книга лещака1. Пра гматической теории языкового опыта
 Скачать 0.98 Mb.
|
и основная форма опыта Просите, и дано будет вам ищите, и найдете стучите, и отворят вам. От Матфея, 7:7 [...] чувство деятельности, в самом широком и неопределенном смысле этого слова, означает тоже самое, что чувство жизни. В. Джемс Проблема деятельности как способа существования человеческого опыта требует обращения внимания на ее концепту- ально-терминологическую сторону. Дело в том, что термин деятельность последние 50-70 лет весьма широко использовался в советской философии, кибернетике, методологии и гуманитарных науках. С т.н. деятельностным подходом связывают огромное количество концепций и теорий, как научных, таки философских. В психологии до сих пор не решен вопрос, чья версия теории деятельности – Л. Выготского, С. Рубинштейна или же АН. Леонтьева – должна называться деятельностным подходом. Ведь они существенно отличаются. Концепция Выготского, называемая еще культурно-исторической, явно функционально- прагматическая, кантианская (равно как и философская концепция М. Мамардашвили или общеметодологическая концепция Г. Щедровицкого), в то время как концепция Рубинштейна ближе к традиционной русской феноменологии, а теория деятельности Леонтьева – скорее марксистская, те. метафизическая с сильным материалистическим акцентом 53 . В функционально- прагматической концепции деятельности моменты предметной отнесенности (центральный момент понимания деятельности у АН. Леонтьева) или преобразующей направленности на объекты внешнего мира (главная черта деятельности по В. Давыдову 54 ) отодвинут на второй план, уступая место антропоцентризму, целевой установке (прагматическому фактору, инвариантности системному фактору) и широко понимаемой категории взаимодействия (функциональному фактору). Цель в антропологических (или гуманитарных) дисциплинах представляет собой ключевой методологический момент. Впрочем, как в естественных и точных науках, нотам это не столь заметно. Данное положение также восходит к кантианству, где мир, в котором мы живем и о котором мы что-либо знаем это феноменальный мир нашего опыта, мир реализации наших целей, мир, человеком по-человечески воспринятый, понятый и приспособленный для нужд своей деятельности. Всякие попытки выяснения имманентной сущности этого мира, равно как и объективных причинно-следственных отношений между его составными, обречены на реализацию наших, чисто человеческих деятельностных программ. Некоторые критики функционализма, прагматизма и кантовской версии трансцендентализма иногда ошибочно приписывают этим течениям субъективизм или субъективный идеализм. Это обычное недоразумение, в смысле недоразумения, недопонимания. Сторонники этой методологии никогда не думали отрицать реальность мира физического (феноменального) или сущностного (ноуменального. Впрочем, они никогда и не доказывали его реальности. Эти проблемы выходят за пределы интересов указанных концепций. Кант неоднократно противопоставлял свою позицию идеализму, называя ее дуализмом существование всех предметов внешних чувств сомнительно. Эту недостоверность я называю идеальностью внешних явлений, а учение об этой идеальности называется идеализмом, в отличие от которого утверждение о возможной достоверности предметов внешних чувств называется дуализмом» 55 В центре научного или философского интереса здесь находится функция человеческого опыта. Все остальные объекты должны быть выведены из этой основополагающей функции. Если здесь и говорится о реальности мира, то только о реальности мира нашего опыта, мира для нас. Очень хорошо об этом сказал В. И. Красиков: Реальность – это то, что люди думают о себе и о своем окружении. Реальность же мира как он есть сам по себе, без человеческого вмешательства, не отрицается и не утверждается. Отрицается лишь самоуверенное убеждение в том, что та форма, в какой действующий человек воспринимает и осознает мир, может быть свободна от специфики организации человеческого опыта и от целей человеческой деятельности. Человек существо действующее, а действия человеческие даже самые конкретные и физические) всегда осмысленны. Бессмысленные действия остаются нам неизвестны, а значит, их нет в нашем опыте. Те же, которые нам известны, те. обладающие смыслом, автоматически получают телеологическое объяснение мы приписываем им какую-то цель. В свою очередь цель – это главный фактор и оправдание жизни как опыта. Как писал М. Бахтин, мир действия – мир внутреннего предвосхищенного будущего, а сознание направлено нацель, и пути свершения и все средства достижения переживаются изнутри» 58 Говоря о предвосхищении будущего и об антропологическом телеологизме представляемой тут методологии, нельзя не вспомнить об интереснейших рассуждениях Бориса Успенского о решающей роли результата, следствия (те. того, что произойдет позже) в формировании смысла самих событий (те. того, что происходило раньше. Успенский оговаривает парадокс соединения более поздних внешних событий, происходящих наяву хлопнула дверь, с событием, имеющим место во сне (прозвучал выстрел, которому предшествовал целый сюжетный ряд сновидения, логическим следствия которых оно является. Даже если предположить, что мы во сне каким-то образом фиксируем события реальной жизни, это все равно ничего не объясняет, поскольку мы не можем повлиять на эти события. Успенский предлагает весьма интересное решение сон из разрозненного набора эпизодов, историй и происшествий превращается в целостный рассказ только после того, как происходит некоторое знаменательное, значимое и релевантное событие, которое все эти части соединяет какой-то общей логикой и становится для нас одновременно следствием, к которому привели эти события, и целью, к которой они стремились. Обратимся к тексту Успенского Вот хлопнула дверь, и мы восприняли (осмыслили) во сне этот шум как звук выстрела иначе говоря, мы восприняли это событие как знаковое и значимое, связали его с определенным значением. Это восприятие оказывается, так сказать, семантической доминантой, которая сразу освещает предшествующие события – оставшиеся в нашей памяти, определяя их прочтение, то есть соединяя их причинно-следственными связями, мгновенно сцепляя их в сюжетный ряд. Эта конечная интерпретация восприятие, осмысление) задает, так сказать, ту точку зрения, ту перспективу, с которой видятся эти события. Это своего рода сито, фильтр, через который отсеиваются те образы, которые не связываются с конечным (значимым) событием – они забываются, исчезают из нашей памяти, – и который заставляет вдруг увидеть все остальные образы как содержательно связанные друг с другом, расположить их в сюжетной последовательности [...] события воспринимаются постольку, поскольку они связываются в сознании с конечным результатом выделено мной – О.