Вагнер_Е.А._Раздумья_о_врачебном_долге. Е. А. Вагнер Раздумья о врачебном долгеЕвгений Антонович ВагнерРаздумья о врачебном долге
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге постоянному совершенствованию, к неустанной работе над собой — у нас суть черта характера профессиональная. Но что это такое — профессиональное и непрофессиональное в характере? И можно ли говорить вообще о каком-то характере врача? Совершенно не отрицаю за представителями других профессий права считать своими те стороны человеческой натуры, о которых мы здесь говорим, но вынужден настаивать: профессия врача такова, что действительно требует всех лучших человеческих качеств. Недаром австрийский терапевт и невропатолог Герман Нотнагель когда-то сказал: «Хорошим врачом может быть только хороший человек». И снова сомнения: значит, не признавая за собой права называться абсолютно хорошим человеком, нечего мечтать и о врачебной деятельности? Но ведь и среди врачей бывают люди разные. Врач — это обычный человек, человек среди людей, такой же, как все!.. А что, хороший человек не может быть нормой? Однако не будем наивны. Идеальная формула отражает идеал, а не сиюминутную действительность во всей ее полноте. Но на то и идеал, чтобы к нему неустанно стремиться. Стремиться к идеалу — значит, уже отвечать своему призванию. Вот мы и вернулись к вопросу о самовоспитании. Стремление к идеалу, желание непременно стать хорошим человеком (если хочешь стать хорошим врачом!), осознание недостающих тебе нравственных качеств — сугубо профессиональная особенность врача или того, кто мечтает им стать. «Хороший человек» — понятие сложное, многообразное (отличная, кстати, в профессиональном преломлении тема для дискуссий в школьной или студенческой аудитории!), даже одним перечислением невозможно, наверное, обозначить весь комплекс присущих ему сторон. Не буду и пытаться. А вот остановиться хотя бы на некоторых общечеловеческих качествах, без которых врач — не врач, считаю необходимым. Здесь неуместны, наверное, слова «во-первых» и «во-вторых», все эти качества — по-своему главные, без одного нет другого, поэтому порядок их безразличен. Известный ленинградский хирург Иван Иванович Греков, человек уже преклонных лет, на вопрос о том, когда же он отдыхает, неизменно отвечал: — В работе отдыхаю, в труде черпаю силенки... Врачебное дело трудоемко, и, чтобы добиться успеха, порою не приходится ограничивать его строго отмеренным временем «от» и «до». Как говорил один из русских ученых, у него «нет последнего часа работы, а есть последний больной». Трудолюбие, устойчивая привычка к систематической, упорной работе, умение трудиться, организовывать свой труд и в нем «черпать силенки» очень нужны врачу. Жизнь лучших представителей нашей профессии являет нам примеры самозабвенного трудолюбия. Достаточно назвать основателя и первого президента Академии медицинских наук СССР, а в годы войны — главного хирурга Советской Армии Николая Ниловича Бурденко, крупного психиатра Владимира Михайловича Бехтерева, известного патофизиолога академика Александра Александровича Богомольца, таких замечательных ученых, как Н. Н. Петров, А. В. Вишневский, А. Н. Бакулев, В. Н. Розанов... их много, много! Нельзя здесь не вспомнить и отца русской хирургии Николая Ивановича Пирогова. Заняв кафедру в Военно-медицинской академии и ежедневно по во- семь-девять часов интенсивно работая в клинике, он месяцами до поздней ночи трудился в холодном, неблагоустроенном помещении морга 2-го Военно-сухопутного госпиталя, проводя свои классические 28 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге исследования по «ледяной» и «скульптурной» топографической анатомии. За четырнадцать лет работы в Военно-медицинской академии Пирогов сделал около одиннадцати тысяч вскрытий, в том числе вскрыл 800 трупов людей, умерших от холеры. За год с небольшим пребывания Пирогова в Крыму во время осады Севастополя было произведено пять тысяч ампутаций, причем только 400 прошло без его непосредственного участия. Совершенно исключительным примером трудового подвига может служить