диссертация 1. Функционирование дательного падежа в немецком и русском языках
 Скачать 1.74 Mb.
|
|
Очевидно, тенденция к падежному синкретизму зародилась в праязыке, но активно она начала проявляться позже, в отдельных языковых группах, с определенной спецификой в каждом языке. Одновременно, видимо, зарождалась тенденция к аналитизму, захватившая в первую очередь локатив, аблатив и инструментатив, то есть падежи, которые раньше других стали давать синкретические слияния. В работах И. Даля отмечается, что эти три падежа изначально отличались от остальных тем, что были по своей сути локальными наречиями и могли вступать в сочетания с предлогами [Dal, 1960; Dal, 1952]. На это же указывает и В. Шмидт: «Синкретизм наблюдается особенно в падежах, которые часто соединяются с предлогами» [Schmidt, 1967, с. 122–123]. Следовательно, уже индоевропейская падежная морфология включала в себя синтетическую и аналитическую подсистемы. С одной стороны развивался падежный синкретизм, ведший к редукции исходной индоевропейской падежной системы и к появлению ее сокращенных вариантов в отдельных языках. С другой стороны, перестройка изнутри стимулировала появление аналитических падежей, существовавших с «чистыми» синтетическими падежами. В истории немецкого языка это складывается в сложную проблему взаимодействия чистых, или грамматических, падежей с предложными сочетаниями. В современных германских языках в области падежа сложилась ситуация, когда можно наблюдать различные стадии движения падежной системы по пути ее редукции: от весьма архаичного исландского типа через компромиссную систему немецкого языка к совершенно новому аналитическому типу английского языка. Но именно о немецкой падежной системе правомернее говорить как об уникальном типе, представляющем собой не стадию компромисса, а скрещивание противоположно направленных тенденций: тенденции к сохранению и восстановлению флексии и тенденции к аналитизму. И. Даль определяет указанные тенденции как «системосохраняющую» и «системорасшатывающую» тенденции, имея в виду, что унаследованным из индоевропейского является синтетический (флективный) тип падежа. Немецкая падежная система сохраняет древнегерманский облик в том смысле, что в ней существуют две подсистемы – флективная и аналитическая [Dal, 1960]. Русский язык традиционно относят к номинативному типу, то есть считается, что основными актантами в нем являются субъект и объект. Кроме того, можно выделить достаточно грамматикализованные (в рамках падежной системы) функции адресата и инструмента. Остальные актантные отношения (например, коагенса) выражаются с помощью служебных слов и должны рассматриваться скорее как семантические, чем как функциональные категории. Если вернуться к схеме Г. Хюбшмана и присоединить к ней немецкий и русский языки, то получится следующая картина:
Синкретизм в немецкой падежной системе появился, как это видно, несколько отлично от других языков. Датив оказался максимально синкретическим падежом как по отношению к остальным немецким падежам, так и по сравнению диапазона его синкретизма с аналогичными диапазонами в других языках. На схеме видно также, что диапазон синкретизма генитива в немецком языке ýже, чем, например, в греческом. Это связано с тем, что немецкий датив вобрал в себя часть аблатива, тогда как в греческом аблатив целиком вливается в генитив. Поэтому характерно определение немецкого датива как «огромного сливного бассейна» („das große Sammelbecken“), данное О. Бехагелем [Behagel, 1886, с. 605–609]. В русском языке дательный падеж менее синкретичен по отношению к другим падежам, так как в русском языке функционируют инструментатив и локатив. Синтетизм немецкой падежной морфологии обнаруживает две линии развития: сохранение флективных падежных форм и развитие флексии. Развитие именной флексии наблюдается у атрибутивных определителей существительного (прилагательных и их эквивалентов). При этом речь идет о распространении прономинальной флексии на все прилагательные, то есть о своеобразном процессе компенсации, сущность которого сводится к следующему: потеря падежных формантов существительным восполняется за счет появления таковых у адъективных определителей существительного, причем функция новых формантов остается старой – маркировать падеж существительного. Этим падежная морфология немецкого языка принципиально отличается от падежной морфологии других германских языков. Дело не в более замедленном темпе движения немецкой падежной морфологии в направлениях редукции и аналитизма, чем в английском языке, не в трех фазах единого процесса падежной эволюции в германских языках (древнеисландский – немецкий – английский), а в совершенно ином характере развития, специфика которого заключается в его бинаправленности [Черкесова, 1974, с. 12–13]. В русском языке все падежи (в том числе и дательный) маркируются флексиями, достаточно отчетливо их дифференцирующими, хотя в парадигме склонения многих существительных встречаются омонимические формы: в единственном числе стол (именительный и винительный падежи), коня (родительный и винительный падежи), двери (родительный, дательный и предложный падежи), соседке (дательный и предложный падежи), времени, пути (родительный, дательный и предложный падежи); во множественном числе: стол-ы (именительный и винительный), сосед-ок (родительный и винительный) [TRANSlation NEED?, Электронный ресурс]. 