Билеты по первобытке 2003. 1. Предмет, задачи и значение первобытной истории. (стр. 35)
 Скачать 0.49 Mb.
|
|
19. Социально-экономические отношения, половозрастная и общинно-родовая организация раннепервобытной общины. Социально-экономические отношения: Историческая реконструкция социально-экономических отношений в раннепервобытной общине, как, впрочем, и всех других аспектов характерных для нее общественных отноше¬ний, представляет большие трудности. На значительной части ойкумены к эпохе мезолита изменилась природная среда, населе¬ние стало более подвижным, и это не могло не отразить¬ся на самых различных сторонах его жизни. На протяжении всей стадии раннепервобытной об¬щины уровень производительных сил был таков, что, во-первых, выжить можно было только при условии тесной кооперации трудовых усилии и, во-вторых, даже при этих условиях общественного продукта добывалось не больше или немногим больше, чем было необходимо для физического существования людей. Добыча крупных животных, загонная охота, ловля рыбы, сооружение жилищ и лодок — все это всегда или достаточно часто требовало совместных усилий общины. Это было тем более необходимо, что совокупной добычи общины во всех областях ее присваивающей деятельности и на протяжении года в целом обычно едва хватало для обеспечения жизненных потребностей. Ко¬нечно, были сезоны, когда создавался избыток пищи, и имелись районы, где такой избыток образовывался относительно чаще. Но в целом простое присваивающее хозяйство низших охотников, рыболовов и собирателей позволяло получать, как правило, лишь жизнеобеспечи¬вающий и только как исключение избыточный продукт. И тем самым для раннепервобытной общины станови¬лись необходимы коллективная собственность и уравни¬тельное, или равнообеспечивающее, распределение. В коллективной собственности, по-видимому, нахо¬дилось прежде всего главное средство производства — земля, в данном случае промысловая территория со всеми имевшимися в ее пределах объектами охоты, рыболовства и собирательства, сырьем для производст¬ва орудий, утвари и т. п. Широко засвидетельствована также коллективная собственность на охотничьи загоны и рыболовные за¬пруды, лодки, жилища и огонь. Сложнее вопрос о том, как понимать принадлежность отдельным лицам инди¬видуальных и притом часто изготовленных ими самими орудий труда — топоров, копий, луков со стрелами и т. п., равно как и различной бытовой утвари, одежды и украшений. В этнографических описаниях они обычно характеризуются как личная собственность, и косвенно это подтверждается тем, что со смертью владельца они либо погребались вместе с ним, либо наследовались близкими. Коллективной была и собственность на пищу или другую добычу. Независимо от того, как — коллективно или индивидуально — она была добыта, распределение ее было уравнительным, или равнообеспечивающим. По-видимому, древнейшим принципом дележа добычи, отмеченным у ряда низших охотников, рыболовов и со¬бирателей, а в пережитках — и у более развитых групп первобытного человечества, был ее раздел между при¬сутствовавшими либо всеми вообще членами общины. Такой коллективизм в распределении был не просто автоматическим следствием коллективного производ¬ства, а необходимым условием выживания в условиях примитивного присваивающего хозяйства с его низкой производительностью труда и частой нехваткой пищи. Коллектив, получавший лишь жизнеобеспечивающий продукт, должен был регулировать потребление в инте¬ресах всех своих членов и не допускать положения, при котором одни благоденствовали, а другие голодали. Но вместе с тем распределение было не просто уравнитель¬ным, а учитывающим различия в потребностях по полу и возрасту, и поэтому некоторые специалисты считают, что его точнее называть равнообеспечивающим. В опре¬деленных случаях учитывались и высшие интересы коллектива в целом. В тяжелой борьбе с природой, которую постоянно вели раннепервобытные общины, их судьба нередко зависела от запаса сил у трудоспособ¬ных охотников и рыболовов. Вот почему в случаях необходимости, при чрезвычайных обстоятельствах по-следние могли получать последние куски пищи, а их иждивенцы оставаться