книга лещака1. Пра гматической теории языкового опыта
 Скачать 0.98 Mb.
|
|
3.3. Объект и субъект опыта в структурно- функциональном плане чувственно- трансцендентальный дуализм опыта Образует ли река свои берега или же, наоборот, берега образуют реку Ходит ли человек больше правой ногой или левой Точно также невозможно отделить в развитии нашего познания объективный фактор от фактора субъективного В. Джемс Наш ум [...] стиснут между гранями, которые ему полагают явления чувственного мира, с одной стороны, и умственные, идеальные отношения – с другой. В. Джемс Требует разъяснений сам способ нахождения ключевых понятий функционального прагматизма. Следует обратить внимание на то, что вычленение всех функций опыта, равно как и представление самого опыта как функции в данной методологии производится не аподиктически и аксиоматически, как это принято в традиционных индуктивных аналитиках, а функционально, те. путем деятельностного телеологического анализа. Анализ этот осуществляется дедуктивным путем от определения целого (опыта) через оценку целевых установок различных типов деятельности и системный анализ частных событий и взаимозависимостей их функциональных компонентов к выявлению их структурных составляющих – единичных связей и отношений. Подчеркиваю, что функционализму в равной степени чужды как классический статичный структурный анализ изолированного объекта (взятого в себе и для себя) или же синтез такого объекта из атомарных элементарных объектов, таки феноменологическая редукция, стремящаяся ко вскрытию т.н. объективной сущности объекта. От всех методологий субстанциального характера функциональный прагматизм отличается принципиальной невозможностью полноценной редукции одних понятий к другим, поскольку идея тотальной функциональной связанности изначально отвергает возможность выделения простых элементарных) понятий или объектов в собственном смысле этого слова. Если объект элементарен, он является элементом. Элемент только потому является элементом, что является частью какого-то множества, а следовательно без этого множества не был бы элементом и элементарным феноменом. Объектом же феномен может быть только в том случае, если на него направлена какая-то (чья-то) деятельность. Тоже касается понятия понятие. Существование понятия предполагает наличие понимающего. Следовательно как наличие объекта, таки наличие понятия, предвидит наличие действующего субъекта. Г. Щедровицкий совершенно справедливо отмечал, что всякий объект есть объект деятельности. Вообще, когда мы говорим объект, то это означает, что нечто принадлежит деятельности, именно деятельность очерчивает границы объекта. Сам по себе объект границ не имеет» 12 От феноменологии предлагаемую здесь концепцию отличает все та же генеральная установка на связанность и отношение, в то время как в феноменологии предполагается наличие у объекта сути (сущности, трансцендентной его отношениям к другим объектами независимой от его функционирования. Использовавшееся в предыдущем параграфе выражение динамическое понятие функции подразумевает не столько имманентные черты самого понятия функции (в моем представлении всякое понятие динамично, сколько способ выявления, выяснения и квалификации данного понятия в функционально-праг- матической аналитике. В этом смысле не могу не согласиться с Д. Разеевым, определившим сущность кантианской философии как синтетической, в отличие от всех наиболее часто смешиваемых с кантианством трансцендентальных концепций – гегелевской (диалектической, гуссерлевской (эйдетической, шопенгау- эровской и фихтеанской (аналитических) 13 Суть прагматической гносеологии состоит в том, что всякий объект познания или осмысления (безотносительно к характеру его «эссенциальной сущности или экзистенциальной феноменальности) необходимо выводится из понятия деятельности, которое в свою очередь выводится из более общего понятия опыта. Опыт же как взаимозависимость предметного и трансцендентального отношения лица к миру и как самая общая гносеологическая функция изначально синтетичен. Любые попытки расчленить функциональный синтез опыта (те. любой аналитизм и редукционизм) или нивелировать его трансцендентальную разнородность (те. любая диалектика) неприемлемы для функционального прагматизма. Лишь синтез разумной, рассудочной и чувственной деятельности, а нечистый логический анализ, чистое чувственное созерцание или чистое интуитивное проникновение в суть, по мнению Канта, дают знание Синтез многообразного (будь оно дано эмпирически или a priori) порождает прежде всего знание, которое первоначально может