Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с. Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст. Институт открытое общество

• Название: Институт открытое общество
• Анкор: Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). Учебн. пособие для вузов. М., 1998. 360 с.d
• Дата: 04.05.2017
• Размер: 2.9 Mb.
• Имя файла: Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования ст.doc
• Тип: Документы; #6974
• Категория: Социология. Политология
• страница: 28 из 34

290

хологических мотивов и самый «слабый» индикатор социальной моти­вации. В исследовании «Москва-78» удалось осуществить это требова­ние, и вот каков результат по опросу двухдетных женщин:

Рождение первого ребенка в семье (выберите только одно высказыва­ние из трех!):

1. 
   Позволяет ускорить получение отдельной квартиры (получено 10%
   выборов);
   
2. 
   Позволяет женщине занять в глазах окружающих новое для себя и
   особое положение матери (46%);
   

3. Полезно для здоровья и благоприятного развития .женщины (43%).
Этот метод использовался и по мотивации второго ребенка, здесь в

соответствии с теорией следовало ожидать ведущую роль психологи­ческих мотивов, поэтому подбирались самые сильные индикаторы эко­номических и социальных мотивов и ослабленный референт психоло­гического мотива.

Рождение второго ребенка в семье:

1. 
   Позволяет улучшить жилищные условия (19%);
   
2. 
   Обеспечивает связь поколений и продолжение рода (28,5%);
   
3. 
   Эмоционально обогащает жизнь (52,5%).
   

Преобладание психологических мотивов над остальными мож­но также зафиксировать, когда ставится задача измерения тех моти­вов, которые действительно побуждали респондентов к рождению уже имеющихся у них детей разной очередности. Разработка инди­каторов мотивов появления в семье 1-го, 2-го, 3-го и т. д. ребенка ведется с учетом представительства в анкете всех трех типов моти­вации, лучше по три индикатора на каждый тип. Перечислим инди­каторы рождения первенца из исследования «Москва-78»: «Рожде­ние первого ребенка: помогало улучшить жилищные условия, отве­чало ожиданиям родственников, определялось желанием родить ребенка, как только возникнет первая беременность, позволяло за­нять совершенно новое для себя положение матери, основывалось на обычном убеждении, что надо иметь ребенка, если вышла замуж, продиктовано желанием не остаться бездетной, требовалось для благополучного разрешения сложившихся обстоятельств, определя­лось верой в полезность родов для женского организма, основыва­лось на стремлении укрепить семью». Каждый индикатор оценивал­ся по пятибалльной системе: 5 — да; 4 — скорее да, чем нет; 3 — трудно сказать; 4 — скорее нет, чем да; 5 — нет.

Полученные данные по 1343 двухдетным москвичкам выявили пре­обладание социальных мотивов: в тройке самых значимых мотивов два социальных индикатора — «занять новое для себя положение мате­ри» (60% — да и 18,3% — нет), «надо иметь ребенка, если вышла за-

291

муж» (51,2% — да, 37,4% — нет). Психологический индикатор «стрем­ление укрепить семью» получил 52,7% да и 36,5% нет. Измерение мотивов рождения второго ребенка потребовало расширения числа индикаторов: «С чем именно было связано в Вашей семье появление второго ребенка? С желанием иметь ребенка другого пола (74% — да и 19% — нет), желание иметь больше чем одного ребенка рекомен­довано врачами для укрепления здоровья, стремление не остаться бездетной в случае возможного несчастья с первым ребенком (30% да), с желанием имеющегося ребенка иметь сестру (брата) — 57,4% — да, 36,2% — нет; хотелось малыша (76,4% — да, 13,4% — нет), позво­ляло укрепить семью (39% — да), для разрешения жизненных затруд­нений; желание улучшить жилищные условия (34%), отвечало ожи­даниям родственников (16%), надежда на повышение уважения со стороны окружающих».

Для сравнения приведем также индикаторы мотивов рождения третьего ребенка (напомним, что в советский период жилье предостав­лялось по числу членов семьи и что имелись льготы для «многосемей­ных», т. е. индикаторы экономических мотивов было разрабатывать легче, чем в предшествующих случаях.Труднее обстояло дело с инди­каторами социальных мотивов, поскольку в крупных городах наличие трех детей уже считается многодетностью и осуждается большинством населения.

