Главная страница
Навигация по странице:

  • УРОВНИ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ РЕГУЛЯЦИИ

  • Первый уровень —уровень оценки интенсивности средовых воздействий

  • Нарушения сензитивности к сенсорным воздействиям, исходящим от другого человека

  • Психология аномального развития ребенка


    Скачать 5.31 Mb.
    НазваниеПсихология аномального развития ребенка
    АнкорPsikhologia_anomalnogo_razvitia_rebenka_Tom_I.doc
    Дата21.03.2018
    Размер5.31 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаPsikhologia_anomalnogo_razvitia_rebenka_Tom_I.doc
    ТипДокументы
    #16976
    страница54 из 68
    1   ...   50   51   52   53   54   55   56   57   ...   68


    В. В. Лебединский, М. К. Бардышевская

    АФФЕКТИВНОЕ РАЗВИТИЕ РЕБЕНКА В НОРМЕ И ПАТОЛОГИИ1

    В психическом развитии ребенка есть период наиболь­шей нагрузки на аффективную систему. Это период с рождения до трех лет. В последующие возрастные периодьт роль афрективной регуляции также велика, однако именно в ранЕем возрасте небла­гополучие в аффективной сфере является наиболее злокачествен­ным для психического и психосоматического развития ребенка.

    Как известно, у человека морфологическим субстратом эмо­циональной регуляции являются древние (подкорковые) и наи­более поздно возникшие (лобные) образования головного мозга. В эволюционном плане систему эмоциональной регуляции мож­но сравнить с геологическими напластованиями, каждое из ко­торых имеет свою структуру и .функцию. Эти образования на­ходятся в тесном взаимодействии друг с другом, образуя иерар­хически усложняющуюся систему уровней.

    В своих базальных основах.эмоции связаны с инстинктами и влечениями, а в наиболее примитивных формах функциони­руют даже по механизму безусловных рефлексов.

    Этот примитивный характер эмоционального реагирования в нормальном развитии не всегда выступает достаточно отчет­ливо. Патологические же случаи дают много примеров влияния элементарных эмоций на поведение. В ходе нормального онто­генеза ранние формы аффективного реагирования включаются в более сложные.

    Особая роль в этом процессе принадлежит памяти, и речи. Память создает условия для сохранения сле/ов эмоциональные переживаний. В результате не только актуальные события, но и прошлое (а на основании их — и будущее) начинают вызывать эмоциональный резонанс. Речь, в свою очередь, обозначает, диф­ференцирует и обобщает эмоциональные переживания2, в ре­зультате чего эмоции теряют в своей яркости, непосредствен­ности, зато выигрывают в возможности их игнтеллекпуализации, осознанности.

    1 Печатается по рукописи.

    2 Не все пласты эмоциональных переживаний могут быть осознаны и вер­бализованы, например элементарные тактильные, вкусовые, кожные и дру­гие слабо опредмеченные ощущения с выраженным аффективным ком­понентом, в высокой степени индивидуализированные, выполняют роль аффективного фона. Однако в некоторых случаях йез определенного аф­фективного фона не могут реализоваться сложные виды деятельности,

    Эмоциональная система является одной из основных регу--ляторшх систем, обеспечивающих активные формы жизнедея­тельности организма (Фрейд, 1989; Лоренц, 1997; Анохин, 1975; Еилюгас, 1976,1986; Мзард, 1980, 1999; Рейковский, 1979; Симо­нов, .1970, 1985, и др.).

    Клк любая система регуляции, система эмоциональной регуля­ции вшчает в себя воспринимающее и исполнительное звенья.

    Из внутренней среды она получает информацию об общем состоянии организма (которое расценивается тлобально как ком-срортжое или дискомфортное), о физиологических потребностях. Наряде этой постоянной информацией в экстремальных, час­то патологических, случаях возникают эмоциональные реакции наситналы, обычно не доходящие до уровня эмоциональной оцен­ки, Эти сигналы, часто связанные с неблагополучием отдель­ных органов, вызывают состояния страха, тревоги.

    Что касается информации, поступающей из внешней среды, то афферентное звено эмоциональной системы чувствительно к тем ее параметрам, которые непосредственно сигнализируют о возмож­ности: в настоящем или будущем удовлетворения актуальных потреб-костей, а также реагирует на любые изменения внешней среды, несущие угрозу или, ее возможность в будущем. В круге явлений, чреватых опасностью, учитывается также информация, синтезируе­мая когнитивными системами: возможности сдвига среды в сторону неустойчивости, неопределенности, информационного дефицита.

    Таим образом, эмоциональная и когнитивная системы со­вместно обеспечивают ориентировку в окружающем.

    При этом каждая из них вносит свой особый вклад в реше­ние этой задачи,

    По сравнению с когнитивной эмоциональная информация менее структурирована. Эмоции являются своеобразным стиму-.ляторэом ассоциаций из разных, порой не связанных друг с дру­гом областей опыта, что способствует быстроту обогащению ис­ходной информации. Это система «быстрого реагирования» на .любьле важные с точки зрения потребностной сферы измене­ния внешней среды.

    Параметры, на кюторые опираются когнитивная и эмоцио­нальная системы при построении образа окружающего, не со-ъпадают. Так, например, интонация, недружелюбное выражение тлаз < точки зрения аффективного кода имеют большее значе­ние, "чем противоречащие этому недружелюбию высказывания. Интонация, выражение лица, жесты и другие паралингвисти-^ескр^е факторы могут выступать как более значимая информа­ция .адо принятия решения.

