Инферно. Ден Браун Инферно. Книга 4 Текст предоставлен правообладателем
 Скачать 1.16 Mb.
|
|
Глава 18 Бульвар Никколо Макьявелли называют одной из самых красивых флорентийских улиц. Расположен- ный в чудесном зеленом районе, он плавно петля- ет среди живых изгородей и лиственных деревьев и давно облюбован велосипедистами и поклонниками «феррари». Сиена умело вела трайк по извилистой дороге. Бег- лецы оставили позади бедные жилые кварталы и те- перь дышали чистым, напоенным весенними арома- тами воздухом фешенебельного Западного берега. Они миновали небольшую церквушку – часы на ней только что пробили восемь. Лэнгдон по-прежнему держался за талию своей спутницы, но мысли его были заняты таинственными образами с картины дантовского ада… и загадочным лицом прекрасной незнакомки с серебристыми воло- сами, которую он видел между двумя рослыми бойца- ми на заднем сиденье фургона. Кто бы она ни была, подумал Лэнгдон, теперь она в их власти. – Та женщина в фургоне, – сказала Сиена, повысив голос, чтобы перекричать шум мотора. – Вы уверены, что видели в галлюцинациях именно ее? – Абсолютно. – Тогда вы, должно быть, встречались с ней хотя бы раз за последние два дня. Вопрос в том, почему она вам все время мерещится… и почему повторяет «ищите, и найдете». Лэнгдон согласно кивнул. – Не знаю… Я не помню, чтобы встречался с ней, но всякий раз, когда я вижу ее лицо, мне почему-то кажется, что я обязательно должен ей помочь. Зарево… зарево… зарево… Ему пришел на память ослепительный взрыв из его видения, и он подумал, нет ли какой-нибудь свя- зи между незнакомкой с серебристыми волосами и странным словом, которое он твердил в больнице. Надеюсь, я не причинил ей вреда? При этой мысли к его горлу подкатил комок. Лэнгдону казалось, что его лишили жизненно важ- ного орудия. Я ничего не помню. Лэнгдон с детства обладал эйдетической памятью и всегда полагался на нее как на свое главное интеллектуальное досто- яние. Для человека, привыкшего запоминать все, что он видит вокруг, с точностью до мельчайших деталей, жизнь без памяти смахивала на попытку посадить са- молет в темноте без помощи радара. – Похоже, ваш единственный шанс найти ответы – это расшифровать «Карту ада», – сказала Сиена. – Наверное, в ней-то и скрыта причина того, что за вами охотятся. Лэнгдон снова кивнул, вспомнив слово «catrovacer» на корчащихся телах в Дантовом аду. И вдруг его осенило. Ведь я очнулся во Флоренции… На свете не было города, более тесно связанного с Данте. Во Флоренции великий поэт родился, во Фло- ренции он вырос, во Флоренции, если верить леген- де, влюбился в Беатриче – а затем подвергся жесто- кому изгнанию, которое обрекло его на годы скитаний по итальянским провинциям и мучительную тоску по родному очагу. Ты бросишь все, к чему стремились твои желанья, написал Данте по этому поводу. Эту язву нам всего быстрей наносит лук изгнанья. Вспомнив эти слова из Семнадцатой песни «Рая», Лэнгдон поглядел направо, за реку Арно, – туда, где высились в отдалении башни старой Флоренции. Лэнгдон представил себе Старый город – его за- путанную планировку, толкотню и потоки машин, про- тискивающихся по узким улочкам среди знаменитых флорентийских соборов, музеев, церквей и торговых центров. Ему пришло на ум, что если они с Сиеной избавятся от мопеда, им нетрудно будет затеряться в толпе туристов. – В Старый город – вот куда мы должны отправить- ся, – заявил он. – Если где-то и есть ответы, искать их нужно там. Старая Флоренция составляла весь мир Данте. Кивнув в знак согласия, Сиена крикнула через пле- чо: – Там и безопасней – много мест, где можно спря- таться. Я еду к Порта Романа, а потом пересечем реку. Река, подумал Лэнгдон с легким трепетом. Знаме- нитое путешествие Данте в ад тоже началось с того, что он пересек реку. Сиена прибавила скорости, и пока мимо мелька- ли деревья и дома, Лэнгдон вновь стал перебирать в уме образы преисподней, мертвых и умирающих, Злые Щели с чумным доктором и загадочным словом «catrovacer»… Он размышлял о мрачной сентенции под Боттичеллиевой картой – истину можно увидеть только глазами смерти — и гадал, не может ли она оказаться цитатой из Данте. Что-то не припомню такого. Лэнгдон внимательно изучал творчество Данте, а поскольку он