Хрестоматия по тгп Радько. Хрестоматия по теории государства и права

• Название: Хрестоматия по теории государства и права
• Анкор: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Дата: 09.03.2017
• Размер: 3 Mb.
• Имя файла: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Тип: Документы; #3590
• страница: 30 из 73

Такие же вопросы факта возникают и при оценке степени морального давления, которому было подвер­гнуто лицо, совершившее завещание или заключившее договор, при установлении степени заботливости или наоборот небрежности, выказанной лицом, присмотру которого было поручено имущество другого. Иногда суду приходится очень глубоко входить в социальные и моральные понятия, свойственные определенной эпохе или определенной социальной среде, для того, чтобы выделить юридические факты, от которых зави­сят юридические следствия в виде определенных прав и обязанностей. Вообще, в любом случае необходимо критически рассматривать взятые из реальной жизни доказательства, чтобы получить сравнительно неболь­шое количество юридических фактов.

Следует также заметить, что праву иногда прихо­дится «основываться в своих суждениях относительно субъективных прав и обязанностей не на реальных, хотя и избранных фактах, а на фактах, существование которых должно быть предположено, в силу официаль­но признанной правом точки зрения. Старое учение о доказательствах изобиловало искусственными прави­лами в этом отношении. Вентам энергично протесто­вал против фантомов, порождаемых таким искусствен­ным способом рассмотрения доказательств, и против карикатуры на право, которую часто влекло за собой подобное рассмотрение. Его филиппики не остались бесплодными, и с его времени достигнуто много упро­щений и улучшений. Однако даже и теперь наше пра­во не вполне свободно от искусственных правил, кото­рые иногда могут затруднить справедливое решение дела. Мои читатели, конечно, помнят дело убийцы Криппена. Особенно тяжелым доказательством против обвиняемого являлось то, что под полом дома, где были скрыты останки его жертвы, была найдена часть его фланелевой рубашки. Но этот факт сначала не был представлен обвинением и был выдвинут только впос­ледствии, для того, чтобы опровергнуть некоторые ут­верждения обвиняемого. Предъявление этого доказа­тельства в самом конце дела дало защитнику Криппе-на основание для того, чтобы просить апелляционный суд об отмене вердикта. «Для опровержения утверж­дений обвиняемого нельзя представлять доказательств», указывалось в апелляционной жалобе, «которые мож­но было включить в материал, представленный обви­нением сначала, и таким образом усиливать позицию обвинения после того, как предъявление доказательств обеими сторонами закончено».

Основание для этих ограничений видеть нетруд­но: закон стремится к тому, чтобы обвинение не удер­живало при себе существенных аргументов до самых последних стадий судебного разбирательства, чтобы предъявить их в неожиданный момент, когда защита не приготовлена к ответу на них. Ясно, однако, что строгое применение этого правила в деле Криппена могло бы иметь нежелательные результаты, ибо оно могло бы изъять из сферы рассмотрения присяжных вопрос о годе, когда была сделана рубашка — вопрос, весьма существенный для решения дела. К счастью, суд мог в данном случае поступить по своему усмотре­нию. Бывает', однако, много дел, в которых приходится оставлять без рассмотрения по чисто формальным основаниям доказательства, весьма ценные по суще­ству.

Кроме этих правил, относящихся к учению о си­стеме доказательств, суды иногда обязаны принимать известные установленные юридические презумпции и искусственные юридические факты вместо фактов действительных и реально доказуемых. Например, по установленному правилу предполагается, что дети, рожденные тзаконном браке, являются законным по­томством отца, хотя бы возможно было доказать, что в момент зачатия мать сожительствовала с другим ли­цом. Цель этого правила в том, чтобы помешать попыт­кам подымать сложные вопросы, связанные с незакон­норожденностью, если нет налицо неоспоримых дан­ных; в то же время, очевидно, однако, что это может часто вести к сокрытию истины. В подобных вопросах судам приходится довольствоваться не действительны­ми фактами, а фактами презумпированными. Таким образом, юридические нормы, хотя обычно они и слу­жат той или иной разумной цели, в некотор»ых случаях могут затемнить истинные обстоятельства дгшного дела. Впрочем, такой результат, быть может, неизбежен: право приноровлено к обычным условиям, и потому может оказаться бессильным разобраться » исключи­тельных явлениях.