    Несовпадения когнитивных и эмоциональных оценок окру­жающего, большая субъективность последних создают условия для различных трансформаций, приписывания ожрркающему новых значений, сдвигов в область ирреального, Благодаря это­му в случае чрезмерного давления окружающего эмоциональ­ная система осуществляет защитные функция.

    Исполнительное звено эмоциональной регуляции обладает небольшим набором внешних форм активности: это различные виды изобразительных движений (мимика, экспрессивные дви­жения конечностей и тела), тембр и громкость голоса.

    Основной же вклад исполнительного звена— уистие в Ре

    гуляции тонической стороны психической деятельности3. Поло­жительные эмоции повышают психическую активность, обеспе­чивают «настроенность» на решение той или жов задачи. От­рицательные эмоции, чаще всего снижая психический тонус, обусловливают в основном пассивные способы: защиты. Но ряд отрицательных эмоций, такие, как гнев, ярость, усиливают за­щитные возможности организма, в том" числе ка срдаиологичес­ком уровне (повышение мышечного тонуса, артериального дав­ления, увеличение вязкости крови).

    Очень важно, что одновременно с регуляпией тонуса дру­гих психических процессов происходит тонизация и отдельных звеньев самой эмоциональной системы. Благо/аря этому обес­печивается стабильная активность тех эмоций, которые в дан­ный момент доминируют в аффективном состоянии:.

    Активизация одних эмоций может облегчить паи затормо­зить протекание других. Например, радость повышает интерес. В свою очередь, интерес подавляет страх.

    В случае болезненных воздействий боль, гнев яшются наи­более адаптивными реакциями, поскольку wo6heah3"jtot силы для защиты. Вследствие полярности некоторых пар эмоций (радость— печаль, гнев—страх) между ними могут возникнуть р>шые по сво­ему характеру отношения: в одних случаях— нзаинюго исклю­чения, в других — взаимодействия (слезы радости) (Изард, 1999).

    При сталкивании разных по з'наку эмоций («эмоциональный контраст») увеличивается яркость положительных эмоциональных переживаний. Так, сочетание легкого страха с ощсзчением без-

    опасности используется во многих детских иг-jax [подбрасыва­ние ребенка взрослым кверху, катание с гор, прюкти с высоты).

    3 В известной теории Линдслея (I960) эмоциям отводите*! роль регулято­ра возбуждения неспецифических структур мозга, *сотор:ые, в свою оче­редь, посылают импульсы в таламус и кору.

    Такие «качели», по-видимому, не только активизируют эмоцио­нальную сферу, но и являются своеобразный приемом ее «за­каливания ».

    Потребность организма в поддержании активных (стеничес-ких) состояний обеспечивается постоянным эмоциональным то­низированием. Поэтому в процессе психического развития со­здаются и совершенствуются различные психотехнические сред­ства, направленные на превалирование стеннческих эмоций над астеническими.

    В норме существует баланс тонизирования внешней средой л аутостимуляцией. В условиях, когда внешняяг среда бедна, одно­образна, возрастает роль аутостимуляции и, наоборот, доля ее уменьшается в условиях разнообразных внешних эмоциональных стимулов. Одним из наиболее сложных вопросов психотерапии является выбор оптимального уровня тонизирования, при котором эмоциональные реакции протекали бы в заданном русле. Слабая стимуляция может оказаться малоэффективной, а сверхсильная может негативно изменить весь ход эмоционального процесса.

    Особенно важен этот момент в= патологии, где наблюдаются первичные нарушения нейродинамики. Явления гипо- и гипер­динамики дезорганизуют эмоциональную регуляцию, лишают ее устойчивости и избирательности. Нарушения нейродинамики от­ражаются прежде всего на настроении, являющемся фоном для протекания отдельных эмоций. Для пониженного настроения ха­рактерны астенические эмоции, патологически повышенного — стенические.

    Важен знак нарушения, определяющий качество патологи­ческого процесса.

    Так, при явлениях рипердинамии патологические эмоции имеют стеыический характер (проявления бурной радости или т-Бева., ярости, агрессии).

    В крайних вариантах гипердинамии мояда предположить «отнигаание» энерг-ии у других психических систем. Это явле­ние имеет место при кратковременных сверхсильных эмоциях, сопровождающихся сужением сознания, нарушением ориенти­ровки в окружающем. В патологии такие нарушения могут но­сить ж длительный характер,

    Слабость (гиподинамия) будет проявляться прежде всего на корковом (наиболее энергоемком) уровне в виде эмоциональной лабильности, быстрой пресыщаемости, оживления более прими­тивных форм аффективного реагирования.

    В более тяжелых случаях центр тяжести нарушений пере-тиещается с высших на базальные центры, которые уже не в

    состоянии поддерживать собственную энергетику на нужном уровне. В этом случае на угрозу витальнытм константам орга­низма эмоциональная система отвечает тревогой, страхом.

    Подробнее типы аффективного реагирования на условиях сверхнагрузки рассматриваются в главе «Общая схема оценки эмоциональных нарушений».

    УРОВНИ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ РЕГУЛЯЦИИ

    Индивид взаимодействует с окружающей средой на разных уровнях активности, что и определяет строение аффек­тивной системы, в которой отдельные уровни избирательно ре­агируют на определенные классы средовых воз,л,€йствий.

