Хрестоматия по тгп Радько. Хрестоматия по теории государства и права

• Название: Хрестоматия по теории государства и права
• Анкор: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Дата: 09.03.2017
• Размер: 3 Mb.
• Имя файла: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Тип: Документы; #3590
• страница: 15 из 73

Принудительный закон есть закон юридический, а потому существенное значение имеет отношение эко­номических явлений не к нравственности, а к праву. Тут действительно связь самая тесная, ибо весь эконо­мический оборот ограждается и обеспечивается пра­вом. Спрашивается: какое же тут действует право, публичное или частное?

В этом, казалось бы, не может быть ни малейшего сомнения. Доселе всегда и везде, где только существу­ют свободные отношения между людьми, экономичес­кий оборот регулировался и регулируется частным правом. Собственность и договор, на которых покоит­ся весь экономический быт, суть определения мастно­го права. Это — факт мировой, составляющий содер­жание и плод всей истории человечества. С развитием свободы в человеческих обществах более и более отпа­дают путы, налагаемые на человеческую деятельность государственными целями, и частный характер эконо­мических отношений выступает с полною очевидное-

тью. Однако, вопреки этому мировому факту, в насто­ящее время высказывается мнение, что экономичес­кие отношения должны определяться не частным, а публичным правом. Такое воззрение очевидно коренит­ся в социалистическом взгляде на экономический быт, как на цельную систему, управляемую и направляе­мую государством. Утверждают, что распределение имуществ составляет самый существенный интерес государства и должно совершаться по общему плану. Лицо же является только складом товаров, размещае­мых по разным центрам государственною властью; само по себе оно никакого значения не имеет.

Такой взгляд представляет полное извращение всех экономических и юридических понятий и отно­шений. Не только он противоречит всему, что есть в действительности, но он не имеет ни малейшего тео­ретического основания, а потому лишен всякой возмож­ности осуществиться даже в самом отдаленном буду­щем. Он весь основан на смешении общества с госу­дарством, свободного взаимодействия единичных сил с центральной организацией совокупного союза. Здесь с полною ясностью обнаруживается высокая важность различения этих понятий и этих явлений. Смешение их ведет к коренному отрицанию человеческой свобо­ды и к превращению лица в склад товаров, то есть, к низведению его на степень бездушного орудия госу­дарственной власти. В действительности, распределе­ние имуществ вовсе не есть дело государства. Оно совершается не по общему плану, а в силу прав, при­надлежащих человеку, как разумно-свободному суще­ству, и осуществляемых собственною его деятельнос­тью. Как свободное лице, человек сам приобретает имущество; как член семьи, он получает наследие ро­дителей. Общий закон устанавливает только формы, в которых это совершается. Государство никому ничего не дает, оно определяет только возможность приобре­тения. Поэтому и распределение имуществ зависит не от него, а от деятельности частных лиц и от их взаим­ных отношений. Это составляет основание всякого гражданского быта, и это одно, что ограждает и обес­печивает человеческую деятельность. Отрицать это —

значит подрывать ее основы гражданского порядка. На место ясных и твердых определений права водворяет­ся полный хаос понятий. Это и составляет отличитель­ную черту современного социализма кафедры.

Но если экономические отношения, не только фак­тически, но и по самому существу дела, управляются началами частного, а не публичного права, то спраши­вается, в каком отношении находятся между собою эти два элемента. Право ли определяется экономическими отношениями или, наоборот, экономические отношения определяются правом?

