Хрестоматия по тгп Радько. Хрестоматия по теории государства и права

• Название: Хрестоматия по теории государства и права
• Анкор: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Дата: 09.03.2017
• Размер: 3 Mb.
• Имя файла: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Тип: Документы; #3590
• страница: 29 из 73

Законы издаются для того, чтобы им повиновались и чтобы их исполнение было вынуждаемо. Воли и дей­ствия членов общества регулируются не только сооб­ражениями удобства, добровольным решением, при­вычкой, склонностью или чувством долга, но и соци­альной необходимостью. Если воли и действия членов общества не прилажены друг к другу подобно частям машины, или правильнее подобно органам живого тела, общество не может существовать. Здесь, как и во вся­ком создании рук человеческих, приходится, быть мо­жет, мириться с известной неправильностью; однако, если бы каждый член общежития позволил себе дей­ствовать так, как будто его соединение с другими но­сит чисто случайный и добровольный характер, союз перестал бы действовать и вместо достижения лежа­щих в его основе целей стал бы метаться из стороны в сторону из-за прихотей его членов. Насколько про­стираются эти цели, воля общества является верхов­ным авторитетом, и потому устанавливаемые ею пра­вила должны иметь обязательную силу. Вот почему в большинстве случаев правила эти снабжены санкция­ми, угрозами неприятных последствий в случае нару­шения— как, например, штрафов, уплаты убытков. Временного или постоянного исключения, лишения духовных благ, напр. причастия, отлучения от церкви или анафемы в религиозных общинах, заключения под стражу или даже смертной казни в случае нарушения законов государства. Вынуждение к исполнению за­конов в форме прямого принудительного исполнения или в форме наложения наказания не является, од­нако, необходимым признаком юридической нормы. Достаточно, чтобы в большинстве случаев имелась налицо санкция, хотя при исключительных обстоя­тельствах требования справедливости, выражаемые законом, могут быть и не осуществлены, — должник может оказаться несостоятельным, преступник может убежать. С другой стороны, некоторые законы лише­ны прямой санкции и исполнение их зависит от при­знания их обязательности подлежащими лицами. Во­обще мы должны помнить, что рано или поздно мы непременно придем к такой точке, где закону подчи­няются не в силу материального принуждения, а по другим основаниям, в силу сознательного признания, или в силу инстинктивного подчинения, или привыч­ки, или отсутствия организованного сопротивления. Если бы это не было так, государства и юридические системы не могли бы существовать. Число людей, которые могут прибегать к приказанию и принужде- 28В нию, является, обыкновенно, бесконечно малой ве­личиной по сравнению с числом тех, которыми при­ходится руководить и которых приходится иногда принуждать. Закон всесилен только до тех пор, пока преступники находятся в меньшинстве и нация в большинстве своем остается лояльной. А это значит, что решающим моментом в существовании закона является не столько материальная возможность при­нуждения, сколько психологическая привычка при­знавать обязательность норм, установленных обще­ственной властью, и подчиняться им.

Законы — это нормы. Но что такое нормы в юри­дическом смысле слова? Норма может быть определе­на, как указание относительно поведения. Каждый из этих терминов требует особого рассмотрения.

Указание не является обязательно приказанием: оно заключает в себе только объявление того, что пра­вильно и что неправильно. Надпись на придорожном столбе не приказывает вам идти направо или налево, но она говорит вам, что если вы пойдете направо, вы придете в место А, в которое вы хотите попасть; если вы пойдете налево, то вы очутитесь в месте Б, т. е. вы пойдете неправильной дорогой, поскольку вы имеете в виду вашу определенную цель. Точно так же бывает и в праве. Есть целый ряд юридических норм, кото­рые только указывают условия, соблюдение которых общество признает необходимым, если кто-либо же­лает достигнуть. Если я желаю продать свой дом, я должен сделать это посредством письменного доку­мента, изложенного в известной форме. Если я попы­таюсь продать его иным образом, например, передав его покупателю в присутствии свидетелей, сделка не будет иметь никакого юридического значения, и я не смогу настаивать на уплате уговоренной цены. Для того чтобы данная сделка была действительной, я должен был бы исполнить указание отд. 4 Статута об обманных действиях, который представляет из себя закон, снабженный санкцией ничтожности. С другой стороны, есть много законов, обладающих каратель­ной санкцией. Это значит, что налагающее их обще­ство считает их обязательными не только с точки зрения взаимных отношений его членов, но и с точки зрения его собственных, прямо или косвенно затро­нутых интересов. Так, например, если лицо, совер­шившее неправомерную продажу, настаивает на удер­жании уплаченных ему денег, утверждая, что прода­жа эта была вполне правильна, государство возьмет у него деньги и при этом подвергнет его наказанию за пренебрежение к авторитету объявления, сделан­ного законодательным органом государства. Гражда­нин подчиняется юридической норме не как произ­вольному приказанию, а как объявлению прав, име­ющему за собой авторитет государства или данной ассоциации.