Тем не менее, вот перечень этих индикаторов: «Если как следует все взвесить, то, видимо, рождение третьего ребенка в семье... расши­ряет круг интересов семьи, повышает моральный авторитет родителей и семьи в обществе, быстрее всего улучшает жилищные условия (53% — да, 26% — нет), позволяет лучше и правильнее воспитывать детей, рас­ширяет возможности в использовании общественных фондов, создает льготы для матери, родителей и семьи в быту и на производстве, воз­вращает вновь к заботам о малыше (94,6% —да и 2,2% — нет), стремле­ние просто иметь больше детей связано со стечением обстоятельств, с желанием детей иметь маленького брата или сестру, определяется тем, что в семье есть только 2 мальчика или 2 девочки (64,5% — да и 23% — нет)». Здесь вновь психологические мотивы преобладают над осталь­ными, хотя «квартирный вопрос» также внес свою лепту.

Следует отметить, что есть еще один способ измерения мотивов уже имеющихся в семье детей. Можно задать вопрос о мотивах рож­дения последнего ребенка, с досгаточно большим перечнем индика­торов, охватывающих конкретные виды мотивов рождения детей раз­ной очередности. И тогда однодетные отметят те индикаторы, кото­рые связаны были с рождением первенца, двухдетные — второго ре­бенка, и т. д.

292

Среди методов исследования репродуктивных установок и мотивов можно выделить измерение установок и мотивов рождения детей оп­ределенного пола, сыновей и дочерей. Это направление исследований не связано с разработкой каких-либо особых средств измерения, на­ходится где-то на периферии интересов социологов, видимо, в связи с незначительной распространенностью данного явления. Уменьшение потребности в детях сопровождалось ослаблением желания иметь сы­новей, и сегодня этот феномен в странах с низкой рождаемостью в связи с массовой однодетностью семьи потерял былое значение. В рамках инструментального подхода исследование установок на пол ребенка (в т. ч. и при усыновлении (удочерении) — еще одного феномена, мало изучаемого ныне, и все по тем же, пожалуй, причинам) в дальнейшем не имеет никаких теоретических перспектив

Вместе с тем, с точки зрения феноменологической эта тема столь же актуальна и важна, как и все прочие направления исследований семейного поведения. Следует помнить, что вообще репродуктивные установки и ориентации, помимо своего инструментально-технологи­ческого значения в рамках системы социально-диспозииионного дей­ствия, характеризуются также социально-символической функцией. Само наличие тех или иных установок и эксплицируемых вслух моти­вов обладает ценностью. Публичная демонстрация установок и убеж­дений, отвечающих принятым в обществе (в общности, этносе, груп­пе, среди значимых других) нормам, также приветствуется, как и по­добающие результаты проявляемого вовне поведения.

Кстати говоря, где-то здесь истоки двойного стандарта — убежде­ния, декларируемые на собрании, могут не совпадать с «личными» взглядами. Все это почти не исследовано в области репродуктивного поведения, поэтому вполне может быть, что выявляемые при инстру­ментальном подходе ценности поведения всего лишь средства для рес­пондентов доказать свою сопричастность «прогрессивному человече­ству», лишь символы принадлежности к «культурным, сознательным, рационально мыслящим» личностям. Поведение, ориентированное на подобную солидарность, столь же экзистенциально, что и само инст­рументальное поведение. Поэтому анализ социального символизма реп­родуктивных действий в конечном счете оказывается также инструмен­тальным по экзистенциальному критерию, т. е. по определению того, что способствует, а что нет самосохранению и выживанию отдельных индивидов, семей, групп, общностей и общества в целом. Качествен­ные методы анализа должны применяться прежде всего к подобным феноменам.