Л.]. После этого автор приходит к интереснейшему выводу Мы вправе предположить, что принципиально также обстоит дело и с восприятием истории. Я бы развил эту мысль и сказал, что принципиально также обстоит дело и с восприятием текстов, и с восприятием собственного жизненного опыта, и с обучением. Целостность и смысл не являются имманентной чертой действительности. Это всегда следствие интерпретации, опирающейся на определенные конечные события. Однако жизнь наяву отличается от сна тем, что здесь мы никогда не ждем, пока произойдет это конечное событие (конец чьего-то высказывания, конец книги или фильма, конец бытового, экономического или общественного происшествия. Мысами создаем эти конечные события еще входе а иногда и до начала) происшествия, облекая его в форму предвидения смысла или цели происходящего (что, собственно, одно и тоже. Потом мы можем отказаться от этой гипотезы, заменив ее другими объяснениями, но можем и не отказаться (подчинив события своей гипотезе. В любом случае сущность человеческой деятельности состоит в том, что единство и смысл она обретает только благодаря цели (которую мыс ней связываем) и следствиям (которые мы ей приписываем). Это, впрочем, совершенно не значит, что деятельность – это исключительно внутренний, психический процесс. Это процесс комплексный предметный и когнитивно-психический одновременно. Соединяющим звеном между этими двумя функциями является семиотическая деятельность (подробнее об этом речь идет в § 2). Таким образом, идея предметной деятельности не отходит на второй план, просто она не считается типологически главенствующей так, как это принято в реалистической метафизике (напр, в марксизме) или в феноменализме (напр, в бихевиоризме и операционализме. В функционально-прагма- тическом антропоцентризме речь идет о соотношении обратной связи между предметной и когнитивной деятельностью с доминирующей ролью последней. В этом смысле весьма показательно использование Г. Щедровицким терминам ы следе яте ль нос т ь, который не хотели принимать в традиционном марксизме, поскольку деятельность там определяется как специфически человеческая форма активного отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование. Один из моментов преобразовательного отношения к окружающей действительности – трудовая деятельность – в марксизме положен в основу определения деятельности. В функционально-прагматической же концепции трудовая деятельность, те. экономический фактор является хотя и одной из базисных, ноне единственной базовой составляющей опыта. Более того, сами по себе предметные манипуляции могут быть признаны деятельностью только в случае их культурной (а не только инстинктивной) целесообразности. Это, впрочем, явствует и из вышеприведенного определения деятельности, хотя, судя по марксистской онтологической концепции, содержательная (когнитивная) сторона деятельности здесь явно подчинена материальной (предметной). *** Сделаем еще раз терминологическую паузу. На этот раз хочу обратить внимание на факт влияния перевода на интерпретацию философской концепции. В русских переводах Канта мы неоднократно можем встретить термин деятельность (как перевод немецких die Tätigkeit, die Handlung, Geschäft , Handeln, Vermögen ив «Пролегоменах» – деятельность суждения, в Критике чистого разума – деятельность разума, деятельность души, деятельность рассудка, деятельность воображения, в Критике практического разума – деятельность способности суждения, в Основах метафизики нравственности – деятельность воли, подчеркивая тем самым регулярность и инвариантность всех перечисленных форм активности, а непросто отдельные акты, совершающиеся атомарно здесь и сейчас. Более того, в той же Критике чистого разума находим такое определение функции Под функцией же я разумею единство деятельности, подводящей различные представления под одно общее представление. Полагаю, такой перевод вполне оправдан, может быть, не со словарной точки зрения, но зато с учетом сути кантовской концепции. Кант, рассуждая о различных сторонах человеческого опыта, описывает не отдельные единичные акты или действия, а систему таких актов, те. именно деятельность. *** Таким образом, важным моментом функциональной трактовки деятельности является признание ее антропологического, трансцендентального и телеологического характера. К какой бы сфере опыта не применялось в функциональной методологии понятие деятельности, везде оно сопряжено с соответствующими понятиями психосоциального субстрата, устойчивого смысла и цели. Таковы общефилософские теории деятельности В. Джемса, Э. Кассирера, ММ. Бахтина, Г. Щедровицкого, Ю. Хабермаса, Д. Дубровского, социологические концепции Г. Тарда, Дж. Дьюи, М. Вебера, Ч. Кули, Г. Х. Мида, Ф. Знанецкого, Б. Малиновского, Т.Парсонса, психологические теории Г. Мюнстенберга, Р. Вудвортса, Э. Клапареда, Л. Выготского, Э. Фромма, В. Франкла, литературоведческие построения В. Шкловского и Я. Мукаржовского, языковедческие теории А. А. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. де Соссюра, В. Матезиуса или НС. Трубецкого. Единственное исключение в данном случае составляют так называемые философские функционалисты из числа философов-аналитиков. Здесь я вполне разделяю мнение В. З. Демьянкова, что лингвистический функционализм абсолютно непохож на философский. Я бы добавил еще, что т.н. философский функционализм в равной степени непохож на функционализм психологический, социологический и литературоведческий. Несложно догадаться, кто идет не в ногу 50 1.5. Язык как функция и функции языковой деятельности методологическое предвосхищение Язык, взятый имманентно, в себе и для себя, как выразились издатели соссюровского Курса общей лингвистики, так понятый язык только условно может считаться языком. Иначе говоря, „языко- вость” языка заключается в его органической связи с мышлением, коммуникацией, деятельностью В. П. Литвинов язык в своей первичной функции и аутентичной ипостаси обладает принципиально прагматическим характером, является образом поведения и неотъемлемой составляющей взаимодействия человека с другими. Б. Малиновский Феномен деятельности из прагматической антропологии Канта через неокантианство (особенно в его марбургской версии, гегельянство и марксизм в разных формах проникает в русскую психологию и философию, а затем распространяется практически во всех гуманитарных сферах жизни. И все же наиболее глубоко понятие деятельности, равно как и сам термин деятельность, проникли именно в российское функциональное языкознание. Деятельностный подход присутствовал в русском языкознании еще в ХIХ веке (концепции Потебни и Бодуэна де Куртенэ). Неудивительно, что русские переводчики везде, где речь идет о стабильной (регулярной) и целенаправленной психосоциаль- ной активности, склонны употреблять в качестве переводного аналога слово деятельность. Совершенно неслучаен факт перевода соссюровского langage в обеих версиях (А. Холодовича и Н. Слюсаревой) именно как деятельности (в первом случае это речевая деятельность, во втором – языковая деятельность. В.