Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Справедливость в правосудии Составителям законов не хочется быть теоретиками в пустоте, когда многие законы словно зависают в воздухе, никак не претворяясь в дей- ствительность. Им на помощь, как правило, приходит правосудие, словно обязывая нормы закона работать. К правосудию ныне прикованы многие взгляды, так как от решения судей стало многое зависеть из-за часто нестабильных политических от- ношений, а также в связи с проблемами расширений бизнеса. Состоятель- ный народец особо не задумывается, надеясь на силу финансов; власт- ные лица также не обеспокоены исходом дела в суде, рассчитывая на свой крепкий ресурс. Но большинство активных людей, занятых в том или ином бизнесе, ждут от правосудия справедливого суда. Казалось бы, пра- восудие по определению судит по правоте, по справедливости. Жизнь да- лека от такого представления. Потому и важна суть критериев справедли- вости, чтобы прояснить возможность справедливого судебного решения. Аристотель, выводя суть критерия справедливости в правосудии, считал таковым пропорциональность, а критерий неправосудия – непропорцио- нальность [см. 10, 1131b15]. Справедливость, как духовное проявление, воспринимается Аристотелем в виде добродетели, необходимой для об- щественной жизни. Если такая добродетель становится важнейшим нача- 61 лом жизни государства, то за справедливостью неизбежно следуют и остальные добродетели [см. 10, 283а35]. Многообразны и непредсказуемы толкования сути правосудия в тео- рии права и, особенно, сути справедливости, присущей или не присущей ему. Кто-то, словно впервые в истории правовой мысли, задаётся целью выявить условия вынесения справедливого приговора, предваряя их намёком на то, что сущность справедливости до сих пор не известна. Бо- лее того, намёк усиливается в сторону самой возможности или принципи- альной невозможности справедливого суждения [см. Пермяков, с. 108]. Стоит ли повторять, что сущность справедливости известна со времён Платона и Аристотеля, а потому намёки по поводу самой возможности справедливого решения судьи следовало бы вернуть самому сочинивше- му их специалисту. Ильин не сомневается в существовании справедливо- сти, стремясь уточнить само её требование. Оно, вроде бы, состоит дей- ствительном и строгом соответствии решения судьи тому случаю, к кото- рому оно применяется [см. 86, с. 143-144]. Впрочем, справедливость, бу- дучи критерием решения судьи, сама ничего ни от кого не требует. Дей- ствительное и строгое соответствие решения судьи разбираемому факту свидетельствует лишь чёткости и конкретности его решения, но сущности справедливости в таком решении нет. Она впервые может возникнуть при сопоставлении противоположных позиций, когда каждая из них настаивает на своей правоте. Также странно узнавать в тексте Юстиниана, что сущ- ность справедливости «заключается в постоянной и твёрдой воле возда- вать каждому своё» [см. 87, с. 15]. Постоянная и твёрдая воля присуща обычно императору. Он же и воздаёт каждому по его заслугам. Но сами заслуги определяются им исходя из политической целесообразности и степени преданности ему самому. В каждом таком решении просвечивает его личностная, субъективная позиция, далёкая от сущности справедливо- сти. Берётся за анализ справедливости Харт, подчёркивая, что она внут- ренне сложна. Он видит в ней две части: одну – некий инвариант; другую – нечто меняющееся, смещающееся. Инвариант Харт суммирует правилом: «Трактуй одинаковые случаи одинаково». Варьирующийся вариант пред- полагает связь с конкретными условиями, часто всюду различными. Или иначе: первая часть предстаёт в виде некого образца, вторая – в виде его изменяющихся состояний. Причём, для Харта наиболее важна вторая часть идеи справедливости, позволяющая соотносить между собой разные вещи в зависимости от взгляда на них, или от их квалификации. В частно- сти, высокий ребенок сопоставим с низким мужчиной, тёплая зима – с хо- лодной осенью [см. 216, с. 163]. Итог рассуждений Харта в отношении к сущности справедливого суда таков: критерии существенных сходств и различий могут быть настолько отличны одно от другого, что вместе с ни- ми часто могут меняться фундаментальные моральные взгляды данного лица или общества. Следовательно, «утверждения о справедливости или несправедливости закона могут быть встретиться со своими противопо- ложностями, инспирированными другой моралью» [см. 216, с. 166]. То есть, от