Вагнер_Е.А._Раздумья_о_врачебном_долге. Е. А. Вагнер Раздумья о врачебном долгеЕвгений Антонович ВагнерРаздумья о врачебном долге
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге врач, осматривая зев больного, ворчит: «Ну и ну! И кто это вас оперировал? — и студентам: — Посмотрите, какие грубые рубцы. Ну прямо мясник орудовал!» Больной, когда ему разрешили закрыть рот: «Доктор, а ведь это вы оперировали несколько лет назад». Как говорится, поделом. Подобные речи подрывают доверие больного не просто к врачам, а в целом к медицине. У пациента при таких «взаимоотношениях» между специалистами возникает разочарование во врачах вообще, и на этой почве рождается психогения. Кроме того, они крайне неэтичны. И тут полезно вспомнить мудрую сентенцию: «Никогда не отзывайся дурно о других врачах, ибо каждый имеет свой счастливый и несчастливый час. Пусть прославляют тебя дела твои, а не язык!» Этому изречению больше тысячи лет, но ни правоты, ни остроты оно, мне кажется, не потеряло. А ведь «несчастливые» часы бывают у всякого, даже у самого выдающегося представителя нашей профессии. Знаменитый хирург, творец спинномозговой анестезии профессор Август Бир за один «несчастливый» для него 1925 год потерял трех таких оперированных им больных, как президент Германии Фридрих Эберт, всемирно известный акушер-гинеколог Эрнст Бумм и крупнейший финансист того времени мультимиллионер Тиссен. Приходится с горечью заметить, что желание щегольнуть внешним блеском, мелкое тщеславие порою заражают врача, ставшего администратором. Тут уж не до интересов больных, не до интересов дела, главным становится красивый фасад. А что за ним? Не случайно говорят, что о подлинном состоянии лечебного учреждения следует судить не по нарядным занавескам и цветам, хотя занавески и цветы — дело хорошее, а по тому, как содержатся туалеты, насколько старательно моют и дезинфицируют подкладные судна, на каких тюфяках и в каком белье лежат больные, как их кормят и т. п. Надо с первых шагов научиться работать не напоказ, не на себя, не в интересах личной карьеры, а для пользы дела, потому что (еще раз хочется это подчеркнуть!) дело наше связано с самым дорогим достоянием Родины — ее людьми. Деятельность врача — это борьба. Борьба со смертью, людскими страданиями, с обстоятельствами, отрицательно воздействующими на здоровье человека. К глубокому прискорбию, не всегда победа оказывается на стороне врача... Ему приходится переживать немало горьких минут, видеть неутешное горе, людские слезы, муки больных, которым он не в силах помочь. Человеческие страдания — это в какой-то степени наша повседневность. Чтобы не «умирать с каждым», надо уметь сосредоточиться на моментах профессиональных, не терять самообладания — об этом мы уже говорили. Но есть еще качество, которое помогает уберечься от отчаяния, выстоять. Оптимизм — вот что надо в себе взращивать всеми силами души. 40 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Оптимизм — чтобы верить и продолжать борьбу! Почему-то при слове «оптимист» мы привыкли представлять себе эдакого бездумного, розовощекого бодрячка. Оптимизм — от латинского optimus, что значит «наилучший». Оптимизм — наша вера в великую силу науки. «...Наука может и должна в будущем даровать людям счастливое существование» (И. И. Мечников). Это убеждение и призвано служить основой врачебного оптимизма. Надо верить не только в грядущие достижения науки, но и в то, что с ростом культуры общества члены общества будут все бережнее относиться к своему здоровью. Врач, активный, ответственный участник борьбы за здоровый быт, должен видеть успехи этой борьбы и ее будущее. Подлинный оптимизм никогда не даст врачу опустить руки, не исчерпав всех средств для спасения человека. Да, деятельность врача — борьба. И для того чтобы она была победной, нужно любить эту жизнь во всех ее проявлениях, любить людей, во имя счастья и благополучия которых трудишься. Само врачебное дело по сути своей не есть ли действенная любовь к жизни? Трудолюбие, ответственность, мужество и решительность, скромность и честность, профессиональная зоркость и оптимизм... Одно перечисление великолепных качеств, которыми должен обладать хороший врач, — а хорошими хотят стать все, кто же сознательно намеревается выучиться на средненького или плохонького специалиста! — способно отпугнуть от нашей профессии человека, не уверенного в своих силах. Да нет, не отпугивает, потому что все эти качества можно обрести, воспитать жесткой, без скидок, требовательностью к себе