Енраеом. Сборник. М. ГолосПресс, 2015. 368 с. Isbn 9785711707400
 Скачать 1.91 Mb.
|
|
118 119 нее, я даже и не дам вам еды в руки». «Послушайте, – несколько мягче сказал Таль. – Сколько вам платит хо- зяйка за все эти штучки?» «Еще бы эта великодушная женщина мне платила! – патетически всплеснув ру- ками, воскликнула Иеремия. – Ни копейки она мне не платит, да и за что? Я бы сама не приняла от нее плату, ведь я и так обуза для хозяев. Мы договорились, что за мою работу буфетчицей она позволит мне подъедать за отдыхающими, если они что-то оставляют, вылизывать котел из-под каши и супа и спать в коридоре на моем матрасике, укрывшись ватником. Можно ли мечтать о большем?» «Я не о том, – сказал Таль. – Перестаньте ломать комедию. Сколько она вам платит за то, чтобы вы воевали со мной и всячески мне здесь мешали? Я вам докажу, что она просто использует вас, что она грязная мошенница; переходите на мою сторону, пока не поздно». «Да вы что! – ахнула Иеремия. – Чтобы я предала свою барыню! Да я скорее удавлюсь! Я ей по гроб жизни благодарна за то, что она сделала для меня!». «Вы еще и называете ее барыней?» – с усмеш- кой спросил Таль. «Разумеется, – сказала Иеремия. – В нашем кругу мы ее зовем барыней, а всех отдыхаю- щих, персонал и Германа Осиповича – ее холопами. Отчасти это шутка, но в чем-то она отражает истинное положение вещей. Я, например, к ней именно как к барыне и отношусь после того, как она облагодетель- ствовала меня». «Нет, вы, я вижу, неисправимы, – ска- зал Таль. – Я вас всех вижу насквозь, и ваши нелепые ужимки, конечно же, вас не спасут». «Так или иначе, а еды вам не видать, – твердо сказала Иеремия. – Я буду ее защищать своим телом, если понадобится». Последствия трюка Таля «Вот старуха взбесится, когда узнает», – ска- зал, жуя, Таль. Он поступил очень просто: попросил Семена Соломоновича и Сидора Израилевича поде- литься с ним. Те сначала переглянулись и стали отне- киваться. «Вот Александра Филипповна все узнает, не сносить нам головы, – с сомнением сказал Сидор Изра- илевич. – Вы же видели, как яростно старуха отказыва- лась кормить вас, значит, она получила прямое и очень жесткое указание это делать». «Вам-то что, – сказал Таль. – Вы сами – жертва интриг этой Александры Фи- липповны, так что вам выгоднее действовать со мной заодно». «Вам-то легко говорить, вам ничего не угро- жает», – понуро ответил Сидор Израилевич. «Вы не обижайтесь, если хотите, мы покормим вас тайком, – поддержал его Семен Соломонович. – Мы просто не хотим неприятностей». «Ну вам-то, кажется, тоже ни- что не угрожает, как и мне», – ответил ему Таль. «Мало ли», – с опаской пожал плечами завцехом. Только после долгих уговоров Талю удалось убедить их поделиться на глазах у всех. Стоило ему, впрочем, отправить себе в рот две ложки каши и произнести фразу, с которой мы начали этот фрагмент нашего повествования, как к нему подлетела Иеремия, начала бить его и царапать ногтями по лицу. «Мерзавец! – кричала она. – Я с тебя живьем шкуру спущу!» Ошалев, Таль так оттолкнул ее, что она упала на соседний столик и едва не опро- кинула его; люди, сидевшие там, поддержали женщину и помогли ей подняться на ноги, после чего она, как с цепи спущенная, снова набросилась на Таля. «Нашел тоже соперника – старую женщину», – раздавались неодобрительные возгласы вокруг него. Он понял, что общественное мнение не на его стороне, и принял ре- шение ретироваться под прикрытием Влошича, Русака и Слонины, которые вежливо, но крепко сдерживали Иеремию. «Вы мне все кости переломаете!» – вопила Иеремия. Троим мужчинам пришлось удерживать ее крайне бережно, так, чтобы всему залу было видно, что они не причиняют ей вреда: иначе бы все посетители на них накинулись. Совет «четверки» «Дело наше дрянь», – сказал Сидор Израиле- вич Талю. Все четверо стояли у выхода из здания 120 121 санатория: вслед за Талем сюда вышли и трое его приятелей. «Теперь мы все подельники, все одним миром мазаны», – добавил Сидор Израилевич. «Глу- пости, – ответил Таль. – Ничего страшного не прои- зошло». «Нет, произошло, произошло! – заверещал, как испуганная женщина, Сидор Израилевич. – Уже после того, как вы вышли, явилась Александра Фи- липповна, да так грозно на нас посмотрела, что я понял: хана». «Что же, мы, четверо здоровенных му- жиков, не справимся с одной бабой?» – с мрачной усмешкой спросил Таль. «Не такие уж мы и здоро- венные», – сказал Семен Соломонович, который сильно сутулился, словно желал показаться ниже ростом. «А ну выпрямьтесь! – сказал ему Таль, хлоп- нув по спине, отчего тот даже подскочил на месте. – Выше нос!» «А лично я предлагаю уладить дело ми- ром», – сказал Влошич. «Ты все талдычишь одно и то же, а этого делать никак нельзя, – возразил ему Таль. – Кроме того, сами посудите, две победы мы уже одержали: во-первых, добились того, чтобы Ие- ремия не находилась все время под нашей дверью, а во-вторых, я успел поесть каши, хотя мне пытались это запретить». «Победы это очень сомнительные, – возразил поникший Сидор Израилевич. – Во-пер- вых, Иеремии разрешили все-таки спать под вашей дверью, так что, фактически, никакого достижения здесь нет. Она будет находиться в буфете, только когда этого требуют ее служебные обязанности, а все остальное время она, если захочет, может торчать у вас под дверью, и, хоть вы тресните, вы это ей не запретите. А во-вторых, вы успели проглотить всего две ложки каши, после чего вас с позором выгнали. Война только теперь объявлена по-настоящему». «Вы пессимист», – констатировал Таль. «Нет, мне просто очень страшно», – признался Сидор Израи- левич. Таль промолчал, но погрузился в угрюмую задумчивость. Компостная куча – захоронение «А это еще что такое?» – нервно спросил Таль, почувствовав, как нечто обвивается вокруг его ноги. «Это усы тыквы», – объяснил Семен Соломонович. Все четверо подошли к огороду, который развела на терри- тории пансионата Александра Филипповна, и сейчас стояли около компостной кучи, где росли тыквы. «С этим огородом сплошные мучения, – пожаловался Си- дор Израилевич. – Надеюсь, нам больше не придется рыхлить на нем