Политические и правовые учения
 Скачать 381.76 Kb.
|
|
13.3. Евразийство как политическое учение и общественное движение. Н.С. Трубецкой, Н.Н. Алексеев, Л.Н. Гумилев Евразийство – наиболее заметное политическое учение и общественное движение в среде русской эмиграции. Проблема исторической судьбы и предназначения России, ставшая определяющей для духовных поисков подавляющего большинства русской интеллигенции на протяжении всего XIX столетия, нашла в евразийстве свое яркое отражение. «Философические письма» П. Я. Чаадаева, воззрения славянофилов, сочинения Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева, размышления Ф. М. Достоевского и В. С. Соловьева о «русской идее», философско-историческая позиция «Вех» – вот та теоретическая база, на которой строилась идеология евразийства. Но если мыслители XIX – начала XX в. создавали свои концепции в преддверии гибели монархической государственности, то учение евразийцев есть результат принципиально новой исторической эпохи – эпохи советизированной России. Для большинства интеллигентов, оказавшихся в эмиграции, большевистская революция была катастрофой, первоначально воспринималась как конец русской истории. Ощущение глобального кризиса и внутреннее нежелание смириться с мыслью о гибели России стимулировало стремление определенной части эмиграции взглянуть на большевистскую революцию как на новую своеобразную фазу развития русского народа, его культуры и государственности. В этом смысле евразийство можно рассматривать как логическое продолжение идеологии «веховцев», которые видели в русских революциях явление глубоко национальное и органическое, ни в коей мере не порывающее с прошлым России. Правда, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк ограничивались признанием естественности, закономерности революции. Евразийцы же предприняли попытку пересмотреть через призму революции всю отечественную историю, представить опыт советской России как поиск самобытного пути национального развития, способного принести позитивные плоды в будущем. Евразийство начинает свою историю с выхода в 1921 г. сборника «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Основными идеологами этого движения были экономист и географ П. Н. Савицкий (1895 – 1968), языковед и этнограф Н. С. Трубецкой (1880 – 1938), музыковед и литературный критик П. П. Сувчинский (1892 – 1985), философы и богословы Г В. Флоровский (1893 –1979), В. Н. Ильин (1891 – 1974), Л. Н. Карсавин (1882 – 1952), правовед Н. Н. Алексеев (1879 – 1964), историк Г. В. Вернадский (1887 – 1973). Центр евразийского движения находился сначала в Берлине, затем в Париже, а его отделения – в Праге, Брюсселе, Прибалтике, на Балканах. Евразийцы вели активную организаторскую, пропагандистскую, научную и издательскую деятельность («Евразийская хроника», вып. 1 – 12; «Евразийские тетради», вып. 1 – 6; «Евразия», вып. 1 – 25). Программный документ движения – «Евразийство. Опыт систематического изложения» (1926). Обладая с момента возникновения значительным влиянием в среде русской эмиграции, движение уже к концу 1920х гг. оказалось в кризисе и раскололось. Значительная часть евразийцев (Л. П. Карсавин, П. П. Сувчинский, Д. П. Святополк-Мирский, С. Я. Эфрон) начала открыто поддерживать сталинский режим и выступила за сближение с советской властью. В 1930х гг. движение окончательно распалось. Судьба многих евразийцев, либо добровольно вернувшихся в Россию, либо отказавшихся эмигрировать из стран Восточной Европы после прихода Советской Армии, была трагичной: их арестовывали и отправляли в лагеря. Прямым продолжателем евразийства в Советском Союзе был Л. Н. Гумилев (1912 – 1992), также неоднократно подвергавшийся репрессиям. Отправной точкой в логических построениях евразийцев был факт большевистской революции. Как говорили сами евразийцы, русская революция стала тем стержнем, вокруг которого двигались их мысль и воля. Они ставили перед собой две основные задачи: во-первых, объяснить новую советскую действительность и, во-вторых, попытаться изменить ее. Русская революция, по мнению евразийцев, есть глубокий процесс, который, несмотря на многие негативные черты, «открывает дорогу здоровой государственной стихии». Большевиков следует рассматривать не как вождей революции, а в качестве ее орудия. Считая большевиков наиболее примитивными и фанатичными представителями русской интеллигенции, евразийцы тем не менее признавали в них силу, оказавшуюся способной целенаправленно использовать энергию народной стихии, насильственными методами установить порядок и сохранить российскую государственность. Важнейшим позитивным практическим результатом революции стал разрыв