быть еще грубыми смутными потому нуждается в анализе тем не менее именно синтез есть то, что, собственно, составляет из элементов знание и объединяет их в определенное содержание. Поэтому синтез есть первое, на что мы должны обратить внимание, если хотим судить о происхождении наших знаний. Это высказывание Канта могло бы послужить комментарием к предложенной выше (см. 3.2.) гносеологической схеме, где пунктирными стрелками обозначена функциональная связь между интуитивными прагмемами опыта названными Кантом грубыми смутным знанием, те. между трансценденцией, чувственностью и самосознанием, а неразрывными стрелками – синтетическая связь между метаопытными функциями, те. следствиями рефлексии. Разговор о гносеологической схеме в функциональном прагматизме неизбежно упирается в еще одну весьма специфическую преграду. Дело в том, что традиционное деление философии на онтологию (теорию бытия) и гносеологию (теорию познания) представляет жизнь человека в очень странном свете человек живет в мире (онтологическая проблема) ради того, чтобы этот мири себя как его часть) познавать (гносеологическая проблема. Так ли это Мы живем для того, чтобы познавать, или же познаем ради того, чтобы жить Разве опыт тождествен познанию, как утверждают почти все гносеологические концепции, как эмпирические, таки рационалистические или интуитивистские? Что собой представляет выделенный в предыдущем разделе поверхностный слой первичного, интуитивного опыта, названный Кантом грубыми смутным знанием, а Мамардашвили – совокупностью прагмем? Каждый из нас, сталкиваясь с миром природы, миром культуры или с самим собой, вынужденно получает какие-то опытные данные, часто даже не отдавая себе отчета в том, что именно он знает. Можно ли эти процессы назвать познанием Наверное, дано тогда все является познанием на завтрак мы познаем яичницу, потом познаем поездку в общественном транспорте, неприязненное отношение начальника, свое раздражение глупостью политиков, потом познаем дорогу домой и перед сном познаем собственного супруга (супругу, как когда-то Адам познавал Еву, жену свою. Мне кажется такое использование понятия познание чрезмерно расширенным, т.к. полностью покрывается с любым обретением опыта, получением любых практических сведений (в т.ч. чувственных и эмоциональных, а не только тех, которые являются осознаваемыми в качестве знания. Поэтому я считаю неправомочным расширение понятия познания на всю гносеологическую схему (в частности, на прагмемы). Подробнее этот вопрос будет рассмотрен в разделе 3.5. этого параграфа. Пока же только отмечу, что в последовательном антропоцентризме объектом познания является нереальность как она есть сама по себе, а еще прагматически неосвоенные (не классифицированные, не систематизированные, неквалифицированные, незадействованные) опытные данные, которые для того, чтобы быть объектом познания, должны уже быть частью сознания. Познание в этом смысле представляет собой своеобразный процесс абсорбции, усвоения новых опытных данных всей системой знаний, которая, включив в себя новое знание (точнее, выработав это новое знание на основе прежних и новых данных, сама изменяется, становится уже иной. Именно эта изменяющаяся (но сохраняющая при этом некое инвариантное гомеостатическое состояние) система сознания целиком представляет собой наше психическое Яте. выступает в качестве субъекта познавательного акта. Однако отделить ее в состоянии актуального познавательного акта от актуального познаваемого объекта принципиально невозможно. Да и ненужно, ибо это будут притязания на познание сознания как вещи в себе, что невозможно уже по самому исходному условию субъективной гносеологии. Поэтому есть смысл рассматривать сознание (да и опыт в целом) в терминах как если бы (кантианское als Особенность функционального соотношения объективного и субъективного в представляемой методологии заключается в том, что понятия объективного и субъективного здесь рассматриваются не как абсолютные (субстанциональные и метафизические, а исключительно как относительные относительно объекта, относительно субъекта и относительно друг друга. Объективное водном отношении в другом становится (в нашей деятельности, конечно) субъективными наоборот. Поэтому вместо этих понятий гораздо удобнее использовать термины объектное и субъектное. Объектом в различных познавательных актах могут становиться либо данные, полученные по сенсорным каналам, либо интуиции, возникшие входе культурной коммуникации, либо собственные смутные переживания (тревога, боль, отчаяние, страх, неудовлетворенность, реже – положительные