Орлов А.Б. - Психология личности и сущности человека - 2002. И сущности человека парадигмы, проекции, практики
 Скачать 1.69 Mb.
|
|
Глава III. ЧЕЛОВЕК И ПРОЦЕСС ДУХОВНОГО ПРОИЗВОДСТВА: ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПРОЕКЦИЯ Состояние ребенка есть состояние сознания суфия. Ошо Тончайшее насилие в мире — пытаться изменять кого-то, формировать по каким-то, пусть и благородным, образцам. Это лишь будет означать, что вы жестоки и агрессивны. Вы не принимаете другого таким, каким создал его Бог. У вас предложения и идеи лучше, чем само Божественное. Вы хотите улучшить Целое. Да вы просто глупы! Ошо 1. К ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ ДЕТСТВА Традиционная психология детства и ее принципы Выше уже отмечалось, что современный мир кардинальным образом отличается от мира, в котором жили наши бабушки и дедушки. Развитие человечества вступило в период глобальных проблем, или, точнее, развитие мира человека породило, создало эти глобальные проблемы. И теперь, как никогда раньше, становится очевидно, что продолжение развития «по старым рельсам» неминуемо приведет мир к тотальной (военной или экологической) катастрофе. Очевидно также, что выход из создавшегося положения нелепо искать в неких «преимуществах» более прогрессивных социальных систем, в социальности как таковой: исторический опыт показывает, что все социальные системы в современном мире являются генераторами и источниками глобальных проблем. Стереотипы старого мышления оказываются сейчас 112 крайне опасными, поскольку они лишь маскируют реальные проблемы современности. Одним из таких стереотипов является комплекс традиционных представлений о соотношении мира взрослых и мира детей, взрослости и детства. С момента своего возникновения, т.е. с середины XIX в., в процессе автономизации от общей психологии и вплоть до настоящего времени психология детства (детская и педагогическая психология) основывается на идеях прогрессивной эволюции. Эти идеи, сформулированные в трудах Ч.Дарвина, Э.Геккеля, Г. Спенсера, — натурфилософские представления о единстве развивающегося мира, о его неуклонном и бесконечном развитии — были полностью восприняты психологией детства. Мир человека виделся ей как единый и бесконечно прогрессирующий в филогенезе. Онтогенез человека в полном соответствии с духом биогенетического закона Ф. Мюллера и Э. Геккеля рассматривался как повторение филогенеза, а детство -- как подготовка к взрослой жизни. Согласно этим представлениям, мир человека эволюционирует благодаря деятельности взрослых, опыт которых является субстратом для развития детей. Таким образом, человек фактически уподобляется любому другому биологическому виду, в котором эволюционные изменения создают взрослые особи, тогда как детеныши — это, скорее, сырье, материал, в котором материализуется, воплощается генетически закрепляющийся опыт взрослых. Единственное различие между эволюцией мира животных и эволюцией человека виделось лишь в формах (генетическая и культурная) фиксации и передачи приобретенного опыта. Иначе говоря, в соответствии с традиционным пониманием мир человека — это мир взрослого человека. Мир детей является пусть важным, но все же только элементом мира взрослых. Более того, мир взрослых формирует мир детей по своему образу и подобию. В XIX — в первой половине XX в. указанная традиционная научная схема не противоречила действительности. Однако сейчас понятно, что воспроизводство мира взрослых неразрывно связано с воспроизводством глобальных проблем этого мира. Воспроизведение сегодняшнего отношения к потенциальному противнику (кем бы он ни был), сегодняшнего отношения к природе уже в следующем поколении может привести к самым катастрофическим последствиям. Как же преодолеть тот порочный круг, когда трансляция опыта мира взрослых в процессе обучения и воспитания детей воспроизводит мир взрослых со всеми его нерешенными и все более обостряющимися глобальными проблемами? Ясно одно: сейчас нельзя учить и воспитывать детей так, как взрослые делали это раньше. На наш взгляд, глубоко порочна и идея о том, что нужно улучшать существующее обучение и воспитание: любые решения на этом пути лишь ускорят «прогресс» мира взрослых. По-видимо- 113 му, необходимо пересмотреть, а затем и перестроить сами основания отношений между миром взрослых и миром детей. Сформулируем принципы традиционных отношений между этими мирами. Принцип субординации: мир детства — это часть мира взрослых, часть, не равноценная целому и подчиненная ему, его целям, его установкам, его стремлениям и ценностям; мир детства — несамостоятельный придаток мира взрослых, его «обоз», его «склад заготовок», его «материал». Принцип монологизма: мир детства — это мир учеников и воспитанников, мир взрослых — мир учителей и воспитателей; мир детства — чистая потенция, лишенная своего собственного и ценного для мира взрослых содержания; мир взрослых существует, тогда как мир детства лишь взрослеет, усваивая содержание мира взрослых; взаимодействие этих субординированных миров монологично и однонаправлено a priori, содержание взаимодействия транслируется только в одном направлении — от взрослых к детям. Принцип произвола: мир взрослых всегда жил по своим законам и всегда навязывал эти законы миру детей; мир детства всегда был беззащитным по отношению к миру взрослых, всегда лишь воспринимал воздействия мира взрослых, но никогда не воздействовал на него. Принцип контроля: мир детства всегда находился под полным контролем мира взрослых; этот контроль традиционно рассматривался как необходимый элемент процессов обучения и воспитания, обеспечивающих фактически принудительную ассимиляцию мира детства миром взрослых. Принцип взросления: развитие мира детства всегда рассматривалось как взросление, т.е. планомерное движение детей по созданной миром взрослых «лестнице» возрастов; в соответствии с данным принципом мир детства обречен на взросление; нарушения процесса взросления традиционно оценивались взрослыми как аномалии, а все виды и проявления инфантилизма — как следствия физических или психических заболеваний; напротив, нормальное взросление обычно связывалось с рождением так называемой полноценной, т.е. социально адаптированной, личности. Принцип инициации: во всех обществах всегда существовали граница между миром детства и миром взрослых и так называемые процедуры инициации, т.е. перевода человека из одного мира в другой; однако такой раздел миров всегда сочетался с глубоким вторжением мира взрослых в мир детства, с глубоким и всесторонним инициированием проявлений взрослости. Принцип деформации: мир детства всегда так или иначе деформирован вторжением мира взрослых; подлинная природа, «чистая культура» мира детства взрослым фактически неизвестна, так 114 как в любом из детских возрастов мир взрослых видит только проявления взрослости или отклонения от этих проявлений (инфантилизм, невоспитанность, необученность и т.п.). Традиционные отношения между миром взрослости и миром детства составляют, на наш взгляд, комплекс наиболее устойчивых и ригидных стереотипов цивилизации. Поэтому не удивительно, что развитие современной психологии детства как в нашей стране, так и за рубежом проходило под мощным и плохо осознаваемым влиянием этих стереотипов. Основные идеи, концепции, гипотезы, методы и факты этой психологической научной дисциплины во многом стали производными от традиционных принципов построения отношений между миром взрослых и миром детей, сложились в рамках центрированной на мире взрослых ассимилятивной парадигмы. Свою основную задачу психология детства всегда видела в изучении мира детства с целью обеспечения его ускоренного и оптимального (опять же с точки зрения мира взрослости) взросления, создания научно обоснованных технологий обучения и воспитания детей. Все успехи и достижения психологии детства (за очень немногочисленными исключениями) связаны с продвижением по этому пути. Традиционная психология детства — подлинная креатура мира взрослости, одно из наиболее изощренных орудий деформирования мира детства и контроля над ним. Ценности мира взрослых и глобальные проблемы Анализ ценностей, наиболее характерных для всех периодов развития человечества, приводит к выводу, что мир взрослости как таковой в целом — это мир, всегда стремившийся и стремящийся поныне к экономическому, политическому и интеллектуальному могуществу. Иначе говоря, мир взрослых — это мир, кумирами которого всегда были и остаются по сей день Богатство, Власть и Рассудок. Эти компоненты могущества теснейшим образом взаимосвязаны в мире взрослости, именно они определяют по большому счету все области и сферы его материальной и духовной жизни. Именно господство этих «общечеловеческих» ценностей в современном мире, оказавшемся в полной зависимости от собственной практики, порождает все глобальные проблемы: стремление к богатству вызывает безграничную эксплуатацию природы, безудержный и дисгармоничный рост промышленности и т.