Типология лексических систем и лексико-семантических универсалий. Монография2004. Министерство общего и профессионального образования российской федерации башкирский государственный университет
 Скачать 1.34 Mb.
|
|
Раздел 1. КОГНИТИВНАЯ МОДЕЛЬ МИРА И ЯЗЫКОВАЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ 1. Диалектика общего и индивидуального в языках Любой человек, владеющий, кроме родного языка, каким-либо другим естественным языком, знает о существовании сходств и различий между языками. Как бы ни были несхожи языки в генетическом и структурном отношении, как бы далеко ни отстояли они друг от друга в пространстве и времени, они обязательно обнаруживают единство по своим фундаментальным свойствам, различаясь в то же время по внутренней форме или "порождающему язык духу", по выражению В.Гумбольдта [Гумбольдт 1984,75]. При этом общее в языках сокровенно, тогда как более доступное для обнаружения различие выступает зачастую на поверхности сравниваемых явлений. "Поверхностное межъязыковое различие, - пишет Р.Лангакер, - часто скрывает единообразие, которое лежит в глубине" [Langacker 1973, 246], отражая общее устройство всех естественных языков. Подобное единообразие, обнаруживаемое в конкретных языках, определяет суть языка как рода, и установление этого единообразия представляется делом более важным, чем установление межъязыковых различий, поскольку позволяет выделить квинтэссенцию человеческого языка и параметры психологического единства человечества. Эта проблема, которая в языкознании называется проблемой языковых универсалий, есть частный случай философской трактовки универсального. В картезианской парадигме универсалии определяются как общие признаки между вещами, по которым эти вещи классифицируются и категоризируются. Так, определение объекта как "роза" означает указание того, что есть общего между розами, и различение роз и не-роз [Markova 1982, 120]. В гегельянской парадигме универсалии образуют нечто большее, чем общие признаки объектов, представляющие собой лишь "фантомы", пустые и абстрактные обобщения. Гегель рассматривает общее в диалектическом единстве с особым и индивидуальным. Особое есть манифестация общего в индивидуальном объекте, а общее существует только благодаря своей реализации в особом, которое характеризует индивидуальный объект. Идентификация объекта в качестве розы есть указание на индивидуальный объект. Идентифицируя объект с розой, говорящий не просто различает его благодаря таким признакам как "красный цвет", "наличие шипов", "определенный запах" и т.д., общим для всех видов роз, но и осознает эти признаки как универсалии, выражающие себя особым, определенным образом в данном индивидуальном объекте. Хотя красный цвет есть общий признак, присущий многим розам, красный цвет данной конкретной розы отличается своей особостью по сравнению с цветом других роз. "Особое, - говорит Гегель, - есть антитеза общего: нет общего без особого и особого без общего. Соединяясь в неразрывное целое, общее и особое образуют индивидуальное" [Markova 1982,121]. Казалось бы, гегелевская концепция не выходит за пределы тривиального утверждения о том, что определенные объекты имеют некоторые общие черты, в то время как другие объекты различаются между собой. Данное утверждение сближает Гегеля с Аристотелем, который разграничивает субстанции, такие как "человек", "лошадь", "роза" и т.д., и случайные свойства, такие как "качество", "деятельность", "отношение" и т.д. Однако универсалии Гегеля имеют диалектический характер, являясь развитием антитезы "универсальное": "особое". Поэтому особое в определенных условиях может стать универсальным; например, в соответствии со своей теорией развития видов Дарвин объясняет выживание предка муравьеда развитием особого признака, а именно появлением длинного языка, превратившегося в универсальный признак нового вида при смене условий обитания. Гегелевская диалектика в применении к языку подразумевает, что конкретные языки суть особые формы проявления универсального. Вместе с тем антитеза общего и индивидуального в языках должна учитывать ее общий источник, которым является не происхождение и общее развитие языков, а мышление, отражающее внешний мир. Следовательно, проявление общего и индивидуального в языках менее диалектично, чем в философии, в силу существования в языках абсолютно общего, то есть такого универсального, которое присуще всем языкам независимо от их происхождения, а также жизненных условий, культуры и уровня знаний их носителей. Универсалии в языке определяют границу действия антитезы "общее": "индивидуальное" в языках. Вследствие особого характера проявления этой антитезы в философии языка и языкознании получило развитие учение Декарта о врожденных идеях. Например, философской основой так называемой хомскианской революциислужит предоставление о существовании общих принципов строения всех языков, которые считаются универсальными вследствие врожденной способности человека к усвоению языка. Аналогичным образом учение о семантических примитивахА.