грядки». Русак и Слонина рассказали Талю, что этот огород являлся предметом особых за- бот Александры Филипповны, прямо-таки бесценным ее детищем, и она заставляла отдыхающих, на которых имела влияние, на нем работать. А влияние она имела на всех, даже на людей, не имеющих, казалось бы, к ней никакого отношения. Самым ужасным наказанием отдыхающие считали сбор навоза: поскольку рядом находился агрокомбинат, этого добра в округе было пропасть. Официально, однако, собирать его запреща- лось, поэтому санаторцам под руководством Алексан- дры Филипповны приходилось делать это тайком, под прикрытием ночи; даже Семен Соломонович, к стыду своему, вынужден был таким образом пойти против интересов собственного предприятия. «Так вот отчего так воняло у нас в комнате! – воскликнул Таль. – Это не только от свиней, но еще и от компостной кучи!» «Да, – сказал Семен Соломонович. – С этой кучей отдельная история: Александра Филипповна зарывает здесь не только отходы растительного происхождения и помет, но еще и тушки мертвых животных, которых также со- бирает в округе. Она иногда выбирается из пансионата с котомкой в руках. Увидит мертвую кошку – хлоп! – и в котомку ее. Увидит мертвого голубя – хлоп! – и в ко- томку. Она даже специально держит у себя в подвале кошку с котом: каждый год, когда рождаются котята, она их отбирает у родителей, топит и зарывает в ком- 122 123 пост. Это у нее настоящая мания!» «Ну и дела, – пока- чал головой Таль. – Разве тыквы стоят такой крови?» «Вне всякого сомнения! – сказал Сидор Израилевич. – Вы бы видели, какие у нее вырастают тыквы. Из неко- торых можно было бы без преувеличения сделать ка- рету для Золушки! Да что там говорить, пойдемте, мы покажем вам». Способы использования тыкв «Какие яркие эти тыквы! – воскликнул Таль, когда друзья обошли компост и заглянули в огромный ветхий сарай, где хранились плоды последнего уро- жая. – И они как будто даже не оранжевые, а какие-то розоватые, я бы сказал – телесного цвета». «Да и вну- три у них – настоящее мясо, – добавил Влошич, поко- выряв одну из тыквенных голов. – К тому же они как будто с мордами». Действительно, некоторые плоды имели очертания кошачьих и собачьих морд. «Это зверства Александры Филипповны ей аукнулись, – су- еверно прошептал, крестясь, Сидор Израилевич. – Она же вырастила их на крови, вот и получила такое стра- холюдство». «Зато уж сладкие они, как дыни, – ска- зал Влошич, отщипнув кусочек. – Буквально тают во рту». «А может, не стоило бы брать их в рот?» – спро- сил Таль. «Пожалуй, ты прав», – спохватился Влошич и все выплюнул. Между прочим, помимо целых тыкв, друзья обнаружили здесь и сухие выдолбленные, предназначенные для разных целей. Некоторые, вло- женные в сетку, использовались как бутыли, причем оттуда сильно разило водкой. Другие были с вырезан- ными на них лицами – наподобие тех, что использу- ются в качестве праздничной атрибутики, но только с кривыми ртами, одноглазые или и непомерно длин- ным извилистым носом; третьи были нарезаны на кольца и предназначались для игры (кольца метали, нанизывая на стержни), из четвертых были вырезаны короны, из пятых, разделенных пополам – карнаваль- ные маски. «Тут все праздничные принадлежности делаются из тыкв, – объяснил Семен Соломонович. – Такая традиция». Только сейчас Влошич, а следом за ним и все остальные вспомнили, что Александра Филипповна носила ожерелье из тыквенных семян. «Я слышал, она верит, что эти плоды, выращенные на крови, приносят ей удачу», – неодобрительно сказал Сидор Израилевич, не переставая креститься. «Да что вы все креститесь?» – не выдержал Таль, которого эти движения нервировали. «Нечистой силой здесь пах- нет», – шепотом пояснил Сидор Израилевич. «А вы, выходит, такой ярый христианин?» – посмеиваясь, спросил у него Таль. «Выходит, да, а ничего смешного я в этом не вижу». – «Ну давайте, давайте, крести- тесь». Покопавшись на складе тыкв, Влошич вырыл также миски и ложки, сделанные из них, даже нечто вроде шапки, а также вырезанный из плода круг не- ясного назначения. «А я знаю, что это такое, – сказал Семен Соломонович. – Это набрюшник. Я видел, как Александра Филипповна подсовывает себе такие под кофту. Она, видимо, чувствует себя в безопасности, если ее мягкий живот прикрывает что-то твердое». «Да тут прямо какая-то религиозная секта!» – сделал вывод из увиденного Таль. «Ты склонен все преуве- личивать», – заметил Влошич, но Таль с ним не согла- сился. «Теперь понятно, почему сегодня каша была с тыквой!» – вдруг сказал Таль. «Конечно, – сказал Семен Соломонович. – Она тут каждый день, тошнит уже от нее. А, скажем, бубен, в который играет Федор Юсупович, начальник одной из смен охраны, на са- мом деле представляет собой не что иное, как тыкву с высушенными семенами внутри. Здесь все ищут спо- соба угодить Александре Филипповне». «Более того, на подоконниках в здании пансионата стоят вовсе не растения, а маленькие тыковки, которые напоминают цветки, – добавил Сидор Израилевич. – Вы, наверное, этого не заметили, приглядитесь поближе. А еще ма- ленькие тыквы используются вместо набалдашника 124 125 трости у Германа Осиповича, вместо дверных ручек, вместо шаров на лестничных перилах, и, кроме того, искромсанные тыквы насажены на колья санатор- ной ограды вместо отрубленных голов». «Уж это-то зачем?» – спросил Таль, который менялся в лице на протяжении этого перечисления. «Для устрашения, естественно», – объяснил Сидор Израилевич. – «Зна- ете, давайте больше не будем об этом, а то у меня от тыкв уже голова кругом идет. От самого звучания этого слова мне нехорошо становится». – «Договори- лись», – сказали Сидор Израилевич с Семеном Соло- моновичем. Пьяницы с тыквами на головах «Да они пьяны, как свиньи!» – презрительно ска- зал Таль, после того, как, обогнув навалы тыкв, дру- зья наткнулись в сарае на Александру Филипповну, Германа Осиповича, Иеремию Ивановну и Наталью Дмитриевну, уборщицу. Все эти четверо и вправду были вдрызг пьяны. Не узнав вошедших и даже не обратив на них внимания, они катались по полу, под- няв руки и ноги, и повизгивали, как поросята. На головах