1.2. Проблема падежа в освещении отечественных и зарубежных лингвистов Вопрос о категории падежа представляет большой теоретический интерес для функциональной грамматики. По отношению к целому ряду языков решение этого вопроса связано с серьезными разногласиями. Причиной разногласий по вопросу о падеже является недостаточная разработанность методологических основ функциональной грамматики, недостаточно четкое определение самого понятия «падеж», а в связи с этим недостаточная разработанность конкретной методики для выявления категории падежа. Например, М. Дейчбейн рассматривает падеж с точки зрения его функции в предложении: «Падеж выражает отношения, в которых находятся отдельные именные понятия, к другим частям речи» [Deutschbein, 1928, с. 116]. В противовес ему Б.А. Ильин пишет: «Термин «падеж» охватывает языковое явление как таковое, а не те категории, выражению которых он служит. О падеже в точном смысле слова можно говорить только тогда, когда отношение выражается в языке окончаниями существительного» [Ильин, 1948, с. 246]. В этом расхождении мнений видна полярность подходов, и сущность проблематики сводится к вопросу, являются ли падежи средством выражения понятий об определенных отношениях между предметами или же сами эти понятия составляют содержание категории падежа. Проблема падежа служила и продолжает служить объектом внимания. В современной лингвистике значительное внимание уделяется уточнению традиционных грамматических понятий, в том числе и традиционного грамматического понятия «падеж». Вопрос о том, что такое падеж, приобретает большое значение в связи с тем, что у исследователей разных языков есть серьезные разногласия в понимании этой категории. Между тем, решение как этого вопроса, так и вытекающих из него вопросов о количестве и конкретной характеристике падежей данного языка, о взаимоотношениях между системой падежей и предлогами имеет большое значение, и эта проблема продолжает оставаться актуальной [Боровкова, 2002, с. 6]. Современную грамматику характеризует такой подход к проблеме падежа, при котором падежи нельзя рассматривать изолированно, вне связи друг с другом. Их следует рассматривать в системе, на основе отношения оппозиций, которые объединяют их в парадигму существительного. Эта исходная установка сформулирована у Р. Якобсона: «Попытка рассматривать каждый падеж изолированно тщетна. Необходимо исходить из противопоставления падежей» [Jakobson, 1936, S. 246]. Например, Е. Курилович понимает парадигматическое значение падежа как его первичную функцию, что является его чисто грамматической функцией. А под вторичной функцией он понимает различные обусловленные семантикой способы употребления падежа [Kurilowicz, 1949]. Этой же точки зрения придерживались также такие исследователи немецкой грамматики, как Х. Бринкманн [Brinkmann, 1962, с. 66], Г. Глинц [Glinz, 1962, с. 154], И. Эрбен [Erben, 1956, с. 111]. Говоря о категории падежа, следует отметить, что в основном она соотносится с именем существительным, а местоимение берется во внимание не всегда. Хотя именно местоимение во многих случаях является наглядным формальным показателем определенного падежа, и исключать его при рассмотрении категории падежа было бы несправедливо. Прежде всего, как и название других грамматических категорий, термин «падеж» может употребляться в двух смыслах: 1) как конкретный падеж (например, винительный, родительный): 2) как падеж вообще (грамматическая категория падежа), то есть грамматическое явление, состоящее в том, что в данном языке противопоставляются два и более конкретных падежа. И на основании этого решается вопрос о наличии категории падежа в данном языке. В свою очередь конкретный падеж может пониматься с морфологической точки зрения как форма слова и как словоформа, где, исходя из понимания Б.А. Абрамова, форма слова является субстанциальной единицей (субстанциальную единицу можно представить как конкретную лексическую морфему+конкретную грамматическую морфему), а словоформа является абстрактной единицей, являющейся членом определенной морфологической категории [Абрамов, 1984, с. 12]. Анализируя работы лингвистов, можно выделить три основных подхода к рассмотрению категории падежа. Их можно определить как морфологический, формальный и синтаксический. Так, морфологическая точка зрения отчетливо сформулирована русским языковедом Н.П. Некрасовым, который писал: «Под падежом я разумею не одно его внутреннее грамматическое значение, но и ту внешнюю звуковую сторону слова, в которой оно выражается и которая обуславливается изменениями в окончаниях имен и местоимений, обозначающими грамматические отношения склоняемых слов к другим словам в речи. Где нет этих изменений, там, по моему мнению, нет и падежей» [Некрасов, 1910, с. 51–52]. Еще большее значение морфологии придает В.