Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с. Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст. Институт открытое общество
 Скачать 2.9 Mb.
|
|
101 Однако для специалистов, не занимающихся непосредственно исследованием социологических (социальных) проблем, слово «исследователь» (и в этом смысле «социолог») неуместно. Для них больше подходит — и здесь нельзя не согласиться с известным демографом В. А. Борисовым — слово «ученый», «научный сотрудник» либо «сциентист», «публицист» и т. п. Разумеется, специалисты по истории социологии, посвятившие себя вторичному анализу или комментированию теорий и результатов исследований, в большей мере социологи, чем ученые — администраторы или юристы, физики и т. п., но в меньшей мере, чем те, из чьих рук они получают первичную информацию. Самым главным этапом проведения социологического изучения семьи, как уже отмечалось, является разработка его теоретического раздела, а при создании программы исследования — это уточнение теории вопроса и концепции. Конечно, важно определить правильно объект и единицы наблюдения, а также в соответствии с правилами процедуры собрать данные и обработать их на компьютере. Наконец, велика роль завершающего анализа информации и составления научного отчета, его подготовки для публикации. Нужны все этапы, но всего нужнее самый первый по порядку и по смыслу процесс работы над концепцией, поскольку потом, после пилотажной, пробной проверки инструментария и гипотез, уже ничего нельзя будет изменить. Видимо, при анализе данных можно о чем-то умолчать, что-то убавить, но, увы, невозможно прибавить к содержанию, заданному положенной в основу теорией, того, что отсутствовало в ней с самого начала. Таким образом, рабочая теория задает диапазон содержательной информации и ее интерпретации, и поэтому сама работа над теоретическим разделом программы исследования должна рассматриваться как творческий процесс, а не как формальность, позволяющая зафиксировать в письменном виде известные теоретические положения, но применительно к конкретным условиям осуществления заданного исследовательского проекта. В теоретическом разделе важно оговорить исходные предпосылки исследователя и возможные воздействия на будущие результаты условий данного исследования. Другими словами, надо описать в программе меры по нейтрализации возможного искажения данных в связи с типом проектируемой выборки и спецификой метода сбора материалов. Каждый из социологических методов (наблюдение, анализ документов и опрос) характеризуется различными свойствами неконтролируемого взаимодействия объекта и условий исследования. Учет данного обстоятельства при подготовке исследования и при заданных уже целях может существенно изменить всю организацию деятельности по осуществлению проекта. К сожалению, в учебниках труд- 102 но дать рекомендации относительно того, как при определенной цели исследования выбрать адекватный ей метод исследования с учетом имеющихся возможностей исследователей. Для этого необходимо знать конкретно очень многое, но в том-то и польза учебных пособий по методологии социологических исследований разных сфер социальной деятельности, что знание общих принципов дает способным исследователям мощное оружие — метод как искусство исследовательского «священнодействия» по решению злободневных социальных проблем средствами социологического исследования. С точки зрения потенциальной деформации данных наиболее уязвимым является метод опроса, наименее — анализ документов, и среднее между ними положение «золотой середины» занимает метод наблюдения. На чем основано это суждение (разумеется, речь идет об изучении семейных отношений, о сравнительной ценности трех основных методов применительно к семейной сфере), что тут принимается прежде всего во внимание? Важен учет степени «естественности» исследуемого материала в сопоставлении со степенью его «искусственности». При опросе сначала создается анкета или вопросник интервью, и потом эта хитросплетенная сеть с приманками разного рода «набрасывается» на респондентов. Документы же разного рода (а в широком смысле все может именоваться документом) никогда не предназначаются для какого бы то ни было изучения, они плод спонтанных действий участников социальной пьесы В идеале социолог должен уметь так организовать свой поиск, чтобы свести к минимуму конструирование требующейся об объекте информации. Например, изучая социальную структуру и социальную мобильность семей, можно обратиться к историям жизни, рассказанным представителями разных семейных поколений. При этом социолог свои вопросы к социальной реальности как бы переадресует выбираемым им собеседникам. Подобное перекладывание