Вагнер_Е.А._Раздумья_о_врачебном_долге. Е. А. Вагнер Раздумья о врачебном долгеЕвгений Антонович ВагнерРаздумья о врачебном долге
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Все ресурсы больницы и личные запасы персонала исчерпаны. Пришлось прибегнуть к помощи некоторых местных жителей. Вместе с медицинскими работниками они собирали продукты для госпиталя, тайно, остерегаясь предателей, варили нехитрые супы, борщи из свеклы и кукурузной крупы, пекли лепешки, собирали одежду, стирали белье, выискивали в степи за Харьковом мерзлые овощи. В одном из оврагов была обнаружена застреленная лошадь — из нее стали варить мясную похлебку. Нашли припрятанный в сарае радиоприемник — начали записывать сводки Совинформбюро и распространять их по палатам, дополняя сведениями о деятельности местных партизан. Это поднимало дух раненых. Так, не страшась жестокой расправы, Александр Иванович Мещанинов вместе с врачами, медсестрами, санитарками выполнял священный патриотический долг. Скоро самоотверженная деятельность холодно- горских медиков вышла за пределы больницы. Оккупанты организовали концентрационный лагерь. Здесь в ужасающих условиях томились до двадцати тысяч пленных советских воинов. Каждый день фашистские изверги гоняли этих вконец отощавших, почерневших от холода людей на работы. Сотни заключенных умирали от голода, тифа и дизентерии. Видя, как ежедневно по утрам из ворот концлагеря выезжают подводы с трупами, Мещанинов решился на дерзкий поступок. Он пришел к начальнику концлагеря Гамбеку и высказал ему свое возмущение бесчеловечным отношением к военнопленным. Матерый фашист сразу же схватился за пистолет, но, видя непоколебимую уверенность седовласого профессора, выстрелить не решился. Мещанинов потребовал, чтобы ему позволили перевести наиболее тяжелых раненых и больных из концлагеря в больницу, а остальных поддерживать питанием. Добившись формального разрешения, Мещанинов немедленно приступил к делу. Решено было всю работу проводить под вывеской Холодногорского филиала Общества Красного Креста. Срочно изготовили нарукавные повязки, и на следующий день большая группа медработников отправилась на рынок. Здесь профессор объявил народу и сразу же появившимся полицаям о полученном разрешении оказывать помощь пленным. Первыми отозвались женщины. Заливаясь слезами, они подходили к медикам Красного Креста и делились чем могли: по две-три свеклы, картофелины, несколько початков кукурузы клали на тележку. Многие предлагали свое участие. Часть новых активистов Мещанинов отправил готовить пищу для военнопленных, а остальных повел вытаскивать из-под обломков общежития железные койки. Таким образом, в тот же день больница сумела принять более полутораста тяжелых больных из лагеря. Через несколько дней был развернут еще один госпиталь, в помещении поликлиники. За короткое время удалось вырвать из фашистского ада более четырехсот узников. Ободренный успехом, Мещанинов отправился к харьковскому бургомистру и «по поручению начальника концлагеря» потребовал официально заверить заранее подготовленные удостоверения для уполномоченных Холодногорского филиала Общества Красного Креста по сбору пожертвований в пользу военнопленных. С этими удостоверениями десятки медработников и добровольцев-активистов пешком пошли в ближайшие, а затем и в более отдаленные села и районы за продуктами. Вскоре была установлена связь с медиками-военнопленными — военврачом К. Р. Седовым и работавшим в качестве фельдшера советским разведчиком майором Ю. Е. Корсаком. Эти 21 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге смелые коммунисты возглавляли подпольную боевую группу лагеря. Они помогли наладить лечебно-продовольственное обеспечение военнопленных, распространяли среди них листовки, сводки Совинформбюро. Чуть окрепших бойцов и командиров Седов и Корсак отправляли в госпиталь. Там их переодевали в штатское и провожали в леса к партизанам, а в регистрационной книге записывали как умерших. Кроме того, профессор Мещанинов придумывал всевозможные дополнительные хозяйственные работы. Комендант Гамбек разрешил ему брать по два-три десятка военнопленных, однако в лагерь каждый раз вследствие «внезапных острых заболеваний» не возвращалась и половина. Это не могло продолжаться долго. В апреле 1942 года о массовом исчезновении военнопленных узнал сам комендант. Он направил в больницу комиссию, которая выявила, что из больницы и поликлиники не вернулось в лагерь более двух тысяч советских военнопленных. Над группой бесстрашных медиков нависла смертельная опасность. Однако гестаповцы не решались расстрелять Мещанинова. Боясь неминуемого усиления партизанских диверсий, они ограничились тем, что Холодногорский филиал закрыли, всех раненых перевели из больницы в поликлинику, а размещенный там госпиталь поставили под строгий контроль фашистских медиков, усилили охрану. Все это резко осложнило деятельность подполья. Пришлось