И. Абаев: «Совершенно очевидно, что при установлении морфологической системы словоизменения имени (то есть склонения) можно исходить только из морфологической характеристики, а не из функции» [Абаев, 1949, с. 130]. Как грамматическая морфологическая категория падеж обладает флексией. Грамматическая категория падежа как общее значение, выражаемое путем противопоставлением взаимоисключающих друг друга по частным значением рядов форм, обнаруживается через выражение отдельных конкретных падежей (категориальных форм). Следовательно, о категории падежа можно говорить в том случае, если в языке существует система форм, служащая для выражения связи между предметами и действиями, качествами. Эта система должна быть представлена, по меньшей мере, двумя категориальными формами: где нет такой системы, нет и грамматической категории падежа, а лишь аналогичные синтаксические отношения, выраженные другими средствами: предлогами, порядком слов и т.д., то есть не морфологически, а синтаксически [Гухман, 1968, с. 117]. «Морфологическая категория основана на оппозиции, противопоставлении», – считает А.В. Бондарко [Бондарко, 1976, с. 117]. Формально выраженные грамматические значения, находящиеся в отношениях оппозиции, составляют грамматическую морфологическую категорию. При формальном понимании падежа возможны вариации в зависимости от того, какие формальные различия считаются достаточными для признания двух падежей различными. В частности, порядок слов может признаваться или не признаваться достаточно формальным средством для различения двух падежей. Так, Л. Ельмслев считает, что «порядок слов может выражать падеж» [Ельмслев, 1960, с. 265]. Также возможны расхождения в том, допустимо ли рассматривать в качестве падежной формы сочетание имени с предлогом или послелогом. Можно назвать формальным такое понимание падежа, при котором в качестве падежных форм допускаются только цельные словоформы и два падежа признаются различными только в том случае, если хотя бы у части склоняемых слов им соответствуют внешне различные словоформы. Категория падежа – это научный конструкт формы конкретного слова. Конкретный падеж в узко формальном понимании при первом рассмотрении можно описать так: это набор словоформ (или то общее, что имеют все формы слов такого набора), каждая из которых способна выражать, помимо своего основного, предметного значения, один или несколько падежей в семантическом понимании. Падежи в узко формальном понимании – это одно из возможных средств (наряду с предлогами, послелогами, порядком слов и др.) для выражения падежей в семантическом понимании. Отношения между падежами в узко формальном и семантическом понимании наглядно демонстрируются традиционно для латинских грамматик названиями типа genetivus possessivus, genetivus partitivus, genetivus subjektivus, genetivus objektivus и др. Здесь первая часть названия соответствует падежу в узко формальном понимании, а вторая – падежу в семантическом понимании. Для признания падежей (в узко формальном понимании) их в данном языке должно быть не менее двух; в противном случае говорят, что в данном языке падежей нет вообще [Зализняк, 1973, с. 56]. Очевидно, что падежи в формальном (и, в частности, узко формальном) понимании не носят универсального характера, а всегда составляют элемент грамматического строя конкретного языка, как, например четыре падежа в немецком языке. Стремление определить категорию падежа максимально строго, по объективно проверяемым формальным признакам вполне соответствует современным тенденциям развития науки. Однако этот подход требует значительного сужения роли семантических и содержательных критериев при выделении отличительных признаков категории падежа и состава входящих в нее единиц. При семантическом понимании термина «падеж» существование двух различных падежей допускается, когда они никак не отличаются внешне, в отличие от формального понимания, где различие падежей должно выражаться внешне. Традиционная грамматика строит описание падежей от формы к значению. Для каждого падежа приводится несколько значений, которые имеют свои названия, наделяются собственной объяснительной силой и иллюстрируются примерами. Конкретный падеж в формальном понимании – это некоторый элемент смысла, а именно определенное смысловое отношение, например, «быть субъектом действия», «быть орудием действия», «принадлежать кому-либо, чему-либо» и т.п. Такое понимание падежа представлено в известном тезисе А.А. Потебни о том, что в русском языке не один творительный падеж, а несколько падежей, обозначающих именем творительного. «Мы привыкли говорить об одном творительном падеже в русском языке, но на деле этот падеж есть не одна грамматическая категория, а несколько различных, генетически связанных между собой. Всякое особое употребление творительного есть новый падеж, так что собственно у нас несколько падежей, обозначаемых именем творительного; каждое особое значение предлога дает новый падеж» [Потебня, 1958, с. 56]. Для А.