во имя избранного дела. Было бы желание да хватило бы настойчивости. Однако есть качество, которое воспитать непросто, так как оно не просто качество характера, а, скорее, свойство души. Имя этому свойству — сострадание, умение сочувствовать близкому, переживать чужую боль как свою. «В жизни есть истины, не подлежащие дискуссии, — пишет профессор Д. Ф. Благовидов. — Человек, лишенный слуха, не может быть музыкантом. Слепой человек не сядет за руль автомашины. Несомненно и то, что врач должен иметь больше, чем чуткий слух и острое зрение. Если... нет любви к больному... такому человеку профессия врача противопоказана». Существует множество отличных дел. Говорят, профессий на земле уже сорок тысяч — выбирай по душе. Но прежде загляни себе в душу: что там, кто ей ближе, какая природа — живая или неживая? Машины ей милы или люди, и если люди, то что в них? Какими средствами ты хочешь помочь им быть счастливыми? А есть ли сострадание в душе твоей?.. Нельзя врачевать тело, не врачуя душу. Сократ 41 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Только сердцем В городе Новочеркасске погиб человек, молодой учитель, молодой отец, славный парень. Преступление совершили последовательно двое: сначала дипломированный хулиган, умелым спортивным приемом пославший учителя в нокаут за то, что тот неосторожно коснулся его автомобиля, затем — врач, отказавший раненому в медицинской помощи... Очерк об этом событии, опубликованный «Литературной газетой», вызвал бурную волну откликов. Среди них были письма и медиков, и тех, кто собирается стать врачом. Вот строки из двух таких писем. «Знать анатомию, физиологию, причины возникновения болезни — еще не значит быть врачом,— пишет доктор медицинских наук из Гродно Витольд Чеславович Бржеский. — Непременным условием принадлежности к медицинской профессии является любовь к человеку, постоянное стремление быть ему полезным, помогать сохранить и восстановить здоровье. Спасти!.. Ведь недаром академик А. А. Вишневский говорит, что он предпочел бы подвергнуться операции у хорошего человека и среднего врача, а не у среднего человека и хорошего специалиста». А это — письмо студентки медицинского института из Свердловска: «Выбрала будущую специальность по призванию: с детства мечтала облегчать людские недуги. Может быть, поэтому так остро переживаю малейшее невнимание к больному человеку. Стыдно сказать: читала очерк и плакала... А вот недавно пришлось мне быть в одной из городских больниц, в хирургическом отделении. Сидит пожилая женщина, держится за бок, упрашивает врача и медсестру: «Сделайте что-нибудь, мне очень больно». Врач отвечает: «Поболит и пройдет». И уходит. А сестра добрых полчаса заполняла карточку, много раз зачем-то переспросила фамилию, а стонов словно и не слышала. Привыкла! Так ничем и не помогли этой женщине: только дали адрес другой больницы. А она корчилась от боли. Мелочь? Подумаешь, болит... Но ведь к врачу, как 113 правило, с болью и приходят. Его профессия именно утолить боль. Неужели можно привыкнуть к человеческой боли? И не- ужели я тоже к ней когда-нибудь привыкну? Что мне сделать, чтобы никогда, никогда не окостенело сердце?..» Бессердечие ни на каком поприще не украшает человека. У врача оно общественно опасно: ведь в его руках жизнь. Девушке из Свердловска не надо так горячо беспокоиться о своей будущей судьбе: потребность отозваться на чужую беду — признак души благородной; окостенеть же сердце может лишь у того, кто к этому расположен. И слез не надо стыдиться, если они очищают душу, если они — признак отзывчивости, способности сострадать. В них не слабость, но человечность. Как точно выразился великий художник Исаак Левитан, «сердце можно лечить только сердцем»! И крепко прав гродненский профессор: спасти! — вот первый и главный импульс, который толкает истинного врача к человеку, нуждающемуся в помощи. Я совсем не случайно обмолвился в конце предыдущего разговора о любви к природе живой или неживой. Тот, кто не способен чувствовать и сознавать высокую ценность всего живого, настоящим врачом не станет. Помню, как потряс нас всех случай, приведенный профессором К. А. Смирновой в статье «С 42 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге точки зрения психиатра»: «...