изыскивать более изощренные способы освобождения выздоравливающих. Чтобы усыпить бдительность вражеских специалистов, нужно было каждый случай мнимой смерти обосновывать достаточно убедительно: конструировать правдоподобные диагнозы, подкреплять их взятыми у настоящих больных данными лабораторных исследований и т. п. Во всех этих случаях советы такого высококлассного специалиста, как Мещанинов, были просто неоценимы. Работникам Холодногорской больницы удалось вызволить из строго охраняемого госпиталя еще немало военнопленных. В ноябре 1942 года гитлеровцы закрыли госпиталь. Фронт быстро приближался к Харькову. Когда город был освобожден, кто только мог держать в руках оружие из числа томившихся в концлагере, ушли вместе с передовыми подразделениями Советской Армии. А деятельность Александра Ивановича Мещанинова и его верных соратников стала как бы отдельным небольшим эпизодом в героической эпопее Великой Отечественной войны. И только в наши дни собранные с большим трудом сведения об этой деятельности дали возможность достойно оценить высокий гуманизм и патриотизм советских медиков. Какие разные моменты истории, какие разные люди, но как много общего! Это общее — в том, как при любых обстоятельствах они оставались верны своему врачебному долгу, как высоко было их профессиональное самосознание, профессиональное достоинство. И есть еще нечто общее, объединяющее людей, подобных этим «святым» докторам, настоящим врачам. Вот мы повторяем: «Светя другим, сгораю сам». Красивый и точный символ, но не слишком ли безнадежно? Нет! В каждой из судеб, которые мы только что вспомнили, была самоотверженность, но не было фанатического самоотречения: это были живые люди, любящие жизнь, отстаивающие жизнь, защищающие другие — многие! — жизни, и потому самоотверженность их была жизнеутверждающей. Пламя их свечи пылало ровно, горячо и жарко. Они были счастливыми людьми. 22 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Вчитайтесь в рецепт счастья «по доктору Пирогову»: «Быть счастливым счастьем других — вот настоящее счастье и земной идеал жизни всякого, кто избирает врачебную профессию». Как хотелось бы, чтобы вдумались в эти строки все, кто еще только избирает... ...Врач-философ равен Богу. Да и немного, в самом деле, различия между мудростью и медициной, и все, что ищется для мудрости, все это есть и в медицине... Гиппократ 23 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Зачем врачу философия — Для чего врачу философия? Пусть философы ее и изучают. Я буду лечить, а не философствовать. Еще и теперь иногда скажет так иной юный ворчун, обозревая в начале второго курса расписание своих будущих занятий. Только пожалеешь такого: ах ты, несмышленый, тебе бы не сетовать, а гордиться надо... Врач действительно может гордиться: стиль его мышления близок к стилю мышления философа. Недаром из врачебной среды вышло так много философов и писателей, учителей жизни. Может быть, и Гиппократ ощущал эту близость, когда говорил, что врач-философ равен Богу?.. Однако без некоторой философской азбуки продолжать этот разговор трудно. Всем известно, что марксистская философия изучает наиболее общие законы развития природы, человеческого общества и мышления, всеобщие стороны мира как целого. Эти законы не существуют, однако, в чистом виде, изолированно от специфических законов, изучаемых частными науками. Без обобщения результатов частных наук диалектический материализм не в состоянии обогащать и развивать свое теоретическое содержание. Философские же законы и категории в силу своего универсального характера проявляются в любом научном познании. Чтобы успешно развиваться, каждая наука должна подходить к предмету своего исследования диалектико-материалистически — брать его в развитии, в важнейших связях и отношениях, вскрывать причины его возникновения и так далее, то есть пользоваться материалистической диалектикой как общефилософским методом познания. Медицина — исключительно земная наука. Практическая, повседневная деятельность врачей неразрывно связана с материальным миром, развивающимся по своим объективным законам. Медик, не знающий этих законов, не может ориентироваться в обширном комплексе знаний, имеющих прямое отношение к его профессии. Он не способен надлежащим образом применять эти знания в своей непосредственной деятельности. Наконец, сможет ли он научно разрабатывать отдельные проблемы своей специальности? Нет, как всякому специалисту, без философии врачу не прожить. Очень хорошо сказал об этом Ф. Энгельс: «Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от философии, когда игнорируют или бранят ее... Но какую бы позу они ни принимали, над ними властвует философия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями». Если заглянуть в прошлое, нетрудно заметить: крупнейшие успехи в области медицины были достигнуты именно тогда, когда врачи в той или иной степени придерживались материалистических концепций. В то же время исторический опыт показывает, что философский идеализм всегда тормозил развитие медицинской науки. Периоды его господства, как правило, были периодами реакции, застоя, поповщины. 