был специалистом по истории искусств и, в частности, по иконографии, к нему порой об- ращались с просьбами истолковать многочисленные символы, которыми изобиловали труды великого ита- льянца. По воле случая – а может быть, судьбы – при- мерно два года назад он читал лекцию, посвященную дантовскому «Аду». «Божественный Данте – символы Ада». Данте Алигьери давно сделался одной из культо- вых исторических фигур, и общества его поклонников были рассеяны по всему свету. Самое старое аме- риканское Общество любителей Данте появилось в 1881 году в массачусетском Кембридже – его осно- вал Генри Уодсворт Лонгфелло. Этот знаменитый по- эт, уроженец Новой Англии, был первым американ- ским переводчиком «Божественной комедии», и его перевод до наших дней остается одним из наиболее популярных и ценимых. Как известного знатока наследия Данте, Лэнгдо- на пригласили выступить на крупном мероприятии, устроенном одним из самых старинных отделений Общества Данте – Венским. Оно проходило под кры- шей Австрийской академии наук. Главному спонсору мероприятия, состоятельному ученому и члену Об- щества Данте, удалось арендовать ее лекционный зал на две тысячи мест. У дверей академии Лэнгдона встретил секретарь конференции. Когда они шли по вестибюлю, Лэнгдону бросились в глаза пять слов, выписанных на задней стене исполинскими буквами: «ЕСЛИ БОГ ОШИБСЯ ЧТО ТОГДА?» – Это Лукас Троберг, – сказал секретарь. – Наша новая художественная инсталляция. Как вам? Лэнгдон помедлил, разглядывая гигантскую над- пись. – Гм… мазок у него уверенный, но с пунктуацией он немного не в ладах. Секретарь слегка смутился. Лэнгдону оставалось только надеяться, что его контакт с аудиторией будет лучше. Когда Лэнгдон наконец вышел на сцену, его встре- тили бурными аплодисментами. Все места были за- няты, и даже в проходах стояли люди. – Meine Damen und Herren 14 , – начал Лэнгдон, и его усиленный динамиками голос раскатился по залу. – Willkommen 15 , bienvenue 16 , welcome 17 ! Публика отреагировала на знаменитую цитату из «Кабаре» одобрительным смехом. – Меня предупредили, что сегодня здесь собрались не только члены Общества Данте, но и многие приез- жие ученые и студенты, которые, возможно, впервые всерьез заинтересовались его творчеством. Поэтому для тех из вас, кому из-за напряженных занятий нау- 14 Дамы и господа (нем.). 15 Добро пожаловать (нем.). 16 Добро пожаловать (фр.). 17 Д 0 бро пожаловать (англ.). кой было некогда читать средневековые итальянские поэмы, я в двух словах расскажу о Данте – о его жиз- ни, трудах и о том, почему его считают одной из самых значительных фигур в нашей истории. Снова аплодисменты. Нажимая кнопки маленького дистанционного пуль- та, Лэнгдон высветил на экране ряд портретов Данте. На первом из них, кисти Андреа дель Кастаньо, поэт был изображен в полный рост – он стоял на пороге раскрытой двери с философским трактатом в руке. – Итак, Данте Алигьери, – начал Лэнгдон. – Годы жизни этого флорентийского писателя и философа – с 1265-го по 1321-й. На этом портрете, как и почти на всех остальных, он изображен в красном каппуччо – плотно сидящей на голове шапочке с наушниками, ко- торая наряду с малиновым плащом из города Лукка стала для нас привычной деталью его наряда. Лэнгдон нашел слайд с боттичеллиевским портре- том Данте из галереи Уффици, подчеркивающим са- мые характерные его черты – тяжелый подбородок и нос крючком. – Здесь мы снова видим необычное лицо Данте в обрамлении красного каппуччо, однако Боттичел- ли добавил к этой шапочке еще и лавровый венок как символ высшего достижения – в данном случае в области поэтического искусства. Этот традиционный символ унаследован от древних греков. Как вам из- вестно, такие венки и сейчас возлагают на головы по- этов-лауреатов и нобелевских лауреатов. Лэнгдон быстро прокрутил еще несколько слайдов – все с орлиным профилем Данте, и на всех поэт был в своей неизменной красной шапочке, красном плаще и лавровом венке. – И наконец, чтобы вы получили полное представ- ление о внешности Данте, вот памятник ему на пло- щади Санта-Кроче… и, конечно, знаменитая фреска из Барджелло, приписываемая Джотто. Лэнгдон оставил на экране проекцию слайда с фреской Джотто и вышел на середину сцены. – Как