голодными. Больше того, быва¬ло, как, например, у некоторых групп аборигенов Ав¬стралии или эскимосов, что в экстремальных ситуациях практиковались инфантицид, в особенности по отно¬шению к девочкам, и геронтицид. Иное положение складывалось там, где уже на стадии раннепервобытной общины коллектив начинал получать не только жизнеобеспечивающий, но и избы¬точный продукт В этих случаях наряду с уравнитель¬ным, или равнообеспечивающим, распределением воз¬никало также и трудовое распределение, т. е. получение продукта в соответствии с затраченным трудом. Вместе с избыточным продуктом и трудовым распределением зародился обмен. Обмен возник в межобщинной форме, при которой различные коллективы снабжали друг друга специфиче¬скими богатствами их природной среды, например, ценными сортами камня и дерева, раковинами и ох¬рой, янтарем и т. п. Каких-либо обменных эквивалентов еще не было: происходил обмен дарами, или, как его чаще называют в этнографии, дарообмен. Обмениваться сырьем или продуктами труда могли как целые общины, так и отдельные лица. И в том, и в другом случае расши¬рялись и упрочивались социальные связи, что закрепля¬лось также и ритуализацией обменных операций: сопро¬вождавшими их празднествами и пирами. Однако об¬мен, в особенности первоначальный или между отда-ленными друг от друга общинами, мог быть и так называемым немым. Одна сторона оставляла опреде¬ленное количество предметов, другая забирала и остав¬ляла то, что могла дать взамен. Если первая сторона считала себя не удовлетворенной, то не брала оставлен¬ное, и тогда вторая сторона добавляла еще. Народонаселение и его воспроизводство: Простое присваивающее хозяйство и свойственные ему прими¬тивные общественные отношения, тяжелый повседнев¬ный труд и полная опасностей жизнь резко ограничива¬ли численность населения на стадии раннепервобытной общины.Чтобы низшие охотники, рыболовы и собиратели могли прокормиться на своей промысловой территории, размеры общин должны были соответствовать ее ре¬сурсам, не превышая определенной плотности населе¬ния. Но наряду с этим действовали и другие факторы, определявшие нижний и верхний пределы численности групп. В частности, в общине должно было быть доста¬точно много взрослых мужчин — охотников и защитни¬ков коллектива и в то же время не слишком много, так как в этом случае примитивная общественная организа¬ция не смогла бы обеспечить его нормальное функциони¬рование. Преобладает мнение, что средняя численностьраннепервобытной общины составляла 25 — 30 человек. Половозрастная организация:Естественное разде¬ление труда по полу и возрасту и связанная с ним хозяйственная специализация наложили глубокий отпе¬чаток на всю общественную жизнь раннепервобытнои общины. На их основе складывались особые половозра¬стные группы (классы, категории, ступени и т. п.), принадлежность к которым порождала связи, перепле¬тавшиеся с общинными и родовыми. Повсеместно выделялись группы детей, взрослых мужчин и взрослых женщин, различавшиеся предпи¬санными им обязанностями и правами, общественным положением и т. п. В обществах с более или менее формализованными половозрастными группами большое значение придава¬лось рубежу перехода из категории подростков в категорию взрослых людей. Этот переход сопровождался определенными испытаниями и торжественными тайны¬ми обрядами, известными под названием инициации. В разных обществах инициации проходили неодинако¬во, но, по существу, они всегда заключались в приобще¬нии подростков — обычно каждого пола в отдельно¬сти — к хозяйственной, общественной и идеологической жизни полноправных членов общины: - для юношей – обучение владению охотничьим ружьем и боевым оружием, воспитание храбрости, выносливости и дисциплины и т.п.; - для девушек – соблюдение пищевых запретов, обучение «таинств» брака, обучение песням, мифам, совершение религиозных церемоний и т.