Дмитрий Глуховский - ПОСТ. 9Эта сторона
 Скачать 7.08 Mb.
|
|
ПОСТ 77 век, пришел к страннику на поклон. Все это время бабка капала по капле: иди, иди, иди. После того, как отец Даниил перекрестил казаков, отпираться дальше стало невозможно. Мишель знает, кто сейчас войдет: она следила за дедом из окна. Непонятно только, зачем конвой. Вся затея с венчанием кажется ей глупостью, бабкиной прихотью; а Мишель всегда была на дедовой стороне. Но это ее раздражение бабкиным упрямством, желанием пристегнуть покрепче к себе деда, прежде чем идти на дно, на измож- денного монаха не распространяется, хотя именно ему сейчас надо будет испол- нять бабкину волю. Отперев, Мишель даже улыбается ему. Так она ему говорит «спасибо» за то, что застраховал своей божьей страховкой ее Сашу от всей этой бесовщины, кото- рую пыталась навести на казаков Полканова ведьма. Мишель готова называть его так, как Кригов его называл: — Здравствуйте, отец Даниил. Отец Даниил кивает ей серьезно, улыбаться не спешит. Может, ему нельзя девушкам улыбаться? Кто знает, что ему там можно и чего нельзя? И все равно, для Мишель он — как будто сообщник. Они заодно: за то, чтобы с Сашей и с его ребятами ничего не случилось. Охрана остается при входе, а монах скидывает башмаки — ему выдали какие- то взамен изорванных кроссовок, в которых он явился. Дальше следует за дедом в комнату, кажется, и не замечая, что конвоиры его отпустили одного. Квартиру оглядывает без интереса. Бабка румяная от волнения, пальцы на живой руке комкают простыню. Часто вздыхает. Вытягивает губы трубочкой, просит приложиться ими к запястью гостя. Получается плохо — половина рта ее не слушается. И половиной рта она тогда неразборчиво говорит: — Господи Иисусе, дождалась. Дождалась. Молилась и дождалась. Послал Господь пастыря. Отец Даниил руку давать ей не торопится. Смотрит на нее внимательно. Глаза у него проваленные, вместо человеческих щек торчат одни скулы, волосы ему отмыли, но без скреплявшей их грязи они сделались еще жиже. — Здравствуйте. Он говорит это своим ровным, без перепадов, голосом — голосом человека, который сам себя не может услышать и поправить. — Святой отец. Батюшка. Прошу. Повенчайте меня с мужем. Баба Маруся указывает на деда глазами, косит. Тот обреченно вздыхает, но улыбается Марусе беззлобно: ладно, давай уж. Отец Даниил смотрит вокруг себя опять, словно забыл, куда попал и как тут очутился. Бабка растеряна: она, наверное, думала, что попов хлебом не корми — 78 Дмитрий Глуховский дай кого-нибудь повенчать. На лбу у нее выступает испарина. Мишель подходит, чтобы промокнуть ее, но бабка отмахивается от нее ресницами. Теперь просит уже дед. — Повенчайте нас, батюшка. Бабка, запыхавшись, лепечет: — Не хотим жить во грехе. И по смерти желаемо соединитися на небеси. Мишель морщится: эти дурацкие формы слов, которые бабка из своих мо- литвенников понадергала, кажутся ей сейчас ужасно фальшивыми. Гость качает головой, как будто до него ничего из сказанного не доходит. По- том садится в ноги бабкиной кровати. И говорит своим бесстрастным голосом: — Не будет нам царствия божьего. Кого Господь счел нужным на небесах, всех призвал. Врата небесные замкнулись. Отлетел небесный град от греховной зем- ли, как душа от тела отлетает. Осталась земля теперь во власти Сатаны. Последние корчи ее зрим. Не могу тебя исповедовать и не могу причастить. Права не имею. Прости. Могу только одно сделать: перекрестить тебя, чтоб бесы тебя пожалели. Он крестит ее бессильно, целует в лоб и поднимается на ноги. У бабки от его слов кровь отливает от лица, и она