Типичные и синкретичные конструкции с союзом что. культура речи сборник 2016. армавирский государственный педагогический университет институт русской и иностранной филологии кафедра отечественной филологии и журналистики
 Скачать 3.63 Mb.
|
|
Part – Part: Говорили, что он завивается и подкрашивает волосы хной. Чистенький, блестящий, словно отлакированный, он производил приятное впечатление, пока не улыбался (Д. Гранин. Иду на грозу). Part – Adj: …он не держался ни на чем, а повисал, ослабевший, словно бесплотный, в голубом сентябрьском воздухе (В. Набоков. Король, дама, валет). Члены адъективного ряда как слова признаковой семантики обычно выступают в роли определения, но могут являться и сказуемым: Голова-то словно тыква (И.А. Гончаров. Обломов). В приглагольных рядах выделим адвербиальный и глагольный ряды. Adv – Adv: Пуля заставила его высоко, словно через барьер, прыгнуть (М. Шолохов. Тихий Дон). Глагольный: Прежде чем сказать слово, думает над ним, словно прицеливается (И. Стаднюк. Ключи от неба); D – D: Он задымил, а они, весело взмыв кверху, словно радуясь встрече друг с другом, разминулись в воздухе, поменялись местами и ещё раз прошли над бомбардировщиком, сухо треща пулемётами (К. Симонов. Живые и мёртвые, к.1. Живые и мёртвые). Возможно варьирование членов глагольного ряда: Vf – D: Но люди с ним как-то мирились, терпели, словно поддавшись гипнозу мифа о необходимости жестокости на флоте (Р. Титов. И всё-таки море). D – Vf: Светозар Алексеевич, закинувшись назад, словно любовался своим бывшим учеником и перебирал сущими пальцами на подлокотниках (Ю. Дудицов. Белые одежды). Однооформленность членов ряда свидетельствует об отнесённости каждого из параллельных членов к общему члену. Однако это необязательный признак, и могут встречаться рядоположенные, но разнооформленные члены: .... сказала она, словно мимоходом, не глядя на сына и рассматривая руки.. (М.Е. Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы). Членами ряда могут быть и целые синтаксические сочетания, при этом более всего распространяются причастные и деепричастные формы, имеющие предикатный характер, а распространение послесоюзного члена связано с желанием говорящего развернуть сравнение: Немка возмущенно поозиралась, словно призывая всех в свидетели такого неслыханного безобразия… (Б. Акунин. Азазель). К факультативным членам ряда относятся лексемы, стоящие при разных компонентах ряда и обладающие рядом семантических свойств, соотносящихся с общим значением союза и выявляющих его семантику. Факультативные члены первого ряда указывают на специфику описываемого говорящим события, а «уточнители» второго ряда характеризуют нереальное, существующее только в воображении говорящего событие, имевшее место в его опыте. Лексемы, находящиеся при первом компоненте, называется спецификатором и выносит на первый план отношения: 1) качественной характеризации: Над портом клубился черный, обагренный книзу отсветами пламени, словно кровью подтекавший, дым (Л. Кассиль, М. Поляновский. Улица младшего сына); 2) количественно-квантитативной характеризации: А руки Глухаря с разработанными суставистыми пальцами тяжело лежали на столе, они были такими большими и неподвижными, словно камни (В. Чивилихин. Про Клаву Иванову); 3) обстоятельственной характеризации со значением неожиданности, внезапности: Наталья шла вдоль пруда по длинной аллее серебристых тополей; внезапно перед ней, словно из земли, вырос Рудик (И.С. Тургенев. Рудин); 4) слова неопределённой семантики акцентируют так же, как и спецификаторы, обстоятельственное значение: Мышлаевский, словно гильзы из винтовки, разбросал партнерам по карте (М.А. Булгаков. Белая гвардия). Таким образом, к специфике лексемы «словно» можно отнести её способность организовывать два типа двучленных конструкций – прямое сравнение и конструкцию ряд, включающую присубстативный и приглагольный непредикативный ряд, где наблюдается варьирование членов, среди которых возможны и целые синтаксические сочетания, а также наличие факультативных членов: спецификатора и уточнителя. Примечания Прияткина А. Ф. Союзные конструкции в простом предложении современного русского языка : дисс. ... докт. филол. наук: 10.02.01. Владивосток, 1977. 402 с. Морковкин В. В., Луцкая Н. М., Богачева Г. Ф. и др. Словарь структурных слов русского языка. М. : Лазурь, 1997. 420 с. Прияткина А. Ф. Русский язык: синтаксис осложненного предложения : учеб. пособие для филол. спец. вузов. М. : Высшая школа, 1990. 178 с. Клопова Е. С. Способы синтаксической дифференциации членов сочинительного ряда : дисс. …канд. филол. наук: 10.02.01. М. , 1986. 214 с. Окатова Н. Т. Функционирование синтаксических конструкций с союзом «будто» в современном русском языке : дисс … канд. филол. наук: 10.02.01. Владивосток, 2002. 280 с. В.С. Петренко г. Санкт-Петербург, Россия МЕСТО ЭЛЛИПТИЧЕСКОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ В СИСТЕМЕ СИНТАКСИЧЕСКОГО СТРОЯ РУССКОГО ЯЗЫКА Несмотря на глубокую проработанность вопроса о синтаксических особенностях и функционировании односоставных предложений в синтаксической системе русского языка, на сегодняшний день проблема принадлежности эллиптических предложений к той или иной категории синтаксиса является спорной. Вслед за В.