П. Литвинов, анализируя проблему онтологии языка в контексте методологии системомыследеятельности Г. П. Щедровицкого, поэтому поводу заметил, что Первый переводчик Курса общей лингвистики на русский язык А. М. Сухотин в поиске эквивалента для термина langage (язык) в отличие от langue (язык) остановился на выражении речевая деятельность. Справедливо считается, что перевод неточен, а лучшего варианта не предложено. Но это выражение принял Щедровицкий; надо думать, что он знал, что такое langage, но независимо от задач перевода он стал бы настаивать на том, что langage надо мыслить, переосмыслить именно как речевую деятельность (что по-французски было бы activité langagiére, но именно langagiére от langage, а не langagière от langue)» 66 . Вариант перевода langage как языковая деятельность предложенный в Записках по общей лингвистике – соссюровс- ких дневниках и черновиках, изданных в русском переводе в 1990 г) мне представляется тем самым недостающим лучшим вариантом, о котором писал В. Литвинов. Его преимущество состоит именно в компоненте языковая, который, во-первых, эти- мологически более оправдан, чем речевая (ср. langage : langue и langage : parole), а во-вторых, более оправдан концептуально, поскольку определяет в качестве ядра коммуникативной деятельности социализированный семиотический инвариант – языка не разрозненные индивидуальные речевые акты. Вопрос онтологии семиотической (ив частности, языковой) коммуникации как фактора, влияющего на социальный опыт и практически на все сферы человеческой деятельности, заслуживает особого внимания. Этому вопросу посвящен второй параграф этой книги. Пока же лишь намечу некоторые проблемы, касающиеся этой посреднической роли языка в онтологической системе предметного поля. Понимание системы межличностного общения как языковой деятельности вполне согласуется с пониманием языка как знаковой системы регуляции общественной жизни, предложенным Александром Рудяковым 68 . При этом, я полагаю, нет принципиального противоречия между определением языка как социаль- но-регулирующей функции (семиотической деятельности, как средства общения и как функциональной системы знаков. Сами по себе последние две дефиниции не являются методологически значимыми, поскольку все зависит оттого, какое место занимают эти утверждения в лингвистической концепции. Они могут трактоваться альтернативно, комплементарно 69 или функционально. Методологический характер эти дефиниции получают лишь в первом случае, когда взаимно исключают друг друга. В двух последних случаях дефиниции имеют только теоретический или вспомогательный характер. Утверждение, что язык – это средство общения, является просто утверждением об одном из предназначений языка, которое в Пражской школе обычно дополняется утверждением, что язык – это также средство выражения мыслительных интенций. Утверждение же, что язык – это функциональная знаковая система, является чисто структурным определением, ответом на вопрос, как устроен язык. Оба традиционных определения касаются не langage, а langue. Выдвижение жена первый план регулятивной функции семиотической мысле- деятельности является просто обобщением гораздо высшего уровня, чем два традиционных, и касается собственно langage. Замечу, что выдвижение А. Рудяковым регулятивной функции в качестве ведущей в семиотической деятельности вполне соответствует изложенному выше пониманию деятельности как целенаправленного взаимодействия и одновременно позволяет онтологически определить языковую деятельность как основной вид культурно-социального регулирования личностного опыта как в его отношениях с другими личностными опытами, таки в его отношениях с феноменальным миром. Проблема выявления функций языка и установления их иерархии стала одной из центральных проблем в современной лингвистике кроме всего прочего еще и потому, что лингвисты первыми осознали онтологическую роль функции. Количество выделяемых в языке (или шире – языковой деятельности) функций колеблется в пределах от одной (коммуникативной или регулятивной) до трех десятков. Мне кажется, количество это должно быть поставлено в зависимость от прагматики реализации вербального опыта. Следует задать себе вопрос, зачем человеку нужны языки речь и зачем он осуществляет языковую деятельность, отрешившись при этом от таких частностей, как место, время, тип опытной деятельности, тип культуры или цивилизационный уровень, специфика языковой личности и пр. Возьмем в качестве примера список социальных функций языка, предложенный И. П. Сусовым 71 . Список этот состоит из десяти позиций – коммуникативная / информативная познавательная / когнитивная интерпретативная / толковательная; – регулятивная / социативная / интерактивная контактоустанавливающая / фатическая; – эмоционально-экспрессивная; 53 – эстетическая магическая / заклинательная; – этнокультурная метаязыковая / метаречевая. Выбор списка был совершенно случайным. Он не лучше и не хуже огромного количества других подобных списков. Здесь как раз важна его типичность. Интерес представляет сам способ составления такого рода списков. Несложно заметить, что предложенный перечень функций далеко неоднороден и не удовлетворяет выдвинутым выше требованиям. Так, магическая, эстетическая, эмоционально-экспрессивная и метаречевая функции касаются только отдельных сфер вербального опыта, т.