становится восковая, будто уже преставилась. Отец Даниил только жмет плечами, крестит и остальных — и идет к выходу, где его ждет конвой. Дед спешит за ним, на ходу бормочет: — Ну что же вам, трудно? Есть там или нет, какая разница? Вы просто сделай- те, как она просит, а? А мы отблагодарим вас, чем можем, отблагодарим… Она так ждала, чтобы ее повенчали… Чтобы нас с ней повенчали… Мишель слышит его из бабкиной комнаты, где осталась подержать старуху за руку; она слышит, а святой отец — нет. Перед тем, как хлопнуть дверью, отец Даниил еще одно произносит — своей охране, бабке, всем: — Сказано ведь было: спасутся только праведники. Остальных бесы одолеют. Когда шел сюда, думал тут праведников найти. А сейчас вижу: по ту сторону реки все пало, и по эту падет. Гниль. Труха. Изнутри сгнили, не выдержим бури. Ветер только поднимается, а уже сосны переломаны, как спички. Что тогда впереди? Все. Ведите в темницу. 8 Домой Полкан идти боится. Оттягивает этот момент, сколько может, потому что знает, что будет. Знает, что Тамара будет ждать его у дверей, и знает, что разговора не избежать. Поэтому он начинает пить еще у себя в кабинете оставшуюся от разговора с подъесаулом сливовую наливку. ПОСТ 79 Он с порога слышит, как она молится. Проходит в комнату — она на коленях стоит перед иконой Богоматери в бога- том золотом окладе и бьет ей поклоны. — Матерь Божья, Пресвятая Дева Мария, прости великое прегрешение. Про- сти за то, что духом слаба. Прости за то, что ворожила, что будущее хотела знать, что обряды творила. Истинно клянусь, делала это только во спасение, и потому надеюсь на прощение твое. Полкан откашливается. Тамара отрывается от иконы. Смотрит на него. — Послушай… Ты не права, ясно тебе? — Уйди! — Это не разговор, Тамара! — Как ты смеешь?! Ты предал меня там, понимаешь ты это или нет?! Они вы- ставили меня сумасшедшей, истеричкой — меня, твою жену! — Тамара! Я же предупреждал тебя! — Ты, когда звал меня жениться, клялся, что никогда не будешь меня стес- няться! Клялся защищать всегда! Неважно, права я или неправа — я твоя жена, законная жена, ты сказал мне, что хочешь оставаться со мной всю жизнь! А се- годня ты меня предал! — Я тебе же русским языком там сначала… Сначала говорил… — Он меня унизил! И не тем, что цыганкой меня называл, как будто это что-то дурное! Не тем, что меня в сглазе обвинил! А тем, что тебя заставил все это про- глотить! А ты еще и при людях меня… При людях… Если тебе стыдно, что ты со мной, зачем ты вообще на мне женился?! Она заходится в рыданиях. Полкан пытается подойти и обнять ее, но она замахивается и ногтями раз- дирает ему щеку в кровь. 9 На заход солнца Егор смотрит с крыши. Солнце падает на западе, падает на Москву. Конечно, он сюда не за закатом пришел. Пришел за тем, чтобы с верхней точки еще раз попытаться заглянуть за зеленую пелену, увидеть, что там на вос- токе, за мостом. Казаки так и не вернулись, и теперь становится ясно, что они увиденного на мосту не испугались. Спешились, раскидали по сторонам мертвые тела и двину- ли дальше. Уехали и запропастились. И сверху Егору видно их не лучше, чем снизу. 