О сложности. О сложностности by Морен Эдгар (z-lib.org). О сложностности
 Скачать 1.29 Mb.
|
|
САМООРГАНИЗАЦИЯ Трудно представить сложностность реальности. Неко- торые физики, к счастью, отказались от старого наивного материализма, где субстанция была наделена всеми про- дуктивными добродетелями, поскольку такая субстан- циальная материя исчезла. К сожалению, они заменили материю разумом, и этот обобщенный спиритуализм не намного лучше, чем обобщенный материализм. Они сходятся в унифицирующем и упрощающем видении вселенной. Я говорил о физике, но мы могли бы также говорить и о биологии. На мой взгляд, сегодня биология дошла до двери, ведущей к сложностности, не растворяя индивида в общем. Мы думали, что нет науки, кроме науки всеобщего. Сегодня физика помещает нас в единственный [singular] космос, и биологические науки говорят нам не о том, что виды — общая рамка, в которой рождаются индивиды, а о том, что вид сам по себе является весьма точным, единственным паттерном, производящим единичности. Кроме того, особи одного и того же вида весьма отлича- ются друг от друга. Но мы должны понимать, что есть нечто большее, чем единичность или различие от одного индивида до другого. Такое нечто — это тот факт, что каждый индивид является субъектом. О сложностности 151 Слово Субъект — одно из самых трудных, одно из самых неверно понимаемых существующих слов, потому что при традиционном взгляде на науку, где все детер- минировано, субъекта нет, нет сознания, нет автономии. Если мы оставим в стороне строгий детерминизм и представим себе вселенную, в которой то, что создается, создается не только случайно и беспорядочно, но и бла- годаря самоорганизующимся процессам, — то есть, где каждая система творит свои собственные детерминации и свои собственные завершенности [finalities] — мы мо- жем начать, как минимум, понимать автономию. Тогда мы можем начать понимать, что означает «субъект». Быть субъектом вовсе не значит быть обязательно сознательным. Также это не значит обладать аффектами или чувствами, хотя очевидно, что человеческая субъ- ективность развивается благодаря аффектам, благодаря чувствам. Быть «субъектом» значит поставить себя в центр своего собственного мира. Это значит занять пространство «я» для самого себя. Очевидно, что каждый из нас может сказать «я». Каждый может сказать «я», но можно сказать «Я» только для самого себя. Никто не может сказать это за другого, даже за гомозиготного близнеца, который в точности похож на нас; он скажет «я» за себя, а не за своего близнеца. Возможность сказать «Я», будучи субъектом, со- стоит в том, чтобы занять место, позицию, в которой мы помещаем себя в центр своего собственного мира, чтобы быть способными воздействовать на мир и на себя. Это то, что мы называем эгоцентризмом. Конечно, индивидуальная сложностность такова, что когда мы ставим себя в центр нашего мира, мы также привно- сим в него наши отношения, то есть наших родителей, наших детей, наших сограждан, и мы способны даже пожертвовать собственной жизнью ради них. Наш Эдгар Морен 152 эгоцентризм может быть включен в более широкую, общинную субъективность. Понятие субъекта должно быть сложностным. Быть субъектом — значит быть автономным, оста- ваясь зависимым. Это значит, что он должен быть вре- менным, дискретным, неопределенным. Он должен быть почти всем для себя и почти ничем для вселенной. АВТОНОМИЯ Понятие человеческой автономии является сложност- ным, поскольку зависит от культурных и социальных условий. Чтобы быть самими собой, нам нужно выучить язык, овладеть культурой, знанием, и сама эта культура должна быть достаточно разнообразной, чтобы позво- лить нам выбирать среди запаса существующих идей и мыслить автономно. Так что автономия питается зави- симостью. Мы зависим от образования, языка, культу- ры, общества, мозга, который сам является продуктом генетического программирования, да и мы тоже зависим от наших генов. Мы зависим от наших генов, и определенным образом мы также одержимы генами, поскольку они никогда не перестают навязывать нашему организму средства для продолжения жизни. И