Хрестоматия по тгп Радько. Хрестоматия по теории государства и права

• Название: Хрестоматия по теории государства и права
• Анкор: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Дата: 09.03.2017
• Размер: 3 Mb.
• Имя файла: Хрестоматия по тгп Радько.doc
• Тип: Документы; #3590
• страница: 32 из 73

Различие задач, какие ставит себе правоведение, определяет и различие методов, принятых в юридичес­ких науках. Задача установления норм прав обслужи­вается догматическим методом, задаче объяснения служат методы исторический и социологический, на­конец, оценка норм достигается при помощи критичес­кого метода.

Первая задача правоведения состоит в познании правовых явлений, т. е. в установлении фактов, имею­щих свойства норм права. Конечно, многие из норм этого рода усваиваются путем жизненного опыта, по­добно тому, как усваиваются и другие факты окружаю­щей обстановки: горы, реки, растения, животные и т. п. В начальный период господства обычного права это даже единственный способ познания. Но недостаточ­ность такого знания обнаруживается весьма скоро — вместе с многочисленностью, сложностью и законода­тельною формою норм права. Помощь науки становит­ся неизбежной. Научное установление правовых явле­ний отличается от житейского опыта двумя основными чертами: полнотою и систематичностью. Наука не толь­ко собирает весь материал, но она классифицирует его, придавая ему форму, в которой нормы права легко обо­зреваются и познаются не только единично, но и во взаимной их связи. В этом отношении правоведение выступает как всякая классифицирующая описательная наука, напр., вроде зоологии, изображающей рыб Чер­ного моря, или ботаники, дающей картину сибирской флоры. Правоведение, работая догматическим методом, дает историческое правовое развитие какого-нибудь народа в разрезе данного момента. Его цель — пред­ставить, что есть право в данную историческую минуту. Догматика относится к истории права, как статистика к культурно-хозяйственной истории. Поэтому юрист дол­жен тщательно отделить нормы права от норм иного рода, действующих одновременно, от норм, которые

перестали быть правом, хотя бы накануне, от норм, которые еще не стали правом, хотя и носятся в общем сознании. Отсюда видно, что догматика есть метод ин­дивидуализирующий [...].

Вторая задача правоведения заключается в объяс­нении процесса образования права, т. е. отдельных норм, правовых институтов как групп норм, наконец, правового порядка как совокупности норм права. По­буждением к отысканию такого объяснения служит не только научная пытливость, не довольствующаяся кон­статированием факта, но также стремление раскрыть те силы, которые способны были вызвать данные пра­вовые явления, так как, при некотором постоянстве их действия, возникает основание предполагать, что оди­наковые или сходные причины будут порождать оди­наковые или сходные последствия. Здесь уже откры­вается возможность предвидения. Объяснение обра­зованию права можно найти или в условиях всего предшествовавшего развитию данного права или в общих условиях правового развития вне конкретной об­становки, в которой протекало данное историческое развитие. В первом случае пользуются историческим методом, во втором — социологическим. В совокупнос­ти нравственных, политических, экономических, рели­гиозных, культурных условий прошлого данного наро­да следует искать причины, почему явились такие-то нормы государственного, уголовного или гражданско­го права. Если у других народов мы наблюдаем иные правовые явления, то, очевидно, причина тому кроется в различии предшествующих данных. С другой сторо­ны, исследуемые правовые явления встречались, мо­жет быть, ранее у других народов или даже наблюда­ются сейчас, и сопоставление различных конкретных обстановок, в которых получились одинаковые явления, способно привести к открытию той общей социальной причины, которая дает подобный результат.

Эта вторая задача находится в тесной связи с пер­вою. Объяснить существующее можно, только предва­рительно познав его, а знание существующего права предполагает научную его обработку, т. е. установле­ние, обобщение и систематизацию материала. Связь обеих задач обнаруживается не только в том, что дос­тижение второй задачи невозможно помимо первой, но и в том, что выяснение причин образования права способствует познанию его {...].

