Тённис Ф. Общность и общество (2002). Gemeinschaft und Gesellschaft
 Скачать 12.89 Mb.
|
|
§18. Супружество Таким образом, всеобщность супружества среди людей имеет двоякий смысл, заключающийся, с одной стороны, в том, что такая совместная жизнь между людьми мужского и женского пола вообще может иметь место с другой же, в том, что каждый народили даже каждый город, на свой лад выражает эту всеобщую идею и связывает с определенными условиями возможность супружества, которое было бы действительным в соответствии сего волей и правом. Поэтому, если каждому человеку как таковому предписывается определенное право, то римлянину как таковому — еще более определенное. Здесь раскрывается причина того, почему всеобщее оказывается более правильными более разумным. В более раннем своем значении всеобщее предполагает, что некий правопорядок властвует надо всеми людьми точно также, как римский правопорядок властвует над гражданами Рима. Но ив позднейшем значении общее право можно понимать как такой порядок, который нив коем случае не является объектом произвола и познания, но обитает в человеческом сердце как чутье к надлежащему и благому, как отвращение к злодеянию, те. как закон совести. Это закон неписанный, а врожденный, закон, который мы не выучиваем, не принимаем на веру, не вычитываем откуда-нибудь, а восприемлем, черпаем и запечатлеваем в себе из самой природы нас ведет к нему не наставление, а наш собственный складне образованность, а одаренность, — гласит риторическое изречение Цицерона (Р. Mil. С.Х Речь в защиту Милона. Гл.Х]). Так, инстинкт материнской любви присущи зверю, и человеку, ноу человека к инстинкту добавляется раз К его стыду (лат витое на его основе чувство долга, и потому материнское право является частью общего права. Этот порядок становится более почетными важным, когда выражается в заповедях и запретах он приобретает большее моральное значение. Поэтому инцест считается злодеянием и запрещается общим правом, а внебрачная связь иного рода, главным образом ввиду недостаточности общего права, считается злом вправе священном. Ибо такое естественное право есть в тоже время право священное и божественное, и стоит под священническим началом. Оно бывает иным, если аналогия гражданского права распространяется на неограниченную сферу, превращаясь во всемирное право, когда в недрах первого перерезает ся пуповина, связывавшая его с общим правом, по прирЬде своей более ранними по отношению к нему как бы материнским (поскольку один процесс является функцией другого. Ибо отныне гражданское право [bürgerliches Recht] становится лишь случайным ограничением, которое налагает на себя сохранившаяся, эмпирически действительная свобода человека налагает и удерживает, а может и устранить, подобно тому как два участника договора могут отменить то, что их связывает. Всякий особый порядок случаен необходим только порядок вообще, миропорядок однако ион необходим не как действительность, а как средство к разумной жизни, которое должен себе полагать и утверждать тот, кто мыслит. Поэтому чем чаще люди собираются вместе как люди вообще или, что тоже самое, чем чаще собираются вместе люди всякого роду и племени, признающие друг друга разумными или равными, тем с большей вероятностью, а в конце концов и с необходимостью учреждается среди них универсальное общество и универсальный порядок. В действительности такое смешение происходит входе повседневной деловой жизни господство Рима над orbis terrarum1, которое само основывается на материальном базисе повседневных дели забот, сближает все остальные города с одним городом, собирает на форуме всех сознательных, богатых, торгующихся друг с другом индивидуумов, все господское сословие неизмеримой империи, стирает всякое различие и неравенство между ними, придает всем лицам одинаковое выражение, заставляет всех говорить на одном языке, с одними тем же акцентом, пользоваться одинаковыми деньгами, получать одинаковое образование, делает всех одинаково алчными, одинаково любопытными тут изобретается и конструируется абстрактный человек — самая искусственная, самая отлаженная и самая рафинированная из всех машин, — и выглядит он, как привидение, явившееся среди трезвой и ясной действительности дня 19. Общественный порядок В этом новом — разлагающем, преобразующем, нивелирующем — смысле всеобщее и естественное право представляет