Никифоров А.Л. - Природа философии. - 1991. И с кус ст во. Философия bbн ере лиги я
 Скачать 5.02 Mb.
|
|
Философия — теория мировоззрения. Все люди смертны 2. Все философы — мудры Все философы — люди Некоторые политики не мудры Следовательно, Следовательно все философы смертны некоторые политики не философы Обозначив термины этих силлогизмов соответственно буквами Р и М , мы увидим, что первый из них построен пой фигуре, а второй силлогизм — пой фигуре- Р Р- ММ Логика отвлекается от содержания наших рассуждений, выделяет их формальную структуру и исследует именно эти структуры. Она формулирует правила и принципы расположения Р и М в посылках и выводе, устанавливает формальные требования, которым должны удовлетворять посылки корректного рассуждения, и т.д. В этом смысле логика есть теория рассуждения. Приблизительно туже роль играет философия в отношении мировоззренческих систем она дает категориальный аппарат, который таили иная философская система наполняет конкретным содержанием. Конечно, категории сущности, субстанции, духа, материи, причины и т.п. в каждой конкретной философской системе приобретают специфическое содержание, причем разные философы придают им разное содержание. Однако каждая философская система оставляет в категории некоторый осадок содержания. Эти осадки наслаиваются друг на друга и образуют некоторое — пусть весьма бедное — содержание философской категории, независимое от той или философской системы. Конечно, любая категория, вырванная из контекста той или иной системы, превращается всухую скорлупку, лишенную ядра, крови и жизни. Мы видели, что логика точно также живые содержательные рассуждения превращает в сухие схемы. Но философия как теория мировоззрения изучает эти скорлупки и взаимоотношения между ними. Возьмем для примера категорию добра 65. Гедонистические системы определяют добро как то, что доставляет Ниже я опираюсь на очень ясную книгу Р. Г. Апресяна Идея морали. М, 1995. 115 Глава наслаждение и ведет к нему 66. Утилитаризм вкладывает в эту категорию свое содержание добро — это то, что полезно. Этика перфекционизма говорит о добре как о нравственном самосовершенствовании, а альтруизм видит в добре любовь и милосердие к ближнему. Если вырвать категорию добро из контекста разнообразных этических систем, то что останется в содержании этой категории? Философский словарь 67, если отбросить рассуждения, обусловленные конкретной философской системой (в данном случае — марксизмом, определяет добро как противоположность зла и как нечто нравственно-положитель- ное, как благо. А вот заглянув в Словарь русского языка СИ. Ожегова, мы обнаружим, что там добро истолковывается как положительное, хорошее, полезное. Посмотрим теперь на категорию сущность. Разные философы под сущностью понимали очень разные вещи одни считали сущностью глубинную конечную основу вещей и мира вообще, другие говорили о сущностях разных порядков, третьи подчеркивали относительный характер сущности и т.д. В Словаре русского языка (Ожегова) читаем, что сущность есть внутренняя основа, содержание, смысл, суть чего-нибудь». Однако с понятием причины дело обстоит несколько иначе. Словарь русского языка истолковывает причину как явление, вызывающее, обусловливающее возникновение другого явления Здесь, напротив, мы обнаруживаем почти буквальное воспроизведение смысла философской категории, взятое из философского словаря. О чем все это говорит? Из этого простого наблюдения можно вывести несколько любопытных следствий. Во-первых, отмеченное сходство философских определений категорий с значениями слов повседневного языка говорит о тесной связи философии с обыденным мировоззрением. Философия отталкивается от обыденного мировоззрения, ее фундаментальные категории заимствуются из повседневного языка, и абстрактное содержание этих категорий сохраняет содержание обыденных понятий. И за тысячелетия своего развития философия очень Там же, с. 157. 67 См. ст Добро и зло / / Философский энциклопедический словарь Философия — теория мировоззрения немного добавила к обыденному содержанию многих философских категорий. Во-вторых, философия проясняет и уточняет значения категориальных слов повседневного языка. Понятие сущность в философии все-таки гораздо богаче повседневного использования этого слова. А вот наш последний пример говорит о непрерывном обмене между философией и обыденным мировоззрением. Содержание понятия причина обыденное мировоззрение заимствует из философии. Таким образом, на абстрактном уровне философия демонстрирует тесную и непрерывную связь с обыденным мировоззрением и здравым смыслом. Теперь мы начинаем чувствовать, что концы с концами сходятся и узелки развязываются. Мысль о том, что философия существует в двух видах — в виде конкретных мировоззренческих систем ив виде абстрактной теории таких