    ■ Уровневый подход открывает ряд новых возможностей в изу­чении аффективной системы. Во-первых, изучение индивидуаль­ных вариантов уровневой организации (пропорций) может ока­заться полезным в разработке- типологии индивидуальных раз­личий. Во-вторых, в патологических случаях уровневый подход также применим для дифференциально-диагностического исполь­зования. В-третьих, развивается наше понимание структуры эмо­циональных процессов (Лебединский, 1990).

    Прикладное значение этого подхода состоит в разработке стратегии коррекции с учетом возможных диспропорций в сис­теме эмоциональной регуляции.

    Однако для продвижения в этом направления прежде всего необходимо выделить отдельные уровни и огтисать их функцио­нальные особенности. Для решения этой задачис, по-видимому, наиболее эффективным является, во-первых, обращение к ран­нему детству, когда происходит становление адъективной сис­темы, ее архитектоники. Во-вторых, обращение к случаям пато­логии, при которых происходят «сбои» в работе аффективной системы, что позволяет понять вклад отдельных: уровней в це­лостную систему регуляции.

    В базальной системе эмоциональной регуляции могут быть выделены следующие уровни:

    1) уровень оценки интенсивности средовьзх воздействий4;

    4 Термин «интенсивность» используется здесь a c^mojvi широком смыс­ле. Можно говорить об интенсивности воздействий самых различных средовых явлений. Например, интенсивность обшени* зависит от ко­личества людей, расстояния, на котором оно происходит; от новизны ситуации, усталости общающегося человека, степени формализации об­щения и др. Таким образом, под интенсивностью понимается вероят­ностная субъективная оценка человеком средового воздействия.

    2) уровень аффективных стереотипов;

    3) уровень экспансии;

    4) уровень аффективной коммуникации;

    5) уровень символических регуляций.

    Первый уровень —уровень оценки интенсивности средовых воздействий

    Первый уровень аффективной регуляции осуществля­ет наиболее примитивные функции адаптации. Аффективная ори­ентировка на этом уровне направлена на оценку количествен­ных воздействий среды. Значимыми являются изменения тем­пературы окружающего и самого тела, уровень освещенности, высота звука, скорость движения, которое воспринимается как перепад интенсивности5.

    Поскольку количественные изменения могут наиболее раз­рушительно действовать на организм, аффективная система при­стально следит за любыми изменениями в этой области6. Выход воздействий за допустимые границы вызывает реакции в виде беспокойства, тревоги, страхов, агрессии. Поэтому оценка ин­тенсивности входит в круг витальных задач, решаемых младен­цем с первых дней жизни.

    Первый уровень опережает все другие системы, сигнализи­руя о сбоях, возникающих в организме. Клинически это прояв­ляется в непереносимости сенсорных нагрузок, аффективной пресыщаем ости.

    На этом уровне помимо общей сензитивности оцениваются явления гипер- или гипосензитивности в различных модальнос­тях, а также явления извращенной чувствительности.

    Б более легких случаях (как, например, при ранних невропа­тиях) симптомы гиперсензитивности могут ограничиваться одной-

    Предметы, возникающие внезапно и перемещающиеся слишком быстро, вызывают негативную эмоциональную реакцию. До тех пор, пока не сформировался более совершенный механизм, оценка приближения — удаления объекта определяется изменением величины его проекции на сетчатке глаза (Бауэр, 1979). Возможно, что этот примитивный способ оценки сохраняет свое значение и позднее, в ситуациях, требующих мо­ментальной реакции.

    Признак интенсивности играет важную роль в построении типологии индивидуальных различий. Показано, что интраверты склонны отвечать на стимулы средней интенсивности защитными типами реагирования, в то время как экстраверты на ту же стимуляцию дают ориентировоч­ную реакцию (Geen R.G. Prefered stimulation levels in intraverts and extraverts Journal of Personality and Social Psychology, 1984).

    двумя модальностями и распространяться только на определен­ные классы сильных воздействий (ребенок боится резких дви­жений, громких звуков).

    В более тяжелых случаях явления гипер- иди гипосензи-тивности могут генерализовываться, распространяться на раз­личные модальности, причем в определенной модальности (на­пример, обонятельной) достигать своих пиковых, максимальных значений.

    Именно интенсивность, часто субъективно искаженная, а не качество стимуляции определяет поведение ребенка в раннем возрасте. i

    Преобладание явлений гипер- или гипосе нзитивности отчет­ливо видно уже у младенца. Многие исследователи прямо свя­зывают особенности сензитивности с физиологическим тонусом малыша. Так, чрезмерный физиологический тонус дает оживле­ние архаических рефлексов и двигательных реажций вообще в ответ на действие малейшего раздражителя, острою реакцию на боль, быстрый переход от сна к бодрствованию, особую чувстви­тельность к социальным стимулам (ребенок с с амого раннего возраста стремится к общению, но очень быстро перевозбужда­ется от него (Kreisler, 1987/1994). Общее напряжение часто при­водит к развитию психосоматических расстройств уже в ран­нем возрасте (бессоннице, рвотам, коликам, спастическому пла­чу), особенно в том случае, если в диаде «мать —ребенок» не были установлены вовремя те формы близкого контакта, кото­рые призваны регулировать чрезмерное возбуждение младенца. Гипосензитивность в младенческом возрасте часто является признаком депрессии, которая характеризуется слабостью всех жизненных проявлений ребенка (резким снижением активнос­ти, физиологического тонуса, нечувствительностью к боли и дру­гим витально важным внешним и внутренним воздействиям (ус­талости, голоду).