обратно, мы обладаем генами, обладающими нами, то есть мы способны, благодаря на- шим генам, иметь мозг, иметь ум, чтобы он мог выбирать из культуры интересующие нас элементы и развивать свои собственные идеи. Тут мы снова должны вернуться к литературе, к романам (например, Одержимый), пока- зывающим нам, насколько мы автономны и одержимы. Происхождение сознания в процессе краха бикамераль- ного разума 21 — несомненно, спорная книга, но она инте- ресна благодаря следующей идее: в древних цивилизаци- О сложностности 153 ях у индивидов в мозгу было две некоммуницирующих камеры. Одна камера занята властью: король, теократия, боги. Другя — повседневной жизнью индивида, конкрет- ными личными заботами. Затем, в определенный момент в древнегреческом полисе произошел слом перегородки, разделявшей две камеры. Сознание зародилось в этой коммуникации. По сей день мы имеем внутри себя такие две камеры. Мы продолжаем — в какой-то части нас самих — быть одержимыми. Большую часть времени мы не осознаем, что мы одержимы. Это тот случай, например, или тот по- разительный опыт, когда субъект подвергается двойному гипнотическому внушению. Мы говорим субъекту — за- ядлому курильщику, не желающему бросать курить: «С завтрашнего дня ты перестанешь курить». И добавляем: «Завтра ты пойдешь по такому-то такому-то маршруту, чтобы дойти до работы», причем предложенный марш- рут совершенно непривычен для этого человека. Затем мы стираем данные запреты из его памяти. На следующее утро субъект просыпается и говорит себе: «Я собираюсь бросить курить. И на самом деле, это — хорошо, потому что мне будет легче дышать, я не рискую заболеть раком ...». А после он говорит себе: «Чтобы вознаградить себя, пойду-ка я к озеру через такую-то улицу, там есть кон- дитерская, где я куплю себе торт». И это, конечно, тот маршрут, который был внушен. Здесь нам интересно то, что у него сложилось впе- чатление, будто он свободно решил бросить курить, рационально решил пойти по данному конкретному маршруту, хотя для этого не было реальной причины. Как часто у нас создается впечатление свободы, когда мы не свободны. В то же время, мы способны на свободу, ибо способны изучать гипотезы, касающиеся поведения, делать выбор, принимать решения. Мы являемся смесью Эдгар Морен 154 автономии, свободы, гетерономии и, я бы даже сказал, одержимости скрытыми силами, помимо тех, которые просто выявляются психоаналитиком. Это одна из спец- ифически человеческих сложностностей. СЛОЖНОСТНОСТЬ И ПОЛНОТА Сложностность изначально возникает как своего рода дыра, как форма путаницы или трудности. Есть, конечно, несколько видов сложностностей. Я говорю сложност- ность из удобства. Но есть сложностности, связанные с беспорядком, и другие сложностности, связанные с логическими противоречиями. Мы можем сказать о сложностности, что она возника- ет отчасти из эмпирического мира, из неопределенности, из неспособности быть уверенным во всем, неспособно- сти сформировать закон, постичь абсолютный порядок. Она возникает из чего-то логического, то есть из нашей неспособности избежать противоречий. С классической точки зрения, когда в рассуждениях возникает противоречие, то это признак ошибки. Вы должны отступить и принять другую линию рассужде- ний. Тем не менее, со сложностностной точки зрения, когда мы впадаем, прибегая к эмпирическим рациональ- ным средствам, в противоречия, то это указывает не на ошибку, а скорее на тот факт, что мы достигли глубинно- го слоя реальности, который именно из-за своей глубины не может быть транслирован в нашу логику. Таким образом, сложностность отличается от полно- ты. Часто полагают, будто защитники сложностности утверждают, что имеют полное видение вещей. Почему они так думают? Потому что верно, что мы думаем, будто невозможно изолировать объекты друг от друга. В неком смысле все взаимозависимо. Если у вас есть О сложностности 155 чувство сложностности, у вас есть и чувство единения. Кроме того, у вас есть чувство многомерного характера реальности или всей реальности. Не-сложностностное видение гуманитарных и социальных наук