Здесь, как во многих других случаях, очевидно, что методы права имеют в виду только приближение к истине. А раз так, то должно иметься налицо много важных элементов, которые не могут быть отчетливо выделены судами. Например, нередко оказывается трудным удовлетворить при помощи юридических средств наше естественное стремление к мюральному возмездию и довольно часто бывает, что отношение права к проблемам индивидуальной ответственности, с точки зрения наших моральных чувств, кажется не­состоятельным. Однако эта недостаточность метода объясняется не бесчувственностью судов;, а тем, что психологические ситуации не поддаются оценке по­средством чисто юридических критериев. Возьмите, например, отношение английского права к соблазне­нию. Согласно строгой юридической теории, если со­блазнена девушка свыше 16 лет от роду, то от соблаз­нителя можно требовать возмещения убытков лишь за ущерб, понесенный ее родителями или хозяином бла­годаря потере ее услуг. Однако же присяжные, оцени­вая убытки, нередко руководятся также и тем мораль­ным негодованием, которое вызывает в них поведение ответчика, причем такое отношение не встречает воз­ражений со стороны судей. Лорд канцлер Эльдон од­нажды заметил: «Хотя с чисто формальной точки зре­ния вчинение иска за соблазнение имеет в виду лишь вознаграждение за потерю услуг, мы не можем игно­рировать того факта, что это иск, вчиненный матерью за нанесенный ее дочери вред, а потому присяжные могут принять во внимание и все те чувства, которые вызывает в матери сам характер ее потери. Они могут видеть в ней родителя, теряющего не только услуги своей дочери, но и доставляемое ею утешение, ибо в добродетели этой последней она не может уже нахо­лить его; не следует также забывать, что она является родительницей других детей, нравственность которых может быть испорчена дурным примером».

Ясно, что метод строгого права не способен охва­тить все существенные элементы данного случая; быть может, возможно утверждать, что против соблазна должны быть приняты более строгие меры. Легко од­нако видеть, насколько велики были бы затруднения, если бы к подобным вопросам закон пытался приме­нять точные методы.

Выражение факт в английском юридическом слово­употреблении распространяется иногда на все вопросы, которые исследуются и решаются судами не на основа­нии установленных правовых норм. Может случиться, что не имеется нормы, предусматривающей вопрос, возникший по делу, однако же суд должен так или иначе разрешить стоящую перед ним проблему. Та­кие вопросы именуются иногда вопросами факта, хотя разрешение такого вопроса по данному делу создаст на будущее время некоторый юридический¹ базис, после чего он уже перейдет из области фактов в об­ласть права.

Так, в тех случаях, когда оспаривается значение терминов закона, которым до сих пор не было дано авторитетного истолкования, суд истолкует его соглас­но обстоятельствам данного дела и вынесет решение относительно этих обстоятельств, на которое в после­дующих случаях будут ссылаться, как на действующее право [...]. Впрочем, я должен сказать, что с точки зре­ния теории права это своеобразное употребление тер­мина «факт» может быть подвергнуто критике. Если неудобно говорить о праве, когда нет налицо никакой юридической нормы, приложимой к данному делу, то еще менее уместно говорить о факте, когда спорный вопрос не касается ни обстоятельств разбираемого дела, ни тех фактических условий, от которых зависит применение юридической нормы. Можно было бы отнести подобные случаи в категорию вопросов, тре­бующих судебного решения или истолкования, или юридического рассмотрения и решения. С более ши­рокой точки зрения они, конечно, относились бы к праву, поскольку они затрагивают ту совокупность принципов, от которых зависит общественный поря­док.