По этим проблемам социологам семьи не помешала бы учеба у этнографов или антропологов, которые издавна при расшифровке сим-

293

волики пережитков реликтовых форм поведения, «туземного бытия», прибегают к сюрреалистическим с точки зрения инструментального подхода приемам. А как понять иначе значение «аталычества», «двой-ничества, близнечества и андрогинизма», наконец, значение «мужского и женского» и т. д.? Разумеется, во всем этом опять же не обойтись без теории, и психоанализ тут — ярчайший пример метода «качественно­го» анализа символики бессознательного с помощью вскрытия «чер­ного ящика» пережитков прошлого в психике современного человека Положение осложняется тем, что в сегодняшней семейной жизнедея­тельности роль разного рода табу и тотемических регуляторов выпол­няют ускользающие от социологических измерений социокультурные нормы. В отечественной литературе есть прекрасный пример приме­нения подобных качественных методов к анализу форм семейного по­ведения на материале поведенческих паттернов прошлого — это заме­чательная книга под редакцией А. К. Байбурина и И. С. Кона «Этни­ческие стереотипы мужского и женского поведения», выпушенная в Санкт-Петербурге в 1991 году и к которой я с удовольствием отсылаю читателя в надежде, что радость ее открытия компенсирует длинноты данного повествования.

Путеводная нить при анализе сегодняшней символики репродук­тивного, социализационного и брачного поведения — умение находить магнит той интеграции, к которой тяготеют члены семей. Фиксируе­мые иногда в сегодняшних исследованиях разорванность и противоре­чивость индивидуального поведения есть следствие не различаемой учеными символической сопричастности их респондентов с невидимы­ми силами новой нормативности (табуированности). Мощь этих со­временных «демонов» человеческого поведения такова, что желание хотя бы даже символически подчеркнуть свою принадлежность к сис­темам общепринятого оказывается зачастую важнее явной экзистен­циальной несостоятельности многих действий.

Социология семьи, по определению, не может не стремиться при использовании «качественных методов» исследования символики, прак­тикуемой членами семьи, к выяснению того, в какой мере сама семья выступает в качестве референтной системы отсчета для ее членов. Наличие или отсутствие подобного фамилизма и есть тот свет маяка, который позволяет в массе обиходных интерпретаций своего семейно­го жития-бытия находить все то, что коррелирует либо с семейным МЫ или же с отдельным Я, ищущим другие, помимо семьи, опоры соци­альной сопричастности с миром. К примеру, анализ семейного языка и поиск в нем сугубо семейных словечек и клише, понятных только избранным (членам семьи), есть способ «одомашнить» общекультур­ные стереотипы речи и речевого поведения. Существование такого

294

жаргона говорит не о низкой языковой культуре, а есть составная часть семейного единения. Симметричность, бинарность поведенческих ритуалов и мифологических ситуаций, отмечаемая этнографами, не может не присутствовать и в современных стереотипах малодетного образа жизни. Обнаружить и понять смысл привычных манипуляций — задача социолога, но такого, который стремится сам сегодня (а не оставляет на завтра и послезавтра будущим этнографам) произвести расшифровку тайнописи, творимой на наших глазах мифологии совре­менной семейности. Огромным подспорьем в этом анализе обиходно­го символизма семьи с его «естественной» социокультурной оппози­цией свое — чужое*¹ будет вновь применение техники семантического дифференциала. Проблема в том, чтобы на основе СД сконструиро­вать методику, позволяющую осуществлять контент-анализ «символи­ческих тестов» поведения семьи.

5.6. ИССЛЕДОВАНИЕ СОЦИАЛИЗАЦИОННОГО (РОДИТЕЛЬСКОГО) ПОВЕДЕНИЯ

Социализационное поведение представляет собой систему действий и отношений по содержанию и воспитанию детей, по формированию социально компетентной личности. В социологии семьи акцент дела­ется на исследование фактически используемых родителями приемов заботы о детях, организации их учебного и свободного времени, учас­тия в домашней работе и семейных дедах. Не из учебников по педаго­гике, а из конкретных действий родителей по выполнению социальных ролей отца и матери социологом извлекаются «педагогические систе­мы» семьи. Каким должно быть «правильное» или «эффективное» вос­питание — это не предмет социологического интереса, хотя цели и за­дачи, которые ставят перед собой семейные воспитатели, являются составной частью системы диспозиций, блока определения ситуаций.

Общая задача социализации в семье заключается в приобщении ребенка к нормам и ценностям социальных общностей и групп, в формировании социально зрелой личности (с учетом того, что в раз­ных социальных группах социальная зрелость или компетентность интерпретируется различным образом вплоть до форм криминально­го поведения). Бригитта и Питер Бергеры называют семью местом, где ребенок пребывает в ожидании, дожидается своего часа соприкосно­вения с макромиром, в котором ему предстоит проложить свой путь.