собой целиком и полностью общественный порядок и яснее всего выражается вправе сообщения или торговом праве. В своих истоках оно предстает совершенно невинным это нечто иное, как прогресс, стремление смягчить, облагородить, облегчить условия жизни нечто иное, как справедливость, разум, просвещение. И по форме остается таким же, когда империя цезарей погружается уже в совершенный маразм. Обе линии развития — с одной стороны, формирование, мобилизация, универсализация права заканчивающаяся его систематизацией и кодификацией, с другой — упадок жизни и Круг земной (лат нравов при внешнем блеске государственного образования и великолепии мирной администрации, в условиях скорого, надежного и свободомыслящего судопроизводства — обе эти линии развития неоднократно и довольно поучительным образом были описаны в литературе. Но, по-видимому, лишь немногим удалось постичь необходимую взаимосвязь, единство и взаимовлияние этих движений. И немудрено в своих суждениях ученые авторы почти никогда не могут избавиться от собственных симпатий и антипатий и прийти к совершенно непредвзятому, строго объективному воззрению на физиологию и патологию социальной жизни. Они восхищены римским правом, они потрясены руинами семьи и нравов. Но их зрение не приспособленок тому, чтобы увидеть причйнно-следственную связь между обоими этими феноменами. Конечно, в органической действительности нет такого раздвоения причины и следствия, как в случае столкновения двух шаров движущегося и неподвижного. На самом же деле рациональное, научное и свободное право стало возможным лишь благодаря действительной эмансипации индивидуумов от всех семейных, территориальных и городских уз, от предрассудков и верований, от унаследованных традиционных форм, привычек и обязанностей. И именно она вела к упадку созидательного и благотворного общностного домохозяйства в деревне ив городе, к закату земледельческой общины и городского искусства, культивируемого в ремесленных, товарищеских и религиозно-патриотических формах. То была победа эгоизма, дерзости, лжи и притворства, торжество сребролюбия, честолюбия и тяги к наслаждению, но, кроме того, также и несомненная победа созерцательной, ясной и трезвой сознательности, благодаря которой ученые и образованные слои отваживались вмешиваться вдела божественные и человеческие. И тем не менее на этот процесс никогда нельзя было смотреть как на завершенный. Его последним, окончательным выражением до некоторой степени можно считать императорскую декларацию, возвышающую всех свободных жителей империи до положения римских граждан, дающую им право иска и предписывающую взымать с них налоги. Если вслед затем не явилась конституция, которая объявила бы свободными также и всех рабов, то это можно отнести насчет предельной честности или же предельной глупости императоров и юристов. Ведь можно было не сомневаться, что в счастливо-благодушном социальном состоянии ничего бы от этого не переменилось. Старая система домашней службы давно уже исчезла или расстроилась. Формальное рабство было довольно-таки безразличными ник каким последствиям не ведущим делом, как, по всей видимости, и формальная свобода, по крайней мере в частном праве [Privatrecht]. Свободный произвол (индивидуума) и деспотический произвол (цезаря или государства) не противоречат друг другу и суть лишь различные проявления одного итого же состояния. Они могут оспаривать другу друга первенство, но по природе своей они союзники 20. Аналогия Нового времени В рамках христианской культуры воспроизводится аналогичный античному процесс разложения жизни и права (благодаря чему последнее, однако, достигает своей систематической полноты, выражающийся во всеобщем смешении, нивелировке и мобилизации, приобретавших все более широкий размах по мере того, как расширялись сами обжитые области, океанская торговля по своему многообразию превосходила средиземноморскую, промышленная техника становилась все более сложной, а наука все более могущественной и вообще, в том, что касается освоения внешних средств, вся эта культура в целом выступает как продолжение античной, наследие которой позволяло ей вздымать свои строения все ближе к звездам, хотя это и происходило в ущерб гармоничности стиля. Потому и принятие в готовом виде всемирного римского права послужило и продолжает служить дальнейшему развитию общества в обширной