Юридические нормы имеют в виду руководить поведением людей, т. е. их действиями и внешними отношениями друг к другу; они не имеют в виду ре­гулировать мысли и желания людей. Цель закона — обеспечить общественный порядок, и потому он дол­жен регулировать отношения между людьми, а не их внутреннее сознание. Иногда пытались разрешить и эту последнюю задачу, например, при преследовани­ях еретиков, — но в этих случаях руководящие моти­вы не были юридического свойства. С нашей совре­менной точки зрения неправильных подобных пресле­дований заключается не в самом факте принятия известных мер против мнений, признаваемых ложны­ми, а в характере этих мер. Церковь имеет полное право осуждать мнения, которые она считает ложны­ми или безнравственными; она может выступать про­тив сторонников этих мнений, применяя свои соб­ственные средства — покаяние и, наконец, отлучение. Но передача виновного в руки светской власти и попытка навязать правильную веру с помощью поли­ции и палача с нашей современной точки зрения не могут быть оправданы.

В то же самое время более или менее прогрессив­ные общества не рассматривают поведения как ряд чисто внешних явлений. Его нельзя уподобить таким феноменам, как падение камня или удар молнии. По­ведение — результат воли, а воля вызывается к дей­ствию мотивами. В виду этого современная юриспру­денция тщательно старается выяснить, является ли поведение в том или другом случае результатом обык­новенного сознания и рассудка, или же оно обусловле­но такими факторами, которые лишают его характера сознательности. Сумасшедшие сплошь и рядом убива­ют людей, и против них возбуждается обвинение в убийстве; но если следствие показало, что поступок был вызван умственным расстройством, то он рассматри­вается точно так же, как любое явление природы, и не влечет за собой уголовной ответственности. Убийцу, конечно, пошлют в лечебницу или поставят под над­зор. Но это будет мерой предосторожности, а не мерой наказания, и может случиться, что после выздоровле­ния его опять отпустят на свободу. Точно так же дей­ствие, которое, будучи совершено взрослым, было бы проступком, рассматривается просто как несчастье, если оно совершено ребенком. Мальчик до семи лет, поджегший стог с сеном, не может быть признан ви­новным в поджоге.

С другой стороны, некоторые действия трактуют­ся законом различно, соответственно имевшейся в виду цели: умышленное убийство, с юридической точ­ки зрения, весьма различно от убийства неумышлен­ного, и сожжение дома по неосторожности не влечет за собою для виновного лица таких же последствий, какие влечет умышленный поджог. Таким образом, мы видим, что юридическая доктрина рассматривает по­ведение, как продукт свободной воли или, вернее, как продукт воли, руководимой нормальным рассудком. Однако к вмешательству закона можно обратиться не только после совершения события, когда несчастье уже стало совершившимся фактом; закон предусмат­ривает точно так же и предупредительные меры: сла­боумные, например, не только подвергаются надзору и ряду ограничений для того, чтобы предупредить нанесение ими вреда соседям, но им также назнача­ют попечителей для того, чтобы они не расточали своего состояния и вообще не употребляли бы его безрассудным образом. Дальнейшее развитие этих положений относится к учениям о вменяемости, от­ветственности, гражданской дееспособности и т. д.

Здесь я хочу только указать, что воля и ум не остав­лены правом без рассмотрения и что правовые нор­мы считаются с обоими этими факторами для оценки поведения, — конечно, лишь постольку, поскольку они влияют на поведение.