А. Потебни нет категории падежа как единства формы и значения; рассмотрение грамматических категорий падежа у него подменяется раздельным изучением внешних показателей формы и взятых в отрыве от своего материального оформления значений. Сущность системы падежей заключается в их синтаксической, а не в просто морфологической или формальной природе. Представители классического языкознания (К. Бругманн, М. Дейчбейн, М. Регула, А.А. Шахматов) при определении падежа основной считают функцию, исходя из значения падежей. Падеж, по их мнению, – это выражение функции имени в предложении. Иными словами, «падеж выражает синтаксические функции существительного, устанавливая отношение существительного в данной падежной форме к другим членам предложения» [Грамматика русского языка, 1960, с. 118]. Рассматривая синтаксические функции датива в немецком и русском языках, следует упомянуть, что он выполняет функции второстепенных членов предложения. Разграничение синтаксических функций представляет трудности в любом языке. Для определения синтаксической функции датива в немецком и русском языках необходимо учитывать: 1) значение существительного; 2) степень связи существительного с личным глаголом; 3) его синтаксическую роль; 4) сочетаемость с другими словами в предложении [Бирюкова, 1996, с. 15]. В немецком и русском языках существительные, стоящие в дативе, выполняют функции косвенного дополнения или обстоятельства. Р.И. Аванесов пишет следующее о второстепенных членах предложения: «Каждая языковая категория выделяется как категория, благодаря своей противопоставленности другим соответствующим категориям, благодаря своей соотнесенности с ними. Категории же синтаксические выделяются только в предложении: вне предложения нет синтаксических категорий. Члены предложения выделяются и противопоставляются друг другу благодаря всем реально существующим в языке соотношениям, как внутри предложения, так и в речи в целом. Поэтому синтаксические признаки второстепенных членов предложения заключаются во всех связях данного слова с другими, а не только в его морфологически выраженном грамматическом значении» [Аванесов, 1936, с. 45]. Некоторые исследователи [Хельбиг, 1973, с. 74] решают проблему падежа на основе грамматических оппозиций. Г. Хельбиг интерпретирует понятие падежа с точки зрения синтаксических, семантических, логических, онтологических падежных функций и валентностных свойств. Согласно Г. Хельбигу, четыре падежа имени существительного в современном немецком языке определяются как самостоятельные с синтаксической точки зрения формы, которые могут быть помещены в субституционные модели и при этом образуют предложение. Синтаксические функции рассматриваются с позиций дистрибуции каждого из четырех падежей. Отдельные ученые утверждают, что стилистическая характеристика падежа играет очень важную роль, ибо стилистика и грамматика совместно исследуют не только то, что выражают грамматические формы, но и как они это выражают [Шендельс, 1966, с. 104]. При этом стилистическое значение падежа – такой же объективный фактор языковой системы, как и грамматическое значение. В отличие от грамматического значения стилистическое значение не связано с денотатом и представляет общественно – осознанный результат употребления данной языковой единицы в определенной сфере и ситуации общения. Высказывается мнение, что суть падежа лучше узнать по абсолютным падежам, а не по предложным, поскольку они последовательно могут вбирать в себя много предлогов, а предлоги в свою очередь несколько падежей [Глинц, 1971; Якобсон, 1936]. Деление падежей на предложные и беспредложные дается у Г. Бринкманна, который выделяет четыре падежа без предлогов (номинатив, генитив, датив, аккузатив). Последние имеют свой собственный статус и отличаются от таких же падежей, употребляющихся с предлогами [Бринкманн, 1971, с. 60–61]. Л. Вейсгербер приписывает предлогам функции, близкие к падежам, подчеркивая одновременно, что невозможно все предлоги приравнивать к падежам [Вейсгербер, 1958, с. 71]. Н.И. Филичева рассматривает предлог как субкомпонент одной из непосредственно составляющей словосочетания, либо субкомпонент главного конституента, либо зависимого конституента. Это зависит от того, насколько наделен предлог самостоятельным конкретным лексическим значением. Рассматривая двухкомпонентные аккузативные словосочетания с предлогом, Н.И. Филичева различает в плане содержания разнообразные объектные и обстоятельственные значения. Хотя в формальном плане «внутренняя структура предложного дополнения и предложного обстоятельства как будто идентична – «предлог+падежная форма имени», предлоги имеют в первом и во втором случае различный статус, что четко ощущается в глагольных словосочетаниях» [Филичева, 1977, с. 34–35]. Иное общесемантическое отношение в словосочетаниях с объектным значением, свободный выбор предлога в данном случае невозможен, поскольку за определенной глагольной лексемой закреплен, как правило, строго определенный предлог: glaubenan+Akk., hoffenauf+Akk. Кроме того, предлог уточняет здесь семантику глагола и является в составе словосочетания субкомпонентом той же непосредственно составляющей, что и глагол, то есть главного конституента. Например, словосочетание aufdieZukunfthoffen членится на непосредственно