Вежбицкой восходит к Лейбницу, который вслед за Декартом объясняет врожденные идеи способностью ума к их порождению под воздействием внешнего мира и чувства. Гипотеза о языке мышления Дж.Фодора или "Lingua Mentalis" А.Вежбицкой, равно как и теория М.Бирвиша [Бирвиш 1981] о семантических признаках языковых единиц, образующих универсальный инвентарь человеческого ума, используемый избирательно конкретными языками, также исходит из картезианской парадигмы. Диалектика общего и индивидуального проявляется в классификации языков по характерным свойствам, напоминающим семейные сходства. Идея семейных сходств восходит к Л.Витгенштейну, который обосновывает ее на знаменитом примере с понятием "игра" [Витгенштейн 1984, 110]. Такая сложная сеть подобий, накладывающихся друг на друга, есть не что иное, как постоянный переход общего в свою противоположность - различие. Постоянное действие этого принципа создает основу поливариантности в классификации языков: определенный параметр, взятый в качестве основа классификации как общий признак, в другой классификации выступает как индивидуальный, и наоборот. Семейные сходства логически можно выразить формулой АВ, ВС, СД, ДЕ и т.д. [Ungerer, Schmid 1996, 26], в которой каждая категория содержит общего с соседней категорией представителя, сохраняя при этом свое отличие. Если рассматривать конкретные языки в качестве объектов категории "язык", то ее атрибуты, то есть признаки, сближающие и различающие языки, будут общими для одной пары и разными для другой пары объектов общей категории. Иными словами, то, что сближает один язык с другим, различает его с третьим. Таким образом, резюмируя, можно заключить, что общее в языках следует рассматривать в единстве с индивидуальным, признавая, однако, примат общего, вследствие особого, абсолютного характера проявления общего в виде языковых универсалий. Внутренние структуры языков гораздо более сходны, чем их поверхностные структуры, то есть семантически языки различаются относительно неглубоко [Чейф 1975, 98]. Преувеличение различий между языками объясняется преувеличенным вниманием к материальной стороне языка, в то время как большее внимание должно уделяться его функциональной стороне. Направление внимания на функционирование языка, стремление к выяснению его категориальных основ естественным образом приводит к выводу о примате универсального в языках. 2. Модель мира и его концептуализация в языках Существование общих и индивидуальных свойств языков есть результат отражения разных свойств мира в мировых языках. Сознание человека отражает эти свойства в виде целостного психического образа или картины мира, закрепляя этот образ в языковых формах. Термин картина мира впервые употребляется еще на рубеже веков физиком В.Герцем применительно к физическому миру. В.Герц трактует это понятие как совокупность внутренних образов внешних объектов, служащих для выведения логических суждений о поведении этих объектов. Эти образы, по мнению В.Герца, отражают существенные свойства объектов, включая минимум пустых, лишних отношений, хотя полностью избежать их не удается, так как образы создаются умом [Постовалова 1988, 12]. В.И.Постовалова определяет картину мира как глобальный образ мира, лежащий в основе мировоззрения человека, то есть выражающий существенные свойства мира в понимании человека в результате его духовной деятельности [Постовалова 1988, 21]. С этим определением можно согласиться, добавив лишь, что мировой образ складывается в результате комплексной деятельности человека, включающей как духовный, так и чувственный опыт. Поскольку чувственный опыт разнится от индивида к индивиду, картина мира есть личностная интерпретация мира, скрытого от глаз человека в своих глубинных свойствах. В строгом смысле слова имеется столько образов мира, сколько наблюдателей, контактирующих с ним. Целостный образ мира, очевидно, реализуется как сумма теоретических (философско-научных или религиозно-художественных) и донаучных форм познания. Однако практическая реализация инвариантного образа мира через синтез своих вариантов есть вопрос дискуссионный, равно как и целевое формирование универсальной картины мира. В последнее время происходит изменение понятия "картина мира" (Weltbild, worldview); на смену наглядности "картины" приходит наглядность "модели", "интегрального знания", "матрицы" и т.д. [Соколовская 1993, 2]. Термин картина мира все еще сохраняется в силу отражательной функции модели, не объясняющей, а лишь описывающей устройство окружающего мира. Однако вследствие своей образности, указывающей на некую зеркальность, связанную с отражением скорее внешних, чем внутренних атрибутов мира, этот термин все же малопригоден. Более подходящим представляется термин когнитивная модель мира, поскольку модель подразумевает наиболее существенные, как внешние, так и внутренние характеристики объекта моделирования. Когнитивная модель мира есть концептуальная репрезентация действительности в многообразии его внешних и внутренних связей, существующая в виде определенной системы понятий. В каждой культуре эта система включает такие общие понятия как «время», «пространство», «изменение», «причина», «следствие», «число», «отношение», «часть», «целое» и т.