Мы видели, что начала права совершенно незави­симы от экономического порядка. Они вытекают из природы человеческой личности и определяют взаим­ные отношения свободы разумных существ. Но и это начало, также как нравственность, есть чисто формаль­ное; содержание дается ему экономическими отноше­ниями, которые, по этому самому, имеют свои собствен­ные законы, независимые от законов юридических. Но здесь, в отличие от нравственности, приложение юри­дических законов не предоставляется свободе лиц, а сопровождается принуждением. Этого требует самое существо внешней свободы; того же требуют и эконо­мические отношения, которые тогда только покоятся на твердой почве, когда они ограждаются принудитель­ными определениями права. Приобретенное человеком охраняется как собственность; исполнение взаимных обязательств обеспечивается юридическим договором. И тут, также как в отношении к нравственности, черта общая обоим элементам состоит в том, что они опреде­ляются свободою; но здесь это свобода внешняя, а потому ограждаемая принуждением. Сочетание обоих начал совершается через то, что экономические отно­шения движутся в формах, установленных правом, а право, с своей стороны, приспособляет свои формы к потребностям экономической жизни. Тут есть взаимо­действие, в котором однако право является господству­ющим началом, ибо оно устанавливает обязательные формы. Поэтому движение экономической жизни су­щественно зависит от развития юридического созна­ния. Достаточно указать на тот коренной переворот, который производит во всех экономических отношени­ях отмена невольничества или крепостного права. Эта отмена происходит не в силу экономических сообра­жений, а вследствие развития юридического сознания: законодатель приходит к убеждению, что человек не должен принадлежать человеку. В хозяйственном отно­шении это может иногда быть даже невыгодно; но высшие юридические и нравственные требования де­лают эту меру необходимой, и экономический быт дол­жен с этим сообразоваться. С другой стороны, если возросшие под охраной права экономические силы требуют свободы, а юридический закон полагает им всякого рода стеснения, то это обыкновенно кончает­ся тем, что юридический закон ниспровергается и за­меняется новым, более приспособленным к народив­шимся потребностям. Где есть взаимодействие двух элементов, там есть неизбежное и взаимное влияние их друг на друга. Но именно поэтому всякая одно­сторонняя теория тут неуместна. Отсюда полная не­состоятельность так называемого экономического ма­териализма [...].

Развитие экономических отношений под охраной права, естественно и неизбежно ведет к неравенству. Сказанное выше о равенстве и неравенстве находит здесь фактическое приложение. Мы видели, что право, как формальное начало, устанавливает только формаль­ное равенство: оно признает за каждым одинаковую с другими свободу преследовать свои цели и одинаково охраняет приобретенное; но самое употребление сво­боды при неравенстве способностей и положений ес­тественно и необходимо ведет к неравенству. Мы ви­дели, что таков общий закон всякого реального бытия, которого полнота состоит в бесконечном разнообразии сил, условий и положений [...].

В экономическом отношении первое и основное различие есть количественное: общество разделяется на богатых и бедных. Это различие существовало и существует всегда и везде; но при водворении обще­ственной свободы, в особенности там, где бедные по­лучают политические права, что имеет место в демок­ратиях, эти классы сплотняются в более или менее организованные партии и вступают друг с другом в борьбу [...].

Нет сомнения, что при борьбе промышленных сил слабые часто остаются в накладе; при неблагоприят­ных условиях они могут дойти даже до крайней степе­ни нищеты. Но таково неизбежное последствие свобо­ды; предупредить это зло можно, только уничтожив самый его источник. Рабов может обеспечить богатый хозяин; свободный же человек сам хозяин своей судь­бы, а потому подвергается всем случайностям, сопря­женным с частным существованием. Нередко бед­ственное его положение проистекает от его собствен­ной вины, но часто и от независимых от него причин. Однако человек не остается совершенно беспомощным перед постигающими его ударами. Животные погиба­ют в борьбе за существование; человек же находит помощь в своих ближних. Кроме действия экономичес­ких сил, в человеческих обществах существует нрав­ственное начало, которое призвано восполнять недо­статки последнего.

Это начало порождает благотворительность. Она приходит на помощь неимущим, утешает страждущих, призревает бездомных. Не надобно только смешивать это начало с правом. Благотворительность не есть правосудие, права на помощь никто не имеет. Это — чистый дар, проистекающий от любвеобильного серд­ца, и это именно дает ему высокое нравственное зна­чение [...].

В тесной связи с нравственным началом находит­ся и религиозный элемент, который дает ему высшую опору и деятельную силу, связывая его с верховным Источником всего сущего. Религия образует самосто­ятельные союзы, о которых будет речь ниже; но влия­ние ее на нравы и понятия людей составляет один из важнейших факторов общественной жизни. Для мас­сы, которой недоступны философские теории, это вли­яние не может замениться ничем. Там, где оно ослабе­вает, нравственные основы общества становятся край­не шаткими. Это отражается даже на высших классах, которым более доступно светское просвещение. В об­ществе, потерявшем свои религиозные основы, господ­ствует нравственная анархия, которая ведет к шатко­сти всех отношений. Там и борьба классов достигает высшего ожесточения. Это мы видим, например, во Франции. То же явление повторяется и в Германии, где вследствие этого распространение социализма достигает ужасающих размеров. Между тем, именно при широкой общественной свободе нравственные сдержки всего необходимее. Токвиль сильно настаи­вал на важном значении религии в демократических обществах. Он далее сомневался в возможности проч­ной демократии при упадке религии. Последняя смяг­чает борьбу нравственным действием на массы, успо­каивая страсти, утоляя страдания, протягивая бедным руку помощи и призывая к тому же богатых, наконец, примиряя человека с условиями земного существова­ния и указывая ему утешение в загробной жизни.