составляющие hoffenauf+dieZukunft. Уточняя значение глагола, предлог тем самым непосредственно участвует в реализации его семантической и синтаксической валентности: anjemandendenken – etwasvonjemandemdenken. Если синтаксическая форма имени имеет объектное значение, то предлог больше тяготеет к глаголу, если же обстоятельственное – то к имени. В отношении падежа возникает целый круг вопросов: исходить ли при определении падежа из формы, значения или функции падежа, является ли категория падежа морфологической. Если при определении падежа придерживаться выше перечисленных точек зрения, то падеж следует рассматривать либо как чисто морфологическую, либо как синтаксическую категорию. При освещении проблемы падежа мы основываемся на теории морфологических категорий известного русского ученого А.В.Бондарко, который отмечает, что морфологические категории всегда имеют определенное отношение к синтаксису, тот или иной выход в структуру предложения: каждая морфологическая категория обладает определенной синтаксической направленностью, синтаксической перспективой. Согласно А.В. Бондарко, падеж существительного отнесен к категориям с переменной синтаксической значимостью по следующим соображениям: в одних случаях разные падежные формы оказываются с разными типами синтаксических конструкций, в других же случаях различие между падежными формами не приводит к изменению типа синтаксической конструкции [Бондарко, 1976, с. 19, с. 66]. Опираясь на теоретические положения российских и зарубежных ученых, мы рассматриваем падеж как морфологическую категорию. 1.3. Структура категории падежа в немецком и русском языках Специфическая черта категории падежа – ее многочленность. Грамматическая категория – совокупность однородных грамматических форм слова, противопоставленных друг другу по общему признаку, например значения «единственное число» и «множественное число» образуют грамматическую категорию числа, значения отдельных падежей объединяются в категорию падежа [Розенталь, 1995, с. 224]. Падеж охватывает в немецком языке не менее четырех противопоставленных категориальных форм (четырехпадежная схема наиболее широко распространена в грамматических описаниях современного немецкого языка). В русском языке падеж охватывает не менее шести категориальных форм. Думается, что в количественных отличиях падежа от других категорий отражаются некоторые существенные качественные его характеристики, в частности своеобразная сложность и гибкость семантики. Решение вопроса о количестве падежных форм имеет самое непосредственное отношение к изучению семантики падежа, существует прямая связь между количеством падежей в языке и количеством падежных значений. Взаимосвязь между количеством падежей и решением вопросов, связанных с семантикой этой категории, видится в том, что чем больше выделяется падежей, тем проще описание семантики каждого падежа, поскольку меньшее количество разнородных значений придется соотносить с одним конкретным падежом. И напротив, чем меньше падежей, тем больше затруднений представляет описание содержательной стороны (семантики) падежа. Поэтому необходимо хотя бы кратко остановиться на проблеме количественного состава падежей вообще и в немецком и русском языках, в частности. Говоря о синкретизме падежей в романских языках, Н.И. Барбю отмечает, что предлог является важнейшим и решающим фактором для дискретизма падежей. Предлог помог существующим падежным окончаниям уточнить прежние смыслы и выразить новые. По мере увеличения числа предлогов, падежные окончания становились все более бесполезными, так как функции падежных окончаний были переняты предлогами. Процесс синкретизма падежей, в особенности в романских языках, постепенно приводил к сокращению числа флексий, или даже – к полному исчезновению падежных окончаний существительного, как это произошло во французском языке [Барбю, 1959, с. 188]. В немецком языке падежное окончание представлено в единственном числе постоянно только в родительном падеже -(е)s и факультативно в дательном падеже -е существительных мужского и среднего рода сильного склонения. Существительные женского рода вообще не имеют падежных окончаний. Падеж маркируется в немецком языке в основном артиклевыми словами или местоименными окончаниями согласуемых прилагательных или причастий. Во множественном числе падежное окончание -en существительные получают только в дательном падеже независимо от их грамматического рода. В русском языке падежные окончания присутствуют во всех падежах. Падежи в русском языке маркируются именно падежными окончаниями. Следует отметить, что проблема системы падежей занимала лингвистов на протяжении всей истории развития национальных языков. Падежная система языков изменялась и совершенствовалась вместе со всем грамматическим строем. И естественно, что в ней произошли изменения как в отношении количества, структуры, значения, так и употребления падежей. Из высказываний германистов можно заключить, что большинство ученых признает в современном немецком языке четыре падежа. И, несмотря на омонимию форм именительного и винительного, а также родительного и дательного