жизнь Константина Ивановича Скрябина. Он прожил девяносто шесть лет и был автором огромного количества капитальных работ, главой крупнейшей в мире научной школы гельминтологов. Конечно, перечисленные здесь деятели были не только великими тружениками, а и высокоталантливыми людьми. Но никогда не нужно забывать, что талант без труда — ничто. И, логично рассуждая, следует признать, что труженик средних способностей обычно приносит больше пользы, чем наделенный способностями лентяй. Мне хотелось бы отметить еще одно: любя свою профессию, испытывая к ней неподдельный интерес, как правило, перестаешь считаться со временем, не замечаешь тяжести работы, перестаешь делить ее на «свою» и «чужую». Сознание того, что ты нужен, ты можешь, у тебя должно получиться, — прекрасный стимул к труду. Наше дело тем и отличается от многих, что дает этот стимул, само приучает трудиться много и на совесть. Некоторые молодые люди плохо еще себе представляют, что избрать профессию врача — это значит добровольно решиться на огромный, непрерывный труд. Борьба за жизнь человека не знает ни покоя, ни отдыха. У нее нет ни праздничных, ни будничных дней, ни ночных, ни дневных часов. Около пятидесяти лет я занимаюсь врачеванием и хирургией. Сколько видел за эти десятилетия чужих несчастий, сколько раз радовался радостям других, переживал чужую судьбу, как свою! Могу без всякого преувеличения сказать, что профессия врача оказалась делом всей моей жизни, всей без остатка. Помню, как вскоре после окончания института мне предложил поработать у него в больнице главный хирург Кировограда, заведующий облздравотделом Василий Васильевич Иванов. Я и жил-то в больнице, спал в физкабинете, прямо под соллюксом. В больнице были отличные хирурги Разумовский и Монастырский. Они оперировали на желудке, желчных путях. Я уговорился с сестрами: по ночам меня будили на все экстренные операции. Ассистировал, освоил многие сложные процедуры. Начали доверять и ушные, и гинекологические операции, а вскоре уже по ночам поднимали меня, а не дежурного врача. И сколько бы ни радовался я тому, как научился работать, каждый новый больной был загадкой, новым случаем, каждый новый случай открывал новое знание, приносил новый опыт. Все это очень пригодилось несколько месяцев спустя, когда пришлось принять большую больницу в Компанеевке. У меня не было еще и года врачебного стажа. Можно себе представить, как встретили новоявленного главного врача двенадцать компанеевских докторов. И сам я трусил отчаянно. Но вот один экстренный хирургический случай, другой — чувствую, коллеги начинают смотреть на меня иначе: «Парень что-то понимает...» А тут, помню, на арбе, запряженной волами, привозит старик свою жену — жутко смотреть, вся раздута! Ее ударил в грудь бык, упала на спину, ударилась о ясли. 29 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге Резчайшая одышка, распространенная подкожная эмфизема — даже пальцы ног раздуты! Можно было думать, что сломанным ребром разорвало легкое. О том, чтобы транспортировать больную в областной центр, не могло быть и речи: по этакой осенней распутице не довезем. Проконсультировался по телефону. Решил оперировать страдалицу на месте... Принесли ее в операционную, санитарка дает наркоз, терапевт и медсестра мне помогают — так у нас тогда было. Предположение подтвердилось: отломок ребра разорвал легкое и внедрился в бронх. Первый раз в жизни я увидел разрыв бронха, из которого при кашле с воздухом выплевывается мокрота. Холод пробежал по спине... Наложил швы. Поступление воздуха прекратилось. С трудом ушил легкое и торакотомную рану. Больная выздоровела. И сейчас я убежден, что та круглосуточная и разнообразная практика в Кировоградской больнице дала мне почувствовать вкус настоящей работы — привила навыки и научила думать о деле. Пригодилось это тогда, а еще больше — на фронте. О том, как трудились врачи на фронте, рассказано уже немало... Навсегда останутся в памяти первые друзья и соратники по хирургической работе в Березниковской больнице: А. П. Носков, О. Н. Худияровская, А. В. Меринов, В. П. Савельев, Э. И. Кальмбах, JI. В. Козлова, А. Ф. Вьюхина, 3. Н. Данилова, Н. А. Сафронова, С. А. Никитченко, Я. А. Ортенберг, А. С. Решетова, Г. А. Кузнецова, А. Ф. Суханова, Н. Н. Шульгина, A.