состояния психики, одним словом, все то, что Джемс когда-то назвал потоком сознания и что представил в концепции радикального эмпиризма. В этом случае субъектную функцию выполняют наши предварительные знания и механизмы рассудочности. Однако в других случаях объектом познания могут становиться сами эти знания, включая наш рассудок. В таких случаях субъектную функцию выполняет та часть нашей личности, которая выходит заграницы потока сознания и которую Кант назвал разум о м. Теория радикального эмпиризма Джемса – это только часть функционально-прагматической теории познания, а именно – теория актуального опыта, в то время как вторая ее часть – теория трансцендентального познания (теория возможности познания опыта вообще) – была основным объектом интереса Иммануила Канта. Однако уже в Прагматизме этот недостаток теории чистого опыта полностью устраняется. Джемс четко и последовательно проводит в жизнь идею именно трансцендентального опыта и подчеркивает его главенствующую роль в процессе познания Даже сильнейший переворот в убеждениях и верованиях человека оставляет незатронутыми значитель- нейшую часть его прежних взглядов. В той же работе Джемс подробнейшим образом объясняет механику такого гносеологического гомеостаза, трактуя его в чисто функциональном ключе как постепенное взаимоприспособление нового факта и системы прежних взглядов. Входе такого приспособления могут изменяться как система, таки факт, как принципы, таки гипотезы, выдвинутые ad hoc: Гипотеза, слишком резко разрывающая с прошлыми нарушающая все наши предвзятые мнения, никогда не будет признана за истинное объяснение нового явления. Мы будем упорно искать до тех пор, пока не найдем чего-нибудь менее эксцентричного. А это значит, что задача актуального познавательного опыта состоит не только в приобретении нового знания (которое автоматически изменит систему прежних знаний, нов максимальном сохранении системы (что автоматически ведет к такому изменению факта, который позволит сравнительно безболезненно приспособить знание о нем к системе, нарушив ее минимально. А это, в свою очередь, значит, что от познающего субъекта потребуется выдвижение такой рабочей гипотезы, которая удовлетворит и требования напирающего факта, и требования сопротивляющейся системы Он пробует изменить сперва одно какое-нибудь мнение, потом другое (они ведь неодинаково поддаются изменению, пока, наконец, у него не блеснет какая-нибудь новая мысль, которую можно присоединить к старому запасу, произведя в нем минимальное нарушение, мысль, которая является как бы посредником между старыми новым опытом, весьма успешно и удачно соединяя их между собой. Эта новая мысль признается тогда за истинную. Она сохраняет старый запас истин с минимумом изменений в нем – модифицируя его лишь настолько, насколько это требуется для возможности вмещения новой истины» 18 Подчеркивая невозможность существования одной из сторон опыта без другой, Кант однозначно утверждал, что рассудок и разум не порождают информации о мире, но лишь оформляют данные чувственного опыта Рассудочные понятия мыслятся также a priori до опыта и для целей его, но они не содержат в себе ничего, кроме единства рефлексии о явлениях, поскольку они необходимо должны принадлежать к одному возможному эмпирическому сознанию и В самом деле, только в рассудке становится возможным единство опыта, в котором все восприятия должны иметь свое место» 20 Роль чувств не стоит ни переоценивать (они не дают никакой информации в буквальном смысле, ни недооценивать (без них было бы невозможным создать никакой информации. Рассудок служит предметом для разума точно также, как чувственность служит предметом для рассудка. Задача разума – сделать систематическим единство всех возможных эмпирических действий рассудка подобно тому как рассудок связывает посредством понятий многообразное содержание явлений и подводит его под эмпирические законы. Но действия рассудка без схем чувственности неопределенны точно также само по себе неопределенно и достигаемое разумом единство в отношении условий, при которых рассудок должен связывать в систему свои понятия, атак- же в отношении степени, до которой он должен устанавливать эту связь. Неполучение сенсорной информации на протяжении сравнительно недолгого отрезка времени может привести к серьезным функциональным повреждениям организма и ведет к разрушению опыта Функциональная зависимость, возникающая между трансцендентальной и чувственной стороной опыта, касается не только познавательной деятельности, но накладывает свой отпечаток на все сферы опыта и на все