к. человек, использующий язык, далеко не всегда заклинает, создает художественные произведения, выражает эмоции, чувства и настроения или сообщает о фактах самого языка и речевых актах на нем. Тоже касается познавательной или ин- терпретативной (раскрытие глубинного смысла воспринятых языковых высказываний / текстов) функций, максимально реализующих познавательные потребности человека в научной или философской деятельности. Можно, конечно, рассматривать познавательную функцию и более широко, например, как обработку и хранение знаний в памяти индивида и общества, формирование картины мира, но тогда какова роль мышления и памяти Разве что мы (как это делают панвербалисты) отождествляем психику и язык. Понятно, что язык активно участвует в познавательных процессах, но это не его первостепенная функция. Казалось бы стопроцентным претендентом на роль первичной по степени релевантности) функции языковой деятельности является функция этнокультурная (Э. Сепир называл ее символической и предлагал считать основной, те. функция объединения в единое целое представителей данного этноса как носителей одного итого же языка в качестве родного, однако это весьма частный случай, так как слишком часты ситуации, когда одно этническое образование пользуется различными языками или несколько различных этносов пользуются одними тем же языком. Этнокультурная функция в определенные периоды истории той или иной этнической общности (например, в периоды национально-освободительной борьбы или при строительстве этнического государства) может выдвигаться на передний план, но ив это время она не становится доминирующей для всех носителей языка. Можно сказать, что эта функция является наиболее важной формальной функцией языка (касающейся языковой формы) и что проявляется она не столько в объединении людей, столько в обособлении этносов друг от друга. Что касается фатической функции, то она ограничена прагматически. Возможно ли представить себе чистую фатику, саму по себе вне всех перечисленных функций. Функция установления контакта – это частный случай коммуникации, или шире – регуляции общественных отношений. Тем более автор классификации сам определяет фатическую функцию как установление и поддержание коммуникативного взаимодействия». Остаются две функции – коммуникативная / информативная, определяемая как осуществляемые в актах межличностной и массовой коммуникации передача и получение сообщений в форме языковых / вербальных высказываний, обмен информацией между людьми как участниками актов языковой коммуникации, коммуникантами», и регулятивная / социативная / интерактивная, те. языковое взаимодействие коммуникантов, имеющее целью обмен коммуникативными ролями, утверждение своего коммуникативного лидерства, воздействие друг на друга, организация успешного обмена информацией благодаря соблюдению коммуникативных постулатов и принципов. Зададимся вопросом, насколько равноценны эти функции Что важнее общающимся передать друг другу сообщение и обменяться информацией или установить между собой взаимодействие Можно ли установить взаимодействие, не передавая сообщения и не обмениваясь информацией Возможно дано тогда это не языковое не коммуникативное) взаимодействие. Возможны ли передача сообщения и обмен информацией без интерактивного взаимодействия Никак невозможно, поскольку коммуникация – это всегда интеракция (даже общение с самим собой. В этом смысле коммуникативная функция оказывается как бы производной регулятивной функции, одной из ее ипостасей. Почему же одной из Ведь список исчерпан. Обратим внимание на то, что в определении коммуникативной функции содержатся одновременно две противоположные прагматики удовлетворить собственные информационные потребности и удовлетворить потребность во взаимопонимании с другим лицом. Чем сильнее мы будем сосредоточиваться на собственных информационных потребностях, тем менее мы ориентированы на информационные потребности и коммуникативные возможности своего собеседника, и наоборот – чем сильнее мы поглощены потребностями и возможностями нашего визави, тем менее удовлетворяются наши собственные потребности. В первом случае информативность высказывания превышает его коммуникативность, а во втором – наоборот. Возникает необходимость расчленить эти две функции нашей языковой деятельности. Одну, нацеленную вовне, я называю коммуникативной, нацеленную же внутрь (вслед за пражца- ми) – экспрессивной. Экспрессия здесь – это не только выражение чувств или эмоций, а максимальное выражение своего миропонимания, мирочувствования и психического состояния. Г. С. Батыгин трактует понятие экспрессивной функции таким образом Экспрессия понимается здесь достаточно широко как присутствие в коммуникативном арсенале личности выразительных средств, помогающих адекватно сообщить собственную позицию. К сказанному я хотел бы добавить, во-первых, что экспрессия состоит не только в обладании таких средств с таким предназначением, но также ив их использовании входе речевой деятельности, а во-вторых, что факт адекватности сообщения собственной позиции должен трактоваться исключительно как самооценка личности, которая выражает эту самую позицию. То, что мы считаем этот способ выражения адекватно передающим нашу позицию, совсем не значит, что нас понимают наши собеседники. Скорее, наоборот. Это крайне важно для понимания сущности экспрессивной функции. Идеальным способом реализации этой функции является, конечно, полное соответствие того, что человек говорит, тому, что он думает и чувствует. Однако идеал потому и называется идеалом, что никогда не встречается в реальных ситуациях. Проблема состоит в том (о чем ранее уже говорилось, что сами для себя мы являемся тем другим, чужим, иным, только феноменом, который дан нам как вещь для нас, а значит нет возможности понять себя самого до конца. Поэтому функция семиотической экспрессии состоит в попытках изъятия нашего трансцендентного Я из глубин нашего опыта, что очень желанно, но неисполнимо. С аналогичной проблемой встречаемся и при попытке идеальной реализации коммуникативной функции, поскольку в этом случае стремимся к полному взаимопониманию с другим человеком, те. пытаемся проникнуть в другой опыт, трансцен- дировать, выйти за пределы собственного опыта, что также совершенно невозможно. Таким образом, коммуникативная и экспрессивная функции оказываются двумя обратно пропорциональными реализациями единой регулятивной функции. Они в разной степени реализуются в языковом опыте. Реальные формы опыта (бытовой, деловой и общественно-политический дискурс) в значительно большей мере коммуникативны, виртуальные же формы языкового опыта (научный, эстетический и философский дискурс) – гораздо более экспрессивны 73 Справедливости ради следует отметить, что в другом разделе того же пособия (Основные функции языка И. П. Сусов выделяет в качестве основных функций те же две разнонаправленные функции, хотя и называет вторую когнитивной. Данный термин встречаем ив рассмотренном выше списке как второе наименование познавательной функции. Обратим внимание на определение И. Сусовым когнитивной функции язык направленна действительность