России с европейской культурой. В ходе революции большевики инстинктивно нашли подлинно национальные формы социального бытия русской нации, освободив тем самым Россию от западного влияния. Евразийцы развивают традиционную для русской консервативной мысли идею о «загнивающем и враждебном России Западе». «Романогерманский мир, – отмечает Н. С. Трубецкой, – наш злейший враг, мы должны безжалостно свергнуть и растоптать кумиры западных общественных идеалов». Первая мировая война показала, что западные государства – главные мировые агрессоры, смотрящие на Россию и другие страны Востока как на возможные колонии. В основе психологии западноевропейских народов лежит эгоцентризм, высокомерное превознесение своей культуры и пренебрежительное отношение к культурам других наций. Более того, сами народы Востока, страдая евро-центризмом, считают свои культуры не вполне полноценными и стремятся дорасти до «настоящих» европейцев. Такая позиция неевропейских народов лишает их твердой основы и ведет к гибели. Поэтому евразийцы призывают произвести коренной переворот в сознании этих наций и по-новому взглянуть на соотношение Запада и Востока. В методологическом плане евразийская оценка взаимоотношений Востока и Запада непосредственно опирается на идею о самодостаточности и замкнутости национальных культур. С точки зрения евразийцев, культурные ценности есть не объективные, а субъективные категории; каждая национальная культура вырабатывает свои собственные, только ей присущие критерии совершенства. С этом смысле сравнительный анализ культур различных народов не показателен, а так называемый универсальный прогресс, присущий всему человечеству, представляет собой умозрительную фикцию. Национальные культуры существуют не иерархично и во взаимосвязи, а горизонтально и автономно. Наличие некой общечеловеческой культуры, одинаковой для всех народов, есть вредная выдумка рационалистической мысли. Отсюда евразийцы делают вывод о том, что европейская культура – лишь одна из мировых культур, которая уже во всех своих частях (кроме науки и техники) клонится к упадку и ни в коей мере не может выступать в роли идеала для других народов. Каждая нация должна создать свою собственную культуру. В современную эпоху на смену угасающей европейской культуре идет молодая культура стран Востока. Русская революция, по мнению евразийцев, как раз и знаменовала собой переход исторической инициативы от Запада к Востоку. Понятно, что под Востоком имелась в виду, прежде всего Россия. В основе евразийской теории лежат геополитические идеи. Россия, говорят евразийцы, представляет собой особый мир, судьбы которого «в основном и важнейшем» решаются отдельно от жизни народов Европы и Азии. «Особый мир этот должно называть Евразией», под которой понимается срединный континент, включающий части Европы и Азии и территориально совпадающий с границами Российской империи и Советского Союза. Благодаря климатическим и другим географическим условиям Евразия предстает в виде замкнутого целого, сбалансированного и самодостаточного во всех отношениях (экономическом, политическом, идеологическом, культурном, национальном, религиозном). Природа Евразии толкает людей к объединению, она крайне неблагоприятна для всякого рода сепаратизма. Основным географическим фактором процесса объединения евразийского мира является степь, которая обусловливает активную миграцию населения и его интенсивное взаимодействие и перемешивание. – Евразийцы отводят России-Евразии центральную, ведущую роль в Старом Свете. По их мнению, Европа и Азия – окраины Старого Света, связанные между собой исключительно благодаря евразийскому континенту. Если устранить этот объединительный центр (Евразию), то вся система материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) распадется. Только в той мере, делают вывод евразийцы, в какой Россия выполняет интегрирующую роль, снимается противостояние Востока и Запада. 13.4. Юридический позитивизм. Г. Ф. Шершеневич Крупнейшим представителем юридического позитивизма был Гавриил Феликсович Шершеневич (1863 – 1912), философ, социолог, правовед. Он окончил Казанский университет, в 1888 г. защитил магистерскую («Система торговых действий»), а в 1892 г. — докторскую диссертацию («Авторское право на литературные произведения»). С 1888 по 1906 гг. Шершеневич преподавал в Казанском университете, с 1895 г. – в качестве профессора кафедры гражданского права. В 1906г. он получил кафедру торгового права в Московском университете, который покинул в 1911г. в знак протеста против действий министра народного просвещения Л. А. Кассо. Шершеневич был депутатом I Государственной думы, за участие в составлении «Выборгского воззвания», был подвергнут краткосрочному тюремному заключению. В последние годы жизни преподавал в Московском коммерческом институте и в Московском народном университете им. А. Л. Шанявского. Научное наследие Шершеневича стало заметной вехой в развитии русской философско-правовой и социологической мысли, его сочинения по гражданскому праву внесли значительный вклад в разработку основ отечественной цивилистики. Методологической базой учения Шершеневича является позитивизм, включавший в его философии – права принцип юридического формализма, а в социологии – идеи социал-дарвинизма, экономического материализма и различных психологических школ. При видимом разнообразии методологических подходов, воззрения Шершеневича носят цельный характер, представляют собой оригинальную социально-правовую концепцию. Шершеневич выдвигает так называемую антропологическую гипотезу, в которой за отправную точку берется умозрительно изолированный от общества человек, «имеющий и отстаивающий свое особое бытие». В основе деятельности человека лежит его биологическая организация, инстинкт самосохранения. Это подтверждается тем фактом, что приобретенные индивидом в результате социализации свойства имеют тенденцию к разрушению при ослабевающем воздействии общественной среды, природное, первобытное начало теснит культурное. Однако общество формирует у индивида социальные потребности (общение с другими людьми), которые наряду с физическими (одежда, пища, жилище) и психическими (познание, творчество) способствуют общественному проявлению инстинкта самосохранения. По Шершеневичу, на одном из этапов исторического развития происходит появление совокупности индивидов, обладающей специфическими признаками: общий интерес, сотрудничество, организация (общество). В общественном объединении, построенном на едином для всех индивидов интересе, его сплоченность, способность к выживанию зависит от преобладания общих интересов над частными. Сотрудничество предполагает постоянную совместную деятельность по достижению целей, недостижимых единичными силами. Поскольку человеческая деятельность обусловлена целесообразностью, общество должно быть нормативно организовано. Функцию организации выполняют социальные нормы, коренящиеся в инстинкте самосохранения общества и регулирующие общественное поведение людей. Как полагает Шершеневич, весь смысл общественной жизни заключается в установлении согласованности между обществом и личностью, взаимодействие которых проявляется по преимуществу во взаимной борьбе. Хотя первична личность, а общество есть форма ее жизнедеятельности, общественные отношения объективны. Индивид не только стремится расширить сферу своей самостоятельности и устранить вмешательство общества, но также и тянется к нему. На протяжении истории человек все более социализируется, у него образуется наследственная зависимость от общества, социальное существование становится его второй природой. Однако равновесие между индивидуальным и социальным никогда не может быть найдено. Поэтому Шершеневич рассматривает прогресс как постепенное устранение препятствий на пути к счастью (полное удовлетворение индивидуальных потребностей), которое недостижимо. Важнейшее место в системе отношений «личность – общество» занимают государство и право. Как считает Шершеневич, исторически и логически государство предшествует праву. Зарождающаяся первоначально в целях обеспечения внешней безопасности, государственная власть затем переходит к внутреннему управлению. В результате судебной практики, осуществляемой вождем военно-политической организации, выделяется особая группа норм, выполнение которых гарантируется государственным принуждением. В дальнейшем государство не только поддерживает существующие нормы, но и устанавливает новые. В основе соблюдения права, понимаемого Шершеневичем формально-позитивистски, как закон и требование государства, лежит страх перед угрозой наказания. Данный фактор определяет остальные мотивы правового поведения (совесть, чувство законности, сознание собственного интереса), предстающие в виде трансформированной модификации человеческого эгоизма. Право всегда есть выражение интереса властвующих, но также и итог борьбы эгоизма власти и подвластных. Из соотношения общественных сил вытекает структура государственного устройства, определяется место власти в обществе. Влияние государства, определяемое как соединение людей под одной властью в пределах данной территории, зависит от сплоченности и самоорганизованности гражданского общества (слабая сплоченность сильная власть, и наоборот). Государственная власть должна быть сильнее всякой другой в обществе, но