    Гипосензитивность на первом году жизни отмечается осо­бенно часто в случае депрессивного состояния матери (Tustin, 1990; Kreisler, 1990). В значительной части н-ешиз наблюдений матери подверженных раннему детскому аутизму детей страда­ли депрессией,

    Другим признаком глубины аффективной патологии является избирательное нарушение чувствительности по отнешению к спе­цифически человеческим видам стимуляции (отсутствуют, извра­щены или сверхсильные ответные реакции на человеческое лицо, улыбку, прикосновение, объятие, речь) при относительной со­хранности чувствительности к чисто физической стимуляции. 594

    Нарушения сензитивности к сенсорным воздействиям, исходящим от другого человека

    В норме явления гиперсензитивностн по отношению к внешйим раздражителям характерны для младенцев в первые четыре недели жизни (Gesell and Arnatruda, 1974}7. По-видимо­му, такая «открытость» перцептивной системы младенца явля­ется необходимым условием для импринтинга ключевых призна­ков образа матери, Гиперсензитивность новорожденного неус­тойчива (т.е. зависит от его внутреннего состояния, которое полярно меняется в зависимости от удовлетворения или неудов­летворения базальных потребностей) и быстро проходит.

    У соматически ослабленных, недоношенных детей, а также детей с легкими формами органического поражения централь­ной нервной системы и воспитывающихся в доме ребенка, на­чальный период «неприкрытой» гиперсензитивности может за­тягиваться на несколько месяцев (Бардышевская, 1997; Луков-цева, 1998).

    В то время как зрительная или голосовая стимуляция быст­ро становится сверхнагрузкой для незрелой психики новорож­денного и вызывает у него истощение, тактильная стимуляция, связанная с ощущением тепла, давления, прикосновения, объя­тия, в норме является успокаивающей8. В норме успокаиваю­щее значение тактильного контакта особенно велико на первом году жизни ребенка, но и в последующие год,ы тактильный кон­такт с близким человеком эффективен для уменьшения тревоги.

    В норме гиперсензитивности к тактильному контакту не наблюдается далее у новорожденных. Следовательно, неперено­симость тактильного контакта у детей с эмоциональными рас­стройствами в первые два года жизни является симптомом наи­более глубокой аффективной недостаточности, особенно в том случае, если она сочетается с непереносимостью глазного и/или голосового контакта.

    Вот как описывает Геэелл явления гипер- и неустойчивой сензитивнос­ти у младенца на первом месяце жизни: «Дыхание его нерегулярно, регуляция температуры нестабильна. На малейшую провокацию он вздрагивает, плачет. Его пороги низкие и неустойчивые... Состояния мышечного напряжения изменчивы. Многие реакции спорадические...». На исключительную важность тактильного контакта для благоприятно­го развития указывали этологи, работающие с приматами (Harlow H. F. & HarlowM. К., 1962). Обнаружено, что для детенышей обезьян удовлет­ворение потребности в тактильном контакте было важнее, чем удовлет­ворение пищевой потребности (Social deprivation in monkeys. Scientific American, 207). В патологии это соотношение может нарушаться.

    Непереносимость тактильного контакта может иметь изби­рательный характер; в более тяжелых случаях она генерализу­ется, распространяется на ситуации витальной угрозы.

    С возрастом гиперсензитивность к тактильному и глазному контакту с человеком у таких детей постепенно уменьшается. По­вышение устойчивости к специфически человеческим воздействи­ям у детей с грубой эмоциональной патологией отмечается в бо­лее старшем возрасте (в некоторых случаях только после 4—5 лет], т. е. со значительным запаздыванием по сравнению с нормой.

    Наряду с непереносимостью тактильного контакта наблюда­ется обратное явление, характерное для очень тревожных мла­денцев (с выраженной эндогенной тревогой}. Как правило, ре"чь идет об эксплуатации ребенком защитных свойств тактильного контакта. Такой младенец пытается компенсировать болезнен­ность ощущений от контакта с миром за счет «прилипания» к телу матери. Такие дети в младенчестве «не сходят с рук» ма­терей, даже во время сна они. должны ощущать материнскую грудь или руку (один из наблюдаемых, нами детей в младенче­стве сию же секунду просыпался, стоило матери отойти от него]. В психоанализе используется специальный термин «прилипчи­вая идентификация» (Meltzer, 1974) для обозначения состояния полного прилипания к поверхности взрослого (поверхностью мо­жет быть и сама кожа, и отдельные сенсорные качества объек­та, к которым ребенок себя приравнивает (Tustin, 1990). В этом состоянии ребенок не переносит отделения от матери, которое вопринимается им как болезненный отрыв- В дальнейшем такой ребенок стремится мимикрировать под близкого взрослого, ко­пируя его внешние качества (позу, одежду), а не внутренние.

    Непереносимость глазного контакта при сохранности так­тильного контакта означает несколько меньшую глубину аффек­тивной патологии, поскольку глазной контакт несколько более позднее и более сложное образование.

    Механизмы избегания глазного контакта могут быть различ­ными.