же у всех четверых были надеты большие тыквы. «Что они делают? – с омерзением спросил ошарашенный Таль. – Вот уж не ожидал увидеть их здесь, да еще в таком положении». «Да, это известно, все тут втихомолку выпивают, – сказал Семеном Со- ломонович, переглянувшись с Сидором Израилеви- чем. – Честно говоря, и мы с Сидором делаем так. Поиграем в шахматы, а там в самом разгаре партию и бросим – играть-то мы все равно не умеем, даже тол- ком не знаем и правил, а фигуры переставляем про- сто от скуки, как бог на душу положит. «Ну что, брат Пушкин, – говорю я ему, – тяпнем?» И мы тяпаем». «Почему Пушкин?» – не понял Таль. «Да это просто такая присказка у нас», – виновато сказал Сидор Из- раилевич, словно считал необходимым за это оправ- дываться. – «И что, у вас все, когда пьют, напяливают при этом на голову тыквы?» «Не совсем так, – сказал Семен Соломонович. – Многие, конечно, это делают, чтобы угодить Александре Филипповне, но все-таки не все. У нас с Сидором, например, и нет тыкв, а то бы мы, может быть, надевали их тоже». «Какой же в этом смысл?» – спросил Таль. «Да никакого, просто Алек- сандре Филипповне нравятся тыквы», – сказал Сидор Израилевич. «А еще какие-нибудь подобные обы- чаи здесь есть?» – спросил Таль. «Вы неправильно понимаете, это не обычаи, – сказал Сидор Израиле- вич. – Тон здесь задает Александра Филипповна, и все стараются делать то, что ей нравится, вот и все. Некоторые и пьют-то только потому, что она пьет, вот например Иеремию Ивановну я впервые вижу в таком состоянии, раньше она и капли в рот не брала. Алек- сандра Филипповна специально всех спаивает. Она еще делает так: наливает дешевой водки в бутылки из-под дорогого коньяка, впаривает кому-нибудь, а потом записывает большую сумму ему в долг». «Так что же, здесь никто не может отличить дешевой водки от дорогого коньяка?» – спросил Таль. – «Нет, что вы; им, точнее нам, все едино». Дерзкая затея «А знаете, – сказал Семен Соломонович. – Раз пошла такая пьянка, мы можем нарушить все мысли- мые и немыслимые правила внутреннего распорядка и устроить у вас в комнате чаепитие». «А разве это на- рушение?» – удивился Таль. «Да, и весьма серьезное, за такое могут, как говорится, и голову с плеч долой, – сказал Семен Соломонович. – Здесь строго-настрого запрещено использовать в комнатах электрокипятиль- ник и пить чай». «Ну, вот еще, – сказал Таль. – Не нра- вятся мне ваши поговорки. Тоже мне, «голову с плеч». За чаепитие, кажется, никого еще не убивали». «Не знаю, не знаю, – с сомнением пожал плечами Семен 126 127 Соломонович. – Только учтите, что, если нас обнару- жат, вся тяжесть наказания падет на владельцев ком- наты, то есть на вас. Я лично никогда бы не согласился взвалить на свои плечи такую ответственность, хотя, разумеется, сейчас, когда все перепились, опасность, что наше преступление откроется, не очень велика». «Вот интересно, – сказал Таль. – Значит, чай в комнатах пить запрещается, а водку – разрешатся?» «Водку тоже запрещается, но на это все смотрят сквозь пальцы, по- тому что пьянство одобряет Александра Филипповна, – объяснил Семен Соломонович. – На последний Новый год у нас даже проходил конкурс на лучший плакат в поддержку пьянства, а также вручили приз пропойце года». «И кто же оказался им?» – спросил Таль. «Гер- ман Осипович, – сказал Семен Соломонович. – С его-то женой, впрочем, это не удивительно; он водку хлещет стаканами, случается, неделями не просыхает». Таль при этих словах еще раз посмотрел на компанию пья- ниц, которые возились в лужах на полу, бессмысленно шевеля руками и ногами и тихо повизгивая. «Какая мерзость», – сказал он. «Да уж, – сказал Влошич. – Зре- лище не из приятных». Зато у Сидора Израилевича с Семеном Соломоновичем вид был такой, словно они завидовали валяющимся в грязи людям. «Эх, вот и нам бы тоже! – вырвалось у Сидора Израилевича. – Да что там, пойдемте пить чай!» Повышение градуса «А все-таки, не перегнули ли мы палку?» – тре- вожно спросил Сидор Израилевич, переглядываясь с Семеном Соломоновичем, когда Таль поставил кипя- титься воду. «Вам-то что, – ответил Таль. – Вы же сами сказали, что вся ответственность при этом ложится на нас». «Ну мало ли, – подхватил Семен Соломонович, который тоже видимо забеспокоился. – Мы же, напри- мер, предоставили кастрюлю для воды из своей ком- наты, вдруг и нам за это попадет? Ведь эта кастрюля прикомандирована именно к нашей комнате, то есть в нарушении как бы участвуем и мы». «Да и мы сами тоже – элементы нашей комнаты, – резонно заметил Сидор Израилевич. – На самом деле, нам тоже может влететь». «Странные у вас выражения, – сказал Таль. – Но, в любом случае, что сделано, то сделано, отступать уже поздно». «Нет, не поздно, даже еще есть неболь- шой запас времени, – сказал Семен Соломонович. – Я вот что думаю: давайте выключим кипятильник, убе- рем его, и вместо чаю выпьем водки!». «Во! – восклик- нул при этих словах Сидор Израилевич. – Отличная идея! И удовольствия больше получим, и никто не ста- нет нас наказывать». «Вы что, тоже хотите как свиньи кататься в грязи и повизгивать?» – с презрением спро- сил Таль. «А какая разница? – спросил Семен Соломо- нович. – Пьяный-то этого уже не чувствует, ему и море по колено!» Сидор Израилевич при этих словах поднял большой палец, выражая одобрение, и побежал за вод- кой, а Семен Соломонович выдернул из розетки шнур кипятильника. Он весь так и сиял. Благодаря тому, что кожа его лица, несмотря на возраст, была очень гладкой и туго натягивалась на костях, а уши были несколько разной формы, голова его напоминала круглый медный чайник с ручкой справа и носиком слева, в котором от- ражались все предметы, стоящие в комнате, Влошич и Таль. Влошич даже принялся рассматривать свое отражение на лбу Семена Соломоновича. «Я вам не зеркало!» – недовольно сказал тот, видимо, знавший об особенностях своего лица. Влошич сконфуженно изви- нился. Сидор Израилевич, между тем, уже прискакал, бренча молочным бидоном, в котором у него хранилась водка. «Ну, теперь уж зададим пир на весь мир! – ра- достно воскликнул он. – Мы с Семеном Соломонови- чем угощаем, но