⁴⁷ Рапопорт С О системе норм семейного поведения // Молодая се­мья Ред -сост. А. И. Антонов М., !977.

295

Реальное воспитание ребенка в семье начинается сразу, хотя не всегда имеется определенность относительно того, что надо воспитывать, и тем более, как именно.

Важно, какова атмосфера семьи, как интерпретируется родителями роль семьи — трактуют ли ее как убежише от внешнего мира или как трамплин к будушему завоеванию его. Отсюда идут и стратегии обра­щения с детьми: строгая дисциплина вплоть до суровых наказаний; ак­цент на поддержание чистоты и телесного здоровья; или же родители берут на себя функцию советчиков и наставников, когда они, скорее, товарищи и друзья, чем властители, и избегают ситуаций, в которых требуется проявить авторитет и власть. При этом имеет значение, како­вы традиции семьи, считается, что родители копируют образцы обще­ния с детьми своих собственных родителей. Семейная социализация выделяет линии подобной семейной преемственности, но в более ши­роком плане трансляции семейных ценностей и стереотипов поведения Вместе с тем, под семейной социализацией понимается подготовка к выполнению в будущем семейных ролей мужа и жены, матери и отца. В феминистической социологии большое внимание уделяется семейной социализации с точки зрения «принуждения» детей (якобы андрогинным по своей «природе») к тендерным ролям мальчиков и девочек.

Разумеется, все родители хотят, чтобы их дети были здоровыми и счастливыми и выросли хорошими людьми. Дифференциация семей по социально-экономическому положению и по наличию семейной па­мяти, семейных традиций ведет к дифференциации результатов социа-лизационного поведения. Степень выраженности намерений родите­лей по передаче детям семейного дела и собственности, по наследова­нию детьми их профессии — еще один аспект интереса социологии к семейной социализации. При этом надо учитывать конкретные обсто­ятельства времени и места, исторические изменения семьи. Рост раз­водов, например, отчасти связан с повторными браками, с возникно­вением весьма своеобразного положения, когда кровные отцы стано­вятся приемными по отношению к детям новой жены и «приходящи­ми» по воскресеньям отцами по отношению к собственным детям, оставшимся с первой женой.

Возникает странная ситуация «современного аталычества», когда отцы передают своих детей на воспитание чужим дядям, а сами начи­нают воспитывать чужих детей. Подобное разделение родителей и де­тей является самым конфликтным видом семейных разлук и не может не исследоваться в рамках социализационного поведения, для которо­го колоссальное значение имеют непосредственность и частота пси­хофизиологических и социально-психологических контактов родителей и детей.

296

Следует четко различать социологический и социально-психологи­ческий подходы к изучению социализационного поведения. Социолога волнуют процессы социализации и взаимодействия родителей и детей в связи с институциональными изменениями семьи и динамики семей­ных состояний в ходе жизненного цикла. Как семьи стремятся сохра­нить или повысить свой социальный статус, специфику семейного сти­ля жизни, как осуществляется социальная мобильность семейных по­колений в контексте изменения соотношений между социокультурны­ми семейными ролями и проявлением всего этого своеобразия в меж­личностных и внутрисемейных взаимоотношениях — вот угол зрения социолога.

И конечно же, данная проблематика лучше всего проясняется в рамках системного исследования, реализуемого в русле сочетания инструментального исследования диспозиций социализации с феноме­нологическим осмыслением отношений родители — дети. Соответ­ственно этому строятся стратегии социологического исследования, под­бираются методы исследования — количественные и качественные. При инструментальной методологии в центре внимания оказывается про­цесс достижения того или иного результата родительского поведения, складывающийся из потребности вырастить детей людьми в конкрет­ных условиях семейной жизни, но под решающим воздействием меха­низма определения соииализационных ситуаций, под влиянием иерар­хии ценностей семьи, диктующей выбор путей и средств социализации детей.