24 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Например, на протяжении многих веков в медицине удерживались извращенные представления о строении и функциях человеческого тела. Чем это объяснить? Влиянием идеалистических воззрений, в частности религиозных. Христианская церковь, магометанский коран, еврейский талмуд налагали запрет на вскрытие человеческого тела. Изучать анатомию человека врачи фактически не могли. Известно, что гениальному анатому эпохи Возрождения Андреасу Везалию, поставившему задачу «показать строение человека на нем самом», приходилось похищать для анатомических исследований трупы казненных. И с какой опасностью это было связано! Огромнейший урон понесла западноевропейская медицина в эпоху господства богословско- схоластических концепций. В начале прошлого века — с тех пор и двухсот лет не минуло! — у нас в России крупный чиновник Министерства просвещения М. JI. Магницкий требовал отказаться «от мерзкого и богопротивного употребления человека, созданного по образу и подобию творца, на анатомические препараты». Услужливые казанские профессора, уложив все сухие и заспиртованные препараты в специально заказанные гробы, после панихиды перенесли их на кладбище и предали земле. Решающий удар по системе философского идеализма нанесли наши отечественные физиологи. Работы И. П. Павлова, Н. Е. Введенского и А. А. Ухтомского вскрыли физиологические механизмы единой, целостной живой системы и позволили выработать методику изучения организма в его неразрывном взаимодействии со средой. Учение о единстве телесного и духовного получило глубокое экспериментальное доказательство в трудах И. М. Сеченова и И. П. Павлова. А затем разработанное Павловым учение об условных рефлексах позволило окончательно преодолеть один из основных догматов идеализма: противопоставление двух «натур» — телесной и духовной. Конец 80-х годов в общественной жизни нашей страны ознаменовался и широким «раскрепощением церкви». Кого-то это пугает и настораживает, кого-то радует, кто-то не приемлет этого абсолютно. Зазвенели колокола над Красной площадью. Возрождаются монастыри. Звучат проповеди по телевидению... Сложный, по-своему правомерный процесс начался в нашем обществе, и причин ему много. Люди, утрачивая социальные идеалы, ищут новых догматов веры (не сознавая, правда, что всякий догмат сковывает живую мысль и отупляет душу). Поворот всей социальной политики к приоритету общечеловеческих ценностей заставил увидеть, что утрачены общечеловеческие понятия нравственности, а они всего точнее обобщены и сформулированы религией. Вот почему эти вековые формулы вдруг по-новому близки стали современному человеку. С религией связывают сегодня многие надежду вернуть утраченную нравственность. Народы вспомнили и восплакали о своих культурах и историях, традициях и устоях, круто «обобщенных» и испепеленных в огне преобразований и переустройств, войн и репрессий. С незыблемостью и устойчивостью религий связывают многие сегодня возврат к своим национальным и историческим корням. Наконец, для иных, на мой взгляд, религиозная ориентация — очередная мода, имеющая ряд своих привлекательных аксессуаров, которыми можно украсить или разнообразить жизнь. Вот таких можно было в свое время легко увлечь ограблением храмов, стаскиванием крестов, опоганиванием любой и всякой веры. Думаю, что и далеко не все из тех крупных деятелей 25 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге науки и культуры, которые сегодня широко признаются в приверженности Богу, подлинные христиане. Многие вкладывают в само это понятие свой собственный смысл и чаще всего, говоря о Боге в душе, имеют в виду совесть, кто-то расценивает апологетическое отношение к религии как широту своих взглядов, гражданскую смелость, а кто-то порой просто кокетничает. Но я сейчас не об этом. Плюрализм как терпимость к образу жизни и мыслей тебе подобных не предполагает мировоззренческой путаницы в умах тех, кто занимается естественной наукой. И здесь нельзя примирить материалистическую философию с идеалистической. Врач должен обладать знанием законов природы и общества, твердыми материалистическими убеждениями. Ну и, наконец, какая еще из наук о мире и обществе, как не философия, способна так действенно влиять на индивидуальный стиль мышления, на развитие кругозора, логической культуры личности! У всякого явления есть свой философский подтекст — надо умело анализировать его причины. Инструменты для анализа и представляет нам философия. Больше того, раздумывая о врачебном долге, можно говорить точнее: значимость философии чрезвычайно велика для формирования индивидуального мышления, развития кругозора и логической культуры врачебного сознания. Здесь нет никакого