забот «на чужие плечи» заметнее всего в разного рода опросах (анкетировании, интервью, тестировании и т. п.). Если же воспользоваться тем материалом, который создавался в жизни, то тут, пожалуй, только в процедуре отбора скажется исследовательский «произвол». Можно взять для изучения семейные фотографии, письма, дневники и т. д. А можно, как это сделал кто-то из зарубежных исследователей, проследить социальную структуру семей по захоронениям на кладбище. Чем ближе семейная оградка к церкви, тем выше социальное положение семьи, чем больше мрамора, тем богаче семейный клан. Тут также уместны сомнения; насколько обоснован с точки зрения выяснения статуса семьи выбор столь необычных инди- 103 каторов, как захоронение, близость к церкви, измерение расстояний, число обследованных семейных оград, и т. п. Но важно другое — социолог взял в качестве документа реальность, существующую вне и независимо от каких-либо исследований. Поэтому этот материал в сравнении с рассказами о семейных историях надежнее. Любой рассказ — это уже интерпретация, но ориентированная на своих, на членов семьи (через письма и дневники), а не на исследователя и не на широкую публику (как это бывает в мемуарах). Рассказ о жизни семейных поколений по просьбе социолога — это другая интерпретация событий, ориентированная на «общество» в лице исследователя. Это, так сказать, «вторичная» интерпретация в отличие от «первичной», предназначавшейся для своих, лишь для членов семьи. В свою очередь размышления социолога — это уже «третичная» интерпретация того, что «первично» рассказывалось своим в качестве обыденной интерпретации и что было специально процежено сквозь сито «вторичной» интерпретации, приспособленной к ушам интервьюера. Пример с захоронениями ярко оттеняет социальную суть «естественного» документа: здесь нет даже «первичной интерпретации». Именно в этом принципиальная разница между методом анализа документов и методом анализа анкет или записей интервью. Анкета — это всегда как минимум вторичная интерпретация, а документ как максимум — первичная. В нашем примере с захоронениями, конечно же, можно рассматривать ограду, памятники, надписи на них и т. п. как символ семейной солидарности, как информацию для всех посетителей кладбища не только о семейной памяти, но и о социальном облике наследников умерших. В контексте культуры жизни и смерти эта символика говорит о многом, и в этом смысле допустимо трактовать подобные документы как несущие обыденную интерпретацию, как косвенное проявление первичной интерпретации. Говорят, что Бехтерев не любил тесты. Когда его спросили, отчего эта нелюбовь, он высказался в том духе, что, дескать, зачем ему термометр, если он и так видит, какая на улице погода. Разумеется, психологов подобного класса единицы, но они, как сами собой настраивающиеся тесты, все о поведении людей узнают по видимым лишь им признакам. Они, как следопыты в тайге человеческого поведения, подмечают такое, что лучше не оставлять следов. Но дело в том, что для профессионала «следом» становится все: жест, взгляд, слово, улыбка и т. д. Действительно, тут уж не скроешься, потому что настоящий исследователь умеет извлекать и оценивать информацию, постоянно излучаемую каждым, но доступную избранным (правда, в последние годы что-то много развелось «избранников»: магов, экстрасенсов, ясновидцев, и это особая тема — массовая стрессогенность и потребность лю- 104 дей в психотерапии, увы, не удовлетворяемой существующей организацией здравоохранения). В социологии лишь мощь теории способна обеспечить «считывание» информации об изучаемой части социума. Благодаря теории появляются «следы», разного рода опознавательные знаки на трассе социологического поиска. Благодаря ей происходит превращение в сигнал, символ, значение любого штриха социальной интеракции. Теория — это кла-,зезь, «тезаурус» символов и значений какого-то сегмента реальности, но это не склад тайнописи, а скорее клад, поскольку здесь хранятся ключи от шифров. Теория прежде всего дает умение расшифровывать любые коды социальных отношений, в том числе и семейного общения. Методология при этом раскрывает, как это делается, как удается распределять по типам и классам символы и знаки, каковы правила считывания, перевода с одного языка значений на другие языки. Методология показывает, как применяются теории в конкретных ситуациях, как возникают методики изучения тех или иных ареалов социума, т. е. взаимодействие рабочих концепций со свойственными каждой дисциплине методами конструирования и толкования фактов. Трудно представить, что социология возможна без «термометра», и, чтобы узнать, какая в обществе «погода», достаточно будет