и на тот мир образов, который выстраивается между действительностью и человеком, выступая как множество знаний, образующих в совокупности картину, или модель, мира. Эта картина мира, локализованная в сознании, постоянно пополняемая и корректируемая, регулирует поведение человека. Язык непросто передаёт в актах коммуникации в виде высказываний сообщения, в которых содержатся те или иные знания о каких-то фрагментах мира. Они гр а е т важную роль в накоплении знаний и их хранении в памяти, способствуя их упорядочению, систематизации, те. участвуя в их обработке. Тем самым язык обеспечивает познавательную деятельность человека. В данном случае говорят о его когнитивной функции выделено мной – ОЛЯ нарочно выделил те места текста, которые передают сущность выполняемых языком действий. Заметим, что язык не накапливает и хранит, не упорядочивает, обрабатывает и систематизирует знания, а лишь участвует, способствует и играет роль в этих процессах, язык не осуществляет познавательную деятельность, но (наряду с предметно-манипулятивной деятельностью) лишь обеспечивает ее. Каким образом это происходит Сторонники приписывания языку познавательной функции об этом обычно не говорят ничего (за исключением панвербалистов, не отличающих языка от психики и мира в целом. Я полагаю, что профессор Сусов абсолютно прав язык обеспечивает функционирование картины мира (а не только познание мира – это лишь одна из множества частных функций, и происходит это именно через реализацию его экспрессивной функции, состоящей в продуци- ровании новых языковых и речевых знаков. Именно они позволяют, с одной стороны, выразить интенцию, ас другой – сохранить зафиксированную знаком информацию в памяти. Поэтому термин экспрессивная функция мне кажется не только более удачным, но и более точным 58 1.6. Структурный и функциональный дуализм опыта Акт нашей деятельности, нашего переживания, как двуликий Янус, глядит в разные стороны в объективное единство культурной области ив неповторимую единственность переживаемой жизни, нонет единого и единственного плана, где оба лика взаимно себя определяли бы по отношению к одному-единственному единству. М. М. Бахтин Расширив понятие деятельности и выведя егоза узкие рамки предметной целенаправленной манипуляции в область мысле- деятельности, мы неминуемо оказываемся перед необходимостью расширить также понятие опыта за рамки, отведенные ему сенсуалистами и позитивистами. Перед нами двойная трудность следует уточнить как понятие опыта, таки сам этот термин, особенно в его кантианском употреблении. Понимая опыт как единство всех человеческих проявлений, ограниченных жизнью индивида, я ощущаю необходимость выйти за рамки понимания термина опыт только как рассудочного пространственно-вре- менного единства чувственного многообразия. Для такого рода опыта достаточен термин чувственный опыт. Но ведь достоянием человеческой мыследеятельности является не только про- странственно-временная предметная картина мира (тем более, что она никогда не бывает свободна от категориально-понятий- ной сетки. Наиболее конкретные чувственные восприятия всегда теснейшим образом связаны с общими понятиями. Зрительное восприятие этой конкретной зеленой травы не может быть свободно от понимания этих конкретных здесь и сейчас наблюдаемых вещей как определенного обобщенного типа растения определенного обобщенного типа окраски. С другой стороны, даже наиболее отвлеченные от чувственности понятия никогда не покидают границ человеческого опыта, становясь трансцендентными сущностями, как, например, платоновские идеи. Даже самые смелые утопии политиков, планы бизнесменов, фантазии художников, гипотезы ученых и откровения философов – все-таки не более чем их психические представления, а значит, они не выходят за пределы опыта их жизнедеятельности. В этом смысле понятие опыта охватывает не только опыт чувственно-предметной деятельности, но и рассудочную и разумную рефлексию – умственный и рефлексивный опыт (причем как окружающего мира, таки собственного Я. Кант, которого никак нельзя упрекнуть в сенсуализме, тем не менее отмечал «[...] хотя воображение – великий художник, более того, волшебник, тем не менее оно не имеет творческого характера, а всегда должно заимствовать материал для своих порождений из чувств. Таким образом, можно выделить два взаимообусловленных полюса человеческого опыта – чувственный и умственный. Разведение чувственной и трансцендентальной (те. выходящей за пределы чувственности) сторон человеческой деятельности можно определить как структурный дуализм опыт а. Понятие структурного дуализма предполагает разграничение двух принципиально отличных типов регулятивных функций опыта внутренних ив не ш них. Внутренние регулятивные функции состоят в упорядочении личностной сферы опыта, внешние – упорядочении предметно-социальной сферы. Термин упорядочение можно здесь понимать несколько расширитель- но, поскольку речь идет не столько об установлении порядка как такового (в противовес хаосу, сколько установления порядка деятельности, удобного для данного субъекта – прагматического порядка. Подчас роль такого порядка может выполнять неравновесная структура. В ряде случаев можно даже говорить о различении деструктивных и структурирующих личностей или же о дестабилизирующей или стабилизирующей деятельности. Вместе стем следует помнить, что функционализм не терпит абсолютных различий. Эти два типа функций взаимосвязаны и воздействуют друг на друга. Разведение внутренних и внешних регулятивных функций необходимо для того, чтобы иметь противоядие от полной унификации опыта (социального и личностного, предметного и виртуального, когнитивного и семиотического. Суть функционально-прагматического способа миропонимания состоит в том, что взаимная обусловленность, взаимосвязанность, функциональная зависимость – это еще не повод для снятия различий (и, тем более, противоречий) и не гарантия единства. Между кантовскими антиномиями и гегелевской диалектикой лежит методологическая пропасть. То, что понятие мужчины немыслимо без понятия женщины, понятия ребенка – без понятия взрослого, добра – без зла, истинности – без ложности и т.