когда она становится сильнее самого общества – это опасная гипертрофия. Сила государственной власти, имеющей несколько источников (инерция сложившегося порядка, материальное богатство властвующих, мощь государственного аппарата, сочувствие населения), ограничена, с одной стороны, нравственным сознанием и эгоизмом властвующих, с другой – возможностью противодействия подданных. Инстинкт самосохранения одновременно заставляет подвластных повиноваться (ввиду опасения негативных политических перемен), а государство – сдерживать свою власть. Шершеневич отстаивает тезис, что государство не связано правом, стоит над правом, государственная власть есть сила, а не право. Так, восстание населения против власти – факт жизни, не относящийся к праву, борьба двух сил (государства и восставших), где победившая сторона творит собственное право. Тем не менее, государственная власть, по Шершеневичу, отлична от произвола. Государство, установив нормы, обязано само их соблюдать или фактически считаться с ними, что необходимо для поддержания относительной стабильности политического режима. Но закон – не субстанция, а функция, его соблюдение носит производный характер, зависит от первичных факторов (государство, общество). Поэтому государство, нередко возникнув из произвола, способно снова снова сменить право на произвол. Относительную гарантию от подобной метаморфозы Шершеневич видит в обще культурном прогрессе, в ходе которого чувство законности все более глубоко проникает в психологию человека, а подчинение закону становится неотъемлемым свойством современных обществ. 13.5. Социологический позитивизм. С. А. Муромцев, М. М. Ковалевский Среди сторонников социологической интерпретации права и государства на рубеже веков наиболее видными фигурами были С. А. Муромцев и М. М. Ковалевский. Оба они вели активную идейнопросветительскую работу в земском движении и в объединениях юристов. Уже на первом съезде русских юристов в Москве (1875) звучали требования проведения законодательных реформ. Последовательную агитацию за политические свободы вело Московское юридическое общество и его печатный орган «Юридический вестник». Председателем общества с 1880 по 1892 г. (вплоть до закрытия общества) постоянно избирался С. А. Муромцев. Редактором «Юридического вестника» был М. М. Ковалевский. Сергей Андреевич Муромцев (1850 – 1910) родился в Петербурге в старинной дворянской семье. Учился он на юридическом факультете Московского университета. По окончании в 1871 г. факультета Муромцев готовится к профессорскому званию и с этой целью уезжает в Германию, где слушает лекции видного немецкого юриста, основоположника реалистической теории права Р. фон Иеринга и становится приверженцем его взглядов. После защиты в 1875 г. магистерской диссертации «О консерватизме римской юриспруденции» Муромцев занял кафедру римского права на родном факультете. К тому времени на факультет пришли ученые «нового направления», двинувшие вперед развитие юридической науки и выступавшие за конституционно-либеральные преобразования в России. Муромцев внес заметный вклад не только в изучение римского права, но и в философию права, создав такие фундаментальные труды, как «Определение и основное разделение права», «Очерки общей теории гражданского права», где он выступил против превращения юриспруденции в формально-догматическую дисциплину. В 1884 г. Муромцев был лишен кафедры за политическую неблагонадежность. С конца 90х гг. – активный участник земского движения, с октября 1905г. – член ЦК кадетской партии. Он был председателем I Государственной думы. После ее роспуска за подписание «Выборгского воззвания» был приговорен к трем месяцам тюремного заключения и отстранен от участия в политической деятельности. Основной целью деятельности Муромцева было продолжение реформ, создание конституционного строя. Собственно, этой цели отвечало и его понимание права как живого правопорядка, создаваемого правотворческой деятельностью судей и администраторов, практической жизнью и потребностями самого общества часто в противовес и вопреки «мертвой» норме, выраженной в законе. Концепция права как живого правопорядка отвечала земским чаяниям и являлась теоретическим выражением либерально-реформистских взглядов российской оппозиции. Методологической основой творчества Муромцева был социологической позитивизм. В отличие от представителей юридического позитивизма, он не ограничивался познанием догмы права, а стремился решить проблему возникновения и функционирования права («динамика» права) во взаимосвязи с другими многообразными социальными факторами, отношениями и т. п. Догма права, рассуждает Муромцев, «составляет отрасль