д. Однако когнитивная модель мира включает не только наиболее общие и, следовательно, потенциально универсальные для всех культур понятия, но и все вообще представления человека об окружающей действительности. Поскольку концептуализация мира осуществляется через язык, возникает вопрос о взаимоотношении между когнитивной моделью мира и ее языковой репрезентацией. Ж.Соколовская считает логичным представление о мире языковой семантики, существующем наряду с "химическим", "физическим", "биологическим" и другими мирами [Соколовская 1993, 6]. Очевидно, однако, что язык не образует автономной модели мира, подобной той, которая осуществляется в химии, физике, биологии и других науках. Модель мира, репрезентируемая языком, включает в себя наиболее общие понятия из разных наук и изменяется в связи с изменениями концепции о мире в этих науках. Г.В.Колшанский считает, что "в гносеологическом плане действительно отношение не "язык" - "мышление", а "языкомышление" - "мир", и "правильно поэтому говорить не о языковой картине мира, а о языко-мыслительной картине мира" [Колшанский 1990, 37]. Такое полное слияние когнитивной и языковой моделей мира приводит к фактическому отождествлению языка и мышления и - как следствие - может наводить на мысль о жестком влиянии языковых структур на структуры мышления. В дальнейшем, однако, Г.В.Колшанский признает, что "языковая картина мира есть вторичное существование объективной картины мира" [Колшанский 1990, 40], и такая вторичность означает не что иное, как принципиальную зависимость языка от мышления. Языковая модель мира не параллельна когнитивной модели и не тождественна ей, а встроена в нее в качестве подсистемы [Коменская 1993, 39]. Эта подсистема обладает активной обратной связью. Изменение когнитивной модели в связи с приобретением нового знания может вызвать изменение языковой модели, и, наоборот, обогащение языка новой лексикой, равно как и усвоение его индивидом изменяет мир человеческих представлений о мире. Поэтому можно согласиться с выводом Ю.Н.Караулова о зыбкости границы между языковой и понятийной моделями мира [Караулов 1976, 271]. В процессе познавательной деятельности человека происходит постоянное изменение, обогащение, уточнение структур, образующих модели мира в мышлении и языке. Принципиально важным в вопросе о взаимоотношении между миром и его отражением в сознании и языке является способ концептуализации мира. Элементарная форма представления когнитивного содержания осуществляется через наименование. "Посредством именования, - пишет Р.Г.Авоян, - вещь оказывается включенной в сферу мысли и перестает быть сугубо внешней, становится конструктом умственной деятельности" [Авоян 1985, 75]. Наименование позволяет обнаружить и закрепить в себе внутреннее единство внешне несходных вещей реального мира, отделить каждую вещь от других вещей, а также от самой себя. Отделение же вещи самой от себя превращает ее в факт, знание, формируемое в языке. Функция наименования заключается в репрезентации стоящего за ним когнитивного содержания. Эта репрезентация может осуществляться через выделение какого-либо признака называемой вещи, так что само наименование служит лишь меткой концепта, всего мыслительного содержания, подводимого под него [Серебренников 1988, 76]. Так же как наименование представляет концепт, возбуждая его в сознании языкового субъекта, так и концепт представляет реальную субстанцию, его свойство или отношение, существующее между субстанциями или свойствами или мыслимое как существующее в реальном мире. Рассматривая с точки зрения репрезентативной функции соотношение между миром и его отражением в сознании и языке, можно полагать, что языковой мир есть репрезентант концептуального мира, который в свою очередь репрезентирует реальный объективный мир. Как считает Дж.Серль, способ, которым язык представляет мир, является расширением и репрезентацией способа, посредством которого сознание представляет мир. Таким образом, язык выводится из сознания, будучи лишь "эвристическим средством объяснения интенциональности", главного компонента сознания [Серль 1987, 100-101]. Репрезентирующая система всегда беднее репрезентируемой системы, так же как метаязык беднее естественного языка. Так же как понятие по отношению к соответствующему участку опыта, а наименование по отношению к идентифицируемому им понятию, так мышление беднее опыта, а язык беднее мышления. Взаимное соотношение трех миров, репрезентирующих друг друга, можно представить себе в виде наложенных друг на друга разных по величине прямоугольников, каждый из которых в функции репрезентанта всегда меньше по объему, чем смежная фигура - репрезентатум (см. следующую схему): Схема №1 Объективный мир Когнитивная модель мира  мышление Языковая модель мира Такая схема, разумеется, не учитывает межъязыковые различия, обусловленные различным опытом и характером человеческой категоризации. Когнитивная и языковая модели мира представлены в схеме как подсистемы мышления, между которыми предполагается активная взаимная связь. 