартаментах, к удивлению маленького меня, уже работали джинны-оперативники. Явно тоже из ФСО. Действовали согласованно, нарушали все мыслимые и немыслимые законы физики. Люди падали и не могли упасть, траектории полета предметов на лету менялись. Если бы эти полеты увидел ученый-физик, он бы усомнился в самих основах своей науки. Все это безобразие напоминало мне российский кинематограф, стреляющие из-за угла пушки, сокрушающие одним выстрелом десятки целей танки. Такой же антинаучный бред. Впрочем, мне ли, существу по определению противоречащему законам природы, фарисействовать? Топорно работали ФСОшники, но эффективно. Добивались поставленных целей. Выходило так, что полиция успела на помощь до финальных титров. Но выглядела эта помощь совершенно хамски. Да, союзник у меня появился очень сильный. Но и очень невежливый! Ну, и что, что вы – само ФСО! Но предупредить-то надо о своих действиях? Или я, по-вашему, так, таракашка? Но тогда зачем присылать гонца с ключами и извинениями? Впрочем, я понял, что они списали меня со счетов. Поняли, что я или устал, или могу просто в силу своей бездарности завалить важную задачу. Вот и решили вмешаться, не спрашивая и не предупреждая. В общем, обидная получилась помощь. Оскорбление какое-то! В уборной тоже ждал сюрприз. Там тоже появились ФСОшники. Но не бойцы-оперативники, как в апартаментах, а технари. Слезливый Виталя Глист нервничал, дергал застрявший ключ, не зная, что он не один. В сортире, помимо него, находилось три джинна-технаря. Один, в перекособоченных очках стоял буквой «Г», уперев ладони в колени и всматривался в замок. Второй был вахлацкого вида бородач. Он смотрел снизу, изогнувшись и прищурившись. Был и третий – изможденный мужик в берете. В его взгляде было отчаяние. Виталя их не видел в упор. – Может, масла машинного хуйнуть в замок? – не выдержал бородач. – Заклинать не будем? – спросил технарь в берете. – Давайте лучше заклянем? – предложил джинн в перекособоченных очках. – Если можешь решить поставленную задачу без стрельбы, не стреляй, – сказал джинн в беретике. Из кармана своего засаленного халата он достал флакончик масла и быстрым движением прыснул масло прямо в замочную щель. И Виталя явно не ожидал того, что ключ выйдет из замка. – Йес! – сказал он, отшвыривая ключ на пол и быстро вставляя другой. – У меня полу… Ключ проворачивался трудно. Но… проворачивался. Или казалось? – Ну, же, давай! – бормотал Виталя, нервничая, потея, снова готовый заплакать. – Давай родненький! Давай! – Давай-давай! – подбадривали технари. Меня они игнорировали, как и не было рядом с ними вашего покорного. Жлобы! – Ну! Ну! Замок щелкнул, вышли из пазов титановые язычки. – Бля! – сказал Виталя. – Охуеть, братва! Я свободен! – Ура! – завопили джинны. – Давай, парень, отдрочи как следует! Задай Малаховым перца! Спасай, дурака кусок, планету-матушку! Виталя этого и не слышал, но каким-то образом, видимо, все-таки воспринимал. Он с торжественным видом снял с себя титановые трусы. Предсказуемо принялся мять писюн. – Ну, здравствуй, бродяга! Здравствуй! Трогательно, сейчас расплачусь! Встреча друзей, не чаявших увидеться при жизни. Хотя да, шансов было маловато. Виталин писюн разрастался в его руке, как готовый к взлету воздушный шар. Но Виталя косился на дверь. Оттуда доносились вопли, грохот ударов. Там была мама. – Тобой, дружок, мы займемся потом, – пробормотал Виталя, пытаясь заправить раздувшегося дружка в штаны. – Там мама. Надо ее спасать… – Стой, придурок! – завопили ФСОшники. – Ты там не нужен! Ты здесь нужен! Дрочи быстро! Ну же! Раз-два! Но глупый малец вел дело к катастрофе. Он подошел к двери уборной и взялся за ручку. *** Домработница Гуля, которую Малаховы задействовали в конструкции, чувствовала стыд и ужас. Ей, конечно, было не привыкать выполнять грязные работы, особенно до тех пор, пока в этот дом не попала, но сосать чей-то хуй, да еще и прилюдно