д. и в результате — экологическую проблему; стремление к власти ведет к неконтролируемой гонке вооружений, непрекращающимся схваткам за передел мира и расширение сфер влияния, к локальным и региональным войнам и т.д. и в итоге — к нарастающей угрозе термоядерной войны; стремление к интел- 115 лектуальному превосходству порождает неконтролируемое развитие науки, так называемый научно-технический прогресс, объективно обслуживающий прежде всего экономику и политику и являющийся сейчас подлинным катализатором тех угроз, которые современная цивилизация создала природе и всеобщему миру. Есть ли выход из этого заколдованного круга, в котором каждое новое поколение, обучаясь и воспитываясь в соответствии с ценностями и установками мира взрослых, неуклонно и со все возрастающим ускорением толкает цивилизацию по явно тупиковому пути обострения глобальных проблем? Еще в начале нашего века этих проблем просто не существовало, природа казалась неисчерпаемой, а планета — бессмертной. Всего за несколько десятилетий ситуация кардинальным образом изменилась. Буквально на наших глазах туннель, по которому поезд цивилизации движется в будущее, становится шахтой, ведущей в небытие. Мир взрослого могущества бессилен решить свои проблемы, само его существование подвешено сейчас на тончайшей нити, которая может оборваться в любой момент. Единственный путь выживания и спасения — отказ от господствующих ценностей этого мира. Для того чтобы сохранить мир взрослости, нужно отказаться от него, от самой его сути. Более того, мир взрослости должен отказаться и от своего традиционного отношения к миру детства, от всех оснований и принципов этого отношения. Это возможно при следующих двух основных условиях. Во-первых, мир взрослости должен понять и осознать окончательно, что сам по себе, продолжая движение по своим накатанным рельсам, развиваясь исключительно по своей логике, по своим законам, он неминуемо обречен; он должен почувствовать, что угроза его собственного уничтожения является неотвратимой и смертельной; он должен почувствовать себя (и, быть может, не один раз) на самом краю пропасти, чтобы иметь возможность заглянуть в нее. Во-вторых, он должен столь же отчетливо понять, что возможность выживания и спасения, возможность альтернативного пути развития всегда сопутствовала миру взрослых, оставаясь при этом незамеченной и непонятой, и что эта возможность — в мире детства. Старая суфийская притча О великом императоре Акбаре рассказывают, что в его дворце было девять мудрецов. Он был достаточно богат для того, чтобы содержать их. Их так и звали: Девять драгоценностей. Но незаметно было, чтобы он чему-нибудь научился у них, потому что обучение требует иных отношений: надо, чтобы учащийся сдался, преклонился. А как вы можете сдаться своему собственному слуге? Это почти невозможно. Вы можете приказывать ему, но не подчиняться. 116 Рассказывают, что однажды Акбар был очень разгневан, призвал к себе девятерых своих мудрецов и сказал им: «Люди твердят о том, что вы — величайшие мудрецы в мире, но вы здесь, а я не научился от вас ничему. В чем дело? Вы — здесь, а я все тот же». С одним из мудрецов пришел ребенок, он очень хотел посмотреть на царский дворец. Мудрецы молчали, а он рассмеялся. Акбар возмутился и спросил: «Почему ты смеешься? Во дворце это звучит оскорбительно. Разве твой отец не объяснял тебе, как надо вести себя в присутствии великого царя?» И ребенок ответил: «Я смеюсь, потому что молчат эти девять мудрецов. И я знаю, почему они молчат. И я знаю, почему ты не в состоянии чему-либо научиться у них!» Акбар пристально взглянул в лицо ребенка, оно дышало чистотой детства и невинности, и в то же время оно было древнее времени. Когда ребенок еще совсем невинен, вы можете увидеть эту древность в его лице, ибо ребенок не просто ребенок; он несет груз всех испытаний своих прошлых жизней. И Акбар спросил его: «Не можешь ли ты научить меня чему-либо?» И ребенок спокойно ответил ему: «Да!» И Акбар повелел: «Что ж, тогда учи!» А ребенок на это ответил ему: «Ладно, но прежде ты сойдешь со своего трона, а я сяду на него. И тогда ты будешь спрашивать меня как ученик, а не как царь». И говорят, что Акбар понял; понял, что девять мудрецов были не нужны. Он не мог ничему научиться от них не потому, что они не умели учить, а