Но и на этом научное правоведение не останавли­вается. Если даже при наблюдении явлений внешнего мира у человека прорывается наклонность оценивать их целесообразность, то тем более понятно такое стрем­ление, когда речь идет о социальных явлениях, в кото­рых человеческая воля, человеческие интересы игра­ют такую выдающуюся роль. Самое отчетливое знание правового порядка и самое глубокое понимание при­чин его образования оставляют все же неудовлетво­ренной творческую потребность человека. Не случай­ное, а научное знание действующего права, знание сил, вызывающих правовое явление, и действия норм права дают почву для научной критики того, что сложилось в результате борьбы человеческих интересов вопреки целесообразности, и к систематической выработке пра­вовых средств передвижения права по пути к ясно сознанной и общественно оцененной цели. Здесь на­ука, по своей задаче и методу, переходит от существу­ющего к долженствующему.
| Понятие и государстве

(методологические подходы к определению государства)

Шершеневич Г.Ф. Общая теория права

[...] Определение понятия о государстве может подвергнуться двоякой методологической ошибке. Воз­можно, что определение будет стремиться дать поня­тие о государстве не в его исторической действитель­ности, а в идеальном представлении. Вместо того чтобы определить, что такое государство, нередко определя­ют, чем оно должно быть. Примером может служить определение, которое дает Р. фон Моль. «Государство есть постоянный, единый организм таких установле­ний, которые, будучи руководимы общей волей, поддер­живаемы и приводимы в действие общей силой, име-

Г.Ф. шершене1

ютзадачейсодействиедостижениюдозволенныхщ лейопределенного,наданнойтерриториизамкнутое народа,—аименно,начинаяототдельнойличностии коя^аяобществом,40 тех/гор,покаэтицелияебудут удовлетворенысобственнымисиламиличностиипока они составляют предмет общей необходимости». Такую же неправильность допускают те, кто пытается опре­делить государство как правовое государство, забывая, что правовое государство, явившееся на смену поли­цейского государства, есть только проблема, постав­ленная государству в определенный исторический момент, и что проблема правового государства может быть не единственной для государства. В это заблуж­дение впадает даже такой реалист, как Гумплович, который определяет государство как «естественно воз­никшую организацию властвования, предназначенную для охраны определенного правопорядка». Как бы подтверждая односторонность точки зрения тех, кто в основу понятия кладет правовое государство, Колер, следуя тому же методологическому приему, исходит из представления о культурном государстве. «Государство есть организованное в личность общение, которое, в силу собственного права, ставит себе задачей всесто­роннее споспешествование культуре и борьбу с не­культурностью». С таким же основанием в основу опре­деления можно положить социальное государство буду­щего. Подобный прием приводит к тому, что государством признается лишь такой политический союз, который отвечает содержанию определения, все же остальные исторически данные союзы уже не могут быть призна­ны государствами.

Другая методологическая ошибка заключается в том, что, исходя не из идеального представления, а из исторической действительности, выбирают какой-ни­будь исторический тип государства и его признаки делают признаками государства вообще. Таково, напр., определение, предложенное Кирхманом: «государство есть союз между государем и народом», исключающее республику из группы государств. Некоторые рассмат­ривают государство вообще с точки зрения конститу­ционного государства, которое им представляется не только типичным для Настоящего времени, но сущно­стью государства вообще.

Методологическая задача при определении поня­тия о государстве состоит в том, чтобы дать признаки того исторического явления, которое носит название государства. Отсюда следует, что, определяя понятие из действительности, мы не должны вносить в него чего-либо недействительного, а, с другой стороны, должны брать всю действительность данного рода, не допуская произвольного выбора. Определение понятия о государстве должно отвечать на вопрос, что такое государство в его исторической действительности, и притом во всех его исторических типах.

Что же дает нам действительность? В области яв­лений, называемых нами в своей совокупности госу­дарством, мы наблюдаем отношения между людьми определенной группы, из которых одни повелевают, а другие повинуются. В соответствии с этим наблюдае­мым фактом характерными признаками понятия о го­сударстве, по общему признанию, можно признать следующие три элемента: а) соединение людей, в) гос­подствующая над ним власть, с) территория, как пре­дел, действия этой власти. В сочетании эти признаки дают понятие о государстве, как соединении людей под одной властью в пределах определенной территории [...].