юридического искусства», а не науку в «объективном» и «строгом смысле». Наука права, по Муромцеву, представляет собой прежде всего социологическое изучение юридических явлений, а теория права выступает как часть социологии в широком смысле, т. е. совокупности наук об обществе и человеке, в которую входят общая социология и частные социологические науки (правоведение, этика, психология и т. д.). Исследуя право эмпирически, во взаимодействии с другими социальными явлениями, Муромцев исходит из господствовавшей среди позитивистов теории множественности факторов, отрицая в пику марксизму определяющую роль экономики по отношению к праву. Сама его теория – база для создания прикладной дисциплины – политики права, задача которой заключается в том, чтобы выработать «предложения об исправлении недостатков существующего строя». Последующая деятельность Муромцева в партии кадетов была попыткой реализовать на практике сформулированное им в конце 70-х годов юридическое кредо земского либерализма. Рассмотрение права Муромцев начинает не с нормы и статьи, а с лежащей в их основе простейшей социальной связи – общественного отношения. Господствующие в обществе отношения нуждаются в защите, которая может быть организованной и неорганизованной. Организованная защита это юридическая форма защиты, осуществляемая при помощи специальных (государственных) органов и заранее установленным способом. Тем самым общественные отношения включают два компонента: фактические отношения и юридические отношения защиты. Вместе они составляют субъективное право, право в субъективном смысле. Совокупность всех прав, существующих в определенное время в данном обществе, есть правовой порядок, или «право в собирательном смысле». Для Муромцева право – прежде всего порядок общественных отношений, в основу понятия права положена не юридическая норма, а правоотношение. Норма для него есть лишь «некоторый атрибут порядка» и «один из факторов образования правового порядка». Фактический правопорядок в данной теории и есть реальное право, которому должны соответствовать юридические нормы. Если норма не соответствует праву как порядку общественных отношений, то она становится «мертвой». Когда же такое соответствие существует, то норма становится «действующей». Фактический правопорядок – критерий действенности законодательства как совокупности юридических норм. Зная «действительные фактические интересы», суд и администрация должны применять только те нормы, которые соответствуют этим интересам. Если норма противоречит праву («справедливости»), то юристы должны уклоняться от ее применения или (как преторы в Древнем Риме) «искусственно интерпретировать» ее применительно к новому содержанию. Отсюда, считал Муромцев, не законодателю, а суду и администрации предназначена роль действительных творцов правовых норм. Теория Муромцева резко расходилась с господствовавшими в пореформенную эпоху воззрениями на право как на совокупность установленных государством норм и предвосхитила основные положения новейшей буржуазной социологии права. Ее политический смысл – трансформация абсолютистской России с полуфеодальными пережитками в буржуазное правовое государство. Воспитанные в либеральном духе государственные чиновники и судьи должны были постепенно превратить в «мертвые» те юридические нормы, которые противоречили «господствующей» в обществе идее справедливости, т. е. правосознанию земских либералов. Широкое понимание права с позиций социологического позитивизма в противовес юридическому позитивизму царских чиновников демонстрирует и другой активный участник земского движения Максим Максимович Ковалевский (1851 – 1916). Родился он в Харькове в состоятельной дворянской семье. Научную карьеру начал в родном городе, где в 1872 г. блестяще окончил юридический факультет университета и представил работу «О конституционных опытах Австрии и чешской национальной оппозиции». Эта работа послужила основанием, чтобы оставить Ковалевского при университете на кафедре государственного права европейских держав. Подготовку к магистерским экзаменам он проходил в высших учебных заведениях Берлина, Парижа, Лондона. Докторскую диссертацию Ковалевский защищает в Московском университете в 1880 г., читая там курсы государственного права европейских держав и истории иностранных законодательств. Лекции Ковалевского отражали его свободолюбивые настроения. Постепенно вокруг Ковалевского сложился кружок юристов, историков и экономистов, отличавшийся, по словам его участника, крупного историка Н. И. Кареева, «более либеральным, чем у старой профессуры, конституционализмом, дополненным социальным реформаторством». В этом кружке была