п. Независимо от общественного положения полов от мужчины всегда требовалось больше смелости и выдержки, и поэтому именно мужским инициациям придавалось первостепен¬ное значение. Более или менее четким было также разделение на группы взрослых мужчин и женщин, подчас приво¬дившее к их своеобразному обособлению. В некоторых раннепервобытных общинах те и другие располагались на стоянках порознь, готовили разную пищу, имели свои тайные праздники, обряды и верования, а иногда даже свои тайные «языки». Существовали специфически мужские и женские обязанности и привилегии. Мужские орудия труда считались собственностью мужчин, жен¬ские — собственностью женщин, и бывало, что как тем, так и другим не разрешалось дотрагиваться до чужих орудий. В отдельных общинах (например, у алакалуфов) уже на этой стадии стали появляться особые мужские дома, служившие местом собраний и совершения различных обрядов, в первую очередь инициации. Существовавшая в раннепервобытной общине поло¬возрастная организация не создавала в ней отношений неравенства между взрослыми мужчинами и женщина¬ми. Те и другие специализировались в разных, но в равной степени общественно полезных сферах трудо¬вой деятельности. Поэтому не могло быть отношений господства и подчинения в положении полов. Несхожие социально-бытовые статусы мужчин и женщин, воз¬никшие на основе их своеобразного обособления, также не вели к какой-либо иерархии. Более сложен вопрос о наличии среди взрослых членов раннепервобытной общины главенствующей воз¬растной категории. Данные по аборигенам Австралии, у которых отчетливо выделялась влиятельная прослойка стариков — руководителей общины, и некоторым сход¬ным обществам позволяют полагать, что уже на этой стадии существовала так называемая геронтократия. Но можно спорить, приложимы ли такие факты к под¬линной первобытности. Многие раннепервобытные общины жили в иной, несравненно более суровой при¬родной среде, и, как показывают данные палеодемографии *, их члены нечасто доживали до сорока — пятиде¬сяти лет. К тому же несомненно, что уже тогда действо¬вали сохранившиеся впоследствии у самых различных племен обычаи геронтицида («добровольной смерти»). От утративших трудоспособность стариков избавлялись так же, как нередко избавлялись от больных, ослабев¬ших от голода, от маленьких детей, которых нельзя было прокормить. Раннепервобытная община была общиной равных, но в условиях жестокой борьбы за существова¬ние этими равными были лишь полноценные члены производственного коллектива. Общинная организация: Важнейшими ячей¬ками рассматриваемой эпохи были община и род. Социальная организация племен низших охотников, рыболовов и собирателей создает впечатление ведущей роли общины. Но это племена мезоли-тического облика, и возможно, что в позднем палеолите, по крайней мере в приледниковых областях Евразии, род имел относительно большее значение. Раннепервобытная община, которую называют так¬же локальной группой, состояла из группы или групп родственных семей, к которым могли примкнуть семьи свойственников, друзей и т. д. Если такая группа была одна, общину называют однородовой, или компактно-родовой, если их было несколько — многородовой, или дисперсно-родовой. Среди этнографически изученных общин преобладали многородовые. Ранний род, как и всякий род, был коллективом людей, осознававших свое родство по одной линии и связанных обычаем экзогамии. Родство в нем было не предковым, или вертикальным (возведение себя к обще¬му родоначальнику), а горизонтальным. Предполага¬ется, что первоначально горизонтальное родство осозна¬валось только в форме связи с общеродовым покровите¬лем — тотемом. Люди рождались в определенном коллективе, имевшем общий тотем, и по¬этому были сродни друг другу. Родство было явлением не столько биологическим, сколько социальным: не есте¬ственная, кровная близость определяла общность инте¬ресов, а наоборот. Однако уже вскоре стала осознавать¬ся связь с этим коллективом через одного из родителей, и горизонтальное родство приняло форму филиации. Уста¬новлено, что, как правило, род, а не раннепервобытная община, считался собственником промысловой террито¬рии. Связи между сородичами, жившими вместе, были теснее, чем их связи с другими членами раннепервобытной общины.