систем — кажется весьма плодотворной. Теперь мы понимаем, что именно абстрактные философские категории обеспечивают единство философии и являются основой коммуникации между представителями разных школ и направлений. Абстрактная, если можно так выразиться, философия дает концептуальный аппарат для формулировки философских проблем и их решений. Наполняя сухие философские категории собственным конкретным содержанием, философ, конечно, и проблемы, и решения формулирует своеобразно. Однако благодаря сохранению в категориях абстрактного содержания его проблемы и решения в какой-то мере могут быть поняты и оценены другими философами. Мы начинаем понимать, что и разговоры о научности философии не совсем уж беспочвенны. Конечно, конкретная философская система — не наука, понятие истины к ее утверждениям неприменимо, однако теория таких систем, устанавливающая общие соотношения между абстрактными категориями — сущностью и явлением, причиной и следствием и т.п. — уже гораздо ближе к науке и вполне может быть поставлена в один ряд с такими науками, как, например, математика. И с этой точки зрения многие философы, не стремящиеся к системосозиданию, разрабатывают какие- то проблемы на этом абстрактном уровне и имеют некоторые основания считать себя учеными. Они готовят инструментарий для обыденного мировоззрения и для создателей Глава мировоззренческих систем. В свое время я недооценил глубокой идеи нашего замечательного философа В. С. Швырева относительно того, что теоретический уровень научного знания связан с разработкой и совершенствованием концептуальных средств познания 68. А ведь эта мысль прямо применима к философии мировоззренческие системы применяют концептуальный аппарат, разрабатываемый на абстрактном философском уровне. И многие взаимоотношения между теоретическими эмпирическим знанием в науке будут воспроизводиться ив философии. Теперь я наконец начинаю понимать, с чего нужно начинать преподавание философии отталкиваясь от обыденного мировоззрения студентов, следует очертить круг фундаментальных мировоззренческих проблем и задать категориальные средства их формулировки. Обозначить области философского исследования как совокупность проблем, являющихся расщеплением одной из трех фундаментальных проблем мировоззрения, вместе с набором абстрактных категорий служащих для их формулировки и решения. Затем в самом общем виде изложить возможные решения этих проблем и тем самым обозначить важнейшие философские направления. Вот она, философия вообще И лишь после всего этого переходить к рассмотрению какой-либо конкретной области философии, либо отдельной философской школы, либо даже отдельной философской системы — кому что нравится. Тогда студент получит общее представление о философии — и оно будет одинаковым для всех — и вдобавок более глубоко познакомится с какими-то проблемами или сис темами. В сущности, здесь нет ничего нового. Когда некоторые авторы говорят о теоретической философии, по-видимо- му, они имеют ввиду уровень философствования, оторванный от конкретных философских систем и направлений. Мне не нравится слово теоретический в применении к философии. Но, может быть, это предубеждение, и имеет смысл говорить о теоретической и практической философии — практической в том смысле, что она выражена в конкретной философской системе, служащей мировоззренческой ос См Швырев В С. Теоретическое и эмпирическое в научном познании. М, 1978. 118 Философия — теория мировоззрения новой жизнедеятельности тех или иных людей. В этом смысле философия Спенсера или Ницше будет практической философией. Многие наши учебники по философии строятся именно таким образом или почти таким. Однако, как мне представляется, до сих пор это основывается на традиции и интуиции, а не на осознанном замысле. Однако самое главное заключается в том, что только здесь я стал осознавать, какой чудовищный промах я едва не совершил. Завороженный сиянием горных вершин философии — философских систем, я совсем не замечал основной философской работы, которая как рази осуществляется на этом абстрактном уровне. Вину за этот промах отчасти могли бы разделить со мной наши историки философии, у которых я учился. Что мы находим в последней и, по-видимому, лучшей на сегодняшний день истории философии 69 В основном великие имена и великие системы. А ведь большинство из нас не создает мировоззренческих система разрабатывает конкретные проблемы философии. Когда В.В. Ильин рассматривает критерии научности, он пытается выделить именно общезначимые принципы. Когда Е.