Однако для успокоения борьбы мало одного нрав­ственно-религиозного начала; нужно еще развитие истинных понятий об обществе, об его задачах и о тех средствах, которые способны вести к общей цели. Это — дело светского просвещения. Оно составляет столь же важный элемент общественной жизни, как и самая религия. Последняя представляет, по преимуще­ству, консервативное начало; первое же есть начало прогрессивное. Светская наука подвергает критике существующий порядок и пролагает новые пути. Она же исследует основания общества и определяет истин­ные отношения права к нравственности. В этой сфере средневековая церковь, как показывают факты, впада­ла в печальные заблуждения: признавая нравственно-религиозное начало принудительным, она делала его источником невыносимого притеснения совести, и эти воззрения доселе еще в ней не искоренились. Только светское просвещение привело к более правильному пониманию вещей. Бесспорно, оно, именно вследствие своего прогрессирующего характера, подвержено зна­чительным колебаниям, которые отражаются и на об­щественном быте. Где понятия расшатаны, там борьба не успокаивается, а обостряется. Это мы и видим в современном мире, где главными источниками смут являются превратные понятия о характере и задачах общества, о праве, о нравственности, распространен­ные не только в массах, но и среди образованных клас­сов, и даже на вершинах науки. Но и тут надобно ска­зать, что таков неизбежный удел человеческого разви­тия. Искание истины всегда сопряжено с колебаниями и ошибками. Человеческий разум подвержен заблуж­дениям, но иного орудия у человека нет, и оно само в себе содержит возможность своего исправления. Од­носторонние и ложные теории заменяются более здра­выми и всесторонними. Развитие их составляет задачу науки, и в этом заключается одно из важнейших средств для приведения борьбы классов к правильно­му исходу. Ничто так не содействует успокоению умов, как распространение здравых понятий о вещах.

Светское просвещение находится в тесной связи с самым различием общественных классов. Между тем, как религия, действуя на сердца людей, одинаково обращается к богатым и бедным, к мудрым и младен­цам, находя в последних даже большую восприимчи­вость, светское просвещение весьма неравномерно распределяется в обществе. Оно в значительной сте­пени зависит от достатка, ибо развитие ума требует досуга и средств. Поэтому, в общем итоге, зажиточные классы суть вместе и образованные классы. Этим опре­деляется и различие их призвания в сравнении с низ­шими: одни предаются умственному труду, другие — труду материальному. Это различие коренится в самых условиях земного существования. Материальный труд всегда составлял и будет составлять призвание огром­ного большинства человеческого рода, а умственный труд всегда составлял и будет составлять призвание руководящего меньшинства.!...] Если же образование по необходимости распределяется в обществе нерав­номерно, то очевидно, что руководящею частью дол­жна быть самая образованная часть, то есть, зажи­точные классы. Поэтому демократия никогда не мо­жет быть идеалом человеческого общежития. Она дает преобладание наименее образованной части об­щества [...].

[...] Люди, связанные известным интересом, есте­ственно соединяют свои силы для совокупной деятель­ности. Так возникают товарищества. Если это интерес постоянный, то образуется юридическое лицо. Мы видели уже понятие о юридическом лице, как учреж­дении, в котором осуществляется человеческая воля, идущая на будущее. Когда юридическим лицом стано­вится товарищество, то постоянная цель служит связу­ющим началом постоянного частного союза. Таковы общества в юридическом смысле.