Нам прислана фотография, на которой изображены две студентки третьего курса одного из медицинских вузов. Студентки хохочут над умирающей собакой, вышедшей из наркоза с выпавшими внутренностями». В статье не указывалось, как реагировали на это администрация и общественность соответствующего института. Но нам известно, что был исключен из одного вуза студент, который из глупого озорства вставил папиросу в рот трупа, лежащего в секционном зале. И поделом! Не должно быть места в рядах медицинских работников людям, цинично насмехающимся над страданиями любого живого существа или превращающим в фарс великую трагедию — смерть человека. Этот случай давний, а вот несколько лет назад мы бестрепетно исключили из института нескольких третьекурсников, которые напились и повесили кошку на абажуре, били ее кулаками, а она раскачивалась на длинном шнуре, обдавая брызгами крови стены, лица разыгравшихся садистов... Их выгнали не за пьянство, а за глумление над живым. Так было сформулировано в приказе по институту. Врач должен быть добрым человеком. А что это такое — добрый? Проще и точнее, чем выразился замечательный врач и педагог Януш Корчак, сказать невозможно: «Мне кажется, добрый человек — это такой человек, который обладает воображением и понимает, каково другому, умеет почувствовать, что другой чувствует». Хороший врач не может не принимать участия в страдании больного, он не мыслит без этого жизни. В романе JI. Толстого «Война и мир» читаю пронзительные строки: «Когда он (князь Андрей. — Е. В.) очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел». Сколько сострадания и участия в этом жесте! Конечно, переживания врача не всегда выражаются внешне, но его сердце — всегда со страдающим человеком. Увы, нередко еще приходится встречаться с тем, что «за личиной так называемой профессиональной выдержки и сдержанного мужества фактически скрывают эгоистическую бесчувственность и нравственную апатию» (С. С. Юдин), а это свойства неизлечимые. Таким людям медицина противопоказана. Отсутствие «реакции сострадания» — верный признак профнепригодности. Однако гуманизм врача — не столько в том, чтобы жалеть, а в первую очередь в том, чтобы помогать. В романе Стефана Цвейга «Нетерпение сердца» с радостью, как отклик на много раз передуманное, неожиданно нахожу слова: «Есть два рода сострадания. Одно — малодушное и сентиментальное... Оно — лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий больных. Но есть другое сострадание — истинное, которое требует знаний и действий, а не сентиментальных переживаний, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, делать все, что в человеческих силах и даже свыше их». Однако больной, обратившийся за помощью, с пристрастием оценивает не только 43 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге профессиональную подготовку, но и нравственные качества, культуру поведения врача. И лишь тогда доверится в полной мере, когда почувствует в нем душевного человека, мыслящего, заинтересованного. Никогда не забуду молодого профессора, который страдал неизлечимой болезнью. Уже теряя последние силы, он мне тихо сказал: — Друг мой! Я все понимаю, понимаю ваше бессилие, но постоянно чувствую участие, я вам благодарен. Мы действительно стремились сделать все возможное и невозможное для его спасения. Это был человек огромной воли и чистой души. На следующий день его не стало. И сколько раз в подобные горькие минуты я чувствовал, как должно вкладывать душу в свой труд и как тонко улавливают это наши пациенты! Отличное наблюдение о чуткости больного есть у Стефана Цвейга. Героиня все того же романа «Нетерпение сердца», страдающая полиомиелитом, говорит о своем докторе: «...раньше... он был для меня как Бог. Это ведь всегда бывает так: сначала врач наблюдает больного, а потом, со временем, и больной врача. И вот вчера, когда он осматривал, мне показалось, что он просто разыгрывает комедию. Он был такой нерешительный, неискренний, совсем не такой сердечный, откровенный, как обычно. У меня было такое чувство, что ему почему-то стыдно передо мной. Мне показалось, будто с новым лечением не все ладно и он всего-навсего хочет меня успокоить». Есть такой раздел медицины, который сопутствует всей жизни врача,— деонтология. По- гречески deon — должное, logos — учение. Учение о должном в медицине — деонтология — не свод прописных правил в области морали. Мне кажется, это понятие много шире — в сущности, речь идет о регуляторе врачебной работы. В этом смысле деонтология — «душа медицины и мудрость врачевания». Нашей отечественной медициной деонтология воспринимается как учение о долге врача не только перед больным, но и перед народом, она включает в себя как личную, так и гражданскую его нравственность. В последнее десятилетие интерес к вопросам