типы деятельности человека. Степень взаимопроникновения разумного и чувственного может в них существенно различаться, что необходимо ведет к различиям между этими сферами и этими типами деятельности. С одной стороны, деятельность может максимально сосредоточиваться на объекте чувственно-предметного опыта, с другой – на объекте трансценденции. Если условно разделить опытную деятельность поэтому принципу, можно говорить о реальной ив и рту- аль ной деятельности или же о реальном ив и рту аль ном опыте. Целостную информационную структуру, возникающую в реальном опыте, можно назвать первичной картиной (моделью) мира, а информационную структуру, формирующуюся входе виртуальной деятельности – вторичной. В свое время семиотики тартуско-московской школы называли такие информационные образования первичной и вторичной моделирующей системами 149 3.4. Содержание и форма познавательной деятельности и опыта в целом: субъектно-объектная ориентация деятельности Что такое форма Что значит следовать форме Это значит избегать последствий своего не- знания. М. Мамардашвили [...] нечто от сознания попадает в культуру, подвергается тому, что можно назвать культурной формализацией, и становится само культурным формализмом, функционирование которого зависит оттого, насколько это именно формализм, насколько сильно в нем редуцированы условия жизни сознания. В той мере, в какой эта редукция удается, культура выполняет свои задачи. И точно также существует противоположная тенденция. Человеческая способность к систематизации и фиксированию смыслов закрепляет результаты культурных редукций фактов сознания, но одновременно с этой способностью должны существовать способности и силы, задача которых – противостоять культурным формализациям М. Мамардашвили Членение опыта на реальный и виртуальный – это не единственный способ познавательной типологизации опыта, восходящий к функциональному соотношению объекта и субъекта. Опыт может быть исследован также сточки зрения расчлененности каждого его акта и события (как реального, таки виртуального) на собственно информативную и формальную стороны, а также степени сосредоточенности действующего субъекта на одной из этих сторон, что парадоксальным образом оказывается связанным с ориентацией его деятельности на объект или субъект опыта. Идея функциональной двусторонности (двунаправленности) опыта, по моему мнению, может быть рассмотрена двойственным образом: а) в зависимости от типа объекта (мир природы и мир культуры) и характера возможностей субъекта опыта (чувственность и трансценденция) и б) в зависимости от соотношения объекта и субъекта в томили ином типе деятельности Первый способ рассмотрения опыта был представлен выше см. 3.3.). Если еще раз обратить внимание на структурную схему опыта (представленную в 3.2.), можно понять, что речь идет о линии прагматического противопоставления мира природы и мира культуры и цивилизации, те. мира энергоматериального и мира духовно-информативного, выводимого из противопоставления двух принципиальных возможностей реализации опыта чувственности и трансценденции. Может, однако, сложиться впечатление, что представленная в виде треугольника схема исключает дуалистическую трактовку опыта, поскольку содержит третий компонент – Я. Но наше самосознание – это не ка- кой-то третий механизм опытной деятельности, а лишь особое функциональное отношение к выделенному из мира природы и мира культуры объекту – себе самому. Ведь себя самого мы, во- первых, ощущаем при помощи все тех же механизмов чувственности (в категориях времени и пространства) и, во-вторых, понимаем при помощи тех же трансцендентальных категорий, при помощи которых упорядочиваем мир культуры и цивилизации а через него – и мир природы). Тем не менее наличие этого третьего объекта опыта позволяет представить опыт как двустороннюю функцию, нацеленную одновременно на внешнюю его сторону (область прагмем) и на его внутреннюю сторону (область метаопытных структур. Образно выражаясь, опыт, интенционально нацеленный на мир вне субъекта, прагматически может и должен быть противопоставлен опыту, проявляющему внутреннюю специфику самого субъекта (конкретного человека, некоторой общины или человеческого общества в целом. На этом этапе рассуждений достаточно однозначно констатировать следующее концептуаль- но-терминологическое соответствие внешней стороной опыта я называю его обращенность к миру феноменов (неважно, естественных или культурно-цивилизационных, энергоматериальных или информационных, а внутренней – его обращенность к человеческой специфике. А теперь я хотел бы