А. Узов, Б. А. Санников, А. А. Ненашев, B.П. Пржевальский, В. Н. Бачериков, А. В. Пятаев и многие другие. Нас объединял какой-то порыв к познанию, совершенствованию. Сколько нежного тепла, забот и внимания уделяли мы нашим больным, сколько энергии тратили на всевозможные диспуты и конференции, на творческое обобщение своего практического опыта. В условиях периферийной больницы мы проводили межобластные конференции хирургов Урала, издавали сборники научных трудов. Коллективное вдохновение рождало успех. В том-то и дело, что труд врача нельзя понимать только как непосредственную работу в больнице, поликлинике или лаборатории. Наша работа ни на секунду не дает успокаиваться на достигнутом. Пока живем — учимся. Врачебные конференции и заседания медицинских обществ, курсы по обмену опытом и еще множество форм призваны непрерывно обновлять наши знания и опыт. Главное же — книги, журналы по своему профилю и смежным дисциплинам, постоянное впитывание и оценка новой информации. «Во врачебном искусстве нет врачей, окончивших свою науку», — сказал Матвей Яковлевич Мудров, известный русский врач прошлого века. (Сам он, надо отметить, замечательно обогатил медицинскую науку и практику: явился в России одним из основоположников терапии и профилактического направления в русской медицине, разработал схему клинического обследования больных, впервые ввел составление истории болезни. Во время эпидемии Матвей Яковлевич был членом центральной комиссии по борьбе с холерой, в 1831 году он заразился и погиб.) Нельзя быть врачом, не совершенствуясь постоянно в профессии. Заметьте, за всю историю развития медицины в «Клятву Гиппократа» было внесено единственное дополнение. Это было сделано на втором Всемирном деонтологическом конгрессе в Париже. Звучит оно так: «Клянусь обучаться всю жизнь». Если кто-нибудь возразит сейчас: «Вы преувеличиваете. Почему же именно врачу предуготован такой непрерывный труд? Разве представителям иных профессий не нужно 30 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге постоянно обновлять свои знания и накапливать опыт?» — отвечу: «Здесь нет никакого преувеличения. Потому что цена нашего врачебного незнания или полузнания слишком дорога — здоровье человека, а иногда и сама жизнь его». Какова ответственность — таков и спрос. Вот почему спутниками настоящего врача вечно будут и упорный труд, и неустанная работа над собой. Но прежде необходимо осознать эту необычайную ответственность, сделать ее своею. Ответственность — не просто качество личности, а основа врачебного характера. Ни одна профессия не имеет такого близкого, конкретного, повседневного отношения к самому важному для человека — его Жизни и Смерти. Врачу вверяется самое дорогое. Если он лечит больного, то он несет ответственность не только перед ним, его близкими, коллегами, но и перед обществом в целом, перед государством. К глубокому сожалению, еще не все представители нашей профессии полностью осознают эту истину. Кому из нас, уже на правах больных, не приходилось буквально натыкаться на случаи небрежного отношения медиков к своим обязанностям... А нам, врачам, эти случаи виднее. У инженера крупного предприятия появилось острое расстройство стула. Больного немедленно положили в инфекционную клинику. Врачи установили канюлю — трубку для введения лекарств — в подключичную вену, проводили дезинтоксикационную терапию. Расстройство через сутки прекратилось, температура стала нормальной, но в месте установления подключичного катетера появился инфильтрат. Тромбоз. Явные признаки заражения крови. Перевели в реанимационное отделение, однако спасти человека уже не смогли. Инфекция, очевидно, была внесена при канюлировании подключичной вены. Какие были основания для такого массивного лечения? Никаких! Еще эпизод, с такой же канюлей в подключичную вену: больному тяжелой формой панкреатита проводили инфузионную терапию. Через месяц этот