А. Мамчур анализирует проблему несоизмеримости научных теорий, она взвешивает аргументы за и против и, опираясь на свое знание конкретных наук, пытается сформулировать проблему в точном абстрактном виде и оценить следствия тех или иных ее решений. Когда Л. Б. Баженов обсуждает структуру и функции естественнонаучных теорий, он дает сухой остаток десятков разных воззрений и точек зрения на этот вопрос. Я мог бы продолжать до бесконечности, но это значило бы перечислить всех работающих философов и их проблемы. Иногда это не проблемы, а отдельные категории. Например, ММ. Новоселов всю жизнь посвятил размышлениям о природе абстракций и о вопросах, встающих в связи сих истолкованием. Теперь я отчетливо увидел главный порок всего предшествующего изложения оно ориентировано на философские системы и их свойства. А работа скромных тружеников философии — моя работа — никак не была учтена, хотя она- то и дает жизнь философии как целому. Следовало бы пере История философии Запад — Россия — Восток. Кн. 1—4 / Мотрошилова Н. Вред. М, 1995 — 1999. 119 Глава писать всю книжку с новой точки зрения, ноя не стал этого делать пусть читатель получит еще один пример философского исследования и оценит, как далеко может завести философа изначально ущербная позиция. Мысль, куда влечешь ты меня?» Нас десятки лет зачисляли в диалектические материалисты. Теперь я понимаю, что многие из нас ими небыли. Занимаясь конкретными проблемами, мы учитывали все их решения, откуда бы они ни приходили, и старались найти свое, не карабкаясь в мировоззренческие выси. По своему мировоззрению мы были позитивистами, экзистенциалистами, идеалистами, но это редко сказывалось в наших решениях рассматриваемых вопросов. Именно эта работа на абстрактном, надсистемном уровне и создает тело философии — ее категориальный аппарат и формулировки проблем. Иона может считаться научной, ибо ее результаты носят интернациональный характер. Такая не очень заметная деятельность сотен философов готовит материал для возведения стройных философских систем. (Без работы Юма не было бы Канта (некому было бы разбудить, а Юма не было бы без Берклии Локка, а также других, не столь широко известных эмпириков.) 7.2. Области философского исследования По-видимому, несколько слов нужно сказать о сферах философского исследования, хотя этот вопрос заслуживает, конечно, более серьезного рассмотрения. До сих пор на полубессознательном уровне удерживается традиционное представление о том, что философия включает в себя три основные области онтологию — учение о бытии, гносеологию — учение опознании и логику — учение о мышлении. Это представление давным-давно устарело и, по- видимому, его следует отбросить. В самом деле, логика вот уже более ста лет как превратилась в самостоятельную дисциплину, и далеко не все философы с ней знакомы. Что касается онтологии, то большинство философов принимают современную научную картину мира, к которой философия мало что может добавить. Конечно, ив в. находились мыслители, создававшие онтологические картины, напри 120 Философия — теория мировоззрения мер Тейяр де Шарден, А. Уайтхед или JI. Витгенштейн периода Трактата. Но все эти попытки не привлекли внимания философского сообщества в качестве описания подлинной структуры реальности, хотя в других отношениях оказались чрезвычайно интересными. Возможно, интерес к метафизике и онтологии оживится либо в связи с развитием науки, либо в связи с осмыслением идей восточной философии и мифологии, либо еще по каким либо причинам. Однако в настоящее время я не вижу большого смысла в философских разговорах о бытии ив онтологических категориях — пространство, время, движение, материя, сущность, субстанция, количество, качество и т.п. Во всяком случаев учебном курсе я не хотел бы тратить время на их рассмотрение. Так, может быть, Ф. Энгельс был не так уж неправ, утверждая, что от всей предшествующей философии остается лишь диалектика и учение опознании Действительно, в XX в. гносеология была важнейшей областью философских исследований. Здесь сформировалась особая философия науки, результаты которой получили всеобщее признание и вошли в фундамент философского образования. Однако чем ближе к концу века, тем большее внимание стала привлекать философия человека. Демографические взрывы, мировые войны, экологические кризисы, с одной стороны, пер- соналистские, экзистенциалистские, герменевтические школы с другой, постепенно сделали центром мировоззренческих интересов человека и общество. Уже и гносеологическая проблематика отходит на второй план, и к философии науки стремительно падает интерес, и все громче и настойчивее звучит вопрос что же есть человек Для чего он живет Что есть общество Как оно развивается Как совместить национальную разделенность с интересами всего человечества Что есть прогресс И т.