обратиться к двум очень популярным методологическим идеям, зачастую выражаемым в омонимичных терминах содержание и форма. Речь идет о философской оппозиции, в которой форма понимается как внутреннее основание структурирования содержания, и семиотической оппозиции, восходящей к соссюровскому противопоставлению означаемого содержания, значения) и означающего (формы выражения). Понятия формы и содержания (значения) в функциональном прагматизме – это не абсолютные понятия, а подвижные гносеологические функции то, что считается формой на одном уровне расчленения опыта, на другом уровне будет считаться содержанием относительно какой-то иной формы. Чисто методологически можно определить содержание как информационный объем сведений, структурируемый при помощи какой-то иной информации, называемой его формой. Форма же (или, точнее формальная информация) – это сведения о способе видения и понимания этого объема сведений. Такой способ рассуждений мне напоминает предложенную некогда Вилемом Матезиусом теорию актуального членения предложения, в основе которой лежит идея со- положения двух типов информации один тип информации – это характеризуемый элемент соотношения (материал, тема, а другой тип – характеризующий элемент (инструмент, рема). Следует установить, есть ли связь между парами понятий форма содержание, внутреннее – внешнее и объект – субъект опыта (деятельности и, если да, то как они соотносятся? Можно принять за основу распространенную культурную метафору мир – внешнее по отношению к человеческой психике, мысли, чувства, эмоции, желания – внутреннее по отношению к миру. Мир в пространственной метафорике традиционного обыденного) мировоззрения – это всегда нечто внешнее, окружающая среда, а душа, чувства и мысли – нечто, находящееся внутри нашего тела, в нас. Многочисленные магические и религиозные ритуалы, а также обыденное поведение представителей самых различных рас и народов демонстрируют всеобщность такого способа мировидения. Нет никакой необходимости изменять такое установление, поэтому выше я уже определил соотношение внутреннее – субъектное и внешнее – объектное. Если рассматривать все три соотношения в прагматическом, те. антропоцентрическом и телеологическом плане, то внешнее, объектное придется признать темой опытного соположения, а внутреннее, субъектное – его ремой. Иначе говоря, субъект опыта (внутреннее) рематически определяет (те. полагает предел) или же оформляет (придает форму) объекту (внешнему, будучи при этом ограниченным (определенными оформленным) миром как он есть сам по себе. При таком способе рассуждения складывается следующее отношение человека (как такового и как субъекта) с миром (как таковыми как объектом мир вещей в себе может мыслиться как форма нашего опыта (как содержания, но наш опыт становится формой мира феноменов (давая миру как содержанию свою, человеческую форму. Именно этот гносеологический изгиб был подробнейшим образом представлен в Критике чистого разума Канта. Меня здесь интересует второй момент этого соотношения, а именно тот, где человек благодаря опыту становится формой мира, превращаясь из онтической сущности в гносеологического субъекта и одновременно превращая мир из вещи в себе в объект опыта – вещь для нас. В этом смысле мир становится источником всяческого содержания, а основания человеческого опыта становятся его формальными условиями. И Кант, и Джемс совершенно идентично представляют соотношение двух полюсов нашего опыта чувственности и транс- ценденции в виде промежуточного акта рефлексии чувства обеспечивают насыщение опыта содержанием, трансценденция же предоставляет формы освоения этого содержания, а рефлексия оформляет это содержание, придает ему антропологические формы собственно опыта. Принципиально также мыслили австрийский психоаналитики философ Виктор Франкл: «[...] всякое познание селективно, ноне продуктивно оно никогда не создает мир, даже среду, но оно лишь постоянно их фильтрует, и русский психолог-функционалист Лев Выготский: Сознание как бы прыжками следует за природой, с пропусками и пробелами. Психика выбирает устойчивые точки действительности среди всеобщего движения [...] Она есть орган отбора, решето, процеживающее мири изменяющее его так, чтобы можно было действовать» 24 Все вышесказанное позволяет установить следующее соотношение между рассматриваемыми тут парами понятий объект внешнее – содержание опыта и субъект – внутреннее – форма опыта. Поэтому впредь, говоря о типах деятельности, нацеленных на содержательную сторону опыта, я буду иметь ввиду именно нацеленность на внешний (объектный) опыт, в