срать, да еще и зачерпывать говно и мазать им чье-то лицо? Хотя лицо было понятно чье. Врачицыно. Язык, росший в глубине этого лица, лизал Гуле пизду. А сама Гуля, чуть не плача от стыда, зачерпывала жидкое говно и ляпала им наугад. На себя в том числе. Гуле было неудобно смотреть в глаза этой женщине. Да и хуй во рту мешал. Поэтому Гуля скосила глаза совсем в сторону. С одной стороны синхронно дрочили пятеро Малаховых. С другой – дергался в постели умирающий олигарх. Тоже мало приятного, но на Малаховых смотреть было совсем стыдно. Тем более, стыдно и жарко понимая, что дрочат-то – на нее, страшную, лохматую и срущую. Нет, только не туда! Лучше смотреть на олигарха! Этот чудовищных размеров толстяк дрожал, словно икал, а на лице его ходили, бугрясь, желваки. Впрочем, как поняла уборщица, присмотревшись (а взгляд у нее был цепким и острым), это были не желваки. Не мышцы лица. Под кожей Гавриила Глебовича что-то ползало, словно какие-то змеи. Или не змеи. Ощутив внезапную тошноту, домработница перестала сосать. Теперь она уже не могла оторвать взгляда от того, что видела на лице умирающего. Один из бугров подполз под кожей к глазу умирающего. Поднялись веки. Взгляд был пропитан страхом, страданием и вязкой смертной мутью. Ужас, переходящий в бессмысленность. Глаз этот смотрел прямо на Гулю. А потом вылетел из орбиты. Этим глазом словно выстрелили из пистолета. Из отверстия в черепе выползало что-то белое, толстое, с кольчатым туловищем. Это что-то выпрастывало свое тело во внешний мир. И тут вылетел, выстрелил в потолок второй глаз. А следом показался еще один червь. Гавриил Глебович дернулся, словно чихнул. И черви брызнули из носа. Гуля и не пыталась бороться с ужасом. Она инстинктивно и очень-очень сильно стиснула челюсти. На время забыв о том, что между ними находилось. Зубы у домработницы были красивые и крепкие. Хоть проволоку ими перегрызай, шутили родственники в деревне. Вот Гуля и перегрызла. Только не проволоку. Объятый ужасом разум даже не сразу понял, что случилось, откуда кровь и крики. Гуля инстинктивно мотнула головой, обрывая нежную, но крепкую кожицу, оттолкнула охранника, выплюнула изо рта откушенный хуй, и, скользя в поносе, но не падая, бросилась прочь. Она не видела, как из глотки Гавриила Глебовича, как ракета, стартовал длинный и упитанный солитер. Как гордо выпрямлял он свое тело, подобно лебедю Сен-Санса в незнакомой ему, пьянящей стратосфере. *** Потом стало происходить много всего одновременно. Чечены избавились от наручников и бросились освобождать Марусю. К ее браслетам подходил другой ключ из связки. Врачица, почувствовав бунт соседки по конструкции, тоже поддержала его. Пяткой она сильно врезала по голени охранника, который до сих пор агрессивно ебал ее в жопу. Толчок был сильным. Хуй вылетел из жопы, как пробка из бутылки шампанского. А врачица безжалостным ударом сокрушила охраннику коленку. Потом бросилась, вытирая говно с лица, к смертному ложу. Червяков она увидела не сразу. А увидев, стала блевать. Носился по апартаментам голый охранник, из центра его тела хлестал кровавый поток. Его безжалостно, как шар кеглю, сбил стул с примотанным к нему адвокатом. Остальные охранники разбегались, блевали, закрывали глаза. Никто и не думал оказывать сопротивление метательнице молота. Дрочили, не обращая внимания ни на что, пятеро Малаховых и брюнетка Катя. Все происходящее их словно бы не волновало. Одинаковые лица телеведущих выражали одинаковую же степень сосредоточенности. Было понятно, что их орудия вот-вот разрядятся. – Ааааа!!! А!!!! Аааааа!!! – доносились с другой стороны апартаментов крики рожениц, о которых, казалось, все забыли. *** АААААААА!!! ААААААА!!!! Оксана заходилась в крике. То, что выходило из нее, просто разрывало ее на части. Оксана чувствовала, что она лопается, чувствовала, как вибрируют, натянутые на разрыв, ткани ее тела. Тело, казалось, осыпалось, как разбитая