    Во-первых, взгляд в глаза оказывается чрезмерной нагрузкой на аффективную систему гиперсензитивного ребенка. Неприят­ной оказывается сильная концентрация во взгляде человека те* самых качеств, которые в норме являются сигнальными и улсе с 7-недельного возраста определяют четкую фокусировку младен­ца на глазах при восприятии лица другого человека (движение, резкие контуры, цветовые контрасты, симметрия) (Nelson, 1987),

    Во-вторых, прямой взгляд в глаза вопринимается детьми с эмоциональной недостаточностью как угроза (Лебединский, 1996).

    Возможно, что не только глаза, но и другие части лица воспри­нимаются такими детьми как опасные, особенно при рассмат­ривании. Dewdney (1973) экспериментально показал, что если дети-шизофреники в течение нескольких секунд рассматривают какое-либо лицо (реальное или нарисованное), им кажется, что его выражение резко искажается и становится угрожающим (Grusser и др. «К-расота и мозг», 1995).

    В-третьих, недостаточность фокусировки на глазах другого человека может быть связана с преобладанием периферическо­го зрения и боковых поз у детей с генерализованными страха­ми (Лебединский, 1996).

    В-четвертых, в некоторых случаях избегание глазного кон­такта может иметь сигнальное значение, являясь признаком низ­кого социального статуса ребенка в группе, тем самым предуп-реэкдая агрессивное поведение другого (Trad, 1986).

    Другим симптомом нарушения глазного контакта может быть видимое отсутствие пресыщения при глазном контакте, что вы­ражается в пристальном непрерывном, часто неподвижном взгля­де, без какого бы то ни было ритма глазного общения (взгляд «пустой», «сквозь»). Такие нарушения возможны из-за трудно­стей поисковых и установочных движений глаз.

    Взгляд «сквозь» может сочетаться с неподвижным или без­вольно-расслабленным лицом, отсутствие правильных движений глаз в сочетании с отсутствием эмоционально-выразительных движений позволяет предположить отсутствие истинного глаз­ного контакта. Такой взгляд не координирован с речевой ком­муникацией и может наблюдаться при ранней детской шизо­френии (собственные наблюдения).

    (У взрослых шизофреников такой немигающий взгляд соче­тается с продуктивной симптоматикой, в то время как устойчи­вое избегание глазного контакта чаще коррелирует с негатив­ными симптомами, см.: Корнетов, Самохвалов и др., 1990.)

    Гиперсензитивность к отдельным классам воздействий

    Известно, что ощущения от контактных раздражителей (вку­совых, обонятельных) являются более диффузными и менее чет­ко локализованными, чем ощущения от дистантцых раздражите­лей (зрительных, слуховых). В то же время контактные ощуще­ния более аффективно насыщены.

    В психоанализе рот рассматривается как «колыбель восприятия» (Spitz). Сосание может связываться с чувством безопасности и поэтому выполняет успокаивающую функцию (Sandier, 1960). Цитируется по: Джозеф Саидлер и Кристофер Дэйр «Психоаналитическое

    понятие оральности» в Энциклопедии глубинной психологии, Москва, 1998.

    Патологическим знаком можно считать доминирование орально­го исследования в поведении ребенка старше одного года. Если оно сопровождается переживанием блаженства и удовольствия, то речь идет о фиксации на самой ранней стадии психоаффектив­ного развития (собственно сосание). Если же ребенок преиму­щественно кусает, грызет, жует предметы, то это свидетельствует о переполняющих его агрессивных чувствах, вызванных фруст­рацией, разочарованием или чрезмерной избалованностью.

    В некоторых патологических случаях наряду с фиксацией примитивного облизывания или сосания предметов или даже изо­лированно от них может наблюдаться обнюхивание как паттерн, непосредственно предшествующий оральному исследованию. Мы наблюдали мальчика пяти с половиной лет с неперено­симостью чужих запахов. Во время свидания с матерью маль­чик принюхивался к ее лежащей отдельно куртке (сильно пах­нущей матерью), но не к самой матери, запах которой был ис­кажен запахом духов.

    „, Для ребенка со страхами длительно сохраняющаяся опора | на контактные признаки при исследовании может рассматри­ваться как способ наиболее быстрого решения вопроса о том, , опасен или безопасен этот предмет. Этот способ позволяет со­кратить до минимума состояние неопределенности, сопро­вождающее исследование с опорой на "дистантные" признаки предмета (наблюдение, манипуляции).

    Опора на приятные контактные раздражители тонизирует, дает ребенку со страхами чувство безопасности, достаточное для продолжения исследования. Однако в тех случаях, когда у ре­бенка со страхами наблюдается повышенная или искаженная чувствительность к сенсорным воздействиям, круг безопасных предметов и их качеств значительно сужается, что предопреде­ляет стереотипное обращение с «проверенными» предметами (см. второй уровень).

    Нарушения сензитивности в дистантных модальностях про­являются в непереносимости звуковых или зрительных воздей­ствий, которые воспринимаются ребенком как непереносимые из-за их измененной интенсивности или искажения их качества. Например, часто наблюдается повышенная чувствительность к бытовым шумам, которые воспринимаются как Слишком силь­ные и, следовательно, угрожающие. Другим примером может слу­жить непереносимость речевых воздействий при нормальной сензитивности к пению взрослого.