80 Дмитрий Глуховский Раз до сих пор не вернулись, значит, далеко заехали. На дрезинах за день можно много проехать: до Москвы вон всего-то сутки. Егор смотрит в солнце. Я тебе ничего не должен. Понял? Так что мне ничего за это не будет. Так что можешь со мной теперь построже Хочешь — можешь орать на меня при людях Ну? Огонь по мне, пали изо всех орудий! Хочешь, приплети своего Христа? Жги, боже! Жжешь? Мне пох. Я дышу и дырявой грудью. Я тебя убил. А ты что, не понял? Не почувствовал холодок на коже? Ты мертвец. А мне ничего не будет. Ты мертвец. И я ничего не должен. Егор хоронит солнце, потом идет к себе. На улице больше делать нечего. Дверь отпирает Полкан. Он уже дома. Рожа у него багровая, из прихожей видна банка браги, которая стоит на кухонном столе. В квартире тишина, матери не слышно. Полкан смотрит в Егора мутно, но во взгляде нет злобы. Говорит ему: — Поди сюда. Егор проходит в кухню неохотно. Полкан достает стакан, плещет самогона, ставит на стол. — Давай выпьем. — Мать не разрешает. — Пей! Ты мужик или кто? Ссышь мамку, что ли? Егор кривит рожу, потом берет стакан и отпивает жгучей тошнотворной дря- ни. Закашливается. Из глаз брызжут слезы. Полкан одобрительно хлопает его по загривку. — Все? — Сядь. Во-первых. Гитару можешь свою забрать. В комнате у тебя лежит. — Ого. Щедро. — Во-вторых. Я с тобой вообще хотел нормально поговорить. Как мужик с мужиком. — Окей. — Выпей еще. На. Вот. Сколько я раз ей говорил не влезать? А тут такой мо- мент! Эти архаровцы… У них же государственное дело! Экспедиция, бляха! А она меня позорит! Не просто меня, как мужика… А меня, как коменданта, как долж- ностное лицо! И да, как мужика, сука, тоже! Ты-то понимаешь это? ПОСТ 81 — Ну да, типа. Егор старается в красные Полкановы глаза не смотреть, а смотреть вместо этого в окно или в стакан. — Ты знаешь, Егор, я человек такой, что телячьи нежности не люблю. Ты мне не сын, я тебе не отец, и не хера друг другу баки забивать. — Согласен. Полкан тяжело вздыхает. — Тебя, бляха ты муха, и не примешь за моего сына-то… Сразу всем видать, что приемный… Ты прости, конечно… С этими зенками твоими… — Все ок. — Но… Но! Я хочу тебя правильно воспитать. Вырастить тебя таким… Ну, нор- мальным мужиком. Человеком. С понятиями. Долг там. Служба. Есть такое сло- во: надо. Не хочется, а надо. Понимаешь? — Типа того. — Вот. Потому что это вот все… Ну! Я ж не вечен. Черт его знает, сколько мне там… Кто-то должен будет потом вместо меня. Я бы не хотел, чтоб чужой чело- век был, понимаешь? А ты… Ты не сын, но ты не чужой человек. Вот я поэтому, за этим тебя гоняю тут… Учу… Было бы мне насрать на тебя, я бы отстал от тебя давно — вали куда хочешь, на мост там, в Москву, к китаезам… Я поэтому ведь только! Его качает, и мутные свиные глаза ищут Егорова взгляда долго, срываясь. Пол- кан встает, распахивает окно, глотает сырой кислый воздух большими глотками. Егору нечего ответить, и он вместо этого пригубливает стакан. Полкан отворачи- вается от двора и просит: — Мне одному это будет тяжеловато все тащить. Надо, чтоб ты помаленьку подключался, Егор. В делах разбирался. Понимаешь? Егор кивает. Кивает. А потом вскакивает: — А я не хочу к этому подключаться, к говну к этому ко всему! Не хочу этой шарашкой управлять! Не хочу я быть твоим наследником! Хочешь говно москов- ское хлебать — давай, хлебай. А меня не надо втягивать. Да, может, к китаезам свалю! А может быть, за мост! Он ждет, что Полкан сейчас, не разговаривая, залепит ему затрещину и даже прищуривается. Но Полкан только грустно срыгивает. — Не хочешь. Не хочешь, бляха. Ну ясно. Никто не хочет. Егор выходит из кухни, пока Полкан не успел еще передумать. Заглядывает в свою комнату: гитара, и правда, лежит на кровати. Надо быстрей перепрятать ее. В дверях он снова наталкивается на отчима. Тот не сопротивляется, дает унести гитару из дома. В след просит шепотом: — Скажи ей, что я извиняюсь. Дмитрий Глуховский 10 Колька Кольцов держит в руках телефон: черный прямоугольник, в котором видно только отражение его