просто выглянуть в окно, не прибегая к помощи теории и методологии. Значит, метод может стать той самой точкой опоры, которая позволит перевернуть мир? Объект наблюдения и объект исследования. К изучаемым в социологии семьи объектам могут применяться при сборе информации методы анализа документов, наблюдения и опроса. Выше отмечалось, что в социологии любое изучение такого рода не свободно от неконтролируемых воздействий на результат со стороны социолога и методов, средств исследования. Все виды опроса (очное и заочное анкетирование, стандартизированное и свободное интервью, жизненные истории и углубленные интервью) связаны с получением информации, в значительной мере создаваемой исследователем. В этом смысле анализ документов менее уязвим, так как документ не создается социологом непосредственно. Статусом «документа» наделяется та часть социальной реальности, которая существует вне исследования. В отличие от документа анкета создается и существует в исследовании. Поэтому указывалось, что потенциал деформации данных об изучаемом феномене объемнее при опросе, чем при анализе документов. Но и анализ документов как вид социологического исследования (наряду с опросом и наблюдением) подвержен искажению данных под влиянием исследователя, выбранной им теории и разработанных средств познания. В связи с этим, согласно И. С. Алексееву и Ф. М. Бородки- 105 ну, следует различать «объект наблюдения» и «объект исследования». В ряде работ, а также в статье «Принцип дополнительности в социологии», опубликованной в знаменитом сборнике научных трудов по математике и социологии (ставшем знаменитым из-за нападок цэковских идеологов)4, утверждается та мысль, что в социологическом исследовании объектом изучения становится взаимодействие в системе «объект — условия наблюдения». Или иначе, взаимодействие между «объектом наблюдения» в классическом смысле (в естествознании это реальность, функционирующая независимо от естествоиспытателя, наблюдателя) и «условиями наблюдения» (совокупность средств и методов измерения, включая исследователя). Схематически объект исследования в социологии можно изобразить так: ОБЪЕКТ НАБЛЮДЕНИЯ УСЛОВИЯ НАБЛЮДЕНИЯ СОЦИОЛОГ НАБЛЮДАТЕЛЬ Теперь можно сформулировать различия между объектами наблюдения трех основных методов социологического исследовании семьи. При анализе документов (семейных писем, фотографий, дневников и т. п. результатов семейного поведения) весь изучаемый материал создавался вне социолога и без его влияния, тогда как при опросе анкеты и вопросники либо схемы интервью конструируются социологом, и в этом смысле объект наблюдения уже не может считаться классическим, т. е. существующим вне социолога. Что касается собственно метода социологического наблюдения (включенного, когда социолог гостит в семье и наблюдает за семейными событиями, и невключенного, когда социолог наблюдает за поведением семей где-нибудь на улице, в кафе, в парке, на пляже и т. д.), то здесь объект находится вне наблюдателя, но феномены семейного поведения каким-то образом фиксируются (камерой, диктофоном, журналом наблюдения и т д.). В любом случае имеется схема наблюдения, которая избирательно фиксирует данные, и в этом смысле материал непосредственных наблюдений несет в себе следы двойственности. С одной стороны, в отличие от опроса социолог не обращается непосредственно к мнениям своих респондентов, но при включенном наблюдении он самим фактом своего присутствия влияет на все происходящее. При невключенном наблюдении методом скрытой камеры (или «подглядывания» в замочную скважину) социолог остается J БоролкинФ М.. Алексеев И. С. Принцип дополнительности в ссшиологии // Моделирование социальных процессов. М.: Наука, 1970. 106 инкогнито для наблюдаемых, но отбор и считывание информации находятся опять же под влиянием схем наблюдения, концепции иссле-ювания и даже личностных установок наблюдателя. С другой стороны, в сравнении с анализом документов наблюдатель сам участвует в сотворении документов наблюдения, и поэтому искажающее воздействие конвенциальных предпосылок исследователя сильнее, чем при контент-анализе. Конечно, можно сказать, что собственно работа с документами также зависит от их отбора, схем кодирования, т. е. опять от теории и исследователя, его опыта и предпочтений. По-видимому, при включенном и участвующем наблюдении (когда социолог сам является участником событий и вольно-невольно влияет на них) отличие метода наблюдения от анализа документов наибольшее. Что же касается иных типов наблюдений — «неучаствующих», когда факт наблюдения остается неизвестным для наблюдаемых, то отличие от анализа документов тут весьма относительное. Другое