то время как формальная деятельность в данной конвенции – это деятельность максимально внутренняя (субъектная. В языкознании, когда говорят о том, что значение внутреннее, а форма внешняя, часто просто забывают, что языковая форма любого лингвистического факта – это то специфически этноязыковое, культурное, человеческое, что привносится в речь изнутри (от субъекта, в то время как лексическое значение – это сведения о чем-то внешнем по отношению к языку. Недаром лексическое значение еще называют предметным или вещественным. Данное положение окажется весьма важным при типологизации семиотической деятельности. Интересно взглянуть на противопоставление внешнего и внутреннего опыта в их кантовском понимании сквозь призму ключевых категорий ономасиологии – субстанции (вер- бально реализуемой прежде всего при помощи существительных) и процесса (реализуемой при помощи глагольных форм. Напомню, что Кант дистрибуировал внешнее и внутреннее созерцание по их привязанности к категориям пространства и времени Посредством внешнего чувства (свойства нашей души) мы представляем себе предметы как находящиеся вне нас, ипритом всегда в пространстве. В нем определены или определимы их внешний вид, величина и отношение друг к другу. Внутреннее чувство, посредством которого душа созерцает самое себя или свое внутреннее состояние, не дает, правда, созерцания самой души как объекта, однако это есть определенная форма, при которой единственно возможно созерцание ее внутреннего состояния, так что все, что принадлежит к внутренним определениям, представляется во временных отношениях. Вне нас мы немо- жем созерцать время, точно также как не можем созерцать пространство внутри нас. Если мы обратим внимание на семантику существительных и глаголов, то сможем без особого труда заметить интересную закономерность существительные способны передавать информацию о внешних человеку предметах природы и метафизических сущностях так, как если бы они никак небыли связаны с сознанием и чувствами самого человека, а кроме того все называемые существительными понятия осознаются как находящиеся в каком-то пространстве (дерево – в лесу, книга – на полке, мысль – в голове, слово – в тексте, любовь – в сердце, в душе, понятие – в теории и т.д.) и никак несвязанные со временем, в то время как глаголы не только привязаны к категории времени (как грамматической, таки когнитивной, но самым непосредственным образом детерминированы категорией действующего и коммуницирующего лица. Б. Малиновский, анализируя языки первобытных культур, писал, что глагол как класс слов, называющий действия, состояния и настроения, непременно связан с элементом изменения, те. со временем и что он остается в особенно близкой связи с личностями говорящего и слушающего» 27 Здесь можно было бы предложить еще одну метафору центростремительного и центробежного движения. Содержательная деятельность – это деятельность центростремительная (затягивающая объект внутрь опыта, поглощающая объект, формальная же деятельность имеет центробежный характер, ее смысл состоит в экспликации субъекта, выражении его специфики, состояния, вынесении Я вовне, в мир объектов. Первый тип деятельности связан с функцией восприятия, познания и использования внешнего, объектного, второй – с функцией чувствования, переживания иуд о вол ь ст в и я во внутреннем, субъектном. У истоков этой идеи лежит лингвистическая идея различения денотации икон- нотации. Денотативное содержание всякого лингвистического факта касается информации об объекте номинации, в то время как коннотативная информация – это всегда информация о субъекте речи, его отношении к сказанному, эмоциональном состоянии, волеизъявлениях, прагматическом характере его речевого поведения. Превратив эту идею в методологический принцип, я установил определенную дистрибуцию между целями и задачами внешнего и внутреннего опыта. Целью внешнего опыта является объект, следовательно его окончательная задача – таким образом подчинить себе этот объект или приспособиться к нему напомню, что объектом может быть как окружающая естественная или культурная среда, таки сам субъект, чтобы впоследствии ее предметно использовать. Целью же внутреннего опыта является сам субъекта значит главная задача здесь – удовлетворение эмоциональных потребностей субъекта. Классическая схема деятельности предвидит прохождение через три основные стадии ее реализации (кроме, конечно, предварительной стадии установления цели нахождение / определение объекта, информационная обработка данных о нем и выполнение главной задачи. Каковы же эти функции в