утверждает, что отдельно суще- ствуют экономическая реальность, психологическая реальность, демографическая реальность и так далее. Созданные в университетах категории считаются ре- альными, но мы забываем, например, что в экономике присутствуют человеческие потребности и желания. За деньгами стоит целый мир страстей, стоит челове- ческая психология. Даже в том, что считается чисто экономическими феноменами, мы находим феномены толпы, такие феномены, как паника, что мы регулярно видим на Уолл-Стрит и в других местах. Экономиче- ское измерение содержит другие измерения, и нет никакой реальности, которую мы могли бы постичь с помощью единственного измерения. Сознание многомерности подводит нас к идее, что лю- бое одномерное видение, любое специализированное и фрагментированное видение обеднено. Оно должно быть связано с другими измерениями. Это источник веры в то, что сложностность можно отождествить с полнотой. С одной стороны, я бы сказал, что стремление к слож- ностности несет в себе стремление к полноте, поскольку мы говорим, что все взаимозависимо и все многомерно. Но, с другой стороны, осознание сложностности застав- ляет нас понять, что мы никогда не сможем избежать неопределенности, и у нас никогда не будет тотального знания, поскольку «тотальность — не истина». Мы обречены на неопределенное мышление, мыш- ление, пронизанное дырами, мышление, не имеющее оснований для абсолютной уверенности. Но, несмотря на эти драматические условия, мы способны мыслить. В то Эдгар Морен 156 же время не следует путать сложностность и усложне- ние [complication]. Усложнение, представляющее собой крайнюю путаницу между взаимодействиями, — это один из аспектов, один из элементов сложностности. Если, например, бактерия уже намного сложнее, чем все заводы на окраинах Монреаля, то очевидно, что усложне- ние само связано со сложностностью, которая позволяет ему терпеть беспорядок внутри себя, бороться со своими агрессорами, иметь качество субъекта и так далее. Слож- ностность и усложнение — не два антиномичных факта, и их нельзя сводить друг к другу. Усложнение — одна из составляющих сложностности. РАЗУМ, РАЦИОНАЛЬНОСТЬ И РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ Теперь я перехожу к инструментам, которые позволят нам познать сложностную вселенную. Такие инструмен- ты, очевидно, имеют рациональную природу. Но и здесь мы должны провести сложную само-критику понятия «разум». Разум соответствует желанию иметь связное видение феноменальных вещей и вселенной. Разум имеет неоспо- римо логический аспект. Но и здесь мы можем различать рациональность и рационализацию. Рациональность — это игра, именно непрекращаю- щийся диалог между нашим разумом [и миром] созда- ющим логические структуры, применяющим их к миру, находящимся в диалоге с реальным миром. Когда мир не согласен с нашей логической системой, мы должны признать, что нашей логической системы недостаточно, что она встречается только с частью реальности. Рацио- нальность, в неком смысле, никогда не имеет претензий полностью удержать всю реальность в логической систе- О сложностности 157 ме, но у нее есть воля вести диалог с тем, что ей сопро- тивляется. Как говорил Шекспир, в мире больше вещей, чем в нашей философии. Вселенная гораздо богаче, чем могут себе представить наши мозговые структуры, как бы они ни были развиты. Что такое рационализация? Этот слово очень точно используется в патологии Фрейдом и многими други- ми психиатрами. Рационализация состоит в желании заключить реальность в связную систему. И все, что на самом деле противоречит этой когерентной системе, отбрасывается в сторону, забывается, воспринимается как иллюзия или видимость. Здесь мы осознаем, что рациональность и рацио- нализация имеют именно один и тот же источник, но, развиваясь, становятся врагами друг друга. Крайне трудно распознать, в какой момент мы соскальзываем от рациональности к рационализации; здесь нет границы; здесь нет сигнала об опасности. У нас есть бессознатель- ная тенденция вытеснять из нашего разума то, что ему противоречит — как в политике, так и в философии. Мы