Из вышеприведенных замечаний с очевидностью вытекает, что главное значение установления юриди­ческих фактов заключается в создании необходимых связующих звеньев между обстоятельствами и собы­тиями повседневной жизни и юридическими нормами. Для того чтобы обнаружить юридические нормы в конкретных случаях, следует установить, в каких имен­но пунктах данного дела применимы юридические нормы; в этих именно пунктах и помещаются юриди­ческие факты. Факты эти имеют двойственный вид: с одной стороны они извлекаются из действительности, с другой служат условиями для применения норм и создания или видоизменения прав или обязанностей. Поясним это несколькими примерами. Положим, я подбираю на морском берегу раковину. Это мое дей­ствие составляет юридический факт: оно создает для меня право собственности на раковину и вызывает применение той нормы, согласно которой вещь, нико­му в особенности не принадлежащая принадлежит первому присвоившему ее лицу. Если бы какой-либо прохожий выхватил раковину из моих рук, возник бы второй юридический факт: это составляло бы с его стороны нарушение права собственности и он стал бы субъектом обязанности, заключающейся в возвраще­нии мне раковины или ее стоимости, а также, быть может, в уплате штрафа за нарушение порядка. Я же, в свою очередь, мог бы предъявить против него иск, ссылаясь с одной стороны на мои собственные права, с другой стороны на неправомерность его поступка. Возьмем другой случай. А является собственником дома или мебели или известной суммы денег в банке. Он умирает, не оставив завещания. Смерть его будет юри­дическим фактом, вызывающим к действию юридичес­кие нормы относительно наследования без завещания. Его поверенный публикует в газетах объявление с целью разыскать наследников. Является какой-нибудь дальний родственник и предъявляет права на наслед­ство. Кроме юридического факта (т. е. смерти А), кото­рый открыл наследство, претендующее на наследство лицо должно будет представить другие юридические факты — засвидетельствованную родословную, при известных условиях показания свидетелей, установля-ющих его собственное происхождение или₍ быть мо­жет, смерть или юридическое исчезновение других родственников и т. д. Можно таким образом сказать, что среди бесчисленных фактов действительной жизни некоторым из них придается особое значение, как зве­ньям при образовании, видоизменении или утвержде­нии прав. Это-то факты и суть юридические факты.

Другая группа юридических соответствий собы­тиям реальной жизни состоит в юридических актах. Юридический акт носит неизбежно личный характер, ибо для своего совершения требует субъекта. Сущ­ность его — это проявление воли. Он требует также и объекта, ибо всякий акт личности направляется к той или иной определенной цели. Объекты эти весьма разнообразны, но у всех их имеется одно общее каче­ство; все они являются разновидностями субъектив­ного права. Фраза, выражающая юридический акт, может быть выражена в следующей типической фор­ме: я (субъект) создаю, видоизменяю, уничтожаю или переношу (сказуемое, предикат) то или другое право (объект). Различие от обыкновенного действия в дан­ном случае очевидно. Обыкновенные действия допус­кают всевозможные виды сказуемых, одни из которых влекут за собой юридические последствия, другие — нет (например, я ем пирожное, я пишу письмо, я пишу книгу); напротив, сказуемые в суждениях, выражаю­щих юридические акты, непременно обозначают или установление, или уничтожение, или перенесение, или видоизменение права. Поэтому фраза «я еду на моем велосипеде» — не относится к юридическому акту, хотя она несомненно означает осуществление права. Фраза же «я отдаю вам мой велосипед» относится к юридическому акту, именно, к перенесению моего права на другое лицо. И, наконец, имеется также разница между объектами действия, ибо объекты юридических актов — права, между тем, как объекты повседневных актов настолько же разнообразны, на­сколько разнообразна наша материальная и духовная деятельность.

Юридический акт подобен акту законодательства. Последний выполняется обществом, между тем как первый выполняется членами общества; последний творит и отменяет нормы, первый творит и отменяет права, — постольку, конечно, поскольку общество по­зволяет индивидуальным его членам создавать и отме­нять права.

До известной степени можно сказать, что пред­ставители самого общества вроде, например, судей или должностных лиц совершают юридический акт, когда их действие или указание заключается в уста­новлении за тем или другим лицом конкретных прав. Судебное решение, подтверждающее за истцом пра­во владения, которым несправедливо пользовался ответчик, можно назвать юридическим актом. Дея­тельность мировых судей, выдающих торговое сви­детельство владельцу трактира, есть тоже юридичес­кий акт. В известном смысле преступление и право­нарушение являются тоже юридическими актами, поскольку они влекут за собой юридическое послед­ствие и создают права и обязанности, относящиеся к возмещению потерь. Но в первом случае судьи и дол­жностные лица действуют лишь как выразители воли государства, хотя, быть может, и не всегда легко про­водить строгое различие между законодательными функциями с одной стороны, и между правитель­ственными функциями и распределением конкрет­ных прав с другой, ибо последняя категория функ­ций вытекает из первой. Во втором случае принцип, в силу которого действие создает права, представля­ет прямую противоположность тому принципу, кото­рый воплощен в юридических актах, сообразующих­ся с установленными нормами. Субъект создает юридические последствия помимо своей собственной воли; права установляются лишь в результате реак­ции на имевшийся им в виду акт. Поэтому как акты административного характера, так и деликты следо­вало бы скорее отнести в особые категории действий, создающих права.