падежей у имен существительных женского рода, нет сомнения в наличии у имен существительных женского рода именно четырех падежей, так как наряду с омонимией именительного и винительного у существительных мужского рода существуют разные формы этих падежей [Москальская, 1956, с. 99]. Но также не следует выпускать из виду склонение личных местоимений, которое представлено четырьмя различными формами. В современном русском языке большинство лингвистов признает шесть падежей. Падежные формы входят в состав парадигматического ряда, что характеризует их как единицы позиционно взаимоисключающие. Если же вместо разных форм используется одна, то она позиционно безразлична, так как ее параметры заданы парадигматически, а не синтагматически [Ответы@mail.ru, Электронный ресурс]. 1.4. Семантика и функции дательного падежа в немецком и русском языках Сопоставление падежей разных языков показывает, что их значения не всегда совпадают. Можно поэтому думать, что частные значения падежей не возникают окказионально в речи под воздействием контекста, а являются фактом языка, его внутренней структуры. Можно, следовательно, констатировать, что поиски общих значений для падежей не увенчались успехом. Так называемые «частные значения» падежей в реальности являются не частными разновидностями общего значения, а отдельными функциональными единицами, каждая из которых обусловлена системой языка и должна быть выделена особо [Кацнельсон, 1972, с. 42–43]. Обратившись к значениям падежных форм, мы сразу же увидим, что ни один из падежей не имеет единого значения, которое могло бы служить надежным критерием при отнесении той или иной нормы к определенному падежу, а следовательно, и критерием при подсчете числа падежей. Попытки свести различные значения каждого из падежей к одному основному значению, если бы они далее были осуществимы, представляют собой по существу попытку восстановления гипотетических первоначальных значений падежей [Бокарев, 1954, с. 33]. Работы последних десятилетий, пишет Н.Ю. Шведова, показали, что поиски инвариантного значения падежа в том духе, как это сделал Р.Якобсон, нереалистичны; во всяком случае, применительно к современному языковому состоянию они не дали обнадеживающих результатов. Для отдельного падежа как члена целостной падежной системы такого единого, в разной степени и в разных видах, но во всех употреблениях присутствующего значения найти не удается. «Тезис о наличии в каждом падеже семантического инварианта, так или иначе присутствующего во всех синтаксических позициях этого падежа и объединяющего все его традиционно исчисляемые значения в некое семантическое целое, не смог получить доказательного утверждения» [Шведова, 1978, с. 451]. Исходя из сказанного, сохраняет свою силу утверждение, согласно которому абстрактным грамматическим значением любого падежа, падежа вообще как грамматической категории является отношение имени к какой-то другой – называющей или сообщающей, языковой единице. Это отношение имени – всегда и только в определенной его форме – к слову, к словоформе (или к словоформам) в составе предложения, либо к целой синтаксической конструкции. Таково самое общее, максимально абстрагированное значение падежа вообще и всякого падежа. «Падеж определяют то как отношение имени к предложению, то есть как выражение функционирования имени в предложении, то как отношение к предложению и вообще словосочетанию, то как вообще отношение имени к любым другим элементам связной речи. По-видимому, это последнее и самое широкое определение падежа – есть и самое правильное» – считает Лосев [Лосев, 1968, с. 227]. В том или ином отдельном падеже это отношение всегда передается в каких-то определенных, конкретизированных видах: в каждом падеже сосредоточено несколько таких конкретизированных видов отношения, то есть каждый падеж имеет несколько значений, объединяющихся в систему. Проблема общего значения падежей остается открытой и актуальной. Мнения лингвистов по этому вопросу расходятся. По нашему мнению, вместо поиска общих значений необходимо перераспределить внимание на выявление существующих семантических компонентов и по этой причине постулировать не одно, а несколько различных, хотя и связанных значений. Падежи, взятые изолировано, не имеют значений – их значения соотносятся со специфическими синтаксическими конструкциями (люди говорят не падежами, а предложениями). Поэтому правильнее говорить о десяти, двадцати или большем количестве конструкций с определенными падежами и об их десяти, двадцати или большем значении определенного падежа как такового. Проанализировав, какие именно участники разных ситуаций кодируются одинаково, можно сделать вывод о том, какие аспекты участия в ситуации язык считает существенными. Совокупность черт, общих для одинаково кодируемых партиципантов, называют семантической ролью; говорят, что падеж существительного выражает семантическую роль того партиципанта, которого обозначает это существительное. Современная лингвистика исходит из предположения, что за внешним разнообразием падежных систем языков мира лежит универсальный набор семантических ролей. Важнейшими