с вас потом причитается!» «Причита- ется что?» – спросил Таль, удивленный этими словами. «Ну, плата, деньги, – растерявшись, сказал Сидор Из- раилевич. – Разве это не естественно?» «Конечно нет, – сказал Таль. – Во-первых, вы сами предложили выпить, 128 129 я, наоборот, отказывался; положим, вы меня угово- рили, но если уж я и буду пить, то, разумеется, задаром. А во-вторых, вы сами сказали, что вы угощаете, а это значит, что вы ставите бесплатно». «Я бы и рад, – сму- тившись, сказал Сидор Израилевич. – Но, по правде го- воря, мы с Семеном Соломоновичем очень нуждаемся в деньгах». «Ну, это уже не мои проблемы, – жестко сказал Таль. – Вы же не попрошайки, а я не сердоболь- ный прохожий, который раздает милостыню!» «До чего же ты скуп! – недовольно сказал Влошич. – Да- вайте, Сидор Израилевич, вы ставите сейчас, а я потом поставлю за нас с Талем». «Но только больше, чем сей- час ставим мы, – сказал Сидор Израилевич. – Принято, чтобы благодарность была больше: это добрый старый обычай». «Хорошо», – кивнул Влошич. Таким образом, все вопросы были улажены. Водка-суп «Ну и дрянь! – воскликнул, поперхнувшись и прокашлявшись, Таль. – И, главное, не понимаю, по- чему мы должны пить из тыквенных плошек, а не нор- мальных чашек или стаканов? Это очень неудобно, и привкус мерзкий получается». «А другого ничего нет», – беспечно сказал Семен Соломонович. Странная была здесь, надо сказать, манера пить водку: собутыль- ники даже не чокались, не разговаривали, а сидели, каждый уткнувшись в свою плошку, перебрасываясь только короткими отрывистыми фразами. Пили круп- ными глотками, так, чтобы мучительная маслянистая волна прокатывалась по всему телу. Таль с Влошичем, конечно, делали не так, они старались поддерживать разговор, особенно последний, у которого, обыкно- венно пассивного, язык развязывался от спиртного. «И вы всегда так сидите, макая нос в плошку?» – спросил он у Сидора Израилевича. «Да, – сказал тот. – И по-дру- жески советую вам тоже это делать, иначе вам ничего не достанется». «А нам много и не надо», – сказал Вло- шич. «Вот знаете, я хоть и мало говорю, а много наблю- даю, – добавил он после небольшой паузы. – И вижу, что жизнь у вас тут безрадостная. Да и у кого она ра- достная? И что, вообще, можно считать радостью, а что нет?» «Это все пустая демагогия, – ответил ему Таль. – Рассуждать так можно бесконечно, и мы все равно ни к чему не придем». «А я не у тебя спрашиваю, – сказал Влошич. – Тебя я и так знаю, как облупленного; мы с тобой похоже живем, а поговорить успеем и в другой раз. Я спрашиваю у Семена Соломоновича и Сидора Израилевича, потому что у них иная жизнь». Те, од- нако, никак не отреагировали на эти слова: они сидели рядом на кушетке и с удовольствием хлебали водку, словно суп. Сидор Израилевич, крякнув, похлопал себя по животу. «Знатная похлебочка, – сказал он. – Вот это дело». Семен Соломонович, допив очередную порцию, тщательно вытер пальцами свою плошку и облизал их. «Ну что, еще по маленькой?» – спросил он. Наливать одному себе тут было не принято, и он достаточно еще владел собой, чтобы соблюдать это неписаное правило этикета. «А что ж, – сказал Сидор Израилевич. – На- льем!» «Но мы с Талем еще не допили свое», – сказал Влошич. «Это нехорошо, – нахмурился Семен Соло- монович. – Уж больно вы канителитесь. Я вам прямо удивляюсь; кажется, вы не очень-то и хотите, давайте мы вам просто дольем до краев, потому что нам еще хо- чется». Таль с Влошичем согласились; в результате им досталось еще совсем по чуть-чуть, а Русак и Слонина снова наполнили свои плошки. Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание обратилось к нему, Влошич по- вторил свой вопрос насчет безрадостной жизни. О выборе и сомнениях «Да что говорить, – отмахнулся от него Семен Со- ломонович. – Я и не думаю, радостная у меня жизнь или нет. Я впаян в свою жизнь. Я, кажется, никогда и не выбирал, – точнее, выбор для меня всегда был ясен, 130 131 или, еще точнее, я просто сначала чего-то хотел, а по- том старался добиться. А жизнь – она и есть жизнь». «А у меня наоборот, – сказал Влошич. – Мне на каждом шагу приходилось что-нибудь выбирать, а я не мог; я очень долго сомневался, в конце концов на чем-то останавливался, но зачастую потом и бросал, а если не бросал, то жалел о своем решении. За всю жизнь я, ка- жется, не сделал ни одного шага, в верности которого был бы уверен». «Но у вас были желания?» – спросил его Семен Соломонович. «В сущности, нет, – сказал Влошич. – То есть, иногда они были, но, во-первых, слабые, во-вторых, я сомневался, нужно ли мне дей- ствительно то, чего я хочу, в третьих – имею ли я на это право. А четвертое, и самое главное – в том, что если на пути к исполнению моего желания стояла хотя бы ма- ленькая трудность, я тут же от него отказывался. Ведь зачем мне делать усилия, что-то предпринимать, – рас- суждал я, – если я даже не уверен, что действительно стремлюсь к поставленной цели? Любое действие рано или поздно начинало казаться мне неправильным, без- действие – тоже, но оно хотя бы не требует никаких на- прасных усилий. И вот, я бездействовал и продолжаю это делать». «Я не очень понимаю, о чем вы, – сказал Семен Соломонович, отхлебывая водки. – Можете вы привести пример?» «Да, – сказал Влошич. – Например, я очень долго сомневался, прежде чем поехать в этот санаторий. Началось с того, что я хотел провести от- пуск вне города. Я изучал различные предложения, уз- навал про дома отдыха и пансионаты, выбирал то один, то другой, и, наконец, остановился на этом. На тот мо- мент я уже настолько запутался, что ничего не понимал. Принять это решение меня побудило то обстоятель- ство, что я не слышал ни одного негативного отзыва об этом санатории, в то время, как о других что-нибудь плохое обязательно находилось. Теперь-то я понимаю, что это всего лишь оттого, что «Вешний день» очень мало известен и сюда практически никто не ездит. Так вот, выбрав его, я собрался и забронировал здесь номер. Оказалось, что тут комнаты только двухместные; после этого я еще нашел в себе силы даже позвонить Талю и пригласить его