дело, что обеспечить подобное наблюдение за семьями в естественной обстановке намного труднее, чем воспользоваться семейными фотографиями или письмами. Таким образом, при сопоставлении объектов наблюдения трех методов сбора информации выяснилось, что все они не могут считаться независимыми от условий исследования и исследователя. Вместе с тем классическое понимание объекта наблюдения может скорее всего относиться к документу, как безусловно находящемуся вне исследователя и создававшемуся до и безотносительно к какому-либо исследованию. Материалы самозаполняемых анкет и зафиксированные социологом бланки интервью вряд ли можно назвать существующими вне всякого исследования. Следует отметить, что вопрос о типах документов и их особенностям в рассматриваемом здесь смысле не обсуждается. Также хотелось бы подчеркнуть еще один момент — наше изложение касается только первого этапа социологического исследования, а именно: этапа составления программы, разработки теоретического раздела. Последний этап анализа данных имеет дело со вторичной информацией, уже обработанной на компьютере и связанной с проверкой гипотез. Тут уже влияние метода сбора первичных данных не ощущается. Однако разные виды документации (поскольку они составляются Участниками интеракций) могут, в свою очередь, характеризоваться той или иной ориентированностью на возможное наблюдение со стороны Участников взаимодействий, более того, преследовать цели воздействия мй них, изменения их поведения. В этом отношении все виды докумен-тов оказываются учитывающими возможность исследования, поскольку обиходная интерпретация жизненных ситуаций предполагает иных интерпретаторов. 107 С точки зрения феноменологической социологии любой документ есть продукт взаимодействия интерпретаций, взаимных исследований друг друга (будь то индивиды, партии или фирмы). Интерпретационная социология видит, конечно, разницу между непосредственными и косвенными интерпретациями, но объект наблюдения в любом случае оказывается не вне интепретатора-исследователя. Социальная реальность, как конструируемая в ходе взаимодействующих интерпретаций и постоянно оставляющая овеществленные «следы» этих интеракций в виде тех или иных документов, не может быть вне наблюдателя. Даже если взять личные документы, личные дневники, создаваемые наедине с самим собой и как бы лишь для себя, надо помнить, что их авторы не могут не подлаживаться невольно под тех значимых других, которые всегда незримо присутствуют между исповедующимся и чистым листом бумаги. Пример отчаянья одиночек убеждает, что и они всегда действуют перед аудиторией, как бы оглядываясь на публику: предсмертные записки — это последний диалог со своей референтной группой. Отмечая относительность обозначения документа как классического объекта наблюдения (лишь условно пребывающего вне исследования в широком смысле), тем не менее следует усвоить, что в сравнении с анкетой и материалами наблюдений это различие остается существенным. Поэтому данные архивов, статистики, справочников, словарей и другие овеществленные, реифицированные части социальной реальности, являясь сконструированными в феноменологическом смысле, будут считаться в узком смысле «естественными», специально не создаваемыми в угоду социологическим исследованиям. Преимущества метода документов. В социологии семьи практически нет классических объектов наблюдения, находящихся вне социолога. Это не должно вести нас к агностицизму, к признанию невозможности познать что-либо. Напротив, понимание действительной сложности социального познания является мощным стимулом к научному поиску, стремящемуся преодолеть все каналы деформации данных. Первый практический вывод отсюда — сократить до минимума анкетирование и интервьюирование, расширить исследовательскую работу с документами разного рода. Поскольку все может стать «документом» — письменным, словесным (вербальным), иконографическим (нарисованным иди изобразительным), музыкальным, фотографическим, фонетическим, фольклорным и т. д., то следует вслед за корифеями семейной социологии изобретать все новые и новые виды семейных документов вслед за Ле Пле, который предложил наблюдать за бюджетами доходов и расходов (и что позже способствовало изучению 108 бюджетов расходования времени), или вслед за канадским социологом и историком Филиппом Ариесом, который исследовал средневековую живопись на предмет оценки социальной роли детей и значимости семейного образа жизни5. Документ как отражение семейно-групповой жизнедеятельности (семейных циклов, тенденций поведения, ритуалов и церемоний) в большей мере выражает целостность семейного бытия, чем индивидуально заполняемые анкеты или бланки