д., еще не значит, что указанные оппозиции не должны быть выделены, не имеют под собой мировоззренческих оснований и могут быть сняты в процедуре диалектического синтеза. Понятие человека – это не снятие противопоставления мужчин и женщина установление совершенно нового противопоставления людей и нелюдей (например, животных или нежити. В системе кантовской логики нет возможности сведения всего многообразия мира к единству Абсолюта, поскольку утверждение наличия Абсолюта автоматически влечет за собой утверждение наличия не-Абсолюта. Вернемся к противопоставлению внутреннего и внешнего опыта. Разница между ними является неснимаемой константой. Внутреннее мировосприятие всегда остается в противоречии с внешним предметным действием. Чувства и разум всегда будут взаимно исключать друг друга. Личный интерес никогда не сольется с внешними интересами. Внутренние потребности не сольются с внешними возможностями. Во всех этих случаях возможно лишь установление в большей или меньшей мере удовлетворяющей функциональной зависимости. Внешний опыт, несомненно, участвует в формировании и функционировании внутреннего опыта и наоборот. Но важна степень релевантности этого участия в конкретных опытных функциях. Поэтому имеет смысл выделить психические функции (когнитивные, эмотивные, волитивные), регулирующие внутренний опыт, и предметно- семиотические функции (сенсорные, манипулятивные, сигнальные, регулирующие опыт внешний. Глобальный онтологизирующий характер понятия опыта в функциональном прагматизме, по-моему, весьма удачно уловил ДН. Разеев, сопоставивший три, как он выражается, разновидности феноменологии – классическую (гуссерлианскую) и две неклассические (гегельянскую и кантианскую Классическая и неклассическая феноменологии, имея перед собой тождественное что дано, расходятся в противоположные стороны в своем методическом движении классическая феноменология следует методическому движению как дано, а неклассическая феноменология методическому движению как возможно. И вот что интересно, тогда как Гуссерль пытался эйде- тически схватить суть актуального наличного бытия, Кант и 61 Гегель сосредоточивались на изучении принципов. Их интересовало бытие как таковое. Нона этом расхождение не заканчивается. Гегель полагал, что принципы сосредоточены поту сторону опыта (в мире вещей в себе, в то время как Кант утверждал, что это именно человек, взаимодействующий с другими людьми, содержит эти принципы в собственном опыте. Очень многие исследователи кантианства не могут уловить ту грань, которая разводит онтический и онтологический взгляды на проблему оснований формирования бытия. Позиция Гегеля в этом вопросе была онтической (форма бытия имманентна бытию, позиция Канта – онтологической (форма бытия является следствием опытной деятельности. У многих при этом возникает искушение либо (вслед за Фихте, Гегелем, неокантианцами и феномено- логами) упразднить ее вовсе, либо (вслед за реалистами и позитивистами) упрочить ее, четко разведя мири опыт его познания. Хитрость в том, что в обоих случаях мы выпадаем из функци- онально-прагматической парадигмы. Именно опыт, оформляя и фиксируя факты реальной и ирреальной жизни, конституирует и мири субъекта опыта, но при этом не создает ни мира, ни познающего субъекта. Очень тонко парадокс опыта был подмечен Мерабом Мамардашвили: Опыт может совершаться, ноне извлекаться. Для Канта же неизвлеченное не есть часть опыта, а если опыт извлечен, то мир уже определился в его внутренней систематической связи» 78 Но понятие опыта в функциональном понимании не сводимо к идее прошлого опыта, тек знаниям, впечатлениям, воспоминаниям, обретенным в прошлом. В функциональном отношении опыт может быть актуальным (непосредственными потенциальным, при этом память составляет лишь часть потенциального опыта. Вторую его часть составляет будущий опыт, те. желания, надежды и модели прогнозирования будущего. Актуальный же опыт представляет собой переживаемое здесь и сейчас. Это двойственность может быть определена как функциональный дуализм опыт а. Разведение актуального и потенциального опыта у Канта находим в виде противопоставления внимания (attentio) и отвлечения от представления, которое я сознаю в данную минуту (abstractio) 79 , а также в виде противопоставления суждений восприятия (в сознании моего состояния) и опытных суждений в сознании вообще. УМ. Мамардашвили и А. Пятигорского это отличие терминологически выражено в оппозиции «прагме- ма – метаопыт». Сами по себе суждения восприятия (прагме- мы, акты непосредственной чувственной или трансцендентальной деятельности, интенционально обращенные вовне опыта) и суждения опыта (метаопытные акты самосознания, акты авто- рефлексии) являются лишь процедурами актуального опыта и прямо не эксплицируют потенциального опыта, но, противопоставляясь друг другу, указывают на его присутствие. Потенциальный опыт (называемый Мамардашвили и Пятигорским структурой сознания) участвует во всех состояниях и действиях актуального опыта (те, во всех фактах сознания, нов различной степени и с различной целью. В актах непосредственной деятельности потенциальный опыт выполняет функцию приспособления субъекта к предметному и социальному пространству, а также приспособления этого пространства к потребностям действующего субъекта. Входе непосредственного опыта наше Я имплицировано в актах и не осознается нами в качестве действующего субъекта. Для того, чтобы действующее Я в себе превратилось в Я для меня нужен акт рефлексии, а то и авторефлексии, прерывающий непосредственный опыт и вычленяющий из него структуры сознания или все действующее Я и превращает их в объекты метаопытной деятельности. В этих случаях потенциальный опыт нацелен на осмысление и оценку непосредственной опытной деятельности. Потенциальный опыт неправомочно также смешивать и с кантовским понятием возможного опыта. Потенциальный опыт – это характер существования опыта, те. характер временного (или, скорее, вневременного, поскольку прошлого уже нет, а будущего еще нет) отношения деятельности копыту здесь и сейчас бытия (к актуальному опыту. Прошлый опыт – это область причин актуального опыта, будущий – область его целей. Кантовское же понятие возможного опыта – это характер реализации опыта, те. характер пространственного отношения деятельности к актуальному чувственному опыту или, иначе говоря, модальность актуального опыта. Здесь как нельзя лучше применима лингвистическая метафора категорий наклонения и времени. Кантовский возможный опыт сравним с пространством изъявительного наклонения. Возможным опытом Кант считал опыт, который (судя по актуальному чувственному опыту) мог иметь место в прошлом, имеет место в настоящем и может иметь место в будущем. Всякий иной опыт – желаемый или воображаемый, не согласующийся с требованиями актуального чувственного опыта, может считаться только невозможным опытом или (выражаясь языком Канта) чистым разумом в его спекулятивном применении. В языке таким образом представленное событие-действие обретает грамматическое оформление ирреальных наклонений (императива, кондиционала, оптатива и под. Кант использовал туже метафору, когда пытался объяснить различие между физиологической и прагматической антропологией «[...] прагматическое человековедение – исследование того, что он, как свободно действующее существо, делает или может идол жен делать из себя сам выделено мной – О. Л.]