потому, что он не был готов, не был достаточно смиренным, оставался по отношению к ним царем. И рассказывают, что Акбар и впрямь сошел с трона и сел на пол у ног ребенка, а тот сел на трон и сказал: «Вот теперь спрашивай, но как ученик, а не как царь». А Акбар так ничего и не спросил. Предание гласит, что он поблагодарил ребенка, поклонился ему и молвил: «Отпала теперь нужда в вопросах. Простое смиренное сидение у ног твоих уже многому меня научило» [28, с. 173—174]. Новая психология детства Слабый может спасти сильного, бедный — богатого, наивный — умного. Эта истина Нового Завета почти две тысячи лет фактически игнорировалась миром взрослых как одна из издержек его «чрезмерной метафоричности». А между тем все евангелия пронизаны совершенно особым, уважительным и почтительным отношением к детям и детству. В качестве примера приведем всего лишь одну цитату. В Евангелии от Матфея (18, 1 — 14) говорится: «...ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царствии Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его 117 посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царствии Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. ...Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих...» [73, с. 1034—1035]. В XIX в. эту истину проповедовал Ф.М.Достоевский, открыто оспоривший «счастье» мира взрослости, построенное на загубленной жизни ребенка. Особость, особенность мира детства Ф.М.Достоевский воспринимал обостренно. В романе «Братья Карамазовы» это обостренное восприятие выражено, в частности, примечательной фразой Ивана Карамазова: «Дети, пока дети, до семи лет например, страшно отстоят от людей: совсем будто другое существо и с другою породой» [86, с. 217]. В XX в. эта истина перешла от Ф. М.Достоевского и Л. Н.Толстого к Г. Гольдшмиту (Я.Корчаку) и А. Сент-Экзюпери — подлинным идеологам новой человечности. Они каким-то непонятным образом, недоступным подавляющему большинству взрослых, были способны воспринимать природу, «чистую культуру» мира детства, позволяли ей быть такой, какая она есть, умели вступать в диалог с этой культурой. Г. Гольдшмит всем своим творчеством утверждал «право ребенка быть тем, что он есть» [16]. В его замечательных книгах есть и прямые обвинения в адрес традиционной психологии детства. Вот лишь один из примеров: «Исследователи решили, что человек зрелый руководствуется серьезными побуждениями, ребенок импульсивен; взрослый логичен, ребенок во власти прихоти воображения; у взрослого есть характер, определенный моральный облик, ребенок запутался в хаосе инстинктов и желаний. Ребенка изучают не как отличающуюся, а как низшую, более слабую и бедную психическую организацию. Будто все взрослые — ученые профессора. А взрослый — это сплошной винегрет, захолустье взглядов и убеждений, психология стада, суеверие и привычки, легкомысленные поступки отцов и матерей, взрослая жизнь сплошь, от начала до конца, безответственна!» [16, с. 22]. Но, может быть, пришло время, когда эта «парадоксальная», эзотерично и эмоционально выраженная идеология наконец перестанет находиться в жесткой оппозиции к науке? Нам представляется, что сейчас, в начале XXI в., функцию отдельных идеологов-гуманистов должна воспринять новая психология детства. Она призвана показать миру взрослости подлинное содержание и предназначение мира детства. 118 Столь характерные для нашего времени попытки переосмыслить базовые ценности мира взрослости создают благоприятные условия и для переоценки ценностей и стереотипов в психологии детства. Прежде всего должны быть пересмотрены господствующая здесь ассимилятивная парадигма, сами основания и принципы отношений между миром взрослых и миром детей. Одна из первостепенных задач новой, гуманистической психологии детства заключается в том, чтобы на языке научных фактов обосновать законность такого пересмотра. Сформулируем принципы новых отношений между миром взрослости и миром детства. Принцип равенства: мир детства и мир взрослости — совершенно равноправные части (моменты, аспекты) мира человека, их «достоинства» и «недостатки» гармонично дополняют друг друга. Принцип диалогизма: мир детства так же, как и мир взрослости, обладает своим собственным содержанием, представляющим несомненную ценность для мира взрослости, — концентрированной, интегрированной, гармонизированной субъектностью (сущностью), т. е. духовностью и нравственностью; взаимодействие этих двух миров должно