больной поступил снова. Дежурный врач решил поставить катетер в вену. Вдруг больной заявил: «А у меня подключичка уже стоит. Ее не вынимали с прошлого раза, так с нею и выписали». Хорошо, что все обошлось благополучно! Но ведь случайно обтуратор канюли мог выпасть и в вену попал бы воздух... Однако врач, снова оспорит кто-то, — такой же человек, как все, он живет во множестве производственных и семейных забот, бывает и усталым, и огорченным, и замотанным. Он ведь и сам порою нуждается в сочувствии, а вот, поди ж ты, приходится нести еще и тяжесть тревог и страданий другого! Все так, но ведь «врачом быть — значит, всегда из двух сильнее быть» (Э. Швенингер). Врач обязан быть сильнее. Больному нет и не может быть дела до того, что он для врача — один из многих. Он пришел за помощью и сочувствием. Долг врача — оказать ему помощь и посочувствовать. И знаете, эта истина аксиоматична, она не требует доказательств. Помню, в одном из хороших фильмов есть диалог двух педагогов — славной молодой учительницы и пожилой, умудренной жизнью. — Как объяснить, что читать чужие письма нельзя? — страдает молодая, поставленная в тупик безнравственным поведением девочки-подростка. — Никак. Нельзя — и все, — отрезает пожилая. Так же и здесь: долг — и все. Врач несет ответственность за человека, который к нему обратился. От его знаний и умения зависит благополучие этого человека, его здоровье, а 31 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге может быть, и жизнь. И, значит, личные интересы и соображения должны быть забыты. Как говорил психотерапевт Константин Алексеевич Скворцов, больные «не прощают нам личной жизни. Даже понятное заявление врача: «У меня самого такая же болезнь, как и у вас», — скорее дискредитирует доктора, нежели поможет больному». Такая ответственность нелегка. Врачу знакомы бессонные ночи с навязчивыми думами о судьбах тяжелых больных. В одном из писем А. П. Чехов признавался, что «у врачей бывают отвратительные дни и часы, не дай Бог никому этого». Подобные «дни и часы» — неизбежный спутник врача. Только врач знает всю горечь собственных страданий, когда допущены какая-нибудь оплошность, недосмотр или трагическая ошибка. До конца жизни упрекал себя замечательный хирург, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР Сергей Сергеевич Юдин в смерти женщины, у которой он в дни своей врачебной молодости не распознал хронической непроходимости кишечника и назначил ей слабительное. Великолепный диагност профессор Сергей Петрович Боткин не мог простить себе, что из-за отсутствия объективных данных не поверил жалобам юноши, вновь поступившего в клинику после выздоровления от брюшного тифа, на упорные головные боли. Юноша был выписан с пометкой в истории болезни «Симуляция», а на следующий день умер. При вскрытии был обнаружен абсцесс мозга. История отечественной медицины знает случаи, когда тяжелые переживания, вызванные обостренным чувством врачебной ответственности за ошибки или неудачу, имели трагические последствия и для самого врача. Так, профессор С. П. Коломнин в 1886 году покончил жизнь самоубийством после смерти больной, оперированной им с использованием нового по тому времени метода анестезии. Популярный саратовский врач-гинеколог 3. В. Васильева в 1928 году прибегла к морфину, не в состоянии пережить смерть своей подруги, талантливого хирурга Н. В. Алмазовой, которую по ее же просьбе оперировала. Нет слов, это случаи исключительные, но они показывают, как непосильна бывает иногда ответственность врача и сколько нужно самообладания, чтобы не согнуться под ее тяжестью. Самообладание приходит с опытом. Врач, работающий много лет, конечно, не может так остро переживать каждую смерть, как в первые годы своей практики. На такую непосильную эмоциональную нагрузку не хватило бы душевных сил, это постоянно выводило бы его из строя... Происходит своеобразное профессиональное привыкание к окружающим его страданиям, к трагическим ситуациям, к смерти больных, за которых велась длительная и упорная борьба. Такая охранительная адаптация обуславливает возможность не