В. Бабайцевой, Л.Ю. Максимовым и другими лингвистами, данные конструкции мы будем считать разновидностью неполных предложений. Если вышеуказанные синтаксисты однозначно относят данные конструкции к неполным, называя их семантически полными, но структурно неполными, то ряд других языковедов, таких как П.А. Лекант, В.К. Покусаено, С.Г. Ильенко, В.Т. Гневко, З.Ф. Кравченко, Е.С. Хмелевская, Н.С. Валгина, считают эллиптические предложения самостоятельной группой, не относящейся ни к полным, ни к неполным конструкциям. Так, В.К. Покусаенко рассматривает эллиптические предложения как промежуточную категорию между именами и неполными предложениями на пути перехода предложений глагольного типа (с глагольным сказуемым) в именной тип, т.е. в такие предложения, в которых предикативные обстоятельства, дополнения, теряющие синтаксические связи со сказуемым, которое устранено не в речи, а в языке, и тяготеющие к установлению связи с именительным падежом, который приотсутствии сказуемого, в сущности, не может называться подлежащим [2, с. 10]. На примере предложения «Я за свечку, свечка в печку» (К.И. Чуковский), В.К. Покусаенко рассматривает сходства и отличия эллиптических предложений от неполных. Так, сходство эллиптических предложений с неполными состоит в том, что «в них будто бы есть «неприкрепленные» формы (в приведённом примере это дополнение «за свечку», обстоятельство «в печку»), которые, казалось бы, свидетельствуют о наличии «синтаксического места» (синтаксической позиции) для отсутствующего сказуемого [2, с. 9]. Отличие от неполных предложений заключается в том, что эллиптические конструкции не обладают семантической недостаточностью и поэтому не нуждаются в контексте. Это происходит потому, что в процессе общения мы понимаем общую семантику глагола, который мог бы использоваться в таких конструкциях. Например, в предложении «Я за свечку» в роли сказуемого могли бы выступать глаголы «взялся» (или формы «берусь», «возьмусь»), «схватился» («хватаюсь», «схвачусь»). В предложении «Свечка в печку» в качестве сказуемого могли бы выступать глаголы «бросилась», «прыгнула», «устремилась». Здесь нет пропуска конкретного глагола, поэтому глагол, который мы могли бы представить в эллиптическом предложении, лингвист В.С. Юрченко называет «обобщённым» глаголом [3, с. 67]. Не разделяет точку зрения В.В. Бабайцевой и Л.Ю. Максимова и современный синтаксист П.А. Лекант. Лингвист не относит эллиптические предложения к неполным по трём причинам: эллиптические предложения являются полными по смыслу; члены предложения, входящие в состав эллиптического, не связанны грамматически с другими словами контекста; у эллиптического предложения нет полного варианта. Так, под эллипсисом П.А. Лекант понимает «сокращение глагольного словосочетания в предложении, устранение глагольного компонента (без возмещения его в контексте)» [1, с. 232]. П.А. Лекант утверждает, что вообще нельзя говорить об эллипсисе глагола, поскольку отсутствие в предложении глагола не воспринимается как показатель времени. Лингвист рассматривает три группы эллиптических предложений, выделяемых по семантике «обобщённого» глагола: 1. Предложения со значением перемещения, движения. Подобные конструкции строятся по следующей модели: независимый член, обозначающий деятеля, и слово, которое содержит информацию о цели, направлении, конечном пункте движения. Независимый член может быть представлен: Производителем активного действия: а) существительным в именительном падеже, который может обозначать: – лицо: «Селиванов бежал по целине, егерь – по его следу» (Л.И. Бородин); «Люди – по домам» (В.М. Шукшин); б) название животного: «Васька-Кот – в угол» (И.А. Крылов); «Какой-то Волк, грамотей, в кабак» (И.А. Крылов); в) местоимением, чаще личным: «Паратов. До свидания, господа! Я в гостиницу» (А.Н. Островский); «Ты меня – картечью, а я тебе зла не делать!» (Л. Бородин); «Кто в лес, кто по дрова» (И.А. Крылов); г) производителем пассивного действия, обозначающий предмет, способный передвигаться: «Воз – на ярмарку» (И.А. Крылов); «У забора – кегельбан» (М. Горький). Второй член представлен наречием места или именем существительным в дательном или винительном падежах с предлогами к или в, на, соответственно: Слава – в школе. Я – за стол. (Б.П. Екимов); Старая мать моя молится в нашем старом доме. Я – на воле. (Б.П. Екимов). 2. Предложения со значением мысли, речи. В данных предложениях обязателен «объектный компонент в предложном падеже с предлогом о (об) или винительном падеже с предлогом про» [1, с. 234]. Подобные предложно-падежные формы предполагают процесс мысли или речи. Конструкции строятся путём соединения субъекта и объекта речи-мысли. Например: Дроздов. Мы с вами, Катерина Ивановна, встречаемся всегда в хорошие дни. Арсеньева. Это вы – о погоде? Дроздов. О ней. (М. Горький); Яропегов. Кстати – об открытиях: Иваненко сообщает, что открыл богатейшие залежи полиметаллической руды. (М. Горький); Семиков. Лидия Петровна, вы эту книжку читали? Ты ему про устав службы, а у него глаза как пуговицы. (М.А. Шолохов); Лидия (взяла книгу). «Одеяние духовного брака». Нет. Что это значит – духовный брак? Семиков. Тут – вообще…о боге…(М. Горький). 