сущности справедливости Харт ушёл к прагматической точке зре- ния, что типично для американского специалиста. В реальности, справед- ливость не может делиться на образец и вариативную часть, она едина в себе самой. Одновременно нет никакой возможности сопоставить различ- ные сравниваемые объекты, исключив специфику качественной пропорции между ними. Харта заботит лишь история и социология применения спра- ведливости. Такова же юридическая позиция в целом, ограничивающая 62 справедливость конкретно-историческими реалиями (временем, обще- ственной средой, соответствующими им нормами закона). Но хорошо из- вестно, что времён и сред необъятное множество. Потому справедливость снижается до ранга субъективных представлений, на что по другому пово- ду точно указывал Муромцев [см. 144, с. 154]. Действительно, для разных королей и принцев решения их врагов всегда несправедливы, и наоборот, решения их самих, а также их судей всегда справедливы. Именно в этом отношении можно было бы, вслед за Хартом, утверждать о принципиальной смене взглядов на справедливость при пересечении каждой государственной границы. Данную позицию од- нажды уже высмеял Б. Паскаль: странна та справедливость, которая рас- секается рекой. Стоит пересечь реку, и справедливость уже совсем иная [см. 120, фр. 294]. Однако есть справедливость, которую фактически из- вратили, приспособив под свои прихоти короли и вельможи; и есть спра- ведливость божественная, распространяющаяся на каждого человека пла- неты земля. Первую справедливостью назвать нельзя, так она, часто нося это имя, в реальности является политической целесообразностью. Поли- тическая целесообразность, очень часто рядясь в одежды справедливо- сти, в зависимости от обстоятельств, фундаментально меняет свои полю- са: нынешние политические враги на международной арене завтра пре- вращаются в друзей; и наоборот, нынешние друзья завтра неожиданно становятся врагами. Справедливость божественная принципиально не го- дится для таких переодеваний. Она всюду едина, сохраняя свою перво- зданную сущность в динамичном, живом, гибком постоянстве. Она в со- стоянии сопоставить самые разнородные поступки, вещи, предметы, за- мыслы, но всюду позволяет выносить о них суждение на основе духовно- материальной пропорциональности. Часто специалисты юриспруденции не расшифровывают, о какой справедливости говорят: о рядящейся в её одежды политической целесо- образности или о справедливости в её подлинной сущности. Например, произносится тривиальная фраза: для современного общества наиболее исходным состоянием является справедливость, обеспечивающая права человека [см. Лившиц, с. 126]. Или ещё суждение специалиста, обращён- ное к справедливости, которая, вроде бы, должна требовать защиты лич- ности, владения и собственности, а также построения постоянной, полной и точной защиты [см. Эрлих, с. 251]. Но о какой справедливости ведут речь специалисты? Если о спонсированной сверху властным ресурсом, то от такой справедливости следовало бы быть подальше. А другая в совре- менные органы правосудия практически не заглядывает. Кроме того, спра- ведливость никого, никак, ничем не обеспечивает; ни от кого, ничего не в состоянии потребовать – всё это функции субъектов действия (самого че- ловека, органов юстиции, органов власти). Справедливость во всех взаи- модействиях, даже в самых тонких, устанавливает лишь пропорциональ- ное соотношение (душ, видов общения и поведения, вещей, денежных средств, прав и т.п.). Попытка толкования справедливости принадлежит также Фуллеру. Приглядевшись к одному месту в тексте Аристотеля, он обнаруживает па- радокс: будто справедливое отношение к другим людям может быть одно- временно и лёгким, и трудным. И предполагает: можно, мол, легко выучить способы применения правил справедливости, чтобы пользоваться ими без труда [см. 213, с. 115-116]. Аристотель говорит о похожем, и всё же об ином: он рассматривает не проблему справедливости, а правосудности. И говорит не о знании и применении правил справедливости, и не о знании 63 законов, суть которых воспринять легко. Он рассуждает о поступках и их долях, в отношении к которым бывает очень трудно определить – право- судны они или нет. Процесс понимания сути поступков он сравнивает со сложностью применения знаний в медицине [см. 10, 1137а15]. Тогда при- ходится осознавать мотивы совершения поступков, характер их соверше- ния, виды отдельных действий внутри самих поступков, цели, ради