семантическими ролями, которые выделяются всеми или почти всеми исследователями, являются: Агенс (от латинского слова agens «действующий»: партиципант, осуществляющий контроль над ситуацией; тот, по чьей инициативе она разворачивается), Пациенс (от лат. patiens «претерпевающий»: партиципант, на которого направлено воздействие и чье физическое состояние – в том числе положение в пространстве – изменяется в результате осуществления этой ситуации), Экспериенцер (от лат. experiens «испытывающий»: партиципант, на чье внутреннее состояние ситуация оказывает воздействие), Стимул (партиципант, который является источником воздействия, оказываемого на внутреннее состояние другого участника ситуации), Инструмент (партиципант, используемый одним из участников для изменения физического состояния другого участника), Реципиент (от лат. recipiens «получающий»: партиципант, приобретающий что-то в ходе реализации ситуации). Семантические роли называют также семантическими падежами или глубинными падежами (понятие было введено в 1960-е годы американским лингвистом Ч. Филлмором). Основное значение дательного падежа в немецком и русском языках – это обозначение объекта. Дательный падеж обозначает косвенный объект – лицо или предмет, в пользу которого совершается или к которому направляется действие (помощь брату – dieHilfedemBruder–по образцу глагольного сочетания– учитель помогал брату – derLehrerhalfdemBruder), то есть адресат. Адресат – это актант, на который действие направлено не непосредственно, а через воздействие на прямой объект. Конкретная роль адресата («опосредованного объекта») может быть различной: он может быть заинтересован в результате действия (DerArztschreibtdemKrankeneinRezept. – Врач пишет больному рецепт), объектом действия может быть часть адресата (SiehatdemVerwundetendasBeinverbunden. – Она перевязала раненому ногу) и т.п. [Лаврентьев, Электронный ресурс]. Наиболее типичным средством выражения адресата является форма дательного падежа, но возможны в функции адресата и предложно-падежные комплексы. (Ich gebe dem Kind ein Buch. – Ядаюребенкуигрушку. SiegehtzurFreundin. – Она идет к подруге). Есть и другие значения этого падежа, например, лицо, испытывающее какое-либо состояние (ему было плохо – ihmwares übel) [Там же. Электронный ресурс]. Проблематичность дательного падежа в немецком языке связана с целым рядом специфических обстоятельств. Прежде всего, это отличие грамматического, или «чистого», датива от предложных конструкций, или «предложного» датива. Исследователи считают, что предлоги пришли на помощь дательному падежу тогда, когда в следствие синкретизма он оказался функционально перегруженным. «Чистый» датив функционально ограничивается сферой личного, то есть называет предмет или лицо, к которому обращено глагольное действие [Боровкова, 2002, с. 8]. Х.Бринкманн считает датив «забронированным за личностью» [Brinkmann, 1962, с. 441–454]. Внутри «сферы личного» он различает пять разновидностей: 1) в центре помещается личность с ее внутренним миром; 2) личность во внешнем мире, то есть вокруг личности совершаются процессы, к которым она обязана выразить свое отношение; 3) отношение личности к другим лицам, взаимоотношения людей; 4) обмен чем-либо, заключающийся в процессах «давать» и «брать»; 5) личность как существо высшей организации среди себе подобных, познание мира человеком [Brinkmann, 1953, с. 104]. О пяти компонентах членения датива говорит И.Ф. Андреш, называя их дательный ограничения, дательный носителя состояния, дательный назначения, дательный аффективный, дательный принадлежности [Андреш, 1971, с. 6]. Разъясняя каждый из названных типов, автор подчеркивает личность, к которой обращено действие (как и у Х. Бринкманна): дательный ограничения оформляет название лица, в связи с которым или по отношению к которому мыслится действие или состояние. Дательный носителя состояния оформляет название лица, в связи с которым или по отношению к которому мыслится состояние как такое, носителем которого является само это лицо. Дательный назначения оформляет название лица, в связи с которым или по отношению к которому мыслится действие как происходящее на пользу или во вред данному лицу, или просто адресованное ему. Дательный аффективный оформляет название лица, в связи с которым или по отношению к которому мыслится действие как такое, в котором это лицо заинтересовано. Дательный принадлежности оформляет название лица, в связи с которым мыслится действие или состояние как непосредственно касающееся предмета принадлежности этого лица. «Чистый» датив употребляется довольно редко, так как в немецком языке не очень много глаголов и прилагательных, управляющих этим падежом. Wir danken Peter. Wir gedenken Peter. В предложном дативе косвенная связь, передаваемая предлогом, находится между существительным, стоящим в определенном падеже, и словом, к которому существительное относится (глагол, прилагательное, существительное): mitdemBusfahren, ausderTaschenehmen. В то время, как косвенная связь «чистого» падежа зависит напрямую от слова, к которому существительное относится, падежи существительного при косвенной связи зависят не от подчиняющего слова, а от предлога. Поэтому в подобном представлении «чистый» падеж отделяется от предложного, хотя они могут выражать одинаковые отношения реальности1. Имя существительное в дативе употребляется в немецком языке в следующих конструкциях: 1. Датив приглагольный. Наиболее широко он употребляется в сочетании с глаголами. Дательный приглагольный выражает косвенное дополнение – лицо или предмет, на которые ориентировано действие, в интересах или в ущерб которым совершается действие (ErhilftderMutter). 