. Что же касается понятий актуального и потенциального опыта, то они коррелируют, не столько с категорией времени, чего следовало бы ожидать, сколько с другим лингвистическим отношением, а именно – отношением языка и речи. Потенциальный опыт – это либо накопленный опыт (язык как система знаков, либо планируемый опыт (язык как система моделей. Актуальный же опыт максимально коррелирует с представлениями о речи как актуальной коммуникации. В. З. Демьянков очень удачно сынтерпретировал понятия аналитической философии use и usage, которые перевел как употребление и использование. Первое относится к конкретизированной и актуальной речевой ситуации, второе – к узуальной модельной возможности речевой деятельности. Эта пара понятий, особенно установление их взаимозависимости в пределах персонального языкового опыта, может оказаться весьма продуктивным средством объяснения различных типов языковой деятельности. *** Подытоживая сказанное, можно определить функционально- прагматическую онтологию как концепцию понимания бытия одновременно как опыта и предмета опыта в их функциональной взаимосвязи. Основным объяснительным принципом этого типа онтологии является понятие функции как взаимной зависимости потенциального, актуального или результативного характера. Понятие функции обосновывает бытие как опытное отношение одновременно в прагматическом и структурном плане. Прагматический аспект опыта позволяет представить бытие как антропологическую функцию (как человеческую деятельность, а каждый его фрагмент – как объект человеческого опыта (энер- гоматериальный или информационный. Структурный же аспект, во-первых, позволяет трактовать каждое проявление бытия равно единичное, как и множественное) как функциональное отношение (что принципиально исключает атомизм во всех его проявлениях, а во вторых, детерминирует социальный характер индивидуального человеческого опыта (если каждый фрагмент бытия – отношение между сходными и смежными фрагментами, то и сам человек – это общественная функция Примечания В. Джемс, Прагматизм, Киев 1995, с. 120. 2 В. И. Красиков, Порядок и хаос как фундаментальные концепты вариантов онтологического конструирования, в Материалы научного семинара Самоорганизация устойчивых целостностей в природе и обществе, http://lpur.tsu.ru/Public/art98/index.html#cont1. 3 Сторонником такой концепции является, например, социокиберне- тик Юзеф Коссецкий: J. Kossecki, Metajęzyk nauki w świetle cybernetyki, «Studia Methodologica», Тернопіль 2004, вип. 14, с, а также последняя монография Metacybernetyka, Kielce-Warszawa 2005. 4 См, например, Ст. Янковский, Концепции общей теории информации Л. Н. Любинская, СВ. Лепилин, Философские проблемы времени в контексте междисциплинарных исследований, Москва 2002, http:// www.chronos.msu.ru/RREPORTS/lubinskaya_fi losofskie.htm. 6 О.С.Разумовский, Реляционность, http://www.chronos.msu.ru/TERMS/ razumovsky_relyatsionnost.htm. 7 У. Джеймс, Воля к вере и другие очерки популярной философии, в У. Джеймс, Воля к вере, Москва 1997, с. 59. 8 У. Джемс Поток сознания , в У. Джемс, Психология, Москва 1991, с. 62. 9 И. Кант, Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки, в Собрание сочинений в восьми томах, Москва 1994, т. 4, с. 88. 10 B. Malinowski, Problem znaczenia w językach pierwotnych, [w:] Językoznawstwo Bronisława Malinowskiego, Kraków 2000, t. II, s. 43. 11 Ст. Янковский, Указ. соч Там же J. Kossecki, Metajęzyk nauki..., с. 12. 14 Термины энергетическая и информационная реальность (система, структура, уровень, а также «энергоматерия» и информация используются мною в смысле, придаваемым им кибернетикой, см, напр, выше упоминавшуюся монографию Ю. Коссецкого «Metacybernetyka». 15 J. J. Jadacki, O pojęciu istnienia, [w:] W świecie znaków, PTF, Warszawa 1996, s.59-69. 16 Что касается форм существования энергоматерии, то физики до сих пор спорят, является ли она актуальным становлением (энергией, процессом) или же она результативна (корпускулярна). 17 Д. Юм, Сочинения в двух томах, Москва 1965, т.1,.с. 377. 18 Проблеме инварианта я посвятил отдельный раздел предыдущей монографии см. О. Лещак, Очерки по функциональному прагматизму методология – онтология – эпистемология, Тернополь-Кельце, 2002, с. 133-175. 19 Ф. де Соссюр называл такое образование системой систем Соссюр для номинации этого понятия использовал термин langage. 21 Ю. М. Мазиев, К вопросу о понятии мифа в применении к языковой семантике, в Теоретическая и прикладная лингвистика. Выпуск 2. Языки социальная среда, Воронеж Изд-во ВГТУ, 2000, с. 135. 22 Термин трансцендентальный понимается здесь очень близко к кантовской его трактовке, те. как выходящий за пределы чувственности. У Канта употребляется также термин трансцендентальная топика, хотя в этом случае речь идет, скорее, об информационном поле, образуемом т.н. категориями чистого разума. Здесь же речь идет о совокупности информации и механизмов ее порождения, выходящей за пределы чувственного опыта, ноне выходящей за пределы человеческого опыта как такового (те. в терминах Канта – о разуме и рассудке в их единстве ММ. Бахтин, К методологии гуманитарных наук, в Эстетика словесного творчества, Москва 1979, с. 367. 24 ЮЛ. Ситько, Бытование функционально-прагматической методологии в отечественном языкознании х годов XIX века ой половины XX века (на примере понятия части речи, Севастополь 2007, с. 3. 25 Там же, с. 5-6. 26 М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский, Символ и сознание. Метафизические рассуждения осознании, символике и языке, с. 35- 36, http://www.mamardashvili.ru. 27 A. Wierciński, Magia i religia. Szkice z antropologii religii, Kraków 1997, s. 29. 28 У. Джемс, Психология, с. 57. 29 У. Джеймс, Мир чистого опыта, в У. Джеймс, Воля к вере, Москва 1997, с. 376. 30 Д. И. Дубровский, Проблема идеального, Москва 1983, с. 80. 31 М. Мамардашвили, Мысль в культуре, Философские науки, Москва 1989, 11, с. 79. 32 И. Кант, Критика чистого разума, в Собрание сочинений в восьми томах, Москва 1994, т, с. 127-128. 33 Там же, с. 441-442. 34 Л. фон Мизес, Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории. 2.4. Принцип методологического индивидуализма, http:// www.sapov.ru/ha/ha-entry.htm#ha_en_ch08. 