кото- рой они совершались, при каких обстоятельствах и в отношении к кому. Можно добавить – и к какой доле нанесения ущерба или привнесённого блага в чью-то жизнь привели поступки. Аристотель резюмирует: в этом только и может проявиться искусство понимания. Оно присуще правове- дам, но далеко не всем специалистам по законодательству. Можно доба- вить, что яркими примерами правоведения могут быть анализы поступков, произведённые в произведениях Шекспира, Толстого, Достоевского, Чехо- ва, а также у классиков английского детектива – А. Кристи и А. Конан- Дойля. Кого-то из специалистов тянет к символическим средствам выраже- ния правосудия. Указывая на весы и меч, повязку на глазах, специалист воспринимает правосудие в виде права, которому присущи общезначи- мость, властная общеобязательность, абстрактно-формальное равенство [см. 147, с. 176]. В пояснении повязка на глазах трактуется, как абстраги- рованный от различий равный правовой подход ко всем, невзирая на лица, что считается основой для объективного суждения о справедливости. Если последняя часть суждения соответствует беспристрастности и безукориз- ненной честности судьи, то речь должна идти именно о честности судьи, который готов судить беспристрастно. Добавленный признак властной об- щеобязательности лишь вводит субъективный фактор, часто мешающий справедливому суду. Ведь там, где возникает власть, там часто господ- ствует политическая целесообразность. А фактор абстрактно- формального равенства противоречит главному условию справедливого решения – неравенству условий, с которыми истец и ответчик приходят в суд. Йеринг – специалист по борьбе за право. Борьба его в первую оче- редь и занимает. Право он противопоставляет его логическому смыслу, и воспринимает право, лишь как силу. Сущность справедливости его также не интересует. Он лишь отождествляет её с двумя положениями рук: в од- ной – меч, в другой – весы. И делает вывод: меч без весов равен насилию, весы без меча полны бессилия права [см. 88, с. 12]. Но даже не задумыва- ется: что такое весы в руках скульптуры правосудия? Хотя понятно, что весы всегда выверяют пропорцию между мерами двух событий, поступков, деяний, умыслов, обстоятельств и т.д. Следовательно, справедливость – чрезвычайно тонкий инструмент, выверяющий соотношение деяний раз- ных людей. Руками её потрогать невозможно, так как основное её место пребывания – духовная жизнь людей. Хайек о справедливости Казалось бы, многое о справедливости уже сказано. Но вот появляет- ся мыслитель, претендующий на персональное изложение множества ис- тин и не считающий необходимым сообразовываться с предшествующими великими открытиями. Речь идёт о Л. Хайеке. Он, один из теоретиков стихийного порядка, неожиданно заявляет, что правила справедливого поведения лишь отрицательны, направленны 64 только на предотвращение несправедливости. В этой связи, и в законах их следует применять с использованием отрицательного критерия совмести- мости [см. 214, с. 128]. Данное мнение односторонне. В жизни немало примеров благородного и справедливого поведения (при подлинном и глу- бинном решении вопроса: кто прав, кто виноват?). Существуют, например, поощрения и награждения ребёнка/учащегося, взрослого словом и взгля- дом. Причём, воспитатель, учитель, руководитель, сделавший это, тогда поступает по справедливости, когда вовремя оценивает вклад человека в общее дело. Наоборот, не оцени он этот вклад, и его безразличная реак- ция отзовётся очередным безразличием человека к тому или иному делу. Наиболее распространённый пример такого рода – зазнавшиеся руководи- тели, которые никого и никак не поощряют. Люди, не чувствуя поддержки лица, от которого они зависимы, также становятся безразличны к своему делу. И тогда руководитель вынужден переходить к иной форме отноше- ний – раздаёт выговоры и наказания направо и налево. От этого общая работа становится ещё хуже, даже при внешнем благополучии. А причина проста – он не проявил справедливости в своевременном поощрении профессионалов. Аналогично – на спортивной арене судья может вести разбор игровых ситуаций по справедливости. Любое справедливое пове- дение облагораживает личность, является условием высокого доверия к её действиям и поступкам. Ничего отрицательного в справедливом пове- дении нет. Совсем не удивительно, что Хайек, заявив свою приверженность от- рицательной справедливости, как и многие другие, поступающие непосле- довательно, приводит пример благодатного