3. Структура модели мира и истинность репрезентирующей системы "Скелетом" модели мира служат категории, представляющие внеязыковую действительность в виде содержательных дискретных сущностей: для когнитивной модели это когнитивные (понятийные)категории, а для языковой модели - семантические модели языка. Между этими типами категорий не существует ни полного изоморфизма, ни явного противопоставления. Различие же сводится главным образом к тому, что семантические категории, в отличие от категорий мышления, "воплощены в конкретных языковых средствах (лексических, грамматических и др.), специфических для каждого языка", и "тесно связаны со сферой коннотаций, то есть дополнительным смысловым содержанием, соотнесенным с образным мышлением и со сферой структурных значимостей и функций, то есть с различными типами сугубо языкового знания" [Васильев 1990, 138]. Когнитивные категории, представляя знания человека, ориентируются на общие закономерности окружающего его мира, такие как пространство, время, бытие, субстанция, форма, количество, качество, действие, состояние, движение, степень, место, направление и т.д. Эти и другие менее абстрактные категории репрезентируются в языковой модели семантическими категориями с помощью лексических средств и средств явной и скрытой грамматики. К лексическим средствам относятся простые и сложные единицы языкового лексикона (симплексы и комплексы), представляющие категории в "чистом" виде, то есть непосредственно. К средствам явной грамматики можно отнести формальные и содержательные грамматические категории, а к средствам скрытой грамматики - общие компоненты языковых значений, обнаруживаемые в оппозициях лексических единиц, семантические валентности предикатных значений (например, синтагматические семы субъектности, объектности, адресатности и т.п.), лексико-семантические и синтаксические модели деривации, а также лексический и синтаксический контекст [Васильев 1990, 137-139]. Между собой семантические категории, как и их прототипы (когнитивные категории) делятся на простые и сложные, находясь в различных логических взаимоотношениях, главным из которых является иерархия. Поскольку семантические категории, отражающие когнитивные категории, представляют чувственный опыт сообразно со способами, характерными для каждого данного языка, возникает вопрос о степени адекватности этого представления или истинности репрезентирующей системы. В более общем виде этот вопрос формулируется как проблема взаимоотношений между двумя подсистемами мышления, то есть как проблема взаимодействия когнитивной и языковой моделей. Эта проблема называется обычно проблемой языковой относительности и рассматривается в рамках гипотезы с тем же названием. Таким образом, взаимоотношение между двумя подсистемами мышления не сводится к вопросу о степени истинности репрезентирующей системы. В этой связи Г.В.Колшанский справедливо замечает, что язык не может быть ни истинным, ни ложным по отношению к первичному миру и его вторичный характер не накладывает никаких ограничений на возможность формирования различных высказываний о мире во всем многообразии его бытия [Колшанский 1990, 37]. А.Болинджер приводит американскую сентенцию Guns don't kill people, people kill реор1е "стреляют люди, а не ружья" [Bolinger 1980, 68], которая означает, что сам язык - это только средство, которое можно применять с разными целями, так же как ружье можно использовать с целью убийства человека, хотя само ружье не стреляет; точно так же и язык не является демиургом концептуальной модели, а лишь средством ее существования. Вместе с тем было бы ошибкой считать, что языковые репрезентации когнитивной модели мира проистекают только из различного опыта освоения объективного мира. Система понятий, образующая когнитивную модель мира, отражает его не целиком; напротив, целостное отражение мира может не вмещаться в его концептуальную модель. Иначе невозможно было бы объяснить такие понятия, как "единорог", "ведьма", "душа", существующие в виде признаков объектов, но не самих объектов реального мира. Поэтому можно говорить об отсутствии соответствия между когнитивной моделью и репрезентатумом этой модели, если не в целом, то в частностях. Несмотря на это, взаимопонимание людей как внутри языкового коллектива, так и между языковыми культурами есть объективный факт, который может объясняться только одним - наличием общей логико-понятийной системы, на основе которой строятся различные когнитивные модели мира. Логико-понятийная система зиждется на принципиальной универсальности человеческого опыта, обусловленной единым устройством мира и единой человеческой природой. Многочисленные физиологические механизмы, встроенные в генетическую систему человека обеспечивают психологическое единство человечества, которое можно назвать альфой и омегой межчеловеческого общения и взаимопонимания. |