вы, безусловно, знаете, в первую очередь Данте прославил его монументальный литературный шедевр – «Божественная комедия», где с натурали- стической яркостью повествуется о том, как автор со- шел в ад, проследовал через чистилище и поднялся в рай, на свидание с самим Богом. По нынешним поня- тиям, в «Божественной комедии» нет ничего комиче- ского. Она называется комедией по совершенно иной причине. В четырнадцатом веке вся итальянская ли- тература делилась на две четко определенные кате- гории. Трагедии считались высокой литературой, и их писали на «официальном» итальянском, а комедии относили к низкой литературе и писали на разговор- ном языке, адресуя к простому населению. Лэнгдон опять несколько раз нажал кнопку пульта и отыскал классическую фреску Микелино – ту, на кото- рой Данте стоит под стенами Флоренции, держа в ру- ке «Божественную комедию». На заднем плане усту- пами поднималась гора чистилища, а под ней вид- нелись адские врата. Теперь эта картина украшала флорентийский собор Санта-Мария-дель-Фьоре, бо- лее известный как Дуомо. – Как можно догадаться по названию, – продолжал Лэнгдон, – «Божественная комедия» была написана на разговорном итальянском, то есть на языке про- стого народа. При этом она представляет собой ге- ниальный сплав религии, истории, политики, филосо- фии и публицистики в форме художественного произ- ведения, которое, будучи весьма утонченным по сути, тем не менее оставалось полностью доступным ши- роким массам. Этот труд превратился в подлинный столп итальянской культуры – недаром принято счи- тать, что именно он заложил основы современного итальянского языка. Лэнгдон выдержал эффектную паузу, а затем негромко добавил: – Друзья мои, переоценить влияние творчества Данте попросту невозможно. За исключением разве что Священного Писания, во всей нашей истории не найти такого произведения искусства – будь этим ис- кусством музыка, живопись или литература, – которое породило бы большее количество восхищенных отзы- вов, вариаций, подражаний и комментариев, чем «Бо- жественная комедия». Перечислив множество знаменитых композиторов, художников и литературных деятелей, создавших свои опусы на основе дантовской эпической поэмы, Лэнгдон обвел аудиторию взглядом. – Скажите, есть ли среди нас сегодня авторы? Почти треть слушателей подняла руки. Лэнгдон не верил своим глазам. Ну и ну! Или у меня самая про- двинутая публика на свете, или электронные пуб- ликации и вправду изменили мир. – Что ж, как хорошо известно каждому автору, для писателя нет ничего ценнее рекламной аннотации – краткого отзыва какой-нибудь известной личности, ко- торый печатается на обложке и поднимает продажи. Такая реклама существовала и в Средние века, и Дан- те собрал немало подобных отзывов. – Лэнгдон поме- нял слайды. – Как вам понравилось бы, если бы на вашей книге написали вот это? Он выше всех из величайших сынов Земли. Микеланджело По залу прошелестел удивленный шепот. – Да, – сказал Лэнгдон, – это тот самый Микелан- джело, которого все вы знаете по Сикстинской капел- ле и «Давиду». Он был не только прекрасным скуль- птором и живописцем, но и великолепным поэтом – написал почти триста стихотворений. Одно из них на- зывается «Данте» и посвящено гению, так нагляд- но изобразившему преисподнюю, что это вдохновило Микеланджело на создание «Страшного суда». Если вы мне не верите, прочтите Третью песнь дантовско- го «Ада», а потом пойдите в Сикстинскую капеллу – там, прямо над алтарем, вы увидите вот этот знако- мый образ. – Лэнгдон прокрутил слайды до картинки с разъяренным гигантом, который замахивался веслом на съежившихся в ужасе людей. – На этом фрагмен- те адский перевозчик Харон бьет веслом отставших пассажиров. Затем Лэнгдон перешел к следующему слайду, с другим фрагментом «Страшного суда» – здесь распи- нали какого-то человека. – Это Аман Агагит. Согласно Писанию, его повеси- ли, однако в дантовской поэме он был не повешен, а распят. Как видите, Микеланджело выбрал версию Данте, предпочтя ее библейской. – Лэнгдон ухмыль- нулся и понизил голос. – Только римскому папе не го- ворите. Слушатели засмеялись. – В своем «Аде» Данте создал мир боли и стра- даний, превосходящий все прежние плоды человече- ского воображения, и его поэма в