преувеличения. Скоро, скоро наш ворчун- второкурсник начнет постигать основы этой всеобъемлющей науки, шаг за шагом познакомится с ее принципами, понятиями, категориями, дойдет до теории познания... И если внимательно вчитается в строки первоисточников, поймет, почему эту главу я начал с разговора о близости мышления философа и врача. Чтобы мысленно воспроизвести предмет исследования в чистом виде, «надо оставить в стороне все отношения, не имеющие ничего общего с данным объектом анализа». Это и есть абстрагирование, посредством которого возникают понятия и категории всякой науки. Но оно — лишь промежуточный момент движения мысли в глубь предмета. От отдельных абстракций мышление движется к конкретному, представляющему собой более богатое по содержанию знание. Такое движение мысли от отдельных абстракций к их синтетическому единству и именуется в теории методом восхождения от абстрактного к конкретному. Мышление врача направлено на единичный и к тому же, как выражаются философы, чувственно данный объект — на человека. Потому оно и не останавливается на стадии абстрактно-всеобщего (мало в целом знать сущность болезни, основные формы ее течения и т. п.), а идет к его конкретизации в индивидуальном объекте. Знание болезни как таковой должно соединиться с познанием этого человека и воссоздать новое знание. Еще сто лет назад замечательный русский клиницист Сергей Петрович Боткин обозначал задачу врача как научную диагностику больного человека во всей целостности его существования. Так что гордись, юный скептик, своим предназначением... И будь готов осознать его во всей теоретической глубине. Философской глубине. Если суммировать все требования, предъявляемые к врачу, то положение его можно оценить как труднейшее среди существующих профессий. А. Д. Очкин 26 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Черты характера суть черты профессиональные В анкетах для наших абитуриентов есть и такие вопросы: «Какие черты вашего характера соответствуют, на ваш взгляд, избранной профессии? Какие черты хотелось бы выработать в себе в будущем?» Необыкновенно любопытно читать ответы. Дело даже не в том, насколько они точны или приблизительны, скупы или пространны. Естественно, никто не цитирует в этих анкетах, например, слова Авиценны о том, что врач должен обладать «глазом сокола, руками девушки, мудростью змеи и сердцем льва»... Хотя почему «естественно»? Интересно было бы прочитать: «Для избранной профессии обладаю глазом сокола и сердцем льва. Хочу воспитать в себе мудрость змеи и обрести руки девушки...» Шутка? Отчего же... Человек продемонстрировал бы не только эрудицию, но и понимание особенностей нашей профессии. Ведь если перевести мысль автора «Канона врачебной науки» с языка образов на деловой, качества врача определены им с предельной точностью: речь идет о наблюдательности, бережности и умелости рук, глубоких знаниях и мужестве. Одновременно этот начитанный молодой человек мог бы показать, что и в собственном характере он почти разобрался. Однако по части образности и литературных аналогий ответы скромны. Иной, бывало, и порадует, другой удивит простодушием, третий разочарует наивностью своей... А вот здесь — прочерк, этакая чернильная пустота. Что за нею? Скромность, сдержанность, нежелание открыться? Или нежелание думать? А ведь вопросы очень не случайны. По всем правилам социологии, в нашей анкете они, варьируясь, повторяются: отмолчишься здесь — признаешься на соседней строке, чуть покривишь душой в одном месте — проговоришься в другом. Очень важно нам, медикам-педагогам, видеть: а что знают о себе сами эти молодые люди, мечтающие стать врачами? Ведь умение размышлять о себе, заниматься самоанализом — не самокопанием! — уже определенный признак профессиональной пригодности. Если человек не привык трезво думать о лучшем и худшем в самом себе, он не способен к самовоспитанию, недоступен самокритике. Если ему чужда сложная внутренняя работа по самосовершенствованию, если он не озабочен тем, как складывается, выстраивается «биография» его души, — пусть не обидится тот, о ком речь, — хорошего врача из него не выйдет. Вот с этого, пожалуй, и следует начать — с жесткой самооценки, с анализа собственного характера: какой я? Гожусь ли для дела, к которому стремлюсь, чего еще оно от меня потребует? Такие вопросы, в общем-то, должен задавать себе всякий мыслящий, не желающий плыть по течению человек. И чем раньше он их себе задаст, тем короче его путь к мечте. Семнадцать-восемнадцать лет — отличный возраст для самоанализа: впереди так много времени для самосовершенствования! И когда я вижу, что для перечисления черт характера, которых, по мнению абитуриента, ему не хватает, строка коротка, то, честное слово, радуюсь. Осознание своих недостатков — половина дела. Была бы видна цель да ясна программа, а силы найдутся. Должны найтись, раз человек пошел в медицину, потому что способность к 27 |