    Среди дистантних раздражителей у детей со страхами часто наблюдается гиперсешгивиость к движению объектов, поскольку движение представ^мет собой ключевую характеристику живых объектов. Ребенок еэтом случае шарахается при приближении или направленном ^^вижении объекта, скорость движения кото­рого, вероятно, воспринимается им субъективно как очень вы­сокая, и, следовательно, столкновение оказывается практически неизбежным (Гибссзн, 1988) . Частым проявлением непереноси­мости быстрого движения, свидетельствующего о приближении объекта, является уклонение даже от плавно и медленно летя­щего мяча в игре. Такой ребенок стремихся избежать столкно­вения с мячом, как: будто это брошенный в него камень. Более безопасными оказываются возвратно-поступательные движения невысокой интенсивности (г^елькание, вращение, колебательные движения, подобны «движению маятника), на воспроизведении и восприятии котор>ш ребенок может фиксироваться в течение длительного времени.

    Проявлением ис кажения сензитивности к зрительным призна­кам объекта у дете» с тяжелой аффективной недостаточностью может считаться ориентация в основном на более абстрактный зрительный призназс-форзму предмета при игнорировании бо­лее аффективно и информационно насыщенной характеристи­ки—цвета предмет-а1 (собственные наблюдения).

    Нарушения ор^^ентации: на цвет как на ключевой признак объектов у детей ivmoiyr проявляться в монохроматической или искаженной гамме цветов, х-^спользуемых ребенком в рисунках.

    Чувствительности к боли и интероцептивиым сигналам

    В случаях тяжелей эмоциональной патологии может отмечать­ся значительное си жжение "чувствительности к боли. Например, у детей с синдром- «м ранне его детского аутизма этот симптом является одним из симптомов полной отрешенности от внешней стимуляции (Каппе il943; JReid, 1999). Так, Sue Reid описывает

    9 Тек, цвет поверхности неразрывно связан с ее текстурой (Гибсон, 1988), т.е. несет информ «цию о селставе вещества, о его качествах, важных для адаптации (нагж рихер, зрелым, незрелым или испорченным являет­ся яблоко). В живеэтш мире именно цвет несет важную сигнальную нагрузку в социаль» да поведении (импринтинге, например), мы можем предположить, что 7челове1са сохраняются рудиментарные формы этой ориентировки. Цветовое зрение является основой &ля многочисленных синестезий, т.е. с связей с другими модальностями («холодные синие» и «теплые желтые» тона, сочные, резкие, ядовитые, нежные, агрессив­ные и пр.).

    мальчика 18 месяцев с синдромом РДА, который никак не про­реагировал на хирургическую операцию глаза, проводившуюся без анестезии10. Нечувствительность к собственмой боли можно рассматривать как глубокое нарушение инстинкта самосохра­нения. Кроме того, дети, нечувствительные с собственной боли, не замечают, когда причиняют боль другим людям (могут на­ступить на другого ребенка).

    В клинике психосоматических расстройств возможно обостре­ние чувствительности к боли, тогда ребенок склонен оценивать свои внутренние ощущения как болезненные даже без объек­тивной основы (Исаев, 1996).

    Если у ребенка имеется хронический негативный фон ощуще ний в психосоматической сфере без наличия объективной сомати ческой патологии, то это является неблагоприятным признаком

    Во-первых, психосоматические расстройства являются самы ми распространенными и неспецифическими симптомами пси­хических нарушений у детей до 3 лет (Сухарева, 1955; L. Kreisler,, 1994). Маленькие дети часто используют соматические жалобы для выражения психического неблагополучия.

    К нарушениям, специфическим для этого уровня, относятся следующие психосоматические симптомы: ранние анорексии, булимии, упорные рвоты, мерицизм (отрыгивание непереварен ной пищи и перекатывание ее во рту, см. Kreisler), диарея, за поры и др.

    Механизмом возникновения как анорексии, "так и булими следует считать искаженное восприятие ребенком интероцеп-тивных сигналов, информирующих организм о насыщении, го­лоде (Исаев, 1996).

    Ранняя анорексия, рвота, являющиеся следствием болезнен­ных ощущений от пищи, на которую переносятся ощущения от-взаимодействия с матерью (в том числе и в ситуации кормле­ния), часто наблюдаются у младенцев, лишенных безопасной свя­зи с матерью. (Мы наблюдали девочку трех с половиной меся­цев с упорной тяжелой рвотой, мать которой признавала, что не испытывает к девочке материнских чувств и у нее отсут­ствует всякое желание брать ее на руки.) Отказ от еды у мла­денцев б месяцев и старше является одним из клинических при­знаков анаклитической депрессии (R. Spitz).

    У эмоционально-депривированных детей в возрасте одного года и старше может наблюдаться обратное нарушение, связанное

    10 Ребенок повредил глаз и без быстрого оперативного вмешательства мог его потерять; для анестезии не было ни времени, ни условий.

    с неспособностью воспринимать сигналы насыщения, а также притупление чув«ствительности к вкусу едьд:, когда главным ста­новится количество поглощаемой пищи. Для таких детей может стать характерным поедание несъедобных вещей В тяжелых слу­чаях эмоциональной дехпривации может наблюдаться копрофа-гия, которая рассматривается как искаженная форма оральной аутостимуляции. Spitz и "Wolf (1949) показали, -что копрофагия в возрасте до 15 месяцев наблюдается особенсно часто у детей, ма­тери которых, страдая гтсикозами, не следили за своими детьми и не помогали им ориентироваться в том, насколько опасными или безопасными: являются окружающие предметы.