будем минимизировать или отклонять противополож- ные аргументы. Мы сосредоточим селективное внимание на том, что благоприятствует нашей идее, и селективное невнимание на том, что ей не благоприятствует. Рацио- нализация часто развивается даже в умах ученых. Паранойя — классическая форма бредовой рациона- лизации. Например, вы видите кого-то, кто странно на вас смотрит, и если у вас хоть чуть-чуть маниакальный ум, вы предположите, что он шпионит, следуя за вами. Итак, вы смотрите на таких людей, подозревая их в том, что они шпионы, и эти люди, видя ваш странный взгляд на них, смотрят на вас еще более странно, и вы обнару- живаете себя все более и более рационально окруженным все большим и большим числом шпионов. Эдгар Морен 158 Нет четких границ между паранойей, рационализацией и рациональностью. Мы должны постоянно обращать на это внимание. Философы восемнадцатого века, от имени разума, имели довольно нерациональную точку зрения на то, чем был миф, чем была религия. Они верили, что свя- щенники создали религии и богов, чтобы обмануть людей. Они не осознавали глубину и реальность религиозной и мифологической силы в человеческих существах. При этом они впали в рационализацию, то есть в упрощенное объяснение того, что их разум не мог осмыслить. Потре- бовались новые расширения разума, чтобы начать пони- мать миф. Чтобы такое произошло, разуму нужно было стать само-критичным. Мы должны постоянно бороться с обожествлением разума, даже если это наш единствен- ный заслуживающий доверия инструмент познания, при условии, что он не только критичен, но и само-критичен. Я подчеркиваю важность этого. В начале века запад- ные антропологи, подобно Леви-Брюлю во Франции, изучали общества, которые они считали «первобытны- ми», но сегодня мы более точно называем их «общества охотников-собирателей». Такие общества — наша чело- веческой предыстория, общества из нескольких сотен человек, за несколько тысячелетий сформировавших человечество, а Леви-Брюль рассматривал так назы- ваемых первобытных людей — благодаря идее своего западно-центрированного разума того периода — как детишек или иррациональных существ. Он не задавался вопросом, который обдумывал Витгенштейн, когда, читая Золотую ветвь Фрэзера, спрашивал: «Почему все эти дикари, которые проводят свое время, практикуя колдовство, умиротворяющие ри- туалы, черную магию, театрализованные представления и так далее, не забывают создавать настоящие стрелы с настоящими луками, с настоящими стратегиями». 22 На О сложностности 159 самом деле общества, называемые нами первобытными, обладают великой рациональностью, воплощенной, фактически, во всех их практиках, в их знании о мире, воплощенной и смешанной с другими вещами — в магии, в религии, в вере в духов и так далее. Мы сами живем в культуре, развившей определенные области рацио- нальности, такие как философия или наука. Мы также живем, будучи пропитаны мифами и магией иного рода. Поэтому нам нужна самокритичная рациональность — рациональность, осуществляющая непрерывный обмен с эмпирическим миром — единственная коррекция логического безумия. У человечества два типа безумия. Одно, очевидно, очень заметно — безумие абсолютной непоследова- тельности, звукоподражания, случайно произносимых слов. Гораздо менее заметно другое: безумие абсолют- ной согласованности. Против такого второго безумия ресурсом является самокритичная рациональность и обращение к опыту. Философия никогда не смогла бы представить себе чудовищную сложностность реальной вселенной, по- добную той, какую мы наблюдали в связи с квантами, с квазарами, с черными дырами, с ее невероятным происхождением и неопределенным будущим. Ни один мыслитель не мог вообразить, что бактерия может быть настолько сложной. Нам нужен постоянный диалог с открытием. Добродетель науки, удерживающая ее от гибели в безумии, заключается в том, что новые данные поступают постоянно и ведут к модификации ее точек зрения и идей. Эдгар Морен 160 НЕОБХОДИМОСТЬ МАКРО-КОНЦЕПТОВ Я хотел бы сделать вывод относительно пары принци- пов, которые могут помочь нам задуматься о