случае объектного (содержательного) и субъектного (формального) опыта? Внешнее, касающееся объекта, должно быть найдено и воспринято, внутреннее, касающееся субъекта, нужно почувствовать. Данные, полученные извне, могут быть квалифицированы, систематизированы и классифицированы, те. должны быть рационально познаны, тоже, что чувствуется, может быть только пережито эмоционально. Наконец, удобство и польза внешнего опыта должна заключаться в том, что воспринятое и познанное должно стать предметом опыта, должно служить опыту, стать его собственностью, в то время как удобство и польза опыта внутреннего заключается в согласовании всех его составляющих, их гармонизации, ведущей к эмоциональному удовлетворению субъекта. Здесь становится ясно, что предложенная в п. 3.2. гносеологическая схема требует существенного дополнения. Возникает необходимость разделения ядерного элемента, обозначенного как Личность, на два полярных, но функционально связанных фактора рациональная личность и эмоциональная лично ст ь. Из сказанного следует, что все внешние опытные функции, нацеленные на объект, те. на содержательную сторону деятельности, должны опираться на рациональные возможности и способности рациональной личности (функции планирования, дискурсивного мышления, методически продуманного поведения, тогда как опытные функции внутренне-формального плана находят свою опору в эмоционально-оценочных механизмах личности эмоциональной (функции образности, аффекта, предпочтения. Прагматический характер соотношения содержательного и формального опыта состоит в том, что их разграничение относительно и необходимо прежде всего для познавательных нужд. В практике эмоциональное поведение и рациональные действия всегда теснейшим образом переплетены и мы обладаем не двумя, а одной, целостной личностью. Сказанное однако не значит, что между эмоциями и разумом нет выразительных отличий и что они в равной степени участвуют во всех деятельностных актах. Удовлетворение потребности в пище, тепле, сексе, испражнении, сне или безопасности приводит человека в состояние физиологической удовлетворенности, которое автоматически влечет за собой чувство эмоционального удовольствия. Однако сам процесс поиска пищи, крова, отдыха и убежища, или же добывания средств, которые сделали бы доступными эти блага, хотя и сопряжен с этими эмоциями, но управляется не ими, а рациональной работой рассудка. Если человек, который садит картофель, будет руководствоваться нерациональным планом получения осеннего урожая, а чувством голода и желанием эмоционального спокойствия от насыщения, он тут же начнет выкапывать только что посаженный картофель, чтобы его съесть. Если учитель будет воспитывать своих подопечных, вместо того, чтобы учить их математике, биологии или языку, то они, возможно, и станут воспитанными (на его лад) людьми, но таки останутся невеждами. Если ученый, исследующий флору будет руководствоваться неразумными критериями классификации, а эмоциями, то вполне может исключить тюльпаны из разряда цветов только потому, что они ему не нравятся. Наконец, если юрист станет руководствоваться не логикой закона, а жаждой мести или личными расовыми или сексуальными предпочтениями, то запросто может отправить на виселицу невиновного человека. Эмоции не лучший помощник в труде, равно как рациональные доводы не могут заменить эмоции и дать человеку полноту удовольствия. Сомневаюсь, что удовольствие от потребления любимой пищи можно заменить аргументированными доказательствами того, что есть вредно или что ввиду погодных условий в этом году неурожай. Непросто вызвать у напуганного человека чувство спокойствия и безопасности, рационально доказывая ему, почему не надо бояться, хотя вокруг рвутся снаряды. Нелегко вызвать у расиста любовь к неграм, разумно доказывая аналогичность устройства тела и психики у представителей всего человеческого вида. Точно также сложно научно убедить любителя реалистического искусства получать удовольствие от абстрактной живописи. Таким образом, принцип дуальности опыта по содержательности формальности (объектности – субъектности) может стать вторым критерием типологизации опыта. На его основании можно все виды опытной деятельности разделить на рациональные и эмоциональные. Соответственно и весь опыт можно расчленить на сферу рационального и сферу эмоционального Наложив данную шкалу типологизации на предложенную выше шкалу реального виртуального опыта, получаем возможность рассматривать все проявления человеческого опыта одновременно по двум критериям. Схематически это можно изобразить следующим образом: |