Эта цель может быть частная: известный предмет деятельности. Но она может иметь и более общий ха­рактер: люди, связанные общими интересами, могут соединяться в постоянные союзы для преследования разнообразных целей и для удовлетворения взаимных потребностей. Такого рода общества получают назва­ние корпораций. В обширном смысле это слово упот­ребляется и для обозначения всяких обществ, состав­ляющих юридическое лицо. Корпорация заключает в себе все элементы общественной организации. Связу­ющим началом, как сказано, является здесь обществен­ная цель, во имя которой образуется союз. Для осуще­ствления этой цели устанавливается власть, ибо, где есть совокупная деятельность, там необходимо общее решение и исполнение этого решения, а это — задача власти. Устройство этой власти и ее постановления составляют для общества закон, которому все должны подчиняться. Но, повинуясь закону, как выражению общей воли, соединяющиеся лица сохраняют свою свободу, и притом двоякого рода: в качестве самосто­ятельных лиц и в качестве членов союза. Как свобод­ные лица, они могут вступать в общество и выходить из него; они могут делать все, что им угодно, не нару­шая интересов союза [...].

[...] Корпорации, в качестве юридических лиц, имеют и свое имущество, которым они в праве распо­ряжаться. Без материальных средств общая цель не может быть достигнута.

Такого рода корпоративное устройство составляет в высшей степени важное явление в общественной жизни. Через это люди сближаются в тесном кругу общих им интересов, одинаково всем знакомых. Они находят друг в друге помощь и поддержку. С тем вме­сте они обретают в союзе такое ограждение, какого не может иметь отдельное лицо, слишком слабое, чтобы противостоять действию посторонних сил или напору внешней власти. В государственной жизни корпоратив­ная связь служит школою независимости и самодеятель­ности. Здесь люди привыкают сообща и по собственной инициативе устраивать свои дела. Они знакомятся и с условиями общественной жизни, с необходимостью сде­лок и уступок, с потребностью осторожности и постепен­ности. Вследствие этого, корпорации, являясь произве­дением и принадлежностью гражданского общества, могут сделаться органами государственных целей. Отсюда двоякий их характер: с одной стороны, они служат интересам соединяющихся в них лиц; с другой стороны, чем более эти интересы становятся общими, тем более самые эти союзы получают общественное значение. Корпоративное право составляет переход от частного права к публичному. Этот переходный харак­тер является именно причиною тех споров, которые ведутся на счет принадлежности их к той или другой области права. Одни относят их к частному праву, другие к государственному, третьи пытаются постро­ить область промежуточную между тем и другим. Но для образования такой промежуточной сферы нужны какие-нибудь специальные признаки, не принадлежа­щие к смежным областям, а тут нет ничего, кроме смешения начал, свойственных последним. С другой стороны, отнесение их к государственному праву воз­можно только для немногих корпораций, получающих общее значение; остальные союзы остаются частны­ми, а потому должны быть отнесены к другому разря­ду. В самой государственной жизни оказывается суще­ственное отличие собственно государственной дея­тельности, исходящей от центра и этих независимых общественных формаций. Это различие признается как теорией, так и положительными законодательствами. У нас, например, общественная служба отличается от государственной, и это отличие нельзя не признать существенно важным, как для понимания начал госу­дарственной жизни, так и для практического их при­ложения. Независимое, хотя и подчиненное государ­ственной власти положение корпоративных союзов есть принцип, на котором следует твердо стоять, ибо он служит обеспечением гражданской свободы. Имен­но эта независимость указывает на происхождение их из частных отношений, естественно образующихся между лицами, соединенными общими интересами. Государство дает им только юридическую организа­цию, делает их в большей или меньшей степени ору­диями своих целей. Этого не следует упускать из вида даже и тогда, когда эти союзы, получая высшее госу­дарственное значение, выделяются из гражданского общества и входят в состав государственного строя, определяемого началами публичного права.

В результате мы должны сказать, что к гражданс­кому обществу принадлежат не только частные отно­шения между людьми, управляемые гражданским пра­вом, но и те частные союзы, которые образуются лица­ми, соединенными общими интересами. Эти союзы могут иметь различное значение. Чем более связываю­щие их интересы носят на себе общий характер, тем более эти союзы способны становиться органами го­сударственных целей. Высшие из них входят в состав государственных учреждений, через что установляет-ся тесная, живая связь между гражданским обществом и государством и переход от первого к последнему. Но и в области государственной жизни эти союзы сохра­няют свое самостоятельное значение, а потому долж­ны иметь более или менее независимое положение.