В какой мере родители и семейные наставники ориентированы на определенные результаты социализацией ного поведения, что считать таковыми — подготовку здоровых и социально зрелых личностей, гаран­тов родительской старости, или же умение добиться перевеса семейных влияний на ребенка над внесемейными влияниями остальных провод­ников социализации — это вопросы, ждущие ответа. В области исследо­ваний социализации множество познавательных средств, относящихся к потребности в воспитании и к конечным итогам воспитания, и к ос­тальным элементам диспозиционной системы, но мало попыток обоб­щить это в единой системе взаимодействия диспозиций. Однако самым сложным является измерение иерархии жизненных ценностей и места в ней ценности семьи и детей. Исследование ценностей обзаведения детьми связано с предположением, что высокая ценность их сопровож­дается сильной любовью к ним, которая есть главный механизм воспи­тания, т. к. считается, что у любящих родителей (при прочих равных условиях) вырастают счастливые и хорошие дети.

Классическим является определение ценности, предложенное К. Клакхоном: «Ценность — это явное или неявное представление о

297

желательном, характерное для индивида или группы, которое влияет на выбор возможных вариантов, средств и типов действия»⁴⁸. Одной из первых методик изучения ценностей явилась предложенная американ­скими социальными психологами Г. Олпоргом, П. Верноном и Г. Лин-дзеем на основе теории ценностей Э. Шпрангера, представителя не­мецкой школы «понимающей социологии». Шпрангер выделил шесть основополагающих типов ценностей: теоретическую ориентацию (по­иск истины), экономическую (утилитарный интерес к людям и миру), эстетическую (восприятие жизни через красоту, симметрию, форму), социальную (как бы отречение от себя во имя любви к людям, поиск своего Я в другом), политическую (господство над другими людьми, которые всегда — объект манипулирования), религиозную (надежда на спасение, единение с высшими ценностями).

В реальности эти идеальные типы не представлены в чистом виде, между ними устанавливается определенная иерархия. Мужчины пред­почитают теоретические, экономические и политические ценности, женщины — эстетические, социальные и религиозные. Шкала ценно­стей, разработанная Олпортом и Верноном, измеряет относительный вес каждой из ценностей с помощью 30 суждений и вопросов, имею­щих два варианта ответа (а и б), оцениваемых 3 баллами со следующи­ми возможными комбинациями: я = 3 5=0, я = 2 6=1, а = I £ = 2, а = 0 б = 3. Вот пример одного такого вопроса из адаптированного ва­рианта: «Чему бы Вы предпочли уделить больше внимания при воспи­тании своего ребенка: а) духовному развитию, б) физическому разви­тию и спорту?». Вторая часть теста состоит из 10 вопросов с четырьмя вариантами ответов, которые оцениваются 10 баллами (респондент во­лен определить, каким именно вариантам дать соответственно 4, 3, 2 и 1 балл).

Примером суждения подобного типа может быть следующее: «Если Вы вступаете в брак, то предпочтете жену, которая ...а) вызы­вая всеобщее восхищение, поможет повысить Ваш социальный пре­стиж, б) обладает артистическим даром, в) окажется религиозной в своем отношении к жизни, г) которой по душе вести домашнее хо­зяйство?». Подсчет баллов позволяет в итоге определить значимость для индивида (группы) каждого из 6 типов ценностей.

Измерение ориентации родителей и детей по этой шкале показы­вает степень влияния родительских ценностей на становление систе­мы жизненных ориентации детей. Одновременно направленность цен­ностей родителей помогает понять характер воспитательных воздей-

⁴⁵ Цит, по: Ольшанский В. Б. Практическая психология для учителей М., 1994. С. 102,

298

ствий и целей, которые могут ставить перед собой родители относи­тельно воспитания детей. Данная методика позволяет осуществлять различные сопоставления. К примеру, в курсовой работе студентки кафедры социологии семьи Е. А. Богачихиной на основе исследования старшеклассников двух московских школ, одной — общего типа и дру­гой — с религиозной ориентацией, удалось сравнить ценностные ори­ентации школьниц из однодетной и многодетной семьей.

Оказалось, что при попарном суммировании баллов по двум ори-ентациям сразу ценности экономические плюс политические сильно различаются у школьниц из многодетной и однодетной семьей (88 и 77 балов), разность 11 баллов у подростков из школы общего типа и (85 и 68 баллов) разность 17 баллов у подростков из школы с религиозной ориентацией. Не было различия в религиозной школе по теоретичес­кой и эстетической ориентации (соответственно 77 и 76 баллов) и в общей школе по религиозно-социальной ориентации (85 и 84 баллов). Установлено различие в теоретико-эстетической ценности 88 и 103 балла у подростков из общей школы и по религиозно-социальной цен­ности 94 и 107 баллов — из религиозной школы. Таким образом, под­ростки под влиянием профиля школы различаются по своим теорети­ко-эстетическим и религиозно-социальным ценностям, тогда как под влиянием семейного образа жизни изменяются экономические и по­литические ориентации: они значимее среди подростков из многодет­ных семей.