сложност- ности реальности. Прежде всего, я думаю, что нам нуж- ны макро-концепты. Так же, как атом — это созвездие частиц, так же, как Солнечная система — это созвездие вокруг звезды, так и нам также нужно мыслить созвез- дия и единство концептов. Кроме того, нам нужно знать, что в важных вещах концепты определяются не своими границами, а своим ядром. Это анти-картезианская идея, в том смысле, что Декарт считал, будто отчетливость и ясность являются неотъемлемыми характеристиками истинности идеи. Давайте возьмем любовь и дружбу. Мы можем ясно распознать в них ядро любви и дружбы, но дружба также есть в любви, а любовь в дружбе. Следовательно, суще- ствуют промежуточные звенья, смеси любви и дружбы; нет ясной границы. Никогда не следует стремиться определять важные вещи их границами, потому что гра- ницы всегда размыты, всегда препятствуют. Мы должны стремиться определить сердцевину, и это определение часто требует макро-концептов. ТРИ ПРИНЦИПА Наконец, я бы сказал, что есть три принципа, ко- торые могут помочь нам мыслить сложностность. Первый — это принцип, который я называю диалоги- ческим. Давайте возьмем пример живой организации. Она, несомненно, родилась в результате столкновения между двумя типами химико-физических сущностей: стабильным видом, способным воспроизводиться и чья стабильность может нести память, которая О сложностности 161 становится наследственной, такой как ДНК, и амино- кислотами, создающими множество чрезвычайно не- стабильных форм белков, постоянно деградирующих, но и постоянно воссоздающих себя из сообщений, исходящих от ДНК. Другими словами, есть две логики: одна — логика нестабильного белка, который живет в контакте с окру- жающей средой, допускающей феноменальное существо- вание, и другая, обеспечивающая репродукцию. Эти два принципа не просто рядоположены, они необходимы друг другу. Половой процесс создает людей, производя- щих половой процесс. Два принципа — принцип индиви- дуального воспроизводства и принцип индивидуального существования здесь и теперь, — являются взаимодопол- нительными, но также и антагонистическими. Иногда мы удивляемся, когда видим, как млекопитающие поедают своих детенышей и жертвуют своими потомками ради собственного выживания. Мы сами можем жестоко противопоставлять себя собственной семье, отдавая предпочтение своим интересам перед интересами наших детей или наших родителей. Между этими двумя прин- ципами существует диалог. То, что я сказал о порядке и беспорядке, можно пред- ставить в диалогических терминах. Порядок и беспоря- док — два врага: один отменяет другой, но, в то же время, в некоторых случаях они сотрудничают, производят организацию и сложностность. Диалогический принцип позволяет нам поддерживать дуальность в сердцевине единства. Он связывает два термина, которые являются одновременно взаимодополнительными и антагонисти- ческими. Второй принцип — принцип организационной ре- курсии. Чтобы выявить смысл этого термина, мы могли бы рассмотреть процесс водоворота. В любой момент Эдгар Морен 162 водоворот является как продуктом, так и производите- лем. Рекурсивный процесс — это процесс, где продукты и следствия являются одновременно причинами и про- изводителями того, что их производит. Мы вернулись к примеру индивида, видов и воспроизводства. Мы как индивиды являемся продуктами процесса воспроиз- водства, который предшествует нам. Но как только мы произведены, мы становимся производителями процес- са, который будет продолжаться. Эта идея обоснована и социологически. Общество производится взаимодей- ствиями между индивидами, но общество, как только оно произведено, питается индивидами и производит их. Если бы не было ни общества, ни его культуры, ни языка, ни приобретенных знаний, мы не были бы чело- веческими индивидами. Другими словами, индивиды производят общество, которое производит индивидов. Мы являемся, одновременно, продуктом и производи- телями. Следовательно, рекурсивная идея — это идея, покончившая с линейной идеей причины и следствия, продукта/производителя или структуры/сверхструк- туры, ибо все, что является