части этого христианско-германского мира. В качестве научно обоснованной системы, отличавшейся большой ясностью, простотой и логической последовательностью, оно казалось писанным воплощением самого разума. Разум этот был благосклонен ко всем имущими властным особам, позволяя им сделать свое имущество и власть абсолютными, что в равной мере казалось необходимыми торговцами всем крупным владельцам, мечтавшим обратить свою натуральную и служилую ренту в растущий денежный доходи монархам, стремившимся с помощью новых финансов покрыть расходы на содержание более многочисленного и уже постоянного войска, а также разросшегося двора. Было бы, конечно, неверно рассматривать римское право в качестве причины или силы, вызвавшей все это развитие. Оно было лишь готовым к употреблению орудием, за которое, как правило, брались даже нес полной сознательностью, ас наивной верой в его правильность и целесообразность. В Англии это же самое развитие вплоть до сегодня обходилось без римского права (или же испытывало лишь его сравнительно ограниченное влияние, в силу того что общее (те. общностное) право постепенно отступало в тень перед правом статутным (те. общественным, а принципы личной собственности возобладали над принципами собственности реальной. Всеобщее контрактное частное право является лишь иным вы Ф. Тённис ражением всеобщего контрактного обменного сообщения и развивается вместе с ним до тех пор, пока в кодифицированном торговом, вексельном, морском праве оно не обретает свою наиболее адекватную форму, национальные границы которой, очевидно, имеют лишь случайный и временный характер. Но ив этой форме оно, опять-таки, не зависит от римского права постольку, поскольку фактические отношения тут выходят за пределы тех отношений, которые лежат в его основе, ив значительной части происходит, скорее, из конвенциональных практик (usances1) своих субъектов. Напротив, римское право решающим образом содействовало разложению всех общностей, противопоставляемых конструкции частного права из дееспособных индивидуумов. Для рациональной теории общностная, связанная собственность представляется нелепостью, аномалией. Тезис, согласно которому никто не может быть удержан в рамках той или иной общности против своей воли (nemo in communione potest invitus detineri), подрезает корни общностного права. Семья с ее правом сохраняется лишь в той мере, в какой она мыслится как состоящая из неправомочных членов, вследствие чего жена низводится на один уровень с детьми, а детина один уровень со слугами понятие слуги [Kneht] как раба [Sklave], находящегося в чьей-либо свободной собственности (каковым он не являлся даже в Риме, пока там различались res mancipi2), есть элементарное общественное понятие. Но поскольку и женщина, в конце концов, достигает общественной самостоятельности и, следовательно, гражданской эмансипации, постольку сущность супружества и Правила, обычаи, практикуемые в деловых сношениях (фр Вещи, принадлежащие кому-либо по праву собственности лат общности супружеского имущества также неминуемо расплывается в гражданском контракте, который если и не заключается на определенный срок, то все же, по обоюдному согласию, может быть в любое время разорван, и потому его моногамные границы становятся случайными. Таким образом, здесь были охарактеризованы некоторые важнейшие направления этой неумолимо прогрессирующей дезинтеграции. — Однако параллельно римскому праву как доподлинно родственное ему развивается философское, рационалистическое естественное право Нового времени. Наиболее значительные области, в которых могло бы сказаться его воздействие, оно с самых своих истоков обнаруживало оккупированными отчасти в силу рецепции римского права, отчасти в силу следовавшего ему законодательства. В качестве его собственной сферы указывалась конструкция публичного права [öffentliches Recht], и здесь оно сохранило свою (хотя и неявную) значимость, несмотря на тот смертельный удар, который ему будто бы нанесла историческая точка зрения римской юриспруденции. С учетом воздействия публичного права на частное, или государства на общество, оно, безусловно, использовалось прежде для кодификации и планомерного законодательства ив этом значении еще и ныне не до конца сыграло свою роль. Послужив эволюции господствующего класса, оно вновь развертывается в качестве программы угнетенного класса, в