До сих пор мы рассматривали государство с соци­ологической точки зрения. Но рядом с этим социоло­гическим определением понятия о государстве в уче­ние о государстве вводится юридическое определение. Еллинек следующим образом обосновывает необходи­мость юридического понятия о государстве и допусти­мость двойственного определения: «Так как право — существенный элемент государства, то совершенное познание последнего невозможно без изучения его юридической природы. Государство, упорядочиваемое правом, хранитель и двигатель права, необходимо дол­жно занимать определенное место в самом праве, — должно существовать правовое понятие о государ­стве» [...].

С юридической точки зрения определяют государ­ство, как правовое отношение. «Если само государ­ство, — говорит Коркунов, — есть юридическое отно­шение, то субъекты его — все участники государствен­ного общения, от монарха до последнего подданного». «Объектом прав, составляющих юридическое отноше­ние властвования, может быть признана только сама государственная власть». Это представление о государ­стве едва ли способствует выяснению его сущности. Не вполне ясно, имеем ли мы дело с одним юридичес­ким отношением, сплачивающим всех граждан, или с рядом юридических отношений между властвующими и подвластными? [...].

Другие определяют государство как объект пра­ва [...]. Таков взгляд Зейделя, который полагает, что от­ношение монарха к государству соответствует отноше­нию собственника к вещи. Однако с признанием госу­дарства объектом права государя последней выносится за пределы понятия о государстве, и тогда оказывает­ся совершенно невыясненным их взаимное отношение. Не лишенное исторической основы, представление о государстве как объекте права государя не примени­мо к современной республиканской форме. Нельзя же допустить, что одни и те же люди последовательно переходят из состояния объекта в состояние субъекта, и обратно.

Третья юридическая конструкция государства сводится к признанию его субъектом права. Предста­вить государство в качестве физического субъекта можно только отождествив государство и монарха, и, кажется, от этого взгляда недалек Борнгак. Самой же распространенной в настоящее время теорией явля­ется конструирование государства как юридического лица.

Но и эта точка зрения возбуждает сомнения, как и обе предшествующие. Если государство есть субъект права, то существует какое-то юридическое отношение, в котором оно занимает положение субъекта права. С кем же государство состоит в юридическом отноше­нии? Его субъект соответствующей обязанности? Граж­дане в совокупности или каждый в отдельности? Но тогда граждане уже не элемент понятия о государстве, а нечто существующее вне государства [...].

Перед нами три попытки конструировать юриди­чески государство. Все они оказываются несостоятель­ными. Причина неудачи заключается в неправильности научного приема. Государство не поддается юридичес­кой конструкции, навеянной приемами гражданского правоведения, имеющего дело с чисто юридическими отношениями, которые имеют место в государстве. Го­сударство есть источник права, и потому определение его в категории права логически недопустимо. «Юри­дическое познание государства имеет своим предметом познание исходящих от государства и предназначенных к регулированию его учреждений и функций юриди­ческих норм». Если юридические нормы исходят из государства, как возможно определят государство эти­ми самыми юридическими нормами?

Невозможность юридического определения поня­тия о государстве поддерживается еще недопустимос­тью двойственного определения одного и того же по­нятия, социологического и юридического [...].

Юридическое определение не только не способно объяснить реального существа того, что мы называем государством, но оно кроет в себе опасность затемнить пред нами истинную сущность явлений, происходящих в государстве.

Понятие о государстве только одно — социологи­ческое [...].

[...] Характеризующий понятие о государстве мо­мент власти, по своей важности и сложности, требует особого рассмотрения. Самостоятельность государ­ственной власти, которой она отличается от других властей, в своем раскрытии обнаруживает свойства государственной власти. Самостоятельность характе­ризует государственную власть, как независимую, высшую, неограниченную и неделимую. Ни одно из этих свойств в отдельности не покрывает собой поня­тие о государственной власти.

Свойство независимости, вытекающее аналити­чески из идеи самостоятельности, определяет положе­ние данной государственной власти в отношении вся­кой другой государственной власти. Это то свойство, которое образует политического индивида и которое 323 приобретается, а потому и сознается только истори чески [...].