поехать вместе со мной, хотя, опять же, не был уверен, что стоит это делать. В первую очередь я пригласил его для того, чтобы уже не оставить это предприятие, раз я его затеял: меня одолевали сомне- ния, а участие Таля, рассуждал я, как бы обяжет меня все-таки действовать дальше. Мне ведь хотелось дове- сти это дело до конца, потому что, выбирая и действуя, я уже потратил много сил и времени. На беду, уже в тот момент, когда я разговаривал с Талем, меня вдруг одолела такая мучительная неуверенность и желание остаться дома, что у меня аж голос задрожал; когда Таль согласился, я очень расстроился, что втянул его в это дело и тем самым как бы принял на себя обяза- тельство ехать. Всю следующую ночь я промучился: наиболее правильным мне казалось как можно скорее позвонить Талю и отменить все это предприятие, пока он не начал собираться. Утром я ощутил прилив сил, и решил, что раз уж все приготовлено, надо ехать, а то зря я, что ли, так извелся? Этого решения я придер- живался в течение всего дня, но к вечеру, и особенно следующей ночью, новое, наиболее острое ощущение того, что я совершаю ошибку, охватило меня. Утром, поддавшись-таки ему, я позвонил Талю и сказал, что не поеду. Он удивился, но ответил, что сам уже все равно отправится в пансионат. Мне полегчало; теперь уже я не чувствовал себя связанным. Однако в следу- ющие дни Таль стал приставать ко мне с вопросами, как будто бы невинными, подтекст которых, однако, со- стоял именно в том, что я втянул его, предложив ехать, а теперь вот отказался…» «Никакого подтекста не было», – возразил, перебив его, Таль. «Нет, уж я точно знаю, что был! – воскликнул Влошич, раздраженно отмахнувшись от него. – Я это чувствовал… не пере- бивай меня, дай досказать! Так вот, он стал приставать ко мне с вопросами; это уже было то, что я называю «внешним давлением». К сожалению, именно внешнее 132 133 давление – то есть чье-то мнение, высказанное по по- воду моих сомнений, либо попытки склонить меня к тому или иному выбору – действует на меня сильнее всего. Я это за собой знаю и стараюсь защищаться, но чаще всего безуспешно. Дело в том, что, сомневаясь, я обычно очень быстро и много раз перехожу от одного к другому, и единственными «точками опоры», незы- блемыми в этих метаниях, остаются мнения и оценки других людей, к которым я без конца возвращаюсь, мысленно повторяя их, так много раз, что в конце кон- цов они заполняют всю мою голову и заменяют мое собственное мнение. Поэтому меня всегда было легко убедить в чем-то или, наоборот, от чего-то отговорить; практически все хоть сколько-то значительные реше- ния, принятые мной в жизни, сформировались именно под давлением или по советам других людей. Так вот, в этот раз я дал себе зарок не поддаваться Талю; раз уж он сказал, что все равно поедет, пусть и едет, а я уж точно выбрал для себя, что остаюсь. Я пытался от него отделаться, и даже довольно успешно, придумав такую штуку: сообщить ему, что все-таки поеду, а нака- нуне отъезда сказаться нездоровым и остаться. Пойти на этот невинный обман так, чтобы Таль меня не рас- кусил, стоило мне огромных усилий; в моем голосе звучало такое напряжение и отчаяние, что он, должно быть, десять раз все понял, но из вежливости решил оставить меня в покое и поехать сам. И вот, все было сделано; я даже как будто успешно провел финальный разговор, поставил точку, сообщив, что остаюсь. Таль ехал сам; но проснувшись в утро поездки, я вдруг ощу- тил такое чувство вины и неудовлетворенности тем, что мои длительные усилия пошли прахом, желание получить хоть какой-то результат своих отчаянных дей- ствий, что я наскоро побросал вещи в чемодан, кинулся на вокзал и успел вскочить на поезд. Вот как оно было! Но самое главное даже не в этом, а в том, что мое ре- шение оказалось абсолютно неправильным; Таль меня без конца упрекает, да я и сам чувствую, что мы ока- зались в самом ужасном и отвратительном санатории, какой только есть на земле. Время мы проводим очень плохо, здесь скучно, грязно, да и в довершение всего мы, кажется, начинаем попадать в беду – по крайней мере, меня одолевает такое неотвязное ощущение. По- думайте только: скольких усилий стоило мне решиться на эту поездку – и как жестоко я просчитался! Я ведь множество раз себя предостерегал, рисуя себе, кстати, картины, похожие на то, что оказалось в действитель- ности; но когда я еще до отъезда делился своими со- мнениями с домашними, меня подняли на смех. А все оказалось даже хуже самых страшных моих предполо- жений! Как же мне после этого выбирать хоть что-то дальше? Как я могу положиться на свои суждения? Как мне загладить свою вину перед Талем, кроме того, чтобы бесплатно кормить его, хотя мои жалкие сбере- жения при этом стремительно тают?» «Ну, положим, кормить меня тебя никто не заставляет», – сказал оби- женный этими словами Таль. «Я понимаю, я тебя не виню, но я просто в отчаянии!» – всхлипнул подвы- пивший Влошич, который, растроганный своей соб- ственной историей, пустил слезу. «Ладно уж, не пере- живай, – стал успокаивать его Таль. – Все образуется; конечно, получилось по-дурацки, но ничего страшного ведь не произошло». «Для меня это страшно, – сказал сквозь слезы Влошич. – Я уже не понимаю, что вообще я за человек такой, что это за мир, в котором я живу, и как мне жить в нем дальше!» Возвращение к тыквам «Да никак, просто живи и все», – ответил Таль. – «А я для этого не приспособлен». «А вот я сейчас тебя пну, приспособишься», – поставил точку в разговоре Таль, которому надоело выслушивать это нытье. Сидор Израилевич с Семеном Соломоновичем, между тем, давно уже потеряли нить беседы: они все еще чинно сидели на кушетке и хлебали водку, причем наливали 134 135 себе, даже не предлагая больше Талю с Влошичем – они уже потеряли всякий контроль над собой. Да и вообще, водка уже кончилась; как раз к тому моменту, как Влошич и Таль прекратили обсуждение, Русак и Слонина сделали последние глотки и принялись вы- лизывать свои тыквенные плошки. Все четверо были пьяным-пьяны. «А знаете что, – сказал верзила Семен Соломонович, в глазах которого блеснул недобрый