Технический термин «юридический акт», кото­рый в равнозначащих ему выражениях (педоКшп, КесМдезспаИ, ас1е зипШдие, юридическая сделка) чаще употребляется континентальными, чем англий­скими юристами, относится прежде всего к тем дей­ствиям индивидуальных граждан, которые намеренно устанавливают или видоизменяют права. Здесь умес­тно, пожалуй, упомянуть о подразделении юридичес­ких актов на две категории, — акты односторонние и двусторонние. Завещание или дар могут служить при­мерами одностороннего акта: существенным в них является намерение одного лица — завещателя или дарителя (хотя, впрочем, акт осложняется требовани­ем, чтобы лицо, в пользу которого совершено завеща­ние или дарение, приняло завещанное или подаренное имущество). Двусторонние юридические акты требуют согласия двух или более воль, как можно ясно видеть в хорошо знакомых каждому случаях продажи, аренды или залога.

Когда я говорю о намеренном установлении или видоизменении прав, я не хочу этим сказать, что субъект юридического акта должен ясно и точно пред­ставлять себе все юридические последствия своего действия. Весьма часто обыватели осуществляют акты, не зная точно об их юридических последствиях [...]'.

Итак, для установления юридического акта необ­ходима наличность общего намерения установить или приобрести права или же установить или взять на себя обязательства. В упрощенной психологии юридической теории намерение приписывается воле как таковой и называется элементом свободной воли [...].

[...] Наличность свободной воли, порождающей юридический акт, обычно установляется путем прямо­го расследования, которое, может быть, и трудно вы­полнить, но которое лучше удовлетворяет наше более развитое чувство справедливости, чем простая фор­мальность. В важных случаях, например, при переда­че земли все еще требуется подписанный документ; од­нако принимаются известные предосторожности, что­бы таких документов нельзя было получить при помощи таких средств, как устрашение или обман. Заинтере­государства. Их правосозидающая деятельность по необходимости подчиняется юридическим рамкам, установленным государством. Например, было бы со­вершенно напрасно завещать деньги в пользу какой-либо церкви, в пользу, скажем, лондонского римско-католического собора, для того чтобы там служились заупокойные мессы о завещателе. Такой юридический акт, который в Испании или Италии был бы вполне юридически действителен, в Англии не имел бы ника­кого значения, ибо закон 1547 г. запрещает «суевер­ные действия».

Необходимость согласования юридического акта с установленными нормами идет еще дальше: по об­щему признанию юридические акты, противоречащие установленным понятиям нравственности или обще­ственной пользы, с юридической точки зрения, нич­тожны, — так напр., назначение приза, вознагражда­ющего наиболее искусный обман, совершенный в течение последнего года, не будет признано действи­тельным никаким судом, хотя бы по форме своей со­глашение это было безупречно, и хотя бы входящие в программу состязаний обманы не подлежали уголов­ному преследованию. По мнению английского суда, духовное завещание, в котором имущество завещано определенному лицу под тем условием, чтобы это лицо не поступало в армию или во флот, юридически нич­тожно, ибо поставленные условия очевидно направ­лены против общественной пользы (дело Бирда про­тив Галля) [...].

В этих случаях договоры противоречили «обще­ственной пользе». Но право идет еще дальше и отка­зывается охранять какой-либо договор, который осно­ван на частной безнравственности. Исходя из принци­па «ех гигр1 саиза поп опшг асио», закон отказывается признавать действительность договора, цель которого, очевидно, безнравственна. Так, в одном недавнем деле Опфил против Райт, к ответчице был предъявлен иск с требованием уплаты денег за квартиру в 5оиШатр1оп Колу. Свидетельскими показаниями было установлено, что агент истца во время заключения договора о найме квартиры знал, что ответчица была содержанкой одно­полнения обещанного. Одно время лорд Мансфильд придерживался взгляда, что моральные обязательства составляют достаточное основание. Однако этот взгляд никогда не пользовался общим признанием, и с точки зрения современной теории, основание должно непре­менно иметь определенную материальную ценность. Так, в деле Томаса против Томаса данное одним лицом обещание отдать коттедж вдове его покойного брата считалось подлежащим исполнению не в силу «мо­ральных соображений», — уважения к желанию по­койного, — но т. к. вдова обещала платить один фунт арендной платы и взяла на себя издержки по ремонту дома, это было признано судом достаточным основа­нием, чтобы сделать соглашение обязательным.