Независимая извне, государственная власть явля ется высшей или верховной внутри. Власть может был признана самостоятельной, если в пределах той же территории нет власти, стоящей выше ее. Двух равны> по силе властей не может быть на одном и том же пространстве, подобно тому, как одно и то же простран­ство не может быть одновременно занято двумя тела­ми. Если государственная власть есть высшая, то все другие власти, действующие на той же территории, обусловливаются ей, имеют производный характер. Это свойство власти называется суверенитетом [...].

Суверенитет есть необходимое свойство государ­ственной власти, и ни отбросить его, ни сгладить не­возможно из опасения не только противоречия логике, но и противоречия исторической действительности. Следует, конечно, признать неправильным смешение суверенитета с государственной властью, потому что первое есть отрицательное понятие, как несовмести­мость подчиненности с верховностью, тогда как госу­дарственная власть имеет положительное содержание, как способность воздействия. Невозможно юридичес­ки соединять суверенитет государственной власти с каким-либо органом государства, напр., монархом, потому что это вопрос факта. Но нельзя согласиться с мнением, будто «суверенитет есть не абсолютная (ло­гическая?), а историческая категория», потому что где государственная власть не обладает свойством суве­ренитета, там нет и государства.

Из того, что государственная власть есть верхов­ная власть, ее необходимостью следует третье свой­ство ее — неограниченность. В самом деле, допустим, что верховная власть ограничена, — это значило бы, что над нею стоит иная власть, ее ограничивающая, но тогда первая перестала бы быть высшей. Верховность и неограниченность — свойства, тесно друг с другом связанные, но не тождественные, хотя исторически они нередко смешивались.

Неограниченность государственной власти озна­чает возможность с ее стороны воздействия на волю подчиненных, насколько то физически допустимо [...].

Только два обстоятельства фактически ограничи­вают государственную власть: нравственное сознание и благоразумие властвующих, с одной стороны, воз­можность противодействия подданных — с другой. Но существует противоположное мнение, будто имеется иное, и самое действительное, ограничение государ­ственной власти, которое поэтому в принципе подры­вает идею неограниченности власти. Это — теория государственного самоограничения, выдвинутая Елли-неком. Если государство способно к самоопределению, то оно способно и к самоограничению. Создавая изве­стный порядок, государство обязывается и поддержи­вать его. Сотворенное им право так же обязательно для него, как и для подчиненных [...].

Так как государственная власть есть высшая власть, то, очевидно, она едина: двух высших властей не может быть. Из этого обнаруживается новое свой­ство государственной власти — ее неделимость. Госу­дарственная власть всегда одна и, по существу своему, не может допустить конкуренции другой такой же власти в отношении тех же лиц, на пространстве той же территории [...].

[...] Некоторое время государство и общество в научном представлении сливались в одно понятие. Позднее отождествление сменилось противоположени­ем их. В настоящее время задача состоит в сопоставле­нии этих двух понятий и в раскрытии взаимного отно­шения между государством и обществом [...].

[...] Государство представляет собою несомненно форму общения и потому является видом родового понятия об обществе. Совокупность людей, образую­щих государственное население, создает в то же вре­мя и общество. Что же делает эту совокупность, народ, обществом? Как государственное население — это совокупность людей, подчиненных одной и той же власти. Но объединение под одной и той же властью создает и общий интерес, — интерес политического самосохранения, и побуждает к сотрудничеству в виде совместного противодействия угрозам данной полити­ческой группе. Таким образом, эта новая обществен­ная форма создается фактом существования государ­ственной власти. Но государство, как вид общества, не исчерпывает общественной жизни тех людей, которые входят в состав его населения. В пределах одного и того государства образуются многочисленные и разнообраз­ные общественные формы, национальные, вероиспо­ведные, профессиональные и др. Другие общества только частью укладываются в пределы государствен­ной территории, выходя иными своими частями за эти пределы, как, напр., церковь. Но и жизнь того обще­ства, которое полностью укладывается в пределах го­сударства, как его произведение, имеет свое самосто­ятельное содержание, независимое, отдельное от госу­дарства и подчас ему враждебное. На почве основного, первоначального общего интереса, который ярко про­является в редких случаях, в моменты сильной опасно­сти политическому существованию группы, вырастает масса новых интересов, объединяющих тех же людей уже независимо от государственного интереса.