35 И. Кант, Антропология с прагматической точки зрения, в Метафизические начала естествознания, Москва 1999, с. 1392. 36 Там же, с. 1362 67 37 И. А. Бодуэн де Куртенэ, Избранные труды по общему языкознанию, Москва 1963, т. 1, с. 200-201. 38 Там же, с. 17. 39 ММ. Бахтин, Эстетика словесного творчества, Москва 1979, с. 370. 40 ММ. Бахтин, Проблемы поэтики Достоевского. Мс Там же, с. 186. 42 ММ. Бахтин, Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук, Санкт-Петербург 2000, с. 240. 43 Л. С. Выготский, Психология искусства, Москва 1986, с. 26. 44 Л. С. Выготский, Сознание как проблема психологии поведения, в Собрание сочинений в шести томах, Москва 1982, т. 1, с. 96. 45 В. Франкл, Детерминизм и гуманизм критика пандетерминизма в Человек в поисках смысла, Москва 1990, с. 77. 46 В. Франкл, Духовность, свобода и ответственность, в Человек, с. 100. 47 Д. И. Дубровский, Проблема идеального, Москва 1983, с. 84. 48 Ср.: «[...] термин деятельность, который обозначает самозарожда- ющееся и саморазвивающееся качество социального, субстанцию общественной жизни, оказывается наиболее широким понятием социальной философии, исходным по отношению ко всем другим ее категориям, включая сюда ключевые понятия – социум, общество, история (К. Х. Момджян, Введение в социальную философию М. Мамардашвили, Наука и культура, в Как я понимаю философию. Доклады, статьи, философские заметки, Москва 1990. 50 П. Щедровицкий, Л. Выготский и современная педагогическая антропология А. Шюц, Структура повседневного мышления, Социологические исследования, с. 130, http://www.soc.pu.ru/materials/golovin/ reader/SCHUETZ/r_schuetz1.html. 52 Там же, с. 134. 53 См. точку зрения Главное различие между культурно-историчес- кой психологией и психологической теорией деятельности состоит в основном предмете исследования для культурно-исторической психологии это была проблема сознания и опосредование как орудие интериоризации внешнего мира, а для психологической теории деятельности – проблема объектной ориентации одновременно во внешней и внутренней ментальной деятельности. Конечно, в психологической теории деятельности проблема посредничества также возникает, нов то время как для Выготского сознание опосредова- лось культурой, для Леонтьева разум и сознание опосредуются орудиями и объектами (СВ. Лурье, Российская теория деятельности как основание культурной психологии, http://ethnopsyhology.narod. ru/study/cultpsych/ deyateln. htm). 54 См. В. В. Давыдов, Деятельность, http://psi.webzone.ru/st/326500.htm. 55 И. Кант, Критика чистого разума, с. 657. 56 В. И. Красиков, Разочарование, «Credo», 1999, № 14, http://credo.osu. ru/014/004.shtml. 57 ММ. Бахтин, Автор и герой, с. 71. 58 Там же, с. 69. 59 Б. Успенский, История и семиотика, в Успенский, Б. Этюды о русской истории, Санкт-Петербург 2002, с. 18. 60 Там же Этот же термин использовали Мераб Мамардашвили, правда вор- фографии «мысле-деятельность». 62 А. П. Огурцов, Э. Г. Юдин, Деятельность, в Философский энциклопедический словарь, Москва 1983, с. 151. 63 И. Кант, Критика чистого разума, с. 101 . 64 В. З. Демьянков, Функционализм в зарубежной лингвистике конца 20 века, http://www.infolex.ru/Funcfull.html. 65 Очень немногие методологи сумели обнаружить прямую связь трансцендентальной философии Канта с функционализмом ХХ века. Среди них В. З. Демьянков (см. Указ. соч) и Б. Г. Головко (см. Філософська антропологія, Київ 1997). Чаще функционализм связывают только с символической концепцией неокантианца Э. Кассирера. 66 В. П. Литвинов, Мышление по поводу языка в традиции Г. П. Щедровицкого, http://www.shkp.ru/lib/archive/humanitarian /5/7. 67 Мы обращаем внимание на неоднозначность широко распространенного термина межличностное общение. В традиционных культурах еще не сформировано личности, известной нам как специфическая категория креативной культуры, нов них уже имеется человеческая индивидуальность, способная вступать в общение с другой индивидуальностью. Это общение организуется поэтому не столько личностными характеристиками его участников, сколько их социальными функциями, и мы называем его функциональным, оно скорее инте- риндивидуально, чем интерперсонально. Функциональное общение есть своего рода представительное общение, но представительность не открывается в нем официально, эксплицитно, оно есть внутренний факт деятельности каждого участника, оно есть интериоризация традиций контактов (И. И. Докучаев, Культурология как метод построения исторической типологии общения, в Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию профессора Моисея Самойловича Кагана. Материалы международной научной конференции. 18 мая 2001 г. Санкт-Петербург. Серия «Symposium», выпуск №12, Санкт-Петербург 2001, с. 199-202.). 68 АН. Рудяков, Лингвистический функционализм и функциональная семантика, Симферополь 1998, с. 19-44. 69 Понятия структура и функция дополняют друг друга В. З. Демьянков, Указ. соч См. НА. Слюсарева, Проблемы функционального синтаксиса современного английского языка, Москва 1981. 71 Все приводимые ниже цитаты заимствованы из работы И. П. Сусов, Введение в теоретическое языкознание, Тверь 2000, http://homepages. tversu.ru/ips/7_02.htm. 72 ГС. Батыгин, Лекции по методологии социологических исследований, Москва 1995, с. 33. 73 Прекрасное обоснование выразительности эстетического дискурса именно с позиций функционального прагматизма представлено в работе В. И. Заики Очерки по теории художественной речи, Великий Новгород, 2006. 74 И. П. Сусов, там же, http://homepages.tversu.ru/ips/1_03.htm. 75 Там же 76 И. Кант, Антропология, с. 1336. 77 ДН. Разеев, Учение о феноменальности (феноменология) Канта, в Метафизические исследования. Выпуск 1. Понимание. Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при Философском факультете СПбГУ, 1997, с. 73. 78 М. Мамардашвили, Кантианские вариации. Лекция 5, http://www. mamardashvili.ru. 79 И. Кант, Антропология ..., с. 1294. 80 И. Кант, Пролегомены ..., с. 57. 81 Структура сознания представляется нам каким-то чисто пространственным образом существования сознания (М. К. Мамардашвили, А. М Пятигорский, Символ и сознание, си далее Структуры сознания дискретны в пространстве и недискретны во времени там же, с. 75). 82 Факт сознания, когда мы отличаем его от структуры сознания, может полагаться равноценным понятию случившееся сознание. Как случившееся, сознание не может быть нами в каждый момент схвачено в метарассуждении» (там же, с. 72). 83 И. Кант, Критика чистого разума, с. 582. 84 И. Кант, Антропология ... с. 1283. 85 В. З. Демьянков, Указ. соч 70 |