О социальном значении рода говорить не приходится: именно он был носителем экзогамного начала, сплачивавшего коллектив и под¬держивавшего его связи с другими коллективами. Ни род в целом, ни раннепервобытная община в целом не были основной экономической ячейкой эпохи. Часть сородичей, вступая в брак в других общинах, в определенной степени утра¬чивала связь с родом, а часть общинников, приходя по браку со стороны, лишь отчасти включалась в свою новую общину. Строго говоря, такой ячейкой была только локализованная часть рода, являвшаяся в то же время костяком, ядром раннепервобытной общины. Именно поэтому термины «первобытная община» и «ро¬довая община» могут употребляться и очень часто употребляются в одном значении. 20. Организация власти и нормы социальной регуляции в родовой общине. Раннепервобытная община: Враннепервобытной общине действовал принцип народовластия, при котором опре¬деляющее значение имела коллективная воля сородичей или общинников. При этом, естественно, особый автори¬тет имели зрелые, умудренные опытом люди, очень часто — старшее поколение группы. Из их среды обычно выходили главари, руководившие повседневной хозяй¬ственной, общественной и идеологической жизнью кол¬лектива, однако конкретный характер потестарной * организации мог принимать различные черты. В частно¬сти, главари могли быть молчаливо признанными или выборными, а их деятельность — относительно самосто¬ятельной или направляемой другими органами власти. Бывало, что в раннепервобытной общине имелось несколько главарей, например, глав сезонных хозяйственных групп, на которые периодиче¬ски распадалась община, или отдельных родов в много¬родовой общине. В этих случаях кто-нибудь из них мог выделяться своими личными качествами и авторитетом, но формального соподчинения, как правило, не было. Власть главаря или совета старейших основывалась на их опыте, примере образцовых действий, интеллекту¬альном и эмоциональном превосходстве, умении убеж¬дать, иначе говоря, на их индивидуальном или группо¬вом авторитете. Формально она не имела обязательной силы, но редко случалось, чтобы к советам или распоря¬жениям главаря не прислушались. Важнейшей запо¬ведью, внушавшейся молодежи во время инициации, являлось послушание старшим. Еще важнее другое: власть главаря служила интересам всей группы и, по существу, была конкретным повседневным воплощени¬ем ее воли. В раннепервобытнои общине еще не было разделе¬ния власти, скажем, на хозяйственную, военную и су¬дебную. Во время мелких военных столкновений предводительствовали те же главари. Они же были хранителями и блюстителями обычаев группы. Община и род управлялись на основе не только свободного, менявшегося от случая к случаю волеизъ¬явления их взрослых членов, совета старших, главарей. Существовали социальные нормы, т. е. обязательные, общественно-охраняемые правила поведения. Эти нор¬мы — правила разделения труда, сотрудничества, рас¬пределения, взаимозащиты, экзогамии и т. п. — отвеча¬ли жизненно важным интересам коллектива и, как правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, при-меняясь из поколения в поколение, они приобрели силу привычки, т. е. стали обычаями. Наконец, они были закреплены идеологически — религиозными предписа¬ниями и мифами. К какой категории норм социальной регуляции отно¬сились эти нормы? В западной литературе их называют правовыми, что неверно, так как без государства нет и возникающего вместе с ним права. Многие советские ученые считают их нормами морали (нравственности, этики). Но они едва ли были обычными моральными нормами, так как общество принуждало к соблюдению многих из них не менее жестко, чем позднее государство к соблюдению норм права. Поэтому предложено еще одно их понимание: как пока малодифференцирован¬ных, синкретных, включающих в себя и мораль, и этикет, и древнейшие зачатки права мононорм. Позднепервоытная община: Организация власти в большой мере сохраняла начала первобытного народовластия. Все важные вопросы (обсуждение крупных хозяйствен¬ных предприятий, проступков, военных конфликтов и т. п.) решались на собраниях общинников или сороди¬чей под руководством их признанного главы. Вместе с тем развитие общинно-родового и родоплеменного строя, а в особенности сегментарной организации, спо¬собствовало начавшейся иерархизации