3. Предложения со значением «ударять», «бить». Предложения этого типа состоят, как правило, из трех членов и строятся по следующей модели: независимый член, обозначающий субъект действия, в форме именительного падежа, два зависимых слова: «винительный прямого объекта и творительный орудия действия» [1, с. 235]. Интонация объединяет все члены предложения. К подобным конструкциям можно отнести следующие: - Моя шпага сломалась… Так я его, ваше сиятельство, обломком шпаги и эфесом – по голове! (Л.И. Раковский); - А для чего у вас здесь плётка? - Плётка? Это для дедушки. Если не слушается, я его плёткой, - ответил Барбос. (Н.Н. Носов). П.А. Лекант считает, что эллиптические предложения занимают периферийное положение в системе просто предложения. В таких конструкциях затруднено синтаксическое членение из-за отсутствия глагольного компонента. Независимый член, имеющий форму подлежащего, не соотносится со сказуемым, а зависимые члены сохраняют своё обстоятельственное или объектное значение и отчасти выполняют функцию сказуемого, сохраняя в себе указание на действие. Помимо этого, второстепенные члены не являются показателями грамматических значений времени и наклонения. Кроме того, П.А. Лекант указывает на то, что «в эллиптическом предложении нет подлежащего и сказуемого в их общепринятом понимании» [1, с. 235]. Однако двучленность таких конструкций проявляется в том, что они образованы преимущество на основе двусоставных глагольных предложений. П.А. Лекант выделяет еще одну группу предложений, которые по форме сходны с эллиптическими. Это фразеологизированные предложения, или предложения-штампы, которые функционируют преимущественно в разговорной речи. Данные конструкции, в отличие от эллиптических предложений, «утратили соотносительность с глагольными конструкциями» [1, с. 237]. В предложениях-штампах синтаксические связи либо «затемнены», либо вовсе отсутствуют. К данной группе можно отнести следующие предложения: Спокойной ночи, – проговорила она, дрожа. (А.П. Чехов); До завтра! – прошептала она. (А.П. Чехов); Лукинишна. Иди, батюшка! Скатертью дорожка! (А.П. Чехов); Сомов. Что вам нужно? (М. Горький); Арсеньева. До свидания, Лида! (М. Горький); Анна. Здравствуйте, Евтихий Антонович! Лисогонов. Нижайшее почтение! (М. Горький); Анна. Как ваши дела? (М. Горький); Изотов. Всех благ! (М. Горький); Троекуров. Добрый вечер. (М. Горький); Очень приятно! Садитесь! – сказал Воротов. (А.П. Чехов). Фразеологизированные предложения используются для выражения внимания, пожеланий, употребляются в речи для привлечения внимания собеседника. Лексические значения отдельных слов, составляющих предложения-штампы, замещается общим функциональным значением всей конструкции. Синтаксической особенностью фразеологизированных предложений «является наличие «остаточных связей»; словоформы ещё не застыли, связи могут быть реализованы» [1, с. 237]. Например: Лисогонов. Нижайшее почтение! (М. Горький); Богомолов. Моё почтение, уважаемая. (М. Горький). Так, рассматривая конструкции простого предложения, П.А. Лекант выделяет неполные предложения – «разовые» изменения односоставных и двусоставных конструкций, эллиптические предложения – «закрепление видоизменений в качестве особых продуктивных моделей», предложения-штампы – «конкретные воспроизводимые единицы языка» [1, с. 219-237]. Границы между этими разновидностями являются нечеткими. Таким образом, рассмотрев совершенно противоположные точки зрения на определение места эллиптических предложений в синтаксическом строе русского языка, мы ещё раз убедились в том, что категория неполноты конструкции изучена ещё не в полной мере. Принимая во внимание теории лингвистов о том, что эллиптические предложении являются самостоятельной группой предложений, не относимых к неполным, мы, всё же, вслед за В.В. Бабайцевой, М.Ю. Максимовым, будем считать, что эллиптические конструкции относятся к категории неполных и именуются структурно неполными, но семантически полными предложениями. Примечания 1. Лекант П. А. Синтаксис простого предложения в современном русском языке. 3-е изд., доп. М. : Высшая школа, 2009. 2. Покусаенко В. К. Неполное предложение в современном русском литературном язык. Ростов н/Д, 1979. 3. Стародубова В. А. Эллиптические сложные предложения. М., 2009. 4. Юрченко В. С. Простое предложение в современном русском языке. Саратов, 1972. Л.Г. Пахалова, И.