влияния справедливости. Хотя приводит его на собственный манер, объясняя функцию, вроде бы, спра- ведливого поведения обещанием того или иного материального поощре- ния: кто на что может рассчитывать, какие материальные объекты или услуги он может получить [см. [см. 214, с. 205]. Так обычно заманивают будущих заёмщиков предложением небольшой процентной ставки, если они будут вовремя выплачивать проценты; либо заранее оговаривают вид ценного поощрения за неблаговидный труд, в случае исполнения поруча- емого задания. Подобные примеры далеки от сущности справедливости, так как являются лишь специфическими формами соблазнения человека неким будущим большим материальным достатком взамен на тот или иной вид потери с его стороны. Имя данным действиям – обычная сделка, когда человек что-то приобретает взамен на утрату части своего имущества, или здоровья, или сил. Разумеется, такая сделка также может быть построена в соответ- ствии с критериями справедливости. Однако справедливость не может быть основана на корысти, что заложено в суть примеров Хайека. Важ- нейшие особенности человека, ориентированного на справедливое дей- ствие – честность, бескорыстие и беспристрастность. Фактор использова- ния сделки, а не справедливости, а также правило корыстного обогащения напрямую проявляются в последующем разъяснении Хайека: даже если один по итогам сделки разбогател, а другой всё утратил, тень на справед- ливость такой сделки не падает, уверяет Хайек. Ведь оба действовали, вроде бы, по правилам. И далее он пытается уверить остальных в чистоте справедливости, не ответственной за непреднамеренные последствия стихийного порядка, никак не связанные с чьим-то умыслом [см. [см. 214, с. 206]. Всякое отрицание уже предполагает утверждение, говорил Спино- за. Отрицая непреднамеренность разбогатевшего партнёра по сделке, ко- гда другой всё утратил, отрицая предварительный умысел первого, Хайек 65 волей-неволей намекает на их существование. Не случайно он добавил к справедливости фактор стихийности, на который можно списать любой обман. А то, что за данной сделкой скрывается обман – нет никаких со- мнений. Используя оба партнёра критерии справедливости, выиграли бы оба от взаимного обмена, и не проиграл никто. Впрочем, Хайеку, видимо, поднадоело заигрывать с справедливо- стью, и он переходит к полному отказу от неё. Если в предыдущей главе я приложил, мол, все силы к защите концепции справедливости, теперь я не скрываю, что стану выступать против злоупотребления этим словом. Ведь справедливость – это зло, угрожающее разрушить концепцию права, как личной свободы, заключает специалист [см. [см. 214, с. 231]. Приём, ис- пользуемый для критики справедливости, нам уже известен: он сводит её к равенству сторон, ссылаясь на мнение А. Хонора: все люди, если не учи- тывать характер их поведения и специфику выбора, обладают правом на равную долю всех известных преимуществ 29 Вряд ли стоит повторять, что идея равенства ни в коей мере не соотносима с идеей и критерием спра- ведливости, следуя которому учитывают неравенство факторов каждого человека. Тем не менее, свою критику справедливости Хайек строит на обличении равенства. Так, он без труда опровергает позицию Дж. Милля, считавшего, что высшим принципом социальной справедливости является «одинаковая оценка лиц, оказавших обществу одну и ту же заслугу; и оди- наковая награда тех, чьи заслуги перед обществом одинаковы». 30 Позиция Милля очень проста, она вряд ли у кого вызовет сомнение. Простота её в сопоставлении равного с равным. Потому Хайек без труда критикует такой подход к выявлению сути справедливости, обращая внимание не на про- стоту позиции, а на её антропоморфизм [см. 214, с. 232]. Но последнего как раз нет в позиции Милля. Ведь он сопоставляет две равные меры, как поступков, так и заслуг. А в мере как таковой ничего антропоморфного нет. Многократно сложнее сопоставлять две или несколько (по количеству и качеству) неравных вещей, событий или поступков. И если это оказыва- ется возможным, данное сопоставление будет высшим принципом дости- жения реальной, объективной справедливости. Для понимания её сущно- сти стоит обратиться к знаменитому месту из книги Аристотеля. Он срав- нивает между собой три неравноценные по количеству и качеству предме- та – дом, плащ, обувь. Если плащ и обувь можно как-то сравнить между собой, дом явно превосходит их по всем параметрам. И всё же Аристотель находит необходимое решение: оно заключается в сопоставлении пропор- ций затраченного на каждый предмет труда. Не случайно им упоминается труд на создание каждого предмета [см. 10, 1194а10]. В современном кон- тексте сама такая пропорция состоит из сложной совокупности мер, полу- ченных в результате анализа количества и качества работ, встречающих- ся между собой в процедуре обмена. Чтобы всё это проиллюстрировать, привожу таблицу сведённых воедино отношений: Таблица № 1. ПР. сто- имость 1 Товар 1 ПТ. сто- имость 2 МН стои- мость 1 + 2 МН стои- мость 2 + 1 ПТ. сто- имость 1 Товар 2 ПР. сто- имость 2 29 A. M. Honore, “Social Justice”. In McGill Law Journal, VIII, 1962. 