лица. Кольце двадцать пять, но в черном стекле его рыжий вихор видится седым, веснушки — серыми каплями. Если бы ему кровью брызнуло на лицо, в телефонном отражении было бы так же. Воткнуть телефон в зарядник, так, чтобы тот вообще не сдох, Колька успевает в самый последний момент. Он залезает на застрявший в воздухе велосипед с единственным колесом — динамо-машину — и принимается крутить педали. Телефон понемножку начинает заряжаться. Значит, еще есть попытка. Главное те- перь не ошибиться. — Петь, покрути ты теперь, а? Петька Цигаль, кольцовский корефан и оруженосец, вздыхает и садится на сиденье вместо Кольцова. Крутя педали, он спрашивает у Коли: — Че, взломаешь? — Пароль точно не подберу. — Откуда он рабочий-то взял? — Говорит, в городе нашел. Хотя тоже непонятно. Был бы старый телефон, до- распадный, или военных времен — мы б точно не открыли его. Но этот-то раз- ряжен не до конца… — Значит, им кто-то пользовался недавно. — Вот и я о том же. Темнит пацан. — Я вот думаю: странно, что их телефонами называли, нет? Там же и компас, и фонарик, и навигатор, и фотки делать можно… За такое блин, убить можно! Цигаль смеется. И Коля Кольцов смеется тоже. Кольцов берет телефон в руки — но держит его так, чтобы не посмотреть слу- чайно во фронтальную камеру. Экран вспыхивает, реагируя на движение. Телефон хочет увидеть своего хозяина. Своего настоящего хозяина. 83 Не видали креста 1 Колька Кольцов ждет Егора за гаражами. Переминается с ноги на ногу, поче- сывается, то присядет, то привстанет: утомился ждать. — Ну че? — шепчет Егор. Кольцов показывает ему мобильник: — Зарядил. Егор осторожно берет айфон в руки. Нажимает кнопочку — экран загорается. — Тут «фейс-айди», — объясняет Кольцов. — Распознавание по лицу. Телефон, чувачок, заблокирован. — И что делать? — Егор сглатывает. — Ну… Или код-пароль ввести — вон, шесть цифр — или поднести к лицу хозяина. Кольцов изучает его, Егор кожей чует. Потом тот уточняет: — Кода точно не знаешь? Егор мотает головой. Кольцов типа шутит: — Ну и хозяина ты же сейчас вряд ли сюда приведешь? Егор хмыкает так, чтобы казалось, будто он смеется кольцовской шуточке. По- том осторожно спрашивает: — Ну… А как оно лицо узнает? — В смысле? Там камера, алгоритмы… Измеряет пропорции… Хер знает, как. — Понятно. А… Ну, если там выражение лица какое-то не такое… Или цвет… Кольцов сначала морщит лоб, потом догадывается. — Ну, брат, если ты с мумии его снял, телефон этот… То она тебе уже не помо- жет. Если там кожа да кости… Тут, например, глаза для начала нужны. Нужно, чтобы были открыты глаза, и чтобы смотрел человек прямо в камеру… То есть, зрачки чтоб по центру были. — Ага. Ну че, ладно тогда. — С мумией точно не сработает, короче. И если несколько раз чужое лицо подставить ему, он вообще только с пароля будет. Сам попадал так. 84 Дмитрий Глуховский Егор старается изобразить, что ему все равно. А у самого такое чувство, слов- но полный рот набил щебнем с железнодорожной насыпи, и сейчас глотать будет нужно. Представил, как это — идти сейчас обратно на мост… Разблокировать. — Да я понял, понял. Ладно, давай его обратно. Что-нибудь придумаю. — Да че ты придумаешь-то? Потычешь в циферки, он у тебя залочится вооб- ще, вот и все! — Какая разница? Давай сюда его. Мой же телефон! Разберусь. — А ты где его взял тепленький? Ты к кому его прикладывать собрался? — Не твое дело! Кольцов напрягается. Поднимает телефон повыше, так, чтобы Егор не достал — или чтобы ему пришлось за ним прыгать, как цирковой собачке. — Ты не сечешь, что ли? Телефону капут. Оставь его мне. — Че это? Тебе-то