И. Горина г. Армавир, Россия ТРАНСПОЗИЦИЯ ВРЕМЕННЫХ ФОРМ ГЛАГОЛА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ Категория времени относится к важнейшим и самым сложным категориям русского языка и находит своё выражение в лексике, семантике, синтаксисе и морфологии. Источником категории времени, как и многих других, являются реальные отношения, которые происходили, происходят или будут происходить. В формах, образованных данной категорией отражаются соотношения между явлениями, которые изменяются, сменяют одно другим, переходят в иное состояние. Основой для трёх времён - настоящего, будущего и прошедшего, является настоящее время. В философии понятие настоящего имеет весьма условное значение и границы его подвижны. Настоящим является данный отрезок времени, сегодняшний день, месяц, год, данный период жизни и то, что длится неограниченное время (солнце светит, трава растет). Также в качестве настоящего может восприниматься бесконечно малое. Например, даже секунду – самую маленькую единицу времени мы можем разделить на бесконечное количество частей. В философском значение, настоящее - это грань, через которую движется поток времени: будущее переход в прошедшее. Она подобна идеальной геометрической линии, протяжённость которой нельзя измерить. Границы настоящего расплывчаты, но тем не менее это реальность, в которой мы живём. Восприятие настоящего основано на способности нашей памяти удерживать некоторое время часть получаемой информации и эмоций, связанные с этой информацией. И эти части, которые уже отошли в прошлое, ещё некоторое время «живут» в нашем сознании и воспринимаются как настоящее. Чтобы понять суть транспозиции временных форм глагола, т.е. их переход из одной временной формы в другую, необходимо принимать во внимание и философскую и языковую составляющую. Кроме философского понимания времени, бытового и житейского восприятия, следует иметь в виду и грамматическое время. Грамматическое время не имеет определённых свойств и функций, присущих этой категории в её философском или речевом понимании. Оно конкретизируется в речи в зависимости от ситуации, контекста и лексического значения глагола. Например, форма читал, взятая вне речи, обозначает простое прошедшее, но в зависимости от контекста может обозначать: прошедшее длительное (я читал эту книгу весь день); прошедшее длительное прерывистое (я много раз читал это письмо); прошедшее, не указывающее на продолжительность (я уже читал ему об этом). Значение грамматической формы времени (прошедшего, настоящего, будущего) взятой вне контекста, называется недифференцированным значением времени. [Петрухина, 2009: 208] Итак, переход глагола из одной временной формы в другую обусловлен особенностями понимания категории времени, спецификой прошедшего, настоящего и будущего. Далее рассмотрим некоторые случаи перехода глагола из одной временной формы в другую. Значение будущего времени в настоящем. Речь идёт о значении простого будущего времени глаголов совершенного вида, которые в определённой конструкции сохраняют значение настоящего, присущие им ранее. Конструкция состоит из простого будущего глагола совершенного вида в сочетании с наречиями и фразеологизмами никак, нигде, никаким образом и т.д.: никак не открою дверь, не найду своих ключей, не пойму ваших слов, не решу этой проблемы, никаким образом не соберу такую сильную команду и т.д. В данных конструкциях настоящее с особым модальным оттенком невозможности: «никак не открою дверь» = «никак не могу открыть дверь». Показана невозможность завершить, закончить действие в настоящем времени. В отрицательной модальности содержится оттенок законченности, предельности, присущей формам совершенного вида. Здесь мы имеем как бы настоящее совершенного вида. [Бондаренко, 1975:112] Значение настоящего времени в прошедшем. Настоящее время глаголов несовершенного вида может употребляться для обозначения событий, которые произошли в прошлом. Соотношение происходит с помощью обстоятельственных слов, семантика которых связана с прошедшим. Если это слово обозначает прошедшее без конкретизации (в юности, в ранней молодости, во время обеда, осенью и т.д.), то форма настоящего обозначает обычное действие, которое может часто повторяться в указанный период: осенью выхожу в лес, вдыхаю запах сосен, любуюсь природой. Значение обыденности может усиливаться с помощью употребления вводного слова бывало. Если же обстоятельственное слово обозначает определённый (конкретный) промежуток времени (завтра, в шесть часов вечера, четырнадцатого сентября и т.д.), то форма настоящего указывает на конкретное событие, которое произошло в прошлом: Вчера иду по полю и нахожу много цветов. В данной конструкции две части, каждая из которых может состоять из нескольких слов: вчера иду по полю, наслаждаюсь запахом свежей травы, любуюсь природой и вдруг выхожу на полянку, там много цветов, и я начинаю собирать их. Во второй части показаны действия, которые наступили после действий, произошедших в первой части. В обоих случаях мы видим настоящее историческое (praesens historicum), которое даёт нам возможность образно, как бы в виде просмотра снятых в прошлом кинокадров, представить прошедшие события. Значение будущего в прошедшем. Употребляться в значении прошедшего могут формы будущего совершенного вида, получившие значение настоящего совершенного вида в прошедшем (futurum historicum). Эти формы обозначают обычные, часто повторявшиеся и завершившиеся в прошлом действия: вечером (т.е. по вечерам), выйду (т.е. выхожу) в лес, подойду (т.е. подхожу) к высокому дубу, сяду (т.е. сажусь) в его тени и начну (т.е. начинаю) наслаждаться красотой природы. В данной конструкции две части, каждая из которых может состоять из нескольких глаголов. Вторая часть, как и при употреблении praesens historicum, называет действие (действия), наступающее после совершения действий, представленных в первой части. Также во второй части может быть употреблена форма настоящего времени: Встану пораньше, пойду в лес и начинаю делать зарядку. Переход в прошлое производится, как и в первом случае употребления настоящего исторического, обстоятельственными словами (зимой, во время работы, в детстве и т.