требовании возмещения за собственный труд, в борьбе против нетрудовых доходов, приносимых ловкостью или удачей, где вновь оживает то осуждение, которому первоначальная церковь подвергала ростовщичество. Наиболее универсальными непосредственным образом эта борьба ведется против свободной и абсолютной частной собственности на землю и почву, потому что злоупотребление такой собственностью (земельное ростовщичество) проявляется всего очевиднее, и потому что глубинная память об общностном праве, которое снами рождается, сохраняется в народной душе, дремлет в ней как пшеничное зерно в мумифицированной плоти, но все же способно к развитию. Ибо, понятое как идея справедливости, естественное право представляет собой вечное и неотъемлемое владение человеческого духа РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ ФОРМЫ СВЯЗАННОЙ воли — ИНТЕГРАЛЬНОЕ СУЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО 21. Взаимосвязи Если же сегодня теория хочет удержать двоякий смысл понятия естественного права, то это означает, что право можно понимать и как общую всем сущностную, и как общую всем избирательную волю. Но корень индивидуальной сущностной воли был найден в растительной жизни, а индивидуальная избирательная воля коренится во всеобщей возможности соединения двух мыслей о ценности одного итого же противостоящего этой воле удовольствия. Следовательно, корень общностной воли тоже скрывается врасти тельной жизни, поскольку сущность рода и семьи состоит в растительной жизни, понимаемой в социологическом смысле, как субстанциальный базис совместной жизни людей вообще. Корень же общественной воли обусловливается встречей индивидуальных избирательных воль, пересекающихся в точке обмена, который представляется разумными правильным обоим его участникам. Но как всякое взаимопонимание проистекает из более общей сферы, которую мы охарактеризовали как единодушие, таки отдельная социальная избирательная воля, по-видимому, должна быть дополнена понятием социальной избирательной воли как таковой. В первом случае реальный объективный дух происходит из субстанции объективного духа как его выражение и модификация. Во втором возникает атом идеального объективного, которое должно соразм еряться с абсолютным целым такого рода, чтобы объективное существование последнего можно было мыслить также и вне зависимости от его субъектов. Мы переходим теперь к развитию остальных форм общностной и общественной воли. Здесь следует напомнить, что формы эти рассматриваются лишь в той мере, в какой их связующее воздействие направлено внутрь, те. в какой мере ими детерминированы отдельные воли. В этом смысле взаимопонимание аналогично расположенности, а единодушие — настроению они могут быть поочередно объяснены друг из друга. Далее, аналогию привычки я определяю как обыкновение [Brauch], а аналогию нрава как обычай [Sitte]. Таким образом, обыкновение и обычай вместе образуют животную водю человеческой общности. Они предполагают совместную, часто повторяющуюся деятельность, причем она может быть какой угодно по своему изначальному смыслу главное, чтобы благодаря упражнению, преданию, традиции она становилась легкой, естественной и само собой разумеющейся, и потому в конкретных обстоятельствах считалась бы необходимой Наиболее важные народные обычаи связаны с событиями семейной жизни (с рождением, женитьбой, смертью, которые происходят регулярно ив которых, несмотря на то что непосредственно они касаются лишь отдельных домов, принимают невольное участие все, кто живет по соседству. Там, где клан и община еще совпадают друг с другом, последняя сама составляет одну большую семью, но и впоследствии она относится к отдельным семьям как к своим собственным членами чем более значительным, благородными высокочтимым бывает для нее тот или иной ее член, тем скорее он вызывает всеобщее участие, если к делу не примешиваются враждебные мотивы. Таким всегда остается внутренний смысл того или иного обыкновения напротив, его изначальное содержание, которое отчасти представляет собой некое простое и естественное действие, отчасти же является символическим выражением или чувственным знаком мысли, может обернуться пустой формой или же оказаться забытым, как и все, что принадлежит памяти. Мысль, с одной стороны, служит обоснованию, подтверждению и сохранению общности и есть, таким образом, воля к