д. Давно пора Читая ныне рассуждения Платона и Аристотеля обустройстве мира, о физических явлениях, о стихиях или биологических организмах, можно только снисходительно улыбнуться как далеко с тех пор ушли физика, астрономия, химия, биология Но читая их рассуждения о государстве, политике, оправах и добродетелях гражданина, о собственности, поражаешься тому, что в понимании общества и человека мы очень мало добавили к их Глава воззрениям. Наше знание природы и наши технические возможности в колоссальной степени превосходят наше знание общественных явлений и наше умение организовать общественную жизнь. Сейчас этот разрыв становится катастрофическим. И именно это тревожит ныне обыденное сознание миллионов людей и требует философского осмысления. По-видимому, место традиционной онтологии, метафизики должна занять социальная онтология — учение о социальном бытии. И первыми философскими категориями должны быть категории социальной философии общество, нация, государство, деятельность, производство, право, власть, политика и т.п. А над этим базисом должны надстраиваться категории философской антропологии личность, творчество, свобода, добро и зло, смысл жизни, смерть и бессмертие и т.п. И рассмотрение проблем общественной жизни и личности должно занять место наших прежних разговоров опере ходе количества в качество, о первичности материи, о пространстве и времени. Короче говоря, философская антропология и социальная философия — вот что занимает место традиционных философских областей. Я с грустью прихожу к этому выводу, ибо всю жизнь посвятил проблемам логики, теории познания, философии науки и на новом этапе развития философской мысли, скорее всего, окажусь на обочине ее магистрального пути Глава 8. ФИЛОСОФИЯ КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ Оставим, наконец, рассуждения. Быть может, для понимания природы философии стоит обратиться к личности философа, посмотреть, что это за человек, чем живет? Философия — удивительная вещь Занятия ею ни для кого не проходят бесследно. Можно поработать слесарем или инженером, трактористом или бухгалтером и остаться все таким же, каким ты был до этого. Но некоторые виды деятельности, даже если занимаешься ими ради получения средств к существованию, накладывают на человека столь глубокий отпечаток, что изменяют внутреннюю структуру его личности. Такова, намой взгляд, философия. Это не профессия, хотя существуют профессиональные философы. Это — образ жизни. И если верно, что философия создается философами, то столь же верно, что философ — продукт философии. Поэтому посмотрите на философа, на сборища философов — ивы лучше станете понимать, что такое философия. Начать с того, что философ значительную часть своей жизни проводит в саду Эпикура» — в полувоображаемом, полу реальном мире своих любимых мыслителей. Это неизбежно. У каждого философа свой сад и своя компания. Для меня это — нечто вроде средневекового города с величественными соборами и великолепными дворцами громадных философских систем, между которыми теснятся скромные хижины и часовенки менее значительных мыслителей. Улицы, улочки, переулки моего города — философские проблемы, дома по сторонам улиц — их решения. В городе множество кварталов вдали сверкают мраморные дворцы античности — Парфенон Платона, Колизей Цицерона и Сенеки; ближе — квартал эмпириков, напротив которых живут рационалисты. Отгородились забором диалектики — гегельянцы ив клубах дыма и тумана превращают бытие в ничто, а из ничто — к удивлению глазеющей публики — извлекают Глава нечто. Их ругательски ругает желчный волевой старик Шо пенгауэр. Интересно Возле огромного камня стоит и чешет в затылке Уайтхед: вот ведь — создал камень, который ни сам он, ни все его комментаторы не могут поднять А на поляне горланят молодые логические позитивисты — Венский кружок во главе со своим профессором Шликом. Кидают камни в окна соседних домов и дружески чокаются с единомышленниками из Берлина, Варшавы, Лондона. Вот бы удивились Эрнст Махи Людвиг Больцман, увидев такой бедлам на своей бывшей кафедре! Приятно побродить по улицам этого города. Заглянуть в монастырь Сен-Дени и поговорить с Абеляром об истории его бедствий, о любви, об Элоизе. Встретить Раймунда Лул- лия, назойливо расхваливающего свою нелепую логическую машину и не подозревающего о том, что через четыре сотни лет великий Лейбниц одобрительно отзовется о его идее. А что сказал бы сам Лейбниц, узнав о результатах Геделя? Он, без сомнения, понял бы их и вполне бы смог оценить их значение для своей всеобщей характеристики. Очень поучительно побеседовать с респектабельным английским джентльменом Джоном Стюартом Миллем — все знает, все понимает, терпелив и снисходителен. Этот город странным образом пересекается с реальным миром. Некоторые его обитатели кажутся более живыми, чем многие из ныне живущих людей. А кое-кто из ныне здравствующих философов уже оказывается жителем этого воображаемого мира. Здесь возможны необычайные и даже поразительные вещи. Встречаешь знакомого тебе молодого человека, прогуливающегося под руку с Георгом Кантором невдалеке