д.). Обстоятельственное слово должно обозначать достаточно широкий фон для осуществления обычных, повторявшихся действий. Что может быть достигнуто и употреблением вводного слова бывало [Долгопольский, 1963: 266]. Нами были представлены и рассмотрены некоторые случаи транспозиции временных форм глагола в русском языке. Практически во всех случаях транспозиции, функции и значение временных форм не отличны от генетических. Через полученное в речевом употреблении функциональное значение можно увидеть исходное значение формы. Исключением являются глаголы настоящего времени, которые приобрели значение совершенного вида и перешли в разряд глаголов будущего времени при этом утратив прежнее временное значение. Примечания 1. Бондаренко А. В. Вид и время русского глагола. М., 1975. С. 112-125. 2. Долгопольский А. Б. Проблемы структурной лингвистики. М., 1963. С. 266-281. 3. Петрухина Е. В. Русский глагол: категория вида и времени. М., 2009. С. 208-295. О.С. Склярова г. Армавир, Россия КОРЕФЕРЕНТНЫЕ СВЯЗИ КАК ПРОЕКЦИЯ СЕМАНТИЧЕСКОГО СИНТАКСИСА Кореференция является одним из способов структурно-семантической организации сверхфразового единства и рассматривается в современной лингвистике зачастую как лексический повтор или синонимическая замена. Мы считаем кореференцию таким уровнем семантико-синтаксических отношений в тексте, при котором происходят видимые родо-видовые изменения репрезентаций слов, синтагм и предложений. При этом объект, денотат обозначается разными языковыми средствами. Это может осуществляться непосредственно, путём первичного называния или косвенно (абстрактно), за счёт использования слов или словосочетаний, замещающих прямое обозначение. Например: «В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов. Это был человек лет тридцати двух-трёх от роду, среднего роста, приятной наружности, с тёмно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определённой идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица…И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» (А.И. Гончаров, «Обломов»). Кореферентные текстовые конструкции - конструкции, состоящие из двух частей: первая часть (т.е. отрезок), находящаяся в начале предложения или текста, называет лицо или предмет, которые во второй части (в последующем тексте) получают второе обозначение в форме местоимения. Это наиболее распространённая форма проявления кореферентных отношений, называемая в исследовательских работах «местоименной кореференцией». В данном примере мы наблюдаем употребление трёх видов компрессии информации: сегментации, кореференции и метафорического наименования «человек лет тридцати двух-трёх от роду, среднего роста, приятной наружности, с тёмно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определённой идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица…», которое является стилистическим способом компрессии информации. Следовательно, кореференция может рассматриваться нами как универсальное средство не только расширения, но и сжатия информационного поля. В философском плане законы экономии или расширения языковых средств реализуются в возможностях языковых единиц заменяться меньшими или большими по объёму, более свёрнутыми, сжатыми единицами или более развёрнутыми компонентами. Это в обоих случаях ускоряет и облегчает процесс коммуникации. Структурно-семантическому свертыванию высказывания, характерному для конструкций незначительных объёмов, соответствуют тексты в публицистике, газетных репортажах, обладающие, и, как правило, особым уплотнением информационного пространства с минимальной затратой языковых средств. В художественных текстах кореференция, наоборот, способствует расширению информационного пространства и для характеризации объекта всегда используется метафора. В позиции маркированного элемента, входящего в предикатную структуру, могут употребляться или метафора, или дейктические слова, или речевая ситуация. Большинство авторов, исследующих проблемы кореференции, считают, что признаками референтности обладают лишь имена (объекты), а предикаты (действия) кореферентными быть не могут. В.Г. Гак полагает, что, напротив, повторное обозначение одного действия также кореферентно и служит для семантической связи в тексте [Гак 1998:323]. При этом ограничивающими факторами кореферентных отношений в тексте являются синтаксические нормы языка. Мы солидаризируемся с В.