культивированию и освящению таких связанных с ней чувств, как любовь, почтительность или питаемый памятью пиетет с другой стороны, она заключается в попытках делать добро и избегать зла в той форме, которая соответствует господствующей вере во взаимосвязь причини следствий и потому в исконной народной фантазии по большей части принимает вид общения с добрыми и злыми духами 22. Обычай и родина Истинная субстанция общностной воли оседлою народа, объемлющая его многообразное обыкновение, есть его обычай Мы уже отметили, как к общности крови — отчасти как заменяющая, отчасти как дополняющая ее — примыкает общность страны, родины по- новому воздействующая на нравы людей. Земля и почва обладает своей собственной волей, коей обуздывается дикость непостоянных семейных отношений. Как жен щина-родительница, добавляющая в цепь жизни новое звено, чувственным образом воплощает в себе временную взаимосвязь человеческих тел, так страна знаменует взаимосвязь множества живущих водно и тоже время людей, руководствующихся одними и теми же правилами, которые как бы воплощены в ней Уже всего лишь населенная [bewohnte] земля объем- лет тот или иной народ, подобно лелеющей своего ребенка матери сладкая пища изливается свободным даром из ее широкой груди поэтому кажется, что вместе с деревьями, травами и зверьми она вначале вещей произвела из своих недр также и людей, ощущающих себя самою землей порожденными первоо битателями этой страны. Земля несет на себе их шатры и дома, и чем более прочными и долговечными становятся строения, тем сильнее люди срастаются с этим отмеренным им клочком земли. Однако более сильное и глубокое отношение связывает их с уже возделанной [bebauten] пашней когда железо врезается в ее плоть и поднимает пласт, человек начинает покорять и обуздывать дикую природу, приручать лесных зверей и превращать их в домашних животных. Но и то и другое требует размеренного, все время возобновляемого труда бесчисленных поколений и передается от отца к сыну, пусть и не в виде уже готового органа, а скорее, в виде его зачатка, подлежащего дальнейшему развитию. Поэтому обжитая [besessene], закрепленная за собою область является общим наследием, страной отцов и более далеких предков, связь с которыми позволяет всем ощущать себя их подлинными потомками и относиться к окружающим как к братьям по плоти. Понятая таким образом, страна может мыслиться как живая субстанция, сохраняющая эту свою духовную или психологическую ценность, в то время как сменяющие друг друга люди представляют собой ее акциденции ив тоже время ее элементы как общая волевая сфера, в которой выражается не только взаимосвязь поколений, живущих и действующих друг подле друга, но и их единство в следовании друг за другом. Если помимо кровного инстинкта привычка формирует наиболее прочную связь между людьми, живущими водно и тоже время, то память позволяет живущим сохранять связь даже с мертвыми, все еще помнить о них, опасаться и воздавать им почести. И если как обитель милых сердцу воспоминаний родина приковывает человека к себе, делает разрыв невыносимыми влечет отдалившегося от нее обратно, наполняя его душу тоской и ностальгией, то как местожительство предков где они были погребены и где над крышами домов и под их стенами все еще обитают духи умерших, оберегающих и заботящихся о живых, но также и властно взывающих к их памяти, она имеет для простых и доверчивых душ особое и еще более возвышенное значение. Правда, такое значение непосредственно присуще дому и семье уже тогда, когда шатер еще кочует от одного лагеря к другому, а земля и почва ценится только как приносящая древесный и травный плод, как обиталище диких и, наконец, как пастбище для прирученных зверейте. ради таких свободных и обильных, еще не требующих оседлости даров. Однако оно же ощущается сильнее, когда дом и двор остаются на одном месте и как бы срастаются с возделываемой землей, которая теперь вбирает в себя преобразованную живую силу, впитывает пот и кровь уходящих поколений и требует смиренной благодарности от тех, кто пользуется ее благами. Метафизическое существо племени, рода, но также и деревенских, рыночных или городских товариществ, можно сказать, обручено со своей почвой, оно живет в законном и продолжительном, как бы супружеском союзе с ней. Ту функцию, которая в супружестве возлагается на привычку, здесь выполняет обычай |