деонтологии чрезвычайно вырос. Этот интерес в значительной степени обусловлен объективными обстоятельствами. Среди них такие, как научно-технический прогресс, который дал толчок узкой специализации и обогатил медицину, в первую очередь диагностику, он диалектически повлиял на взаимоотношения больного и врача. Мы уже говорили об этом, рассуждая о таком врачебном качестве, как наблюдательность. Мне кажется уместным привести здесь слова Антуана де Сент-Экзюпери, хорошо понимавшего природу людей: «Я верю, настанет день, когда больной неизвестно чем человек отдастся в руки физиков. Не спрашивая его ни о чем, физики возьмут у него кровь, выведут какие- то постоянные, перемножат их одна на другую. Затем, сверившись с таблицей логарифмов, они вылечат его одной-единственной пилюлей. И все же, если я заболею, то обращусь к какому-либо старому врачу. Он взглянет на меня уголком глаза, пощупает пульс и живот, послушает. Затем кашлянет, раскурив трубку, потрет подбородок и улыбнется мне, чтобы лучше утолить боль. Разумеется, я восхищаюсь наукой, но я восхищаюсь и мудростью». 44 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге У этой проблемы есть и другая сторона. Со времен Гиппократа между врачом и больным складывались близкие отношения, своеобразное духовное «уединение вдвоем», охраняемое врачебной тайной, многовековыми традициями и даже ритуалом. В наше время между врачом и больным появился посредник — прибор или машина. Технизация вместо принципа «врач - больной» утверждает принцип «врач - прибор - больной». Это, конечно, прогрессивная тенденция развития медицины, однако она имеет и теневые стороны. Великолепная техника-помощница для некоторых врачей начинает заслонять человека с его сложным психическим, нравственным миром, больной же хочет живого, а не механического участия, ему нужен теплый блеск заинтересованных глаз, а не сверкание никелированных поверхностей. Никакому электрокардиографу никогда не заменить сердца врача. Прибор, даже расправляясь с болью, не «утоляет» ее, как точно выразился Сент- Экзюпери. Врач, оказывая помощь, словно бы растворяет боль, принимает ее на себя, «заговаривает», потому что видит человека и помогает человеку, а не просто врачует лишь больной орган. Но приходится признать: для иного медика эти истины не стали руководством к действию, ему делаются неинтересными переживания больного, его психика. В работе такого специалиста превалирует холодное, «аппаратное» отношение к больному. Кто-то даже назвал подобное состояние эмоциональным параличом. В разговоре об использовании техники не может быть дилеммы: либо — либо. Вопрос в том, чтобы техника не способствовала отчуждению врача от больного человека. (Как говорил И. С. Кассирский, «технике в медицине — да, техницизму — нет».) Исследования становятся все глубже и специализированнее, их методика технически все совершенствуется — и тем реальнее за данными техники утерять ощущение цельности больного как личности, утратить контакты с ним как с пациентом: ведь приборы, аппараты, машины могут выдать всю информацию о больном. Опасность такой тенденции чувствуют медики всего мира. Один из американских психиатров даже назвал свою книгу о медицине будущего «Послеврачебная эра». Говоря о нарастающей обезличенности медицинской деятельности, он предположил, что к 2000 году только каждый десятый американец будет получать помощь врача. Остальных обслужат компьютер или парамедицинский персонал (техники, лаборанты и т. д.). Чувствуем опасность такой тенденции и мы. Вот почему сегодня медицинская общественность нашей страны ведет такой страстный целенаправленный поиск средств совмещения личностного компонента врачебной деятельности с объективно научной интерпретацией изучаемых явлений. В связи с этим так заметно повысился и общий интерес к вопросам медицинской этики и деонтологии. Наряду с общими положениями, касающимися этики врача, серьезно изучаются особенности, связанные с той или иной клинической дисциплиной — например, хирургией или психиатрией. На самых разных уровнях медицинского образования ведется преподавание деонтологии в институтах. Забота широкого круга врачей о дальнейшем совершенствовании врачевания в свете современных требований, обусловленных развитием медицинской науки и здравоохранения, очень предметна и велика. О том, каким плодотворным может быть активный творческий поиск, говорит, например, факт, о котором сообщил на второй Всесоюзной конференции по проблемам деонтологии В. В. Тявокин из города Саранска: 45 |