продуктом, возвращается к тому, что производит его в цикле, который сам явля- ется само-конститутивным, само-организующимся и само-производящимся. Третий принцип — голографический принцип. В физической голограмме мельчайшая точка голографи- ческого изображения содержит почти всю информацию представленного объекта. Не только часть присутствует в целом, но и целое присутствует в части. Голографиче- ский принцип присутствует в биологическом мире и в социологическом мире. В биологическом мире каждая клетка нашего организма содержит всю тотальность ге- нетической информации об организме. Идея голограммы превосходит как редукционизм, который может видеть О сложностности 163 только части, так и холизм, который видит только це- лое. Это немного похоже на идею, сформулированную Паскалем: «Я не могу постичь целое, не постигая частей, и я не могу постичь части, не постигая целого». Такая внешне парадоксальная идея обездвиживает линейный разум. Но в рекурсивной логике мы весьма хорошо зна- ем, что то, что мы обретаем в терминах знаний о частях, формирует обратную связь с целым. То, что мы изучаем относительно возникающих свойств целого, — целого, которое не может существовать без организации, — создает обратную связь с частями. Таким образом, мы можем обогатить знание частей через знание целого и знание целого через знание частей в едином продуктив- ном движении познания. Итак, идея голограммы связана с рекурсивной иде- ей, которая частично связана с диалогической идеей. Антропо-социальные отношения сложностны, потому что целое находится в части, которая пребывает в целом. С самого детства общество как целое входит в нас сначала через первые запреты, касающиеся дей- ствий, и первые семейные предписания: о чистоте, грязи, о том, чтобы быть вежливым, — а затем через предписания языка и культуры. Принцип, согласно которому никто не может быть в неведении отно- сительно закона, налагает на человека [обязанность осознавать] строгое присутствие всего социального, даже если разделение труда и компартментализация наших жизней означают, что никто не обладает всей совокупностью социальных знаний. Это исток проблемы, с которой сталкивается социо- лог, когда размышляет о собственном статусе. Он должен отказаться от божественной точки зрения, от точки зрения того или иного воздвигнутого трона, с которого якобы можно созерцать общество. Социолог — сам часть Эдгар Морен 164 общества. Тот факт, что он — обладатель социологи- ческой культуры, не ставит его в центр общества. На- против, он — представитель периферийной культуры в университете и в науке. Социолог зависит от конкретной культуры. Он не только часть общества, но в довершение всего, не зная об этом, он одержим всем обществом, ко- торое порождает тенденцию деформировать его видение. Как мы можем это обойти? Очевидно, социолог мо- жет попытаться противопоставить свою точку зрения точке зрения других членов сообщества, узнать о раз- личных типах обществ, возможно, вообразить еще не существующие жизнеспособные общества. Единственно возможная перспектива с точки зрения сложностности, и идея, которая кажется крайне важной, — это иметь мета-точки-зрения на наше общество, точно так же, как башни в концентрационных лагерях, построенные для того, чтобы обеспечить захватчикам лучшее рас- смотрение общества и его внешней окружающей среды. Мы никогда не сможем достичь мета-системы, под чем я подразумеваю наивысшую систему, которая была бы мета-человеческой и мета-социальной. Даже если бы мы могли достичь ее, она не была бы абсолютной системой, поскольку логика Тарского, как и теорема Геделя, говорят нам, что ни одна система не способна ни всецело объяс- нить себя, ни полностью доказать саму себя. Другими словами, каждая система мышления откры- та и содержит брешь, разрыв в собственном открытии. Но у нас есть возможность придерживаться мета-то- чек-зрения. Мета-точка-зрения возможна только в том случае, если наблюдатель-мыслитель интегрирует себя в наблюдение и в концепцию. Вот почему сложностное мышление требует интеграции наблюдателя и мыслителя в их наблюдение и концепцию. |