Г. Гаком в том, что кореференциальными свойствами могут обладать и глаголы-сказуемые. Это обусловлено функциональными и семантико-синтаксическими обстоятельствами. «Явление кореференции - это не просто различное обозначение объекта, проявляющееся при его повторной номинации» [Гак 1998] или же процесс переименования одного и того же текстового референта в другое, но и нечто, реализующее текстообразующую функцию. Кореференция, являясь одним из аспектов связности текста, обеспечивает его функционирование в качестве оптимальной информационной системы. Предикативность в этой парадигме является определяющим фактором. «Дискурс характеризуется своей глобальной связностью или так называемой «тотальной специализацией» [Гак 1998]. Если представить дискурс как своеобразное единство, которое с помощью лингвистических средств представляет действительность, то можно выйти на некоторый более высокий уровень семантико-синтаксического анализа функций кореференции, на котором можно отвлечься от материальной природы вещей, так называемый уровень концептуальных репрезентаций. Репрезентацией принято считать некоторое сочетание информации, умозаключений и реконструкций на основе знания о предмете и мире вообще. Помимо повторной номинации (переименования объекта) «упоминание» референта в других, отличающихся от первоначальных, формах сопровождается приписыванием объекту новых отношений и некоторых иных признаков, что обогащает наше представление о референте новой, дополнительной информацией. По нашему мнению, основная текстообразующая функция таких кореферентных выражений (связность, целостность и т. д.) остаётся неизменной, то есть ни при каких условиях не изменяется порядок образования связей, регламентированный синтаксисом. Мы вынуждены при создании текста учитывать все основные типы отношений, определяющие коммуникацию, то есть перекрестные отношения и связи между языком, реальностью или абстрактностью текстового события, а так же речевых ситуаций между пишущим и адресатом. Это и другие обстоятельства в основном определяют линию развития современной теории референции, в концептуальный аппарат которой введены такие понятия, как коммуникативная установка говорящего, его интенции, знания собеседников, коммуникативная организация высказывания, отношение участников речевого акта к контексту и т. п. Именно в дискурсе кореферентные отношения материализуются в цепочку кореферентных выражений и формирует понятие (концепт). Семантический тип кореферентной связи обусловлен местом имени в контексте – в цепи наименований. По мнению О.Л. Островского, наиболее типичной является последовательность: абстрактное имя – конкретное имя, причём, второе является «смысловым источником» [Островский 2001:127]. Здесь один и тот же денотат обозначен словами с разным семантическим объёмом или с разными родо-видовыми отношениями: «Деревня, озаряемая вспышками тревожного красного света, казалась, вся пришла в движение. Пламя вырывало из темноты дома и снова с размаху бросало их в чёрную глубину. Деревья и кустарники перебегали с места на место, жались друг к другу и царапали ветвями раскалёно-морозный воздух. Людские тени метались из стороны в сторону почти молча» (С. Розенфельд, «Первая леди»). Абстрактные наименования, следующие в тексте после конкретных и относящиеся к тому же денотату, имеют общее основание, поскольку они представляют собой обозначения с переменчивой сигнификацией и могут восприниматься как местоименные слова-заместители [Горина 2004:124]: «А скажите вы мне, когда не смеялась и не шутила Одесса? В её веселье иногда вторгались и трагические моменты, связанные с переменой начальства» (В. Пикуль, «Ступай и не греши»). Зачастую отношение кореференции основывается на идентичности обозначаемого фрагмента экстралингвистической действительности и устанавливается между различными выражениями - знаменательными и местоименными, представляющими, прямо или опосредованно, этот фрагмент в разных частях текста, что и обеспечивает его связность: «Способный от природы мальчик в три года прошёл латынскую грамматику и синтаксис и начал было разбирать Корнелия Непота, но отец решил, что довольно и того, что он знал, что уж и эти познания дают ему огромное преимущество над старым поколением и что, наконец, дальнейшие занятия могут, пожалуй, повредить службе в присутственных местах. Шестнадцатилетний Михей, не зная, что делать с своей латынью, стал в доме родителей забывать её, но зато, в ожидании чести присутствовать в земском или уездном суде, присутствовал пока на всех пирушках отца, и в этой-то школе, среди откровенных бесед, до тонкости развился ум молодого человека» (А.И. Гончаров, «Обломов»). В данном примере мы наблюдаем одновременное (параллельное) развитие сразу двух кореферентных цепочек. Если рассматривать совокупность определённых признаков формирующих понятие (концепт), то становится понятным, что эти признаки свойственны только данному концепту. Структура кореферентной цепочки представляется кореферентными выражениями, определяющими признаки самого концепта (понятия). Совокупность цепочек, а также параллельное развитие их в границах одного текста, позволяет сформировать единое понятие о референте на основе его признаков. Если кореферентные выражения позволяют удерживать в памяти накопленную информацию об объекте на протяжении всего дискурса, постоянно подкрепляя её обновляющимися номинациями, то кореферентные отношения можно считать универсальным языковым способом подачи референций. Кореференция выстраивает определённым образом дискурс, предполагая строгую взаимосвязь информационных цепочек. Регламентированное представление информации предполагает лучшее понимание и восприятие текста. Кореферентные отношения проявляются на всех языковых уровнях: семантическом, синтаксическом, грамматическом. Это в свою очередь ускоряет и облегчает процесс коммуникации. Структурно-семантическое свертывание имеет своим основным следствием развитие информационного содержания текста с минимальной затратой языковых средств при условии полного понимания со стороны слушающего (читающего). Кореферентные конструкции бывают разных типов. Как правило, в их начало выносятся все именные члены предложения (подлежащее, дополнение, обстоятельство, именная часть сказуемого), за исключением определения, выраженного прилагательным, и обстоятельства образа действия и времени, так как они не имеют соотносимых с ними слов-заместителей. Традиционно выделяются три признака построения конструкций c кореферентными отношениями: препозиция, постпозиция и интерпозиция референта. Кореферентные связи, в сущности, являются только формальными операторами, с помощью которых человек осуществляет процесс общения, прилагая их к системе значений и получая осмысленный и целый текст (сообщение). Само понятие значения референта - это основная когнитивная единица, входящая в этом качестве в состав разного рода когнитивных схем, эталонных образов когнитивных ситуаций. Примечания Гак В. Г. Языковые преобразования. М. : Школа «Языки русской культуры», 1998. 768 с. Горина И. И. Слабые синтаксические связи в современном русском языке : монография. Армавир : РИЦ АГПУ, 2004. 236 с. Островский О. Л. К вопросу о кореференции как одном из способов структурной организации текста // Лингвистические исследования. К 75-летию профессора В. Г. Гака. Дубна : Феникс, 2001. С. 117-128. С.Р. Тлехатук г. Майкоп, Россия Нормативно-эволюционная специфика стилистического оформления экономического дискурса Экономический дискурс в настоящее время представляет собой – с точки зрения социальной и функциональной сущности – тематически специализированный языковой континуум, служащий для коммуникативного взаимодействия участников рынка во всём многообразии и разнообразии дискурсивных практик. В вербально-семиотическом пространстве любой предметной области находит подтверждение тот факт, что экстралингвистические причины находятся в прямой зависимости от социальной природы языка. Как отмечает И.П. Хутыз, «общество как уникальная среда функционирования индивида беспрестанно оказывает решающее воздействие на развитие языка, который, адаптируясь к происходящим новшествам, должен постоянно обеспечивать своих носителей средствами, необходимыми для полноценной коммуникации» [Хутыз, 2006:9]. Именно установление рыночных отношений в России (социальный фактор) самым прямым образом обусловило возникновение и развитие свободного предпринимательства, различных инвестиционных проектов и программ, приватизацию, появление множества частных коммерческих банков, валютных бирж и т.п., что нашло своё отражение и фиксацию в процессах языковой категоризации и концептуализации экономической социосферы (лингвистический фактор). По наблюдениям учёных, одним из важных лингвистических результатов социально-экономических перемен в России, связанных с переходом от плановой экономики к рыночной, можно считать вытеснение в деловой коммуникации монолога диалогом. М.В. Китайгородская установила, что вместе с ослаблением монологической, иерархически организованной ролевой структуры официального общения (совещания, заседания, конференции) в качестве ведущего пришёл диалогический жанр деловой коммуникации (переговоры) и проявилась тенденция к усилению личностного начала [Китайгородская, 2000: 162-167]. В то же время активизировалось не только развитие новых жанров деловой коммуникации, но и появление новых специальных номинаций, в вербально-семиотической форме отражающих приход рыночных отношений взамен редистрибуции. Все эти языковые процессы неизбежно отражались на стилистической основе экономической дискурсии, главной чертой которой постепенно становится нормативно-эволюционная аспектность репрезентации финансово-экономической информации в текстах различных жанров. Языковую основу стилистической ингредиентности современной русской предметной области (ПО) «Экономика» формируют различные по степени понятийно-логической сложности терминологические и лексические единицы, актуализирующие понятия экономической сферы деятельности во всём масштабе и разнообразии её проявления и осуществления [см. Буянова, 2014]. Стилевая особенность данной предметной области заключается в том, что она относится к научному и научно-популярному стилям русского языка, вербальную основу которых образуют термины, терминоиды, специальная лексика, лексика межотраслевая, общенаучная и профильная терминология [см. Буянова, 2012]. Именно понятийно-дефиниционная константность экономической научной терминологии обусловливает стилистическую чистоту и нормативность экономических текстов как составных элементов экономического дискурса. Экономическая область относится к специальным сферам, в которых используется особая семиотическая система – язык для специальных целей. З.