огонек. – Когда я выпью, мне сам черт не брат; пой- демте взломаем кладовую Александры Филипповны!» «Идет!» – сказал, храбрясь и потрясая кулаками, Си- дор Израилевич. Таль с Влошичем отправились вслед за ними, поскольку им лень было спорить и было все равно, что делать; при этом Таль в очередной раз на- поролся на гвоздь, о котором все время забывал, да еще теперь, зацепившись, споткнулся и растянулся на полу, едва не вывернув ногу. Будь он на десять санти- метров повыше, и в его глаз при этом воткнулся бы другой гвоздь, также торчащий из пола; а так он про- сто стукнулся головой об паркет рядом с этим вторым гвоздем, счастливо избегнув опасности, поднялся, отряхнулся и заковылял дальше. «А что там, в кладо- вой?» – спросил он у Семена Соломоновича: ему хо- телось есть. «Варенье, – сказал Семен Соломонович. – Яблочное, малиновое, сливовое, крыжовенное – раз- ных сортов. Мы откроем какую-нибудь банку, которая стоит уже лет двадцать и где все испортилось; сможем заморить червячка, не вызвав на свою голову большого гнева». «Если уж грабить, так по-крупному бы», – разо- чарованно сказал Таль. «Я, конечно, сорвиголова, но не самоубийца», – скептически хмыкнул Семен Соломо- нович. Путь к кладовой лежал через сарай, где храни- лись тыквы, и тут Сидор Израилевич засомневался. «А знаете что, – сказал он. – Давайте не будем ничего взла- мывать и грабить! Зачем нарушать запреты? Весь нас же за это накажут. Давайте лучше наденем на голову тыквы. Так мы покажем свою преданность Александре Филипповне, и наша участь, может быть, облегчится». «Вот еще новости! – возмутился Таль. – Не стану я на- пяливать себе на голову тыкву! Я еще не настолько сду- рел! Мы же все-таки в пансионате, а не в сумасшедшем доме». «А я надену, – сказал Семен Соломонович. – На самом деле Сидору Израилевичу пришла в голову от- личная идея. Ему бы впору сказать «эврика!». Не по- нимаю, как я сам до этого не додумался и почему мы вообще пошли делать что-то другое, а не надевать на голову тыкву. Надеть тыкву – лучшее, что мы можем сделать в нашей ситуации». Тут Семен Соломонович действительно выбрал тыкву покрупнее, повертел ее в руках и одним движением насадил себе на голову. Его примеру последовал Сидор Израилевич. Влошичу, в сущности, все равно было, что делать; он тоже взял в руки тыкву, но тут к нему подскочил Таль. «Ты что! – крикнул он. – Не дури! Если ты наденешь на голову тыкву, я тебя изобью до полусмерти!» «А мне все равно уже, – сказал Влошич, который, сильно выпив, распу- стил нюни и всю дорогу шел, шмыгая носом. – Про- падать так пропадать! Чего я только в своей жизни не делал, и все не так, все неправильно, так почему бы не надеть на голову тыкву? От этого, по крайней мере, ни- кто не умрет». И он тоже насадил оранжевый плод себе на голову. «Да что я, в стране дураков, что ли? – хлоп- нул себя по лбу Таль. – Глазам своим не верю! Уж не мерещится ли все это мне?» «Наденьте тоже тыкву, – сказал ему жалким голосом Сидор Израилевич. – По- верьте мне, это будет хороший поступок; как знать, может быть, он многое еще для вас спасет!» «Каким же это, интересно, образом?» – с издевкой спросил его Таль. «Точно неизвестно, каким, а все-таки Сидор Из- раилевич прав, – вступил в разговор Семен Соломоно- вич. – Вы сами себе не представляете, до какой степени он прав. Поступите, как он советует, и всю жизнь по- том его благодарить будете». «Ни за какие коврижки! – вскричал Таль. – Я не дам себя так одурачить!» «Слу- шайте, мы ваши друзья и добра вам желаем, – сказал ему Сидор Израилевич. – Наденьте тыкву, ради вашего 136 137 же блага – а я вам за это денег дам. Исключительно из дружеского расположения! Это будет так хорошо для вас, что вы потом будете меня благодарить, ползая на коленях!» «Не собираюсь я ни перед кем ползать на коленях!» – защищался Таль. «Наденьте же, наденьте тыкву! – заламывая руки, заклинал его и Семен Со- ломонович. – Я от себя тоже денег добавлю!» Тут оба стали рыться в своих карманах, выгребли все, что там было, и стали протягивать Талю. При виде этого точно также поступил и Влошич, который спьяну ничего не понимал, и решил, что так надо. «Ну что же, – со вздо- хом сказал, пожав плечами, Таль, который, по правде сказать, был скуповат и жаден. – Раз вы все трое такие невероятные кретины, я, так и быть, надену!» С этими словами он сгреб у всех троих деньги и напялил ты- кву на голову. Тут, пройдя еще немного, все четверо увидели пьяниц – Александру Филипповну, Германа Осиповича, Иеремию Ивановну и Наталью Дмитри- евну – которые храпели в рвоте, изредка вздрагивая и перебирая ногами, подобно собакам, видящим во сне погоню. Пришедшие к этому моменту уже ничего не соображали. Таль, поскользнувшись в рвоте, какое-то время пытался подняться, но, так и не сумев, заснул тут же вместе со всеми; Русака и Слонину тоже начало тошнить; они ползали на корточках, потом прикорнули на навалах тыкв, постепенно сползя с них в общую кучу. Влошича же это зрелище так ужаснуло, что он собирался удрать, да только побежал не в ту сторону – не к выходу, а прямо к груде спящих. Споткнувшись о чью-то голову, он растянулся поверх всех, зажмурил от страха глаза и сам не заметил, как провалился в сон. Приезд и первые впечатления Лисинского «Здорово, дружище! – заорал на следующее утро Таль, увидев, как в ворота «Вешнего дня» входит соб- ственной персоной Владислав Лисинский. – Ты не по- веришь, до чего же я рад тебя видеть!» Этот день был субботний; только сейчас Таль вспомнил, что они с Ли- синским, действительно, условились, что тот приедет к ним с Влошичем на выходные. Лисинский был, как всегда, элегантно одет; его длинное лицо, разделенное пополам кривоватым, похожим на морковь носом, на солнце блестело и казалось обслюнявленным. По своей манере, он то и дело потирал нос снизу мизинцем левой руки. Таль кинулся было обнимать его, но Лисинский отстранился: он боялся, что друг изомнет его костюм из кремового полотна. «Ну, ты как всегда корректен донельзя», – прокомментировал его движение Таль. «Доброе утро!» – сказал Лисинский, снимая шляпу: он ведь еще не поздоровался