индивидуальных интервью. При опросе семей, как показывает практика разного рода «статистики мнений», в фокусе внимания постоянно оказывается индивид. В демографических опросах о числе детей и беременностей всегда источник информации женщина, хотя рождаемость — итог репродуктивного поведения семьи. Даже опросы супружеских пар редки, и то немногое, что делалось в этом направлении, обнаружило свою ценность (так как были выявлены существенные расхождения мнений мужей и жен) и высокую прогностическую полезность согласованных установок супругов6. Разумеется, сложность построения выборки семей (а не индивидов, как обычно делается) и трудоемкость проведения общесемейных опросов с учетом повышения стоимости такой работы отбивают охоту у большинства социологов к посемейным опросам. Но поэтому все более актуальной является перестройка на работу с документами, хотя это предполагает более высокую квалификацию социолога. При опросе опытные социологи разрабатывают теоретический раздел и основы инструментария, передоверяя сбор информации, ее кодировку и обработку своим помощникам.'При использовании метода документов высокая квалификация необходима для получения первичных данных. Извлечение искомой информации из документов, как бы ни был формализован этот процесс, по-видимому, самая ответственная процедура, ее новичкам или практикантам не доверишь. В этом, еще одна причина недостаточной распространенности метода документов вообще в социологии. Документ как источник первичной информации о семейных структурах и процессах весьма эффективен, даже если ограничиться поначалу одними письмами, дневниками, фотоальбомами, рассказами о семейной истории. Увлекательными головоломками становятся задачи по расширению круга разновидностей документов в социологических. 5Aries P. Centuries Of Childhood. Penquin Books, 1973. 6Антонов А. И. Проблемы измерения репродуктивной мотивации//Раз-витие населения. М., 1974; Его же. Социологические методы // Система знаний о народонаселении. М., 1976; Антонов А. И., Медведков В. М. Второй ребенок. М., 1987. 109 исследованиях жизненного цикла семьи, семейного поведения и семейных взаимоотношений. О социографических параметрах. Следует внести уточнение вот еще в какое обстоятельство. Метод документального исследования не стоит путать с измерением 0-параметров, т. е. таких социог-рафических характеристик, которые И. С, Алексеев и Ф. М. Бородкин считают не зависящими от способа измерения вообще (пол, возраст, место рождения, национальность, к этому можно добавить семейную принадлежность, цвет глаз, рост, вес и т. д.). Преимущества документа в сравнении с анкетой и схемой наблюдения выявляются при измерении S-параметров, т. е. таких характеристик, которые становятся измеримыми лишь в момент взаимодействия условий и объекта наблюдения. Сама мера этих параметров (элементов семейного поведения: мотивов, установок, ценностных ориентации, элементов семейного цикла жизни и внутрисемейного «климата») возникает в зависимости от типа взаимодействия в системе «объект — условия наблюдения». Социографические характеристики пола и возраста в социологии семьи не имеют самостоятельного значения, хотя и могут использоваться в комплексе с другими параметрами при описании жизненного цикла семьи (например, продолжительность брака и стаж семьи могут определяться в годах в зависимости от среднего возраста членов семьи в моменты наступления тех или иных стадий цикла). В демографии семьи характеристики пола и возраста являются одними из основных, отсюда постоянное тяготение демографов считать «объективными» (из-за практики оперирования ими, т. е. 0-параметра-ми) все измерения «субъективных» параметров, но измеряемых числами (например, статистика мнений о числе детей в семье, средние числа детей — ожидаемые, идеальные, желаемые и т. п.). Возможность применения большинства математических процедур к числам детей и лет создает в демографии (благодаря манипулированию числами) иллюзию того, что измеряемая числами социальная реальность является классическим объектом наблюдения, как это принято в естествознании. Число как составной элемент статистического наблюдения в демографии семьи может реифицироваться, овеществляться как самостоятельная, вне всякого социального исследования пребывающая сущность. Материалы подобных статистических наблюдений могут приравниваться по своему методологическому статусу к документу как источнику «объективной» информации о классическом объекте наблюдения. Между тем документ, как отмечалось выше, хотя и создается и существует вне целей социологического исследования (в отличие от анкет, схем наблюдений и вопросников интервью), тем не менее не яв- |