2. Дательный падеж в сочетании с именами прилагательными также выражает косвенное дополнение (Seimirnichtböse). 3. Свободный датив лица. Свободный (неуправляемый) датив лица представляет собой своеобразный вид дополнения. Основным значением его является указание на заинтересованность лица в происходящем действии (EsistdemJungeninteressant, etwasneueszuerfahren) [Dreyer, Schmitt, 1996, с. 182]. Дательный падеж русского языка более узок по значению, чем датив немецкого языка. Дательный падеж русского языка при глаголах типа «давать» обозначает лицо, которому передается предмет (Он подарил мне одно золотое кольцо с сапфиром). Часто дательный падеж кодирует также роль адресата речи (Скажимне, кудесник, любимец богов…), часто используется для обозначения лица, интересы или физическое состояние которого затрагиваются действием (Сестра сшила мне пижаму. Охотники распороли волку живот). В безличных предложениях дательный падеж может называть лицо или предмет, которые испытывают состояние, выражаемое сказуемым безличного предложения: Саше не спится; Ребенку стало страшно; Больной становится все хуже. В русском языке различают приглагольный дательный падеж и приименной дательный падеж [Розенталь, 1995, с. 235]. Дательный приглагольный падеж имеет три значения – субъектное, объектное и объектно-обстоятельственное. Субъектный дательный падеж функционирует в значении субъекта действия, испытывающего то или иное состояние (отцу нездоровится, ребенку не спится). Дательный падеж в односоставных предложениях рассматривается при этом как выражение логического субъекта (семантического субъекта). Такой способ обозначения лица получил также название «дательного субъекта» [Современный русский язык, 2008, с. 70]. Дательный объектный падеж имеет значение адресата действия (писать другу). Дательный падеж предстает как значение объекта-адресата или как значение того, на кого обращено собственное внутреннее состояние, ощущение, восприятие. Дифференциация объектных значений дательного падежа не всегда может быть осуществлена в русском языке с достаточной четкостью [Захава-Некрасова, Электронный ресурс]. Объектно-обстоятельственный дательный падеж обозначает направленность действия, движения в сторону какого-либо предмета, как предела, цели (идти к лесу). Во взаимодействии с глаголами движения объектно-обстоятельственный дательный падеж сигнализирует о том, что предмет может быть объектом, в направлении которого совершается (или совершалось, будет совершаться) действие или которого достигает осуществляющееся в направлении к нему действие [Гаджиахмедов, 2000, с. 44]. Дательный приименной падеж имеет два значения – объектное и определительное. Дательный объектный падеж имеет значение адресата действия (письмо другу). Дательный определительный падеж выражает определительные отношения с оттенком назначения (памятник Пушкину) [Розенталь, 1995, с. 235]. Дательный падеж в присловной позиции как семантически несамостоятельный падеж выступает в функции необходимой информативно восполняющей формы при некоторых глаголах, прилагательных, наречиях: предшествовать событию, равный нулю, сродни подвигу, подстать веку. В неприсловной позиции дательный падеж выступает как носитель значений предикативного, субъектного, объектного, объектно-определительного и субъектно-объектного признака [Захава-Некрасова, 1973, Электронный ресурс]. Вследствие обилия значений косвенных падежей некоторые значения их выражаются не только падежными окончаниями, но и присоединением предлогов. Дательный падеж русского языка употребляется с предлогами, выражающими направление (к отцу, по дорогам). Общность в падежной системе немецкого и русского языков обнаруживается также в сходстве значений и употреблений дательного падежа. Сходство ряда значений падежей отнюдь не следует понимать как тождественность значения и употребления. Дательный падеж в немецком языке берет на себя функции, выполняемые в русском языке не только дательным падежом, но также функции предложного падежа и ряд функций творительного. Так творительный русский передается в немецком языке сочетанием дательного падежа с предлогами mit, von, винительного падежа с предлогом durch. Главное отличие падежных систем состоит в том, что русскому языку соответствует большее количество значений. Характерной чертой немецкого языка является то, что падежным окончаниям принадлежит лишь незначительная роль при выражении падежей имени существительного, а основная роль отводиться артиклю. Выводы по первой главе
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||