    Во-вторых, ясалобы „а,етей на недомогание, вялость, головные боли заслуживают особо то внимания, поскольку могут выступать как первые предвестники и ранние симптомы шизофрении (Сим-сон и др., 1935; Симеон, 1948).

    В-третьих, хроническая негативная .окраска многообразных интероцептивных ощущеы:ий («темных» ощуидений по И. М. Сечено­ву), которые относятся к разряду явлений самосознания, неизбеж­но влечет за собой отклонения в формировании телесного Я ребен­ка и предрасполагает к развитию ипохондрического расстройства.

    Как было позказано <1канави (1940), в основе ипохондричес­ких состояний различной этиологией у детей 10—16 лет лежит сомато-вегетатив пая недостаточность организма, в ряде случаев имеющая четкуто центральную локализацию поражения (диэн-цефальный chhajdom, выключающий разнообразные болезненные ощущения — сенестопат-жи, нарутнеяия функции отдельных ор­ганов, вестибулярные расстройства), Патологические ощущения во всем организме в этой случае с опрово;ждакж:я состояниями напряжения, беспокойства.тревоги (Сканаави, 1940).

    Второй уровень-уровень аффективных стереотипов

    На втором уровне (стереотипов) аффективное взаимо­действие ребенка со ср>едой усложняется. К сценке интенсив­ности воздействия добавляется его оценка по качеству. На этом уровне аффективная система берет под контроль весь спектр внешних и внутренних сэщущений, дифференцирует, упорядочи­вает и индивидуализирует ж, вырабатывает аффективные пред­почтения. Связь ссоматикой делает этот уровень особенно чув­ствительным к ритмическим процессам, находящимся на стыке физиологическог-о и психического. с

    Собственное тело и связанные с ним циклические процессы, в том числе двигательные*, находятся под постоянным аффективным

    контролем. С одной стороны, ребенок стремится к повторению приносящих удовольствие движений и действий. С другой сторо­ны, сама регулярность циклических процессов вызывает состо­яние комфорта, а любой сбой в ритме вызывает отрицательные эмоции. Отсюда особое удовольствие ритмически организован­ных действий (в том числе игровых, танцевальных, спортивных движений, которые включают в себя разные виды шага, бега, прыжков, поворотов, раскачиваний, взмахов руками и ногами и пр.), опыт которых необходим для развития физического Я ребенка. К особенностям этого уровня относится наличие стойкой и яркой аффективной памяти. Память тела позволяет надолго со­хранить переживания, причем не только элементарные, но и сложные. Так, можно наблюдать, как резко меняется поза и обо­стряются защитные черты в моторном облике ребенка, если ему задать вопрос о неприятных, тревожащих его событиях.

    Второй уровень является своеобразным «дирижером», коор­динирующим взаимодействия отдельных сенсорных систем, он прилаживает их друг к другу и закрепляет на основе аффек­тивной оценки (удобно — неудобно, приятно — неприятно).

    В онтогенезе уровень аффективных стереотипов с первых дней жизни ребенка включается в решение основных задач, свя­занных с выживанием. Младенец активно ищет материнской за­щиты и заботы и подкрепляет их проявления. В результате у младенца складываются первые предпочтения в контакте с ма­терью: уже к месячному возрасту вырабатывается определен­ная поза на руках у матери, которая, как правило, обеспечивает максимально богатую сенсорную «нишу» ребенку.

    Ситуация близкого физического контакта младенца с мате­рью (прикосновения, взгляд, запах, вкус, вестибулярные ощуще­ния при покачивании) является прообразом ситуации цельного чувственного восприятия мира, в которой различные сенсорные впечатления объединяются на основе единого сильного положи­тельного аффекта.

    В дальнейшем, по мере взросления крут предпочтений ре­бенка расширяется, индивидуализируется.

    Поскольку для всех явлений этого уровня характерны рит­мичность, повторяемость, то для диагностики работь! этого уровня важно описать ритмические паттерны в различных сферах: пси­хосоматической, в моторике, поведении привязанности, в игре, речи и коммуникации.

    Сам факт повторяемости индивидуально предпочитаемых паттернов не только не является патологическим, во, напротив, необходим для построения ребенком индивидуальной картины

    мира, развития собственной сети привязанностей, пристрастий и предпочтений.

    Уже на первом году жизни ребенок склонен повторять дей­ствие, доставляющее ему удовольствие, например, в игре, бро­сая игрушки одну за другой на пол. Ребенок второго-третьего года жизни переживает целую эпоху господства стереотипных форм поведения (Гезелл, 1974; Бернштейн, 1990). Это и ритми­ческая двигательная активность (ребенок кружится, прыгает), и эхолалии, и ритмизирование слогов, и многократное повторение всевозможных звуковых вариаций одного и того же слова (Чу­ковский, 1958).

    Речевые персеверации свойсхвенны детям, обучающимся го­ворить («мама, момоги; папа, попоги мне» —пример Н. А. Берн-штейна, 1990). Эхолалии и связанные с ними реверсии личных местоимений в норме (по Гезеллу, в возрасте 21—30 месяцев, 1974) идут как экспериментирование со словом с целью нахож­дения правильного звукового эквивалента к услышанному от взрослого слову-образцу.

    Только в тех случаях, когда мы5 видим жесткую фиксацию стереотипной формы поведения либо ее насильственный харак­тер (навязчивости), сталкиваемся с невозможностью ее пере­стройки, можно говорить о патологической природе этого фено­мена. Патологическим знаком является также сильный и стой­кий регресс в ответ на вынужденное изменение привычной формы взаимодействия со средой (отъезд матери, помещение в детский сад, рождение младшего ребенка в семье — Симеон).