строиться как диалогичный и целостный «учебно-воспитательный» процесс, в котором обучение представляет собой движение содержания мира взрослости в мир детства, а воспитание, напротив, — движение содержания мира детства в мир взрослости. Принцип сосуществования: мир детства и мир взрослости должны поддерживать обоюдный суверенитет, исходить из идеи невмешательства, ненавязывания друг другу своих ценностей и законов; любая акция одного из этих миров не должна наносить ущерба другому; прежде всего, мир взрослых должен принять как закон следующее: дети не должны страдать от действий взрослых, какими бы побуждениями эти действия ни мотивировались. Принцип свободы: мир взрослости должен исключить все виды контроля над миром детства, предоставить ему полную свободу выбирать свой собственный путь, каким бы этот путь ни был, обеспечивая при этом лишь условия сохранения жизни и здоровья детей. Принцип соразвития: развитие мира детства — это процесс, параллельный развитию мира взрослости; аномалией процесса развития является лишь остановка самоактуализации как ребенка, так и взрослого, т.е. любая стагнация «учебно-воспитательного» процесса; изменение хронологического возраста человека в сочетании с его развитием есть одновременно и его взросление (эффект обучения, приобщения к миру взрослости), и его инфанти-лизация (эффект воспитания, приобщения к миру детства); цель развития любого человека — прогрессирующая гармонизация внутреннего Я и внешнего Я, сущности и личности как психологиче- 119 ских инстанций, представляющих во внутреннем мире человека мир детства и мир взрослости. Принцип единства: мир детства и мир взрослости не образуют двух разграниченных миров, но составляют единый мир людей; между этими мирами не должно быть какой бы то ни было (возрастной, конвенциональной и т.п.) границы, не перейдя которую человек является ребенком, а перейдя — взрослым. Принцип принятия: особенности любого человека должны приниматься другими людьми такими, каковы они есть, безотносительно к каким бы то ни было внешним эталонам, нормам, параметрам и оценкам взрослости и детскости. Таким образом, новый взгляд на психологию детства состоит в преодолении традиционных стереотипов в отношениях между миром взрослости и миром детства и выработке новой, гуманистической парадигмы — аккомодативной или центрированной на мире детства, в создании новых, отвечающих данной парадигме принципов, идей, концепций, гипотез и методов. Свою основную задачу гуманистическая психология детства должна видеть не в разработке все более изощренных средств и способов, методов и технологий ассимиляции мира детства миром взрослости, а в создании психолого-педагогических условий для успешной аккомодации мира взрослости к миру детства с целью их гармонизации и совместного продуктивного развития. Для этого психология детства должна доказать и показать с помощью научных фактов существование «чистой культуры» детства (сущности), должна обеспечить ее существование рядом с миром взрослости. Только так будут созданы условия для подлинного диалога мира взрослости с миром детства и будет преодолен «диалог» взрослых со своими собственными проекциями (порождениями и двойниками в мире детства). Только так — через подлинный диалог с другим, а не через мнимый диалог с самим собой в другом — мир взрослости сможет получить качественно иное (пока ему глубоко чуждое) содержание. Благодаря этому мир взрослости сможет обогатиться, претерпеть качественное развитие, поскольку в самом мире взрослости как таковом есть лишь видимость развития, сводящегося в действительности к аккумуляции органически присущих ему проблем и противоречий и к увеличению масштаба этих проблем. В результате такого (подлинного) диалога, содержательного взаимодействия мира взрослости и мира детства взрослые и дети станут в будущем (если, конечно, этому будущему вообще суждено быть) совершенно непохожими на сегодняшних взрослых и детей. Мир детства — разомкнутый в человечество и вечно обновляющийся мир природы. Дети — подлинные миротворцы будущего и терапевты настоящего. Мир взрослых болен, путь в будущее для 120 него закрыт. У этого мира нет больше выбора: он перестанет существовать, если не сможет увидеть и принять мир детства в его самоценности. Только так (т.е. только вместе с миром детства) мир взрослости получит возможность войти в будущее, но уже как мир нового (в буквальном смысле слова) человека. |