от психиатрической лечебницы беседуют, пытаются понять актуальную бесконечность. А вот краса и гордость философского факультета, сводившая когда-то сума профессоров и студентов, хохочет и напропалую кокетничает то с Хайдеггером, то с Гадамером, а сзади уныло плетутся Дильтей с Виндельбандом — к ним она уже охладела. Известный исследователь магии и колдовства вместе с африканским шаманом развешивает кишки на дереве, чтобы оценить влияние этой процедуры на погоду. Свернув за угол, налетаешь на толстого и веселого знатока алхимии. По-ви- димому, он нашел-таки свой философский камень, потому Философия как образ жизни что по любому вопросу всегда может и хочет сказать что-то интересное. И, встречая В. Ф. Асмуса, я раскланиваюсь с ним точно также, как раскланиваюсь с Т. И. Ойзерманом, когда он заходит в Институт философии РАН]. Ж изнь в этом философском мире стечением времени придает философу черты, которые, быть может, и небыли свойственны ему как отцу семейства и университетскому преподавателю. Он обретает скромность и трезвость самооценки привыкнув соотносить результаты своих размышлений с достижениями великих мужей прошлого, он понимает, насколько слаба и стереотипна его мысль, как ничтожны его успехи, как микроскопически мало они добавляют (если вообще добавляют) к колоссальному наследию прошлого. Он теряет всякую самоуверенность и обретает драгоценное свойство сомнения уж если заблуждались и говорили глупости такие люди, как Декарт или Гегель, то как я могу быть уверен в том, что мне удалось сказать что-то разумное, доброе, вечное Поэтому всякий фанатизм, всякие претензии на обладание конечной (или какой-либо) истиной в философии ему смешны и отвратительны. Конечно, быть может, интересно читать отцов церкви или Фому Аквината, но разговаривать сними было бы, боюсь, невозможно. Зная по собственному опыту, каких чудовищных усилий требует хотя бы небольшое продвижение в рассмотрении той или иной философской проблемы, философ с сочувственным пониманием воспринимает работы своих коллеги всегда готов радостно приветствовать новую мысль, оригинальное построение, даже если относится к ним критически. И не имеет значения, кто высказал эту новую мысль — молодой аспирант или маститый академик перед лицом вечности все равны. Ощущая себя каплей тысячелетнего потока философской мысли, философ нечувствителен к суете сегодняшнего дня, к переменам моды, к газетной шумихе. Ему смешны газет но-телевизионные кумиры, сиюминутные витии и вожди. Он помнит блистательные филиппики Демосфена, отточенное речи Цицерона, громоподобные выступления Мирабо и Дантона, и его не соблазняет косноязычное бормотание современных политиков и государственных деятелей. Мелкие заботы повседневности предстают в своем подлинном ничтожном значении, когда смотришь на них с высоты звезд Глава Философ, по-видимому, самый свободный человек в этом мире. Даже ученый в своем творчестве вынужден считаться с фундаментальными принципами естествознания и признанными теориями, в противном случае его выкинут из научного сообщества. Только философ не знает никаких ограничений. Он играет в понятия, в мысли и сам устанавливает правила игры. Две тысячи лет философы признавали одну, две, ну, пять субстанций. Казалось, куда больше Приходит Лейбниц и строит мир монад, в котором каждая монада — особая субстанция. Аристотель сформулировал законы мышления, которые считались и законами бытия тождества, непротиворечивости, исключенного третьего. Гегель отбрасывает эти законы и заявляет, что нет никакого тождества и всякая вещь разрывается противоречиями. Это восхитительное чувство абсолютной свободы делает игру в философию захватывающе интересным занятием, которому философ предается с упоением мальчишки, сутра до вечера гоняющего во дворе мяч или прилипшего к игровому автомату. Конечно, философ внушает окружающим, что он работает, сидя за столом, и с недовольным видом отправляется в магазин или моет посуду. На самом же деле он тянется к философии как к любимому и тайному пороку и счастлив за своим письменным столом. Поэтому он всегда весел, доброжелателен и немного сочувствует окружающим у них ведь нет такой увлекательной игры! Где это вы видели таких философов — недоверчиво спросите вы меня. Верно, конечно. Часто лишь в своих книгах философ таков, каким я его вижу. А в жизни это живой человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Свое философское мировоззрение философ выражает в своих произведениях, а в живом его сознании философия совмещается с обыденными даже с религиозным мировоззрением. И руководствуясь житейскими целями и страстями, философ делает карьеру и зарабатывает деньги, он может быть мелочен и обидчив, суеверен и суетлив... «Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен; Молчит его святая лира Философия как образ жизни |