    В этих случаях речь может идти о повышенной инертности аффективной сферы ребенка, которая часто сочетается с инерт­ностью его интеллектуальной сферы.

    Другим объяснением ригидности стереотипа может быть отсут­ствие, несформированность новых структур, которые должны прийти на смену прежним в естественной динамике развития ребенка. Перестройка поведения затруднена там, где отсутству­ют предпосылки для нее, поэтому фиксации могут свидетель­ствовать об ограниченном потенциале развития в данной облас­ти (Гезелл, 1974). Вязкость и туго подвижность аффекта является отличительной чертой олигофрена (К. Левин, 2000).

    Нарушения на этом уровне могут затрагивать самые эле­ментарные формы регуляции ребенком своего поведения, осно-ванныена ритме (имеются в виду циклы «сон—бодрствование», «голод-насыщение»), особенно это характерно для детей пер­вого-второго года жизни. Кроме того, нарушения могут выра­жаться в ригидности или необычности предпочтений, а также

    в недостаточности индивидуализации в соматической сфере. Все эти симптомы, как правило, являются проявлением ограничен­ной способности ребенка адаптироваться к изменениям среды, которые требуют от него изменения привычных форм взаимо­действия с ним.

    Оценка этого уровня эмоциональной регуляции начинается с оценки ритмичности физиологических процессов ребенка. Как было сказано выше: ритмичность имеет важное значение, осо­бенно в раннем возрасте. В норме на протяжении первых не­дель и месяцев жизни происходит активная дифференциация паттернов сна и бодрствования (Никитина, 1993).

    У детей с эмоциональными нарушениями на первом году жизни часто отмечаются расстройства сна. Чрезмерно активный или тревожный младенец может бодрствовать в течение гораздо большего времени, чем положено ребенку его возраста. Пассив­ные младенцы проводят во сне большую часть времени, сокра­щая до минимума период бодрствования (Hoxter in Meltzer, 1974).

    Одним из первых симптомов слабости развивающейся сис­темы эмоциональной регуляции у младенца старше 3 месяцев является трудность перехода от сна к бодрствованию и обрат­но. Такой ребенок с трудом засыпает и/или просыпается с пла­чем, долго приходя в себя после сна.

    Нарушения сна являются тонким индикатором нарушенного онтогенеза. Иногда на протяжении всего первого года жизни ребенка они остаются единственным признаком того, что сис­тема эмоциональной регуляции работает с перегрузкой. Нами наблюдается ребенок 3 лет 9 месяцев с ускоренным ранним мо­торным, речевым, музыкальным развитием, давший тяжелый и стойкий регресс после ожога в конце второго года жизни, на­рушения поведения которого на первом году жизни ограничи­вались нарушениями сна.

    С другой стороны, нарушения биоритма «сон — бодрствова­ние» неспецифичны и возникают практически при любом от­клонении развития. Так, описаны нарушения сна у детей с не­врозами, недоразвитием (олигофр*енией), органическими пораже­ниями центральной нервной системы, эпилепсией, тяжелыми соматическими заболеваниями, у слепых детей, у-детей, страда­ющих шизофренией (Гольбин, 1979).

    Следующим шагом в оценке работы этого уровня эмоцио­нальной регуляции является описание стереотипов, существую­щих в рамках поведения привязанности.

    В патологии мы сталкиваемся либо с нессрормированностью цельного образа матери, с фиксацией на отдельных впечатлениях

    от контакта с ней, либо с нарушением, распадом цельного об­раза. И в том, и в другом случае незавершенность образа под­держивается амбивалентностью аффективных переживаний, ко­торые этот образ вызывает, и может сопровождаться защитной сфиксацией на отдельных ощущениях (стадия частичного объек­та в психоанализе) или переживаниях.

    Например, реакция на разлуку у амбивалентно привязан­ных детей может быть выражена очень сильно, при том что ре­альное взаимодействие с матерью либо не развернуто, либо на­сыщено агрессией. Так, мы наблюдали ребенка, который в те­чение нескольких лет (с 3 до 6 лет) во время повторяющихся госпитализаций после ежедневных десятизминугаых свиданий с 1\*атерью сильно кричал в течение получаса и более, будучи фик­сирован на чувстве покинутости, хотя реальБОГО адаптивного смысла такое поведение не имело.

    Поиск особых ощущений проявляется в нестандартных фор-iviax взаимодействия с матерью, которые использует ребенок. "Часто это изолированные от более сложного поведения привя­занности, фиксированные формы взаимодействия, характерные значительно более раннего возраста,

    При симбиотической связи ребенок мо?кет сохранять необыч­ные позы во время сна (в возрасте 5 лет спит на животе или на спине у матери) либо сам процесс засыпания может иметь р>итуальный характер.

    Например, наблюдаемый нами мальчик трех с половиной лет требовал следующего порядка укладывания спать. Мать должна была сидеть на кухне, где играла негромкая классическая му­зыка, сын приходил к ней в этот момент, садшся к ней на ко­лени, она его должна била, ласково обняв, прижать к груди, как младенца, и только в таких условиях он засыпал.

    1   ...   50   51   52   53   54   55   56   57   ...   68


    написать администратору сайта