с Талем, и счел необходимым сначала сделать это, а уже потом отвечать на другие ре- плики. Больше, однако, ничего сказать он не успел, по- тому что Таль схватил его за руку и потащил, как тот ни упирался, к себе в номер. «Тебя здесь как раз недо- ставало, – говорил по пути Таль. – Ты нам поможешь». Поскольку Лисинский не желал идти и не передвигал ноги, его приходилось волочить. «Гостей в номер вво- дить запрещено!» – гаркнула Александра Филипповна, которая, услышав шум, уже караулила их у двери ком- наты. «А это не мой номер, – сказал Таль. – Я уже у вас так и не зарегистрирован. И вообще, убирайся ты, проклятая старуха, к чертям собачьим!» Слышавшие это Русак и Слонина, которые как раз зашли за Талем и Влошичем, так и остолбенели; застыла как вкопан- ная и Александра Филипповна. «Я, кажется, ослыша- лась», – сказала она. «Нет, – сказал Таль. – Я сказал: «И вообще, убирайся ты, проклятая старуха, к чертям со- бачьим!» Но если вы хотите считать, что ослышались, можете так считать». «Лучше уж для вас, чтобы я так считала, – нахмурилась Александра Филипповна. – А то вам тут просто глотку перережут. В любом случае, вам придется еще ответить за то, что вы вчера в номере включили в розетку кипятильник и пытались вскипя- тить воду, да и гостей вы вчера привели. Вам это вам просто так с рук не сойдет». Русак и Слонина при этих 138 139 словах побледнели как полотно и поспешно отодвину- лись за угол стены, делая вид, что их здесь нет. «Видал, а? – обратился Таль к Лисинскому. – Я тебе сейчас объ- ясню, что это все значит. А ты, старая карга, не стой на проходе, проваливай». «Хочу и стою, – сказала Алек- сандра Филипповна. – Здесь все мое, я тут распоряжа- юсь, так что и с места не сдвинусь, если сама этого не пожелаю. А вот вам я вообще запрещаю теперь вхо- дить в номер и приказываю покинуть мое заведение. Я уж думала вас помиловать после того, как вы вчера надели на голову тыкву, но ваши сегодняшние выходки показывают, что вы нисколько не раскаялись, и меры тут придется применить самые жесткие». «Эх ты, ду- рачина! – не выдержав, высунулся из-за угла и хлопнул себя по колену от досады Семен Соломонович. – Ты же мог получить такую выгоду оттого, что надел вчера тыкву, даже мог бы вымолить прощение, а теперь ты все испортил!» «А я в прощении не нуждаюсь, – ска- зал, стиснув зубы, Таль. – Я во всеуслышание утвер- ждаю, что Ползучие – грязные жулики». При этих сло- вах Александра Филипповна, не выдержав, накинулась на него с кулаками; за ее спиной уже смутно маячили фигуры Германа Осиповича, Иеремии и Натальи Дми- триевны, которые огрызались, как волки, но подходить пока что не решались. «А ну-ка, подсоби мне», – сказал Таль Лисинскому, схватив Александру Филипповну за запястья. Лисинский взял старуху за лодыжки, вдвоем они подняли ее, снесли по лестнице и положили в под- вале около труб. Она бешено вырывалась и рычала, как раненый зверь, но двое мужчин сумели ее удержать. Свита Александры Филипповны побежала за ней; было видно, что все несколько струхнули, раздавались охи и ахи, звуки всплесков рук. Разговор с Лисинским «Теперь ты видишь, в какой санаторий мы по- пали, – сказал Таль Лисинскому, отряхивая руки. – Просто ужас». «Да, – ответил тот. – По правде говоря, я поражен». «Вот и я тоже», – сказал Таль. Теперь они могли беспрепятственно войти в номер, где сидел, сонно почесываясь, недавно проснувшийся Влошич. «Мне так стыдно, что мы вчера перепились, как сви- ньи, – вздохнул он. – Не помню, как я и до кровати добрался. Да еще, по правде говоря, постельное бе- лье, оставшееся после Иеремии Курицыной, отвра- тительно воняет, меня всю ночь из-за этого пресле- довали кошмары, а теперь еще все тело зудит». Не переставая одной рукой чесаться, он поздоровался с Лисинским; тот же как раз в этот момент снова по- тер мизинцем другой руки нос, и Талю, глядевшему на них, стало смешно. Вкратце он обрисовал Ли- синскому сложившееся положение; тем временем, в комнату заглянули насмерть перепуганные Русак со Слониной, и Таль их также познакомил с приехав- шим другом. Лисинский чопорно поклонился, зало- жив одну руку за спину, а другой взмахнув, словно благодарил за аплодисменты каких-то своих поклон- ников. «Можно было бы так и не церемониться, – за- метил Таль. – Тем более, что Влошич чешется все сильнее, и твои показные манеры на этом фоне вы- глядят нелепо». Действительно, Влошич себе уже бок разодрал до крови; он скребся с таким громким звуком, что казалось, будто это дворник с лопатой снаружи убирает улицу. После замечания Таля он, смутившись, постарался сдерживаться. Все вместе они решили устроить «военный со- вет» в небольшом кафе на автозаправке, расположен- ной у выхода из санатория; запах бензина, шум мото- ров и оживленная суета на всех приятелей подейство- вала ободряюще. «Хорошо еще, что есть грузовики, автозаправки, такие, как вот эта, – сказал Влошич. – А то без них совсем бы стало непонятно, что происхо- дит на самом деле, а что нет». Лисинский, евший все с использованием ножа и вилки, не снимая белых пер- чаток, в ответ на это сдержанно кивнул. Он то и дело 140 141 оборачивался, потому что оставил у входной вешалки свою трость и шляпу и опасался, как бы их не стянули. «Вы не обращайте внимания на его ужимки, – сказал Таль удивленным Русаку и Слонине. – Лисинский – неудавшийся театральный актер. Не получив возмож- ности играть на сцене, он старается сделать спектакль из всей своей жизни». «У нас в городе, не обижай- тесь, за такое бы побили, – неодобрительно сказал, уписывая за обе щеки, Семен Соломонович. – Кстати, Таль, а не вернете ли вы нам те деньги, которые мы вчера спьяну вам отдали? Конечно, раз уж все так по- лучилось, вы вольны оставить их себе, а все-таки это было бы не по-товарищески, ведь мы предложили их в пьяном угаре, не понимая, что делаем. А мы сей- час и так нуждаемся». «Не отдам, – сказал Таль. – Я очень не хотел надевать на голову тыкву и без денег не сделал бы этого, так что не обессудьте. Сделанного не воротишь». Больше к этой теме за столом не возвра- щались, но Сидор Израилевич и Семен Соломонович