терять самообладания, четко и продуктивно работать в трудных условиях. Это не профессиональная деформация личности, не притупление чувств, а именно охранительная адаптация, лучше не скажешь. Сердце все равно тоскливо сжимается, а иногда и горьких слез не сдержать. Но как раз в способности скрыть свои чувства заключен высочайший профессионализм врача. Только так можно выходить победителем из труднейших ситуаций, мобилизоваться, когда подчас все решает минута, а порой даже секунда. Ответственность за доверенную тебе жизнь помогает в этом. К бесспорно врачебным качествам я отнес бы и наблюдательность. Конечно, речь идет не об обычном житейском умении все замечать, а о профессиональной наблюдательности, позволяющей увидеть, запомнить и оценить с медицинской точки зрения малейшие изменения в физическом и психическом состоянии человека, в явлениях, которые происходят во внешней среде и могли бы как-то повлиять, воздействовать на его состояние. 32 Е.А. Вагнер — Раздумья о врачебном долге В памяти врачей старшего поколения сохранились рассказы о диагностике «с первого взгляда», примеры буквально чудодейственной быстроты и точности, с которой иногда выдающиеся представители нашей профессии распознавали болезнь даже в самых сложных случаях. На протяжении многих столетий врачи при обследовании пациентов пользовались почти исключительно теми возможностями, которые дарованы нам самой природой: зрением, слухом, осязанием, обонянием. Внимательно осматривая больных, они умели видеть многое из того, что мы разучились замечать. Осторожно ощупывая поврежденную конечность, ухитрялись определять место и характер перелома с поразительной точностью. Конечно, никаких чудес здесь не было. Были громадный опыт, высокоразвитое клиническое мышление и изощренная, цепкая наблюдательность. Значение такого рода наблюдательности в практической и научной работе врача неоспоримо. Не случайно по указанию Ивана Петровича Павлова на главном здании биологической станции в Колтушах была сделана надпись: «Наблюдательность». И сам гениальный физиолог обладал исключительным даром наблюдения. Одна из его старейших учениц писала: «Во время опытов он был весь внимание, и ничто не ускользало от него. От него вообще ничего не ускользало, он все видел. По выражению моего лица он сразу мог определить, что со мной происходит в данную минуту». Любопытный факт известен из истории литературы. Многие медики, читая увлекательные рассказы Артура Конан Дойля о приключениях Шерлока Холмса, не могли не обратить внимание на то, что методы расследования преступлений, применявшиеся этим легендарным детективом-любителем, носили определенно врачебный характер. Исключительной наблюдательности, умению находить, запоминать, правильно оценивать и сопоставлять мельчайшие факты и события и делать из всего этого строго логические выводы героя Конан Дойля мог бы позавидовать любой врач. Оказывается, прототипом Шерлока Холмса был и вправду врач — главный хирург королевской лечебницы в Эдинбурге Джозеф Белл. Белл учил студентов не только искусству врачевания, но и наблюдательности. Большинство людей, внушал он своим слушателям, смотрит, но не наблюдает. Во время приема больных Белл демонстрировал студентам примеры наблюдательности. Он ставил диагнозы раньше, чем больные начинали рассказывать о своих болезнях. По едва заметным приметам определял профессию человека, национальность и т. п. Чтобы подражать Джозефу Беллу, конечно, нужно обладать такой же исключительной наблюдательностью, какой был одарен он, приобрести его знания, его умение анализировать и делать правильные выводы. Но почему бы в меру собственных способностей и сил не пытаться оттачивать у себя эти качества до подобного блеска? Поверьте, это будет надежнейшее профессиональное подспорье. Естественно, уместно предупредить и от излишней самонадеянности, которая может повлечь за собой как несчастье, так и курьез. П. И. Шамарин в «Размышлениях о профессии врача» приводит пример подобной самонадеянности. Преподаватель говорит студентам, глядя на осторожную походку больного, который согнулся 33 |