буквальном смыс- ле определила современные представления об этом подземном царстве. – Лэнгдон сделал паузу. – И, по- верьте мне, католической церкви есть за что побла- годарить великого итальянца. На протяжении многих веков его «Ад» внушал верующим ужас, в результате чего они приходили в храм замаливать грехи как ми- нимум втрое чаще. Лэнгдон сменил слайд. – А теперь мы переходим к главной теме нашей бе- седы. На экране появилось название лекции: «Боже- ственный Данте – символы Ада». – Дантов «Ад» – или, по-итальянски, «Инферно» – так насыщен символами и многоплановыми образа- ми, что я часто посвящаю ему курс продолжительно- стью в целый семестр. Сегодня мы с вами хотим бегло ознакомиться с его символикой, а для этого, пожалуй, не придумаешь ничего лучше, чем войти с ним бок о бок… в адские врата. – Лэнгдон подошел к краю сце- ны и окинул публику взглядом. – Ну а раз уж мы соби- раемся совершить прогулку по преисподней, я насто- ятельно рекомендую захватить с собой карту. И нет на свете карты, изображающей ад Данте более точно и подробно, чем карта Сандро Боттичелли. Он коснулся пульта, и перед слушателями возникла грозная «La Mappa dell’Inferno». По залу прокатились изумленные вздохи: присутствующих явно поразило разнообразие пыток, которым подвергались грешники в огромной воронкообразной яме. – В отличие от многих других иллюстраторов Дан- те Боттичелли не позволял себе никаких отступле- ний от оригинала. Он читал «Божественную комедию» с огромным восхищением – по словам основополож- ника искусствознания Джорджо Вазари, он так увлек- ся Данте, что это «внесло в его жизнь очень большой беспорядок». Боттичелли создал по мотивам произ- ведений Данте более двух дюжин работ, но эта оста- ется самой известной. Лэнгдон повернулся и указал на левый верхний угол картины. – Наше путешествие начнется здесь, на поверхно- сти земли. Вот сам Данте в красном одеянии, а рядом его проводник Вергилий. Как видите, они стоят перед адскими вратами. Отсюда мы отправимся вниз, через девять кругов Дантова ада, и в конце концов окажем- ся лицом к лицу с… Лэнгдон включил новый слайд. Это было огром- ное увеличенное изображение Сатаны с той же самой картины Боттичелли – жуткий трехголовый Люцифер, терзающий трех человек, по одному каждой пастью. Публика испуганно ахнула. – Вот кто ждет нас на финише, – заявил Лэнгдон. – В обществе этого обаятельного персонажа мы завер- шим сегодняшнюю экскурсию. Это произойдет в девя- том круге ада, где обитает Сатана собственной пер- соной. Однако… – Лэнгдон помедлил. – По дороге мы встретим еще много интересного, так что давайте вер- немся назад… к воротам ада, откуда и начнем свой путь. Лэнгдон высветил очередной слайд – гравюру Гю- става Доре. Художник изобразил на ней темный тун- нель, уходящий в глубь крутой скалы. Надпись над туннелем гласила: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ» 18 – Итак… – сказал Лэнгдон с улыбкой. – Войдем? Где-то громко взвизгнули шины, и зал перед гла- зами Лэнгдона испарился. Его бросило вперед, и он уткнулся в спину Сиены, остановившей трайк посреди бульвара Макьявелли. Лэнгдон не сразу пришел в себя: перед его мыслен- ным взором все еще маячили адские врата. Но, огля- девшись вокруг, он вспомнил, где находится. – Что случилось? – спросил он. 18 Перевод Д. Мина. Сиена показала вперед, на Порта Романа – до этих старинных каменных ворот, некогда служивших вхо- дом во Флоренцию, оставалось еще метров триста. – Глядите, Роберт. Похоже, мы влипли. Глава 19 Агент Брюдер стоял в маленькой квартирке и пы- тался осмыслить то, что видел вокруг. Кто здесь жи- вет, черт возьми? Мебель была дешевая и разно- калиберная, как в комнате студенческого общежития, обставленной за гроши самими жильцами. – Агент Брюдер! – послышался из коридора голос его подчиненного. – Взгляните, это интересно! Покидая комнату, Брюдер подумал, что Лэнгдона уже вполне могла задержать местная полиция. Сам он предпочел бы разрешить кризис своими силами, но побег Лэнгдона не оставил ему выбора – пришлось подключить к делу местную полицию и блокировать дороги. В уличном лабиринте Флоренции юркому мо- педу было легко ускользнуть от фургонов Брюдера: окна с тяжелыми поликарбонатными стеклами и проч- ные