задумана и написана «Записка о внутреннем состоянии России весною 1880 года», представленная М. Т. Лорис-Меликову. В ней фигурировали требования созыва центрального земского представительства и гарантий демократических свобод. Оппозиционность Ковалевского привела к тому, что он был уволен из университета за «отрицательное отношение к русскому государственному строю». Ковалевский вынужден был уехать в 1887 г. за границу, превратившись надолго в «полуэмигранта», изредка наезжавшего в Россию. В 1905 г. он возвращается в Россию, становится идеологом либеральной Партии демократических реформ, депутатом Государственной думы, членом Госсовета, преподает в Петербургском университете. Исследуя исторические и этнографические проблемы, Ковалевский широко использует сравнительный метод. Среди его работ – «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения» (1879); «Очерк происхождения и развития семьи и собственности» (1890); «Происхождение современной демократии» в четырех томах (1895 – 1899); «От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму» в трех томах (1906). На формирование взглядов Ковалевского повлияли наследие просветителей, прежде всего Вольтера, Монтескье, Руссо, «Курс положительной философии» О. Конта, труды его современников – видных социологов и юристов Дюркгейма, Дюги и др., общение с Марксом и Энгельсом. Его подход противостоял неогегельянским и неокантианским теориям государства и права, и особенно российскому юридическому позитивизму с его защитой монархии. Для Ковалевского характерны стойкое стремление рассматривать политические явления в тесной связи с социальными факторами и процессами, а также исторический подход к государству и праву. Беря за основу контовское понимание социологии как науки, примиряющей принципы порядка и прогресса и ее деление на статику и динамику, Ковалевский конкретизирует эти положения, заменяя «порядок» понятием «организация», а «прогресс» – «развитием», «эволюцией». Суть этой замены в том, что «порядок» присущ лишь правильно и гармонично организованному обществу, основанному на началах «солидарности», образующему «замиренную среду». Развитие многих обществ протекало не идеальным путем, они были охвачены конфликтами различных групп населения, подавляемыми силой государственной власти. Последняя вносит в общество необходимую организацию, которую никак нельзя назвать «порядком». Примером такой «организации» была Россия. Такие же причины лежат в основе замены термина «прогресс» более широким понятием «эволюция». «Прогресс, пишет он, – предполагает усовершенствование, изменение к лучшему, тогда как эволюция говорит о всяком изменении». Русское общество, продолжает Ковалевский, развивалось в пореформенную эпоху, но это «развитие» не было прогрессивным, так как его результатом стало обострение противоречий в обществе, подавляемых полицейской силой. Основным принципом социологического подхода к государству и праву Ковалевский провозглашает «солидарность». Противоречие как факт действительности не отрицается, но оно оценивается как препятствие поступательному движению общества. На место борьбы противоположностей как источника развития вводится «замиренная среда». Она возникает на ранних ступенях эволюции человечества, в родовом обществе, обеспечивает условия для гражданского оборота, а затем играет решающую роль в возникновении государства. Идея «солидарности» в концепции Ковалевского отражала интересы передовой русской буржуазии, мечтавшей о «плавном историческом процессе», без социальных конфликтов и взрывов классовой борьбы. С позиций солидаризма не только осуждалась классовая борьба, но и выдвигалась программа социально-политических преобразований, смягчающих социальные конфликты. Важным средством обеспечения «солидарности» и, следовательно, «замиренной среды» Ковалевский считал право. Оно существовало еще в доклассовом обществе и менялось по мере развития общества в соответствии с модификациями требований «справедливости». Право первично по отношению к государству. Называя, как и другие позитивисты, теорию естественного права «метафизической», Ковалевский вместе с тем считает верным в научном и политическом отношениях вывод ряда представителей этой школы о том, что право возникает раньше государства. Этот вывод, по его мнению, лишь нуждается в уточнении с двух точек зрения: во-первых, априорные суждения о «догосударственном праве» и «естественном состоянии» должны быть заменены конкретно-историческим изучением реального процесса становления права (отсюда – ряд ценных размышлений Ковалевского о первобытном обществе и его чертах), вовторых, надуманную категорию «изолированного