скорлупа яйца. А из нее мучительно выходил цыпленок. С одной стороны из нее выходила на свет новая жизнь, ждавшая этого мгновения двадцать семь лет. А с другой – стремилась покинуть тело жизнь ее собственная. – Аааа!!! – услышала Оксана перед тем, как ее душу высосал пылесос большой пустоты. Это кричала не она. Это был детский голос! – Мальчик! – успела услышать Оксана слова кого-то из медсестер. И это было достаточное знание для того, чтобы покинуть этот мир. Пятый сезон. Серия 98В Наследник миллиардов проявлял непростительную тупость. Он рвался спасать свою мать. Как будто от него что-то зависело. Он, этот тощий совершатель глупостей, совершенно не видел той сферы деятельности, в которой мог бы принести пользу. Этот подросток, не так давно бравировавший своей аморальностью, сейчас вдруг начал вести себя как хороший мальчик и примерный сын. И как же невовремя! ФСОшные джинны отреагировали быстро – надо отдать им должное. Джинн в засаленном берете молниеносно заклинил защелку уборной. И теперь Виталя поворачивал дверную ручку, принялся ее дергать. А та не поддавалась. Кажется, Виталя был все-таки хорошим мальчиком. Для него спасение матери было важнее, чем подрочить после долгого воздержания! Как так? Мне пришлось забраться в его сознание. Изнутри голова Витали Глиста напоминала опасную развалюху в трущобном районе. С ободранными стенами, расписанными граффити. На полу среди осклизлого мусора кишели черви – наверняка кишечная фауна. Гельминтов я топтал ногами без всякой опаски – все равно они были воображаемыми. Но воняли не хуже настоящих. Тут и там появились вазы с розами. Шипастые стебли оплетали сочные глисты. На стенах среди похабных граффити, появились портреты мамы. Похоже, Виталя ебанулся и стал хорошим мальчиком. Нашел время! Я бродил гнусными коридорами этого жилища в поисках тайной комнаты, где таились образы подсознания. Я спустился в засранный подвал. И вот она – эта тайная комната – нашлась под деревянной скрипучей лестницей! Я вышиб ногой дверь. И обитатели комнаты вырвались наружу. Телки с гигантскими сиськами бежали, придерживая свои выдающиеся выпуклости ладонями. Резво скакали телки, выворачивательницы пизд. Очень энергично. Бодрым строем пошли на выход минетчицы с непонятно кому принадлежащими хуями, которые сжимали накрашенными губами. Прохромала полупрозрачная мадам с членом в жопе. Шли, задорно отплевываясь, буккаккистки. Много их шло – хороших и разных. – Вперед, девочки! – напутствовал их я. – Верните долбоеба на путь истинный! *** Дверь не открывалась. Ее, кажется, заклинило. Виталя нервничал. Ну, почему ему так не везет? Его что же – замуровали в этом сортире? И что теперь делать? Вопли из апартаментов ужасали. Там творилось что-то нехорошее. А он, Виталя, тут, на унитазе отсиживается! Немедленно туда! Он дергал, тряс, отчаянно гладил дверную ручку, умолял ее: «Ну, откройся же! Ну же!» И вдруг возникла новая, совершенно шокирующая мысль: «Сто раз бы уже подрочил за это время!» Немедленно перед мысленным взором стали проплывать сексуальные образы: девки с сиськами, выворачивательницы, минетчицы, буккакистки. – Тьфу! – сказал Виталя. Презирая себя, он спустил к лодыжкам штаны. «Подрочу, действительно!» – решил он. Виталя ощущал себя подлецом и слизняком. Но ничего с собой поделать не мог. Он принялся дрочить, с каждым движением уносясь куда-то вне пределов известной человечеству вселенной. В сладкий и смертельный для всего живого дроч-континуум. *** Во вселенной рукоблудного сладострастия тем временем происходили события. Одно из них заключалось в том, что Саня Жирный падал в черную дыру. Он понимал, что с ним происходит что-то не то. Но ничего не мог с этим поделать. Он падал. И место, куда он падал, ужасало Саню. Это была гнусная, кишащая червями, дыра, навевающая безнадежность, смертную тоску. Собственно, наверное, так и выглядела смерть. Но поделать с этим Жирный ничего не мог. |