непрокалывающиеся покрышки делали их хоть и неуязвимыми, но зато и неповоротливыми. Итальян- ская полиция не любила сотрудничать с чужаками, но у организации Брюдера хватало рычагов влияния – на органы правопорядка, на консульства и посольства… Когда мы требуем, никто не смеет отказать. Брюдер вошел в маленький кабинет, где его агент в латексных перчатках стоял над открытым ноутбуком и нажимал клавиши. – Этим компьютером он и пользовался, – сказал агент. – Проверял свою электронную почту и что-то искал в Интернете. Все это осталось в памяти. Брюдер шагнул к столу. – Ноутбук не принадлежит Лэнгдону, – продолжал оперативник. – Он зарегистрирован на человека с инициалами С. К. – полное имя я сейчас выясню. Дожидаясь результатов проверки, Брюдер обратил внимание на стопку бумаг на столе. Он взял их и стал просматривать эту странную коллекцию – буклетик лондонского театра «Глобус» и подборку газетных вы- резок. Чем больше он читал, тем шире раскрывались его глаза. Взяв бумаги, Брюдер выскользнул обратно в кори- дор и позвонил своему начальнику. – Это Брюдер, – сказал он. – Кажется, мы устано- вили личность того, кто помогает Лэнгдону. – И кто же это? – спросил начальник. Брюдер вздохнул. – Вы не поверите. В трех километрах от них Вайента приникла к рулю «БМВ», удаляясь от дома, где прятался Лэнгдон. На- встречу ей с воем неслись полицейские автомобили. Меня отстранили, думала она. Как правило, мягкий рокот четырехтактного двига- теля мотоцикла успокаивал ей нервы. Как правило – но не сегодня. Вайента отдала Консорциуму двенадцать лет. Она начинала в группе поддержки, затем поднялась до координатора и наконец достигла уровня оператив- ного агента наивысшей квалификации. Кроме карье- ры, у меня ничего нет. Работа оперативника подразу- мевала строгую секретность, разъезды и длительные задания, а это фактически исключало возможность личной жизни и нормальных человеческих отношений вне службы. Я выполняла это задание целый год, думала она, все еще не в силах поверить, что шеф так бессердеч- но решил от нее избавиться. Двенадцать месяцев кряду Вайента следила за безупречным соблюдением договора с одним клиен- том Консорциума – эксцентричным зеленоглазым ге- нием, который хотел всего лишь на время «исчез- нуть», чтобы поработать без помех со стороны сво- их соперников и врагов. Переезжал он редко и все- гда тайно, а в основном трудился. Вайента не знала, в чем заключается суть работы клиента, – она долж- на была просто помогать ему скрываться от могуще- ственных людей, которые пытались его найти. Вайента выполняла свои обязанности как истин- ный профессионал, и все шло без сучка без задорин- ки. До вчерашнего вечера. А потом вся карьера Вайенты полетела под откос. Неудивительно, что она находилась на грани эмоци- онального срыва. Меня вышвырнули. Запуск процедуры отстранения означал, что агент должен немедленно прекратить выполнение теку- щего задания и покинуть «район оперативных дей- ствий». Если бы отстраненный попал в руки властей, Консорциум заявил бы, что никто из его сотрудников и слыхом о нем не слыхал. Агенты понимали, что с этой организацией шутки плохи, – ведь они имели возмож- ность на собственном опыте убедиться в том, как лов- ко она умеет искажать реальность в своих целях. Вайента знала только о двух случаях отстранения. Сложилось так, что обоих отстраненных агентов она больше ни разу не видела. Раньше она считала, что их пригласили для дачи формального отчета и уволи- ли, взяв с них обещание никогда не вступать в контакт ни с кем из прежних коллег. Однако теперь ее уверенность поколебалась. Ты просто паникуешь, успокаивала она себя. Кон- сорциум никогда не опустится до такой грубой ба- нальности, как хладнокровное убийство. И все-таки по ее телу снова прокатилась холодная волна страха. Инстинкт заставил ее бесшумно покинуть крышу отеля сразу же после того, как у дома напротив выса- дилась группа Брюдера, и теперь она гадала: может быть, этот инстинкт ее и спас? Сейчас никто не знает, где я. Прибавив газу на ровном, как стрела, уходящем прямо на север бульваре Поджо-Империале, она по- думала, что значили для нее последние несколько ча- сов. Прошлым вечером она волновалась за свою ра- боту. Теперь – за свою жизнь. |