индивида», «робинзона» следует заменить реальным понятием «социальной группы», «союза», «общества». Одновременно острой критике подвергался «юридический позитивизм», его наиболее уязвимым звеном объявлялась невозможность обосновать «связанность» государства правом. Критикуя «юридический позитивизм» на российской почве, Ковалевский поддерживает ряд идей «школы свободного права», которая оправдывала решения судей, противоречащие закону. Он указывает на общественные отношения, не предусмотренные в русском праве, но требующие судебной защиты, на возможность использования судом «нравственных критериев» при решении ряда дел. «В каждый данный момент, – пишет Ковалевский, – нравственность опережает право и, следовательно, находится с ним в частичном столкновении. Я считаю это явление нормальным и не могу представить себе эволюцию общества без постепенной выработки новых правил, регулирующих новые общественные отношения». Постепенно кристаллизируется дуализм в понимании права у Ковалевского. Право – это отражение требований солидарности и порождаемой ею «идеи долга», которая заставляет индивидов брать на себя обязанности с целью сохранения «интереса группы». Это право, как и естественное, предшествует государству и является основой позитивного права. Законодательство тесно связано с другими социальными регуляторами, особенно с моралью и обычаями, которые в процессе исторического развития опережают право, закрепляющее уже сложившиеся отношения. Право на стадии «всесословного» общества, по Ковалевскому, обеспечивает гражданское и политическое равенство, права и свободы личности, их юридические гарантии, выражая тем самым свой «общенациональный характер» в соответствии с «социальной солидарностью». Не меньшую роль в обеспечении солидарности Ковалевский отводил государству. Ковалевский видит в государстве «одну и далеко не первичную форму общежительного союза, при котором народ-племя находит возможность политического самоопределения под властью признаваемого им общего правительства». Государству предшествовали союзы, опиравшиеся на представления о действительном или мнимом родстве входящих в состав их семей. Это родовые и тотемистические союзы. Признаком, отличающим государство от этих союзов, является политическая власть, обладающая суверенитетом. Ковалевский признает наличие классов, их борьбы, влияние этой борьбы на формы государства. Но борьба классов, по его мнению, должна завершиться неким «компромиссом», решающую роль в достижении которого призвано играть государство. Марксистский тезис об угнетении, насилии одного класса над другим в государственно-организованном обществе явно противоречил солидаристскому духу учения Ковалевского, пониманию государства как миротворца, создателя «замиренной среды» в классово-стратифицированном обществе. Для России лучшей формой воплощения идей солидаризма и умеренного либерализма Ковалевскому представлялась «демократическая монархия», где парламент вместе с наследственным монархом призывался бы к управлению государством. Парламент в «демократической монархии» двухпалатный, подобно английскому. Верхнюю палату составляет умственная аристократия – «люди знания и практического опыта». Она назначается монархом и представляет собой нечто вроде академии. Верхняя палата не должна зависеть от правящей партии и меняться с ее сменой. Она должна будет решать вопросы, связанные с научным и техническим прогрессом. Нижнюю палату составят различные социальные группы: промышленники, торговцы, сельские и городские рабочие. Их роль, как и представителей верхней палаты, – быть компетентными советниками при царе, сохраняющем за собой в соответствии с исторической традицией законодательную власть. Опасаясь чрезмерного усиления нижней палаты, Ковалевский предлагает провести децентрализацию власти путем предоставления дополнительных прав местному самоуправлению (земствам). Децентрализация государственных функций призвана привести к расширению подлинной демократии и устранению недостатков конституционных систем на Западе, где в парламентах, по мнению Ковалевского, отнюдь не выражается воля большинства населения страны и утвердился партийный диктат. Ковалевский рыцарски отстаивал «солидарность классов», видя путь к ее достижению в постепенном реформировании российского государства и права, в уступках купцам и крестьянству, в улучшении экономического положения пролетариата. Между тем в России все более обострялись классовые противоречия, нарастала революционная волна. Оказать эффективное воздействие на политическую эволюцию русский либерализм не сумел. Однако это не помешало ему стать заметной вехой в развитии политико-правовой теории и культуры. |