Приведенные выше простые иллюстрации дают нам ключ, который будет весьма полезен при исследо­вании случаев другого рода, именно, тех случаев, ког­да юридические правила стремятся обеспечить испол­нение истинного намерения индивида. Независимо от вопроса о правах и обязанностях, создаваемых обяза­тельством» современному праву важно, чтобы обяза­тельство было результатом согласия, т. е. свободной воли. Запугивание, подкуп, обман, в некоторых случа­ях ошибка, касающаяся фактов, повлекут за собою недействительность обязательства, формально пра­вильного. Равным образом в случаях наследственных распоряжений возникают весьма важные вопросы относительно свободы решений и здравого ума заве­щателя. При всех вообще обстоятельствах человечес­кое поведение оценивается в связи с выражаемой в нем волей;, хотя исходной точкой для права является внешнее поведение, а не внутреннее сознание чело­века.

Подведем итоги. Мы видели, что юридические нор­мы содержат в себе указание относительно правиль­ного и неправильного поведения, формулированное со­гласно воле общества и имеющее в виду руководить волями его членов. Такие указания будут поддерживать­ся всеми мерами, находящимися в распоряжении из­давшего их общества, начиная с физического принуж­дения и кончая ничтожностью действия и исключени­ем члена, из общества. Если это так, то право легко отличимо от нравственности. Цель права — подчине­ние индивида воле организованного общества, между тем как нравственность стремится подчинить индиви­дуума велениям его собственной совести. В первом случае результат достигается комбинацией воль, согла­сующей их друг с другом. В то же время ясно, что в каждом здоровом обществе законы, регулирующие распределение юридической мощи, должны согласо­ваться с признанными моральными предписаниями. Существенное расхождение между теми и другими неизбежно приведет к дурным результатам, в виде расхождения мнений и неопределенности социально­го поведения.

В соединении, порожденном этим сочетгпшем воль, каждая входящая в него воля должна пользоваться свойственной ей широтой действия и объемом мощи. Поэтому закон можно определить как ряд правил от­носительно распределения и осуществления мощи над лицами и вещами, — правила, которые установлены и исполнение которых вынуждается обществом. Должна быть установлена известная иерархия воль: в простей­шем случае одно лицо приобретает мощь или власть над другим лицом в том смысле, что оно мо>жет руко­водить волей этого другого лица и заставлять ее слу­жить его собственным интересам или какой-либо об­щей цели. Такие цели могут быть весьма ра знообраз-ны, например, пользование землей или иным и вещами, пользование услугами, получение барышей и т. д. Од­нако, во всех этих случаях общей их чертой является мощь той или иной воли, позволяющая ей обязывать другие воли. Предлагаемое определение права, как мне кажется, подходит ко всем стадиям исторического раз­вития. Оно столь же правильно относительно перво­бытных юридических норм, исполнение которых вынуж­далось в значительной степени путем самоуправства, как и относительно тех высокосложных государствен­ных организаций настоящего времени, которые стре­мятся создать совершенные системы судебны х средств защиты прав и государственных санкций. Оно охваты­вает как муниципальные постановления, обычаи, по­становления автономных организаций, так и: соттоп 1ауг и разработанное парламентское законодательство. В нем находит себе место обязывающая сила консти­туционного и международного права. Оно принимает в расчет уголовное и гражданское право, нак азание и санкцию ничтожности. Главное его достоинство в том, что оно придает большее значение цели права, чем средствам, при помощи которых вынуждается его осу­ществление [...}.

I Юридические факты и юридические акты (значение установления юридических фактов; рипь юридических актив)
Виноградов П.Г. Очерки по теории права

[...] Целая сеть юридических норм раскинута над социальной жизнью, события которой то и дело пере­секаются линиями юридических прав и обязанностей: обстоятельства, сколько-нибудь важные, большею ча­стью имеют известную юридическую сторону. Таким образом, наряду с различными фактами и актами дело­вых отношений, духовного общения и социальных от­ношений, возникает ряд юридических фактов и актов, от которых зависит изменение и развитие прав. Вряд ли нужно отмечать, что эти юридические факты и акты являются не только простым отражением соответству­ющих им явлений обыденной жизни, но и имеют осо­бые, свойственные им атрибуты, которые часто чувству­ет на себе обыватель.