30 Милль Дж. Ст. Утилитаризм. О свободе. – СПб., 1900. – С. 187-188. 66 Объём и каче- ство, мера, пропор- ции 1 Вещ- ная форма 1 Жела- ния, Потреб- ности 2 Экви- вален- ты 1+ 2 Экви- вален- ты 2 + 1 Жела- ния, Потреб- ности 1 Вещ- ная фор- ма 2 Объём и каче- ство, мера, пропор- ции 2 Описание данной формы обмена выглядит так: на рынке встречаются не вещи, а люди, имеющие каждый со своей стороны тот или иной вид созидания (1 и 2), основанно- го на комплексе отдельных количеств и качеств, синтезирующих их мер труда (1 и 2), пропорций между ними (1 и 2); данный вид созидания производит товар (вещную форму созидания) – 1 и 2. Далее сложнее: товар 1 , (вещная форма созидания 1 ) встречается с желаниями, потребностями 2 , имеющими свой взгляд на свою потребительную стоимость 2. То же самое происходит с обратной стороны. Человек с обратной стороны, используя свои пропорции созидания 2 и соответствующую им производительную стоимость 2 , выхо- дит на рынок со своим товаром 2 . На рынке он встречается с чужой потребительной стои- мостью 1 (потребностями и желаниями 1 ), а также с аналогичной меновой стоимостью 1 и её эквивалентами 1 , предлагаемыми другим человеком. Таким образом, на рынке происходит исходное взаимодействие вовсе не товара самого по себе и не денег с их ценовыми эк- вивалентами, а конкретных людей с их производительными стоимостями 31 Хайек, как я уже отметил – теоретик так называемого стихийного по- рядка. Понятие это обманывает только новичков в теории. На самом деле, под видом стихийных событий всегда и всюду добивается своих целей та или иная, чаще промышленно-торговая, но может и судейская олигархия, от имени которых и создаёт свою теорию Хайек. Для этой цели им взята оболочка правил справедливого поведения, которые он представляет продуктами вроде бы стихийного роста; но тут же вводит фактор обдуман- ных действий судей, улучшающих так называемый стихийный рост спосо- бом установления новых правил [см. 214, с. 119]. Настаивая на приоритете позиции судей, Хайек вовсе не допускает, что они будут использовать кри- терии справедливости. Нет, идею «социальной справедливости» он те- перь именует квазирелигиозным суеверием, считая необходимым от неё отвернуться [см. [см. 214, с. 235]. Веру в «социальную справедливость», которая повсеместно поддерживается сознанием большинства людей на планете, Хайек считает едва ли не самой опасной угрозой для ценностей свободной цивилизации. Цивилизация, если отстранённо взглянуть на его позицию, свободна только для олигархий, всегда и всюду использующих силы общества ради собственного обогащения. Своей критикой Хайек ино- гда достигает социально-значимых целей, в частности, критикуя веру лю- дей в справедливость правительства, которое пользуется полученной вла- стью для обеспечения своих интересов [см. 214, с. 236]. Тем не менее, в отношении к социальной справедливости, особенно в экономическом контексте, Хайек непреклонен: она, считает Хайек, не име- ет никакого смысла или содержания в порядке, опирающемся на рынок [см. 214, с. 237]. Любому представлению о справедливости Хайек противо- поставляет достижение максимального успеха в конкурентной борьбе средствами отдельного индивида, и постоянно ратует за оправданность индивидуального успеха [см. 214, с. 242]. В этом утверждении сокрыта вся хитрость пропаганды рыночных свобод, так как они давным-давно, ещё со 31 См. Трынкин В. В. Рынок и регуляция. – Новосибирск: Издательство «Академиздат», 2018. – С. 93-94. 67 времён А. Смита, оказались в плену крупнейших корпораций. Лишь их соб- ственники да высшие менеджеры получают основные блага от так назы- ваемого стихийного порядка, на самом деле, строго разделённого на сег- менты влияния, в каждом из которых выкачивает из труда многих людей максимум прибыли те или иные олигархии. |