органов коллек¬тивной власти. Появились и новые механизмы приобре¬тения личного главенства. В собраниях или на советах принимали участие все взрослые, полноправные общинники либо сородичи, хо¬тя все чаще они превращались в собрания только взрослых мужчин и проходили в мужских домах. Реше¬ния принимались сообща, причем большое значение придавалось тому, чтобы было достигнуто единство мнений, а не просто подчинение одних воле других, пусть даже большинства. Поэтому многое зависело от глав и других уважаемых людей коллектива, их авторитета и красноречия. Соподчинение органов коллективной власти могло достигаться путем представительства глав домохозяйств в общинных и родовых советах, а глав таких советов — в советах фратрий и племен. Главы всех уровней, как правило, избирались из числа наиболее пригодных и достойных. Важнейшими качествами руководителей считались хозяйственный опыт, трудолюбие, организаторские способности, крас¬норечие, знание обычаев и обрядов, щедрость, нередко также воинское искусство или культовые знания. В од¬них обществах, где функции главенства оставались неразделенными, от главы требовалось обладание если не всеми, то многими из этих качеств; в других, где принцип целесообразности повел к разграничению сфер руководства, обычный глава, военный предводитель, знахарь или колдун должны были обладать выдающи¬мися способностями в своей специфической области. Бывало и так, что в том или ином племени особое значение придавалось какому-нибудь определен¬ному виду деятельности, скажем, военной или культо¬вой. Тогда при выборе «универсального» главы в первую очередь принимались во внимание его способности именно в этом виде деятельности, а при наличии «диф¬ференцированных» глав наиболее высокий статус полу-чал один из них. Появление избыточного продукта и личных богатств повели к тому, что институт главенства стал испытывать воздействие также и имущественных факторов. У ряда племен Меланезии, Юго-Восточной Азии, а в менее выраженной форме также Северной Америки и Африки появился особый вид лидеров — так называемые боль¬шие, или значительные, люди. В международной на¬учной терминологии за ними закрепилось название бигменов *. Это были мужчины, выделявшиеся своим богатством и щедростью, выдвигавшими их на первый план в условиях широкого развития престижной эконо¬мики. Бигмен стремился иметь побольше жен, чтобы они, а в какой-то мере и их родственники на него работа¬ли. Бигмена не выбирали — он становился им благода¬ря своему высокому престижу, создававшему ему мно¬жество сторонников из числа сородичей и сообщинников. Не до конца ясен для этой стадии вопрос о потестарных ролях и статусах мужчин и женщин. Сто¬ронники матриархальной концепции всегда указывали» что если бродячее охотничье хозяйство могло выдвинуть ни первый план мужчин, то земледельческая оседлость давала преимущества женщинам. Особенно это должно было сказываться в условиях однородовых общин при матрилокальном брачном поселении, когда преимуще¬ственно женщины являлись собственницами и распоря¬дительницами родощой земли. Но даже здесь реализа¬ции предпосылок их главенства препятствовала высокая социальная роль мужчин. Применять свою власть по отношению к членам коллектива совету или лидеру по-прежнему приходилось не так уж часто. Семейные и внесемейные механизмы социализации продолжали надежно обеспечивать соблюдение индивидами установленных порядков. Кон-фликты имели не столько внутригрупповой, сколько межгрупповой характер. И с разветвлением сегментар¬ной организации они, естественно, учащались. Между членами разных линиджей, родов и тяготевших к ним общин возникали ссоры из-за несоблюдения правил дарообмена, полового и брачного соперничества и по различным другим причинам. Как и раньше, в общинно-родовых нормах главенствовало групповое начало, од¬нако в новых условиях его понимание зависело от степени консолидированности втянутых в конфликт групп. Родоплеменная организация власти, как правило, жестко подчиняла поведение индивида интересам кол¬лектива, одновременно ставя вне закона все, что находи¬лось за рамками высшего звена этой организации — племени. |