Начнем с исследования юридических фактов. Сло­во «факт» в противоположение праву иногда употреб­ляется юристами по отношению к обстоятельствам, оказывающим влияние на решение юридического вопроса. При представлении и разборе доказательств в судебных процессах дело идет о фактах в этом имен­но смысле. Здесь каждая малейшая подробность, относящаяся к вещи, лицу, или обстоятельству, может оказаться ценной, — например, следы ног или паль­цев руки могут иметь величайшую важность для рас­познания преступника. С другой стороны ясно, что сыщик или поверенный, собирающий доказательства с целью установления вины, не должен примешивать обстоятельств, которые не имеют значения для дела и только запутали бы вопрос. В самом деле, при допросе свидетелей судья может не допускать не относящихся к делу вопросов и предъявления ненужного материа­ла. Однако в этом случае, хотя и сказывается влияние определенных юридических форм, целью производства является разрешение вопросов факта, а не вопросов права. Было ли совершено убийство или нет? Было ли это умышленное убийство? Была ли это драка, привед­шая к нанесению смертельной раны? Совершил ли преступление именно данный человек, обвиняемый? Сделал ли он это по собственному побуждению или по наущению другого? Вот вопросы, на которые прихо­дится отвечать. Расследование вращается вокруг обсто­ятельств повседневной жизни, а потому и решение всех этих вопросов обычно представляется присяжным, взятым из среды обывателей, для которых подлежащие их разрешению вопросы должны быть ясно и тщатель­но формулированы судом. Положим, что эти вопросы так или иначе разрешены, что присяжные, например, вынесли вердикт: А был убит в ссоре своим товари­щем, который был в это время пьян. Раз это установ­лено, мы имеем дело с юридическими фактами. Факт случайной смерти, последовавшей от непредумышлен­ного нападения, и тот факт, что виновный был пьян, имеют определенное юридическое значение. Судом будет постановлен приговор, который определит эти последствия для данного случая сообразно известным снабженным санкцией юридическим нормам. Для су­дебного решения, вся история ссоры, с ее мелочными инцидентами и деталями, исчезнет из поля зрения и в качестве своего единственного результата оставит за собой вердикт. Через посредство этого вердикта, при­менение судом норм и субъективных прав будет все же зависеть от фактов; но это будут «юридические факты», так сказать скелет события, из которого удале­ны все несущественные обстоятельства. Убийца, быть может, был, хотя и вспыльчивым, но симпатичным человеком, убитый, напротив, не внушал ничего, кроме неприязни и презрения. Все эти черты однако исчез­нут из юридического факта, как несущественные, ибо закон не может проводить подобных различий и право совсем негодного человека на охрану его жизни и тела столь же священно, как и право самого благородного из граждан. Подобно тому, как факт приобретает схе­матические очертания, так же точно и личность убито­го делается просто человеком вообще, так сказать чело­веком правовой абстракции, лишенным всех атрибутов, 296 кроме одного существенного качества, — именно, что

он имеет полное право на защиту его жизни государ­ством. В свою очередь, с юридической точки зрения опьянение само по себе может быть важным фактом. Однако к делу нисколько не относится, было ли выпи­тое вино дурного качества или становился ли преступ­ник раздражительным и склонным к насилию, когда он находился под влиянием опьянения. Судьи, при­нимая в соображение данный факт, как важное усло­вие при установлении юридических последствий, со­средоточат свое внимание только на одной особенно­сти опьянения, — именно на том существенном с юридической точки зрения обстоятельстве, что алко­голь влияет на сознание преступника и на вытекаю­щем отсюда усилении или уменьшении его ответ­ственности.

Подведя итоги, мы должны признать две совершен­но различные категории фактов, существующих не только в юридической теории, но и в действительных определениях положительного права.

Согласно этому, в учении о судебных доказатель­ствах, мы имеем с одной стороны «факты, которые доказывают», т. е. материалы, которые помогают уста­новить «подлежащий рассмотрению факт», а с дру­гой — «факты, которые следует доказать», т. е. все то, что становится определенным юридическим фактом, как только оно установлено путем доказательств.

Любопытный пример юридических проблем, воз­никающих в связи с этим, можно заимствовать из од­ного американского дела «штата Айовы против Белла». Ночью в комнате одного дома был обнаружен живший по соседству человек, забравшийся туда тайком. Это было бы явным покушением на грабеж, если бы не было доказано, к счастью для обвиняемого, что в это время он был пьян. Согласно предложению судьи, принято­му и присяжными, отсюда был сделан вывод, что обви­няемый в то время не сознавал, что он направился в чужой дом. Однако в случае умышленного или неосто­рожного убийства вряд ли можно было бы ссылаться перед английским или американским судом на опья­нение, как на смягчающее вину обстоятельство. Наобо­рот, судьи много раз подчеркивали, что факт опьяне­ния сам по себе не влечет непременно более мягкого отношения к преступнику.