Наиболее известным измерением ценностных ориентации являет­ся методика, разработанная американским социальным психологом Милтоном Рокичем. Оригинальным является заполнение теста: рес­понденту предъявляется бланк, на двух страницах которого наклеены в алфавитном порядке ярлыки с наименованием вида ценности. Эти ярлыки следовало переклеить по значимости для респондента с 1-го до 18-го места сначала на одной странице с 18-ю терминальными цен­ностями — целями жизни, потом на другой странице с инструменталь­ными ценностями — средствами достижения этих целей. Процедура давала возможность решить и переклеить ту или иную ценность на соответствующее ей место, сохраняя сам бланк. Данная методика при­влекла внимание отечественных социологов и была использована в одном из ленинградских исследований⁴⁹.

В исследовании «Москва-78» для определения ценности семьи и детей была применена модифицированная шкала Ликерта, содержащая 12 высказываний, одна половина из которых выражает позитивное, а

⁴⁹ См. подробнее об этом. Саморегуляция и прогнозирование социально­го поведения личности / Под ред. В. А Ядова. Л., 1979. С. 90.

299

другая негативное отношение к детям. Предлагалось оценить степень согласия с каждым из суждений по 5-балльной системе от « аниям, причем итоговая оценка 60 соответствует самому положительному, а 32 — самому отрицательному отношению к детям в семье. Было обра­зовано 4 группы по росту ценности детей, до 36 баллов (7,35 опрошен­ных), 36-41 (38,8%), 4247 (40,2%) и свыше 48 баллов (12,3%), причем менее 1,4% не дали ответа. Эти четыре типа по ценности детей потом позволили сделать ряд интересных группировок,

Вот как распределились ответы двухдетных москвичек (приведены лишь объединенные проценты по ответам «правильно»: всегда интерес­но наблюдать за детьми (97,5%), приятно опекать малыша и заботиться о нем (96,3%), уход за малышом требует слишком больших усилий (75,6%), когда возникают неприятности, дети подают надежду (63,4%), дети часто не отвечают теплом и благодарностью на заботу родителей (30,7%), супруги, имеющие детей, упускают возможности для других радостей (36,5%), среди детей всегда чувствуешь себя свободнее, лучше (76,2%), наибольшее удовлетворение современной женщине приносит работа (26,4%), часто бывает трудно сдерживаться в обращении с деть­ми (64,2%), играя с детьми, всегда узнаешь что-то новое (88,8%), дети всегда отнимают какую-то важную часть жизни (39,4%), рождение и воспитание детей — самое главное в жизни женщины (83,3%)³⁰.

Индекс ценности детей при сопоставлении с показателями пред­почитаемого числа детей обнаруживает прямую связь с желанием иметь 3-х и более детей и обратную с желанием 0. 1 и 2 детей. Поскольку детьми обзаводятся не ради процесса деторождения, то данные корре­ляции имеют прямое отношение к воспитанию детей. Различие в по­требности в детях — это одновременно различие в целях и средствах воспитания детей. Чем выше установки детности (и чем меньше уста­новки на интервалы между рождениями детей), тем лучше, по мнению респонденток, уход за детьми, крепче их здоровье, тем успешнее вос­питание детей, причем, чем выше индекс ценности детей, тем больше доля позитивных ответов. Чем выше индекс ценности детей, тем в два с лишним раза чаще отмечается, что рождение двоих детей эмоцио­нально обогащает жизнь (75% и 35% соответственно), тем в три раза реже отмечается социальный мотив (15% и 45%) и в 2 раза реже — эко­номический индикатор мотивации (9% и 19%). Интересно, что резкое по своей формулировке суждение «чем меньше детей в семье, тем в конечном счете счастливее семейная жизнь» в семь с лишним раз чаше отмечено среди имеющих низкий индекс ценности детей (28% и 3,7%)⁵¹.

Антонов А. И., Медков В. М Второй ребенок С 165-166. Там же. С. 176, 179, 180, 185.