И. Гурьева, исследуя бизнес-язык, отмечает, что максимально общим признаком всех языков для специальных целей служит наличие в их лексике названий (номинативных единиц) объектов, с которыми имеет дело человек в специальных сферах. Иными словами, номинативные единицы языков для специальных целей обозначают специальные понятия. Наличие специфических текстов – также непременное условие выделения того или иного языка для специальных целей [Гурьева, 2003:12]. Фундаментальными понятиями-квалификаторами ПО «Экономика» выступают суперпонятия «Предпринимательство», «Деньги», «Финансы», «Кредит», «Бизнес», «Прибыль», вербализующиеся в экономическом дискурсе множеством языковых единиц различного уровня. Важнейшим системообразующим элементом экономического дискурса сегодня выступает дискурс рекламный, характеризующийся иными стилевыми особенностями в силу особой функции – служить средством и способом вербальной суггестии и манипуляции. Рекламный дискурс ПО «Экономика», выступая социокультурным составным элементом языка данной предметной области, выполняет важнейшую коммуникативно-прагмати-ческую функцию одного из средств конкурентной борьбы на рынке, особенно в банковской сфере, сфере кредитования, ипотеки, тендерной деятельности и т.п., что говорит о социально-экономической аспектности языка рекламного продукта в экономике. Суггестивно-семиотическая, манипулятивная составляющая экономического рекламного дискурса репрезентируется в том числе с помощью самого широкого набора её средств, которыми пользуются как рекламодатели, так и потребители банковской и иной экономической рекламы, члены социокультурного сообщества: 1) это средства массовой информации и коммуникации (газеты, журналы, Интернет, телевидение, радио); 2) средства прямого рекламирования (рекламные письма и открытки, вкладыши и конверты, листовки, проспекты, брошюры, каталоги); 3) сувенирная реклама (артефактная реклама) – значки, шариковые и иные ручки, брелоки, пепельницы с рекламной символикой, флажки и т.п.; 4) транспортная реклама (объявления в вагонах метро, поездов, автобусные, троллейбусные и станционные рекламные плакаты) и др. Такая массовая представленность рекламных информационных блоков среди населения показывает, что экономический рекламный дискурс постепенно уже стал частью жизни каждого члена социума, определённым образом воздействуя на формирование его мировоззрения, языкового сознания и ментальность. Исследователи рекламного текста отмечают, что рекламный текст экономического содержания имеет как экономическую, информационную, социальную, так и лингвокультурологическую и этноспецифическую составляющие. Функциональная роль «рекламного» языка, механизмы порождения речевых конструкций, понятийно-семантическая и формальная организация высказывания, воздействие, адекватное восприятие и понимание звукового и письменного текстового сообщения, дифференцированный подход к использованию слова в зависимости от аудитории – вот те современные проблемы, которые являются объектами внимания лингвистов в области исследования рекламы как лингвокультурологического и социоэкономического конструктов. Рекламирование как информационно-коммерческий процесс занимает в предметной области «Экономика» одно из центральных мест. В прагматическом отношении большую роль играет в рекламной дискурсии слоган, представляющий собой рекламный девиз, выражающий самую суть коммерческого предложения. Использование латиницы часто свидетельствует о стремлении повысить статус финансово-кредитного продукта, однако, по сравнению с другими типами дискурса, латиница в пространстве рекламной экономической дискурсии встречается нечасто. Нормативно-стилистическое моделирование рекламных суггестивных текстов в экономическом дискурсе в определённой степени опирается на разработанные Ю. Черепановой пять определяющих параметров: 1) фоносемантические параметры; 2) ритмические характеристики – широкое использование синонимии, регуляция длины слова, обеспечение повторов на всех уровнях; 3) лексико-грамматические характеристики (регуляция грамматического состава текста с учётом коммуникативной ситуации и прагматической установки, учёт лексических индексов); 4) синтаксические характеристики (использование диалогических возможностей текста, применение особых синтаксических конструкций); 5) экстралингвистические характеристики (язык жестов) [Черепанова, 1995:204]. Таким образом, можно признать, что языковые инновации экономического дискурса влияют на процессы его эволюции, в то же время поддерживая нормативный аспект представления экономической дискурсии во всём её многообразии. Примечания Буянова Л. Ю. Термин как единица логоса. М. : Флинта; Наука, 2012. 218 с. Буянова Л. Ю. Терминологическая деривация в языке науки: когнитивность, семиотичность, функциональность. М. : Флинта; Наука, 2014. 249 с. Гурьева З. И. Речевая коммуникация в сфере бизнеса: к созданию интегративной теории (на материале текстов на русском и английском языках) : дисс. … д-ра филол. наук. Краснодар, 2003. Китайгородская М. В. Современная экономическая терминология (Состав. Устройство. Функционирование) // Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). М., 2000. С. 162-236. Хутыз И. П. Социальная обусловленность языковых реализаций как категория лингвистической прагматики. Краснодар : КубГУ, 2006. Черепанова И. Ю. Дом колдуньи: начала суггестивной лингвистики. Пермь, 1995. |