он зачем тогда? — А тебе зачем?! — Тебе-то какая разница? Я нашел, значит он мой. Не работает — ну и не работает. — Ну я могу хоть все снести с него. И можно будет как новым пользоваться. А ты сам хрен что сделаешь. Будешь смотреться в него, как в зеркальце. — Ну и по хер. Сюда давай. Кольцов смотрит на него свысока, и Егор прикидывает, как ему извернуться так, чтобы успеть выхватить мобильник и отступить с минимальными потерями. Шансов немного. И вдруг до него доходит кое-что. Он срывающимся голосом тычет в Кольцова вопросом: — Ты че, Мишельке его дарить собрался, что ли? Кольцов краснеет: на его прозрачной коже стыд и смущение проявляются сразу. — А че… Ну и че! Ты сам, что ли… Они расходятся на шаг и смотрят друг на друга с наклевывающейся ненави- стью. Потом Кольцов взрывается хохотом. — Ты-то куда лезешь! Ты мелкий же! Она, думаешь, за телефон тебе даст? — В жопу иди! Думаешь, она тебе даст, дубина ты рыжая? Иди вон за сифами на Шанхае ухаживай! Самый твой уровень! Кольцов от такой дерзости столбенеет, и Егор, воспользовавшись его замеша- тельством, бьет его под руку снизу. Телефон летит в лужу, но Егор успевает его подхватить. Кольцов его подсекает, Егор падает в грязь, еле уворачивается от па- дающей на него туши, бьет наугад, получает зубодробительную обратку, пинает Кольцова в его рыжую харю, отползает… Кольцов утирает разбитый нос, глаза у него налились кровью, рука нашаривает булыжник. Но он успевает взять себя в руки. — Сучонок… Вали отсюда. Если б ты не Полканов выкормыш был… ПОСТ 85 — В жопу иди! В задницу! Егор поднимается, пошатываясь, и дает ходу. Телефон у него. Это главное. 2 Ночью Егор телефон не трогал, а утром пару раз попробовал ввести наугад шестизначный пароль — от одного до шести по порядку, потом еще — шесть ну- лей. Аппарат при этом держал под углом, как Кольцов учил, чтобы тот случайно Егору не взглянул в глаза. Не сработало ни одно, ни другое. Выход оставался один. Если Егор хотел вскрыть этот мобильник и явиться к Полкану с повинной только после этого — нужно было возвращаться на мост. Возвращаться, разыскивать среди мертвецов страшную хозяйку айфона — и уго- варивать ее, чтобы она разлочила свой мобильный. Но при одной мысли о том, что ему снова придется заступать на мост, у Егора ноги подкашиваются. А ведь, если идти, то идти надо как можно скорее: Кольцов же предупредил его о том, как для айфона важны пропорции. С каждым днем мертве- цы на мосту будут менять свою геометрию: будут набухать, расползаться. В тот день, когда Егор нашел телефон, лица у людей на мосту были еще людскими. Но теперь… Сможет ли айфон узнать свою хозяйку теперь? Да и там ли она? Как знать, как поступили с телами казаки? А если сбросили в воду или сожгли? Есть тысяча и одна причина не возвращаться на мост, не приставать к мерт- вым, не напоминать им о себе и не напоминать себе, что все это существует — и существует всего в нескольких сотнях метров от того места, где сейчас сидит Егор, сжав руками голову. Назавтра Егор гонит себя на мост и отпирается. Не идет никуда. Ночью он спит плохо: через приоткрытую форточку долетают с улицы какие- то странные звуки, просачиваются Егору во сны, превращаются в какую-то дрянь, в многоголового слепого змея, который вползает на мост с той стороны и тянется на эту — к мирно спящим и ничего не подозревающим людям. К людям, которых Егор не предупредил о смертельной опасности — хотя мог и хотя был должен. На следующий день Егор просыпается, пытается заставить себя идти на мост, и, к своему огромному стыду, никуда не идет. И на следующий. |