погрузились в угрюмое молчание. Объяснение Таля с Русаком и Слониной «Лисинский теперь бармен, – сказал, чтобы пре- рвать нависшую паузу, Таль. – Он говорит, что ему нравится общаться с людьми и разыгрывать их». «А мне-то до этого какое дело», – грубо брякнул Сидор Израилевич. «Как знать, может быть он сумеет по- мочь нам в борьбе с Александрой Филипповной», – сказал Таль. «Во-первых, не вижу, как это ваше утверждение связано с предыдущим, – сказал Сидор Израилевич. – А во-вторых, ничего вы все не сможете поделать. Александра Филипповна вас раздавит, как блох. Зря мы с Семеном Соломоновичем спутались с вами». «Как знать, может быть, для вас это окажется только выгоднее, – ободряюще сказал Таль. – Сами-то вы пропали бы». «Сами мы как-нибудь бы разобра- лись, а вот теперь пропадем, – сказал Семен Соломо- нович. – А от вас нам одни беды и убытки: мы вам делаем одолжение за одолжением, а вы нам лишь вредите». «Какое же одолжение вы мне сделали?» – холодно спросил Таль. «Одно то, что мы с вами раз- говариваем и сидим за одним столом, уже является очень серьезным одолжением, – мрачно объяснил Се- мен Соломонович. – Ведь вы – враги Александры Фи- липповны, значит, разговаривая с вами, мы компро- метируем себя и подвергаем различным опасностям. Вы – отверженные; просто так с вами никто теперь не станет говорить. А чем вы платите нам за такую ус- лугу? Только воруете у нас деньги, пьете нашу водку да вредите нам в глазах Александры Филипповны. Эх, пропащие мы люди!» «Ну, знаете, – сердито сказал Таль. – Раз уж на то пошло, вас здесь никто не держит, можете вставать и уходить. А что до денег и водки – так вы сами их мне навязали, а теперь жалуетесь. Я долго отказывался, вы настояли – себя и вините». «Вот видишь, – сказал Сидор Израилевич Семену Со- ломоновичу. – Он нас втянул в эту передрягу, впутал в свои грязные делишки, а теперь говорит: «можете уходить». Вот фрукт! Ведь он теперь, почитай, перед нами в неоплатном долгу, пусть сначала расплатится, потом уж мы уйдем». «Конечно, – подтвердил Семен Соломонович. – Вы нас заманили своими змеиными обещаниями, настроили против нас Александру Фи- липповну, так теперь одолейте ее, вызволите нас из беды, тогда мы будем в расчете». «Чего же вы от меня хотите?» – с усмешкой спросил Таль. «Я хочу выздо- роветь и чтобы мне вернули паспорт», – сказал Сидор Израилевич. «А я – чтобы меня прекратили пресле- довать с этим мифическим долгом и я мог спокойно вернуться домой», – сказал Семен Соломонович. «Но ведь эти проблемы были у вас еще до моего приезда, – сказал Таль. – Причем здесь я?» «А при том, что мы начали общаться с вами только с тем условием, что вы нам поможете, – терпеливо сказал Сидор Израиле- вич. – Мне кажется, это понятно и без объяснений». 142 143 «Ничуть не бывало, – сказал Таль. – Я ничего делать для вас не обязан и повторяю, что вы можете уйти, если вас что-то не устраивает». «А мы уже сказали, что не уйдем, пока вы не поможете». «Если хотите, сидите, но тогда чтобы без претензий, – подытожил Таль. – И в любом случае не ждите, что я вам чем-то помогу». Собеседники напряженно посмотрели друг на друга; поскольку Таль был один против двоих, ему приходилось смотреть одним глазом на Русака, а другим – на Слонину. Не выдержав, он первым опу- стил глаза и отхлебнул из своей чашки. Влошич за это время снова начал бешено чесаться, а Лисинский, со- храняя ледяное спокойствие, жевал мясо, отрезая его крохотными кусочками и медленно отправляя в рот. Обвинения «Послушай, – сказал Лисинский Талю таким то- ном, словно все, что Таль сейчас обсуждал с Русаком и Слониной, не имело никакого значения, а только он, Лисинский, знал, что на самом деле важно, и именно это намеревался сейчас обсудить. – Я вижу, отдых в этом санатории вовсе не идет тебе на пользу, а только вредит». «Почему это? – нахохлился Таль. – Я, напри- мер, вовсе так не считаю. Ты же видишь, что здесь я хотя бы приобщился к активной деятельности, и, хотя я отказываюсь что-либо обещать этим господам, – тут он кивнул на Сидора Израилевича и Семена Соломо- новича, – но для себя-то я точно решил, что любой ценой одержу верх над Александрой Филипповной. И я своего добьюсь, уж будь уверен». «Я только сейчас приехал, и вижу всю эту ситуацию свежим взглядом, со стороны, – ответил на это Лисинский. – И я уж не знаю, что ты там себе навоображал, а только бессмыс- лицы в твоих словах стало еще больше, чем прежде. А значит, отдых в этом санатории тебе не помогает, а вредит, и я не вижу смысла для тебя дольше тут оста- ваться». «И что же такого бессмысленного я сказал?» – рассердившись, напустился на него Таль. «Например, ты зачем-то сказал, что я бармен, а в прошлом неудав- шийся театральный актер, – ответил Лисинский. – Я в этом никакого смысла не вижу». «А что, разве это на самом деле не так?» – настороженно спросил у Лисинского Сидор Израилевич. – «Разумеется, нет». «Какое тебе дело, так это или не так? – заорал на Ли- синского Таль. – Раз я так говорю, значит у меня есть на то свои причины, а ты мне не противоречь!» «Ну, а у меня свои причины это отрицать, – с неприязнью сказал Лисинский. – Почему меня должны считать за бармена?» «Раз я говорю, значит так надо!» – стукнул кулаком по столу Таль. «А правда, что этот молодой человек – церковный сторож?» – встревоженно спро- сил у Лисинского Семен Соломонович, указывая на Таля. – «Конечно, нет! Большего вздора я в жизни не слышал!» «Ну, ты у меня допрыгаешься! – с угрозой сказал Таль Лисинскому. – Я тебя предупредил, не лезь не в свое дело! Если я сказал, что я церковный сторож, значит, так оно и есть» «Я-то знаю, что это ерунда», – сказал Лисинский. «А это не твое собачье дело! – крикнул Таль. – Может быть, я работаю цер- ковным сторожем, а ты просто не знаешь об этом!» «Я в это не верю», – сказал Лисинский. «А это и не главное, – добавил Таль. – Главное, что, раз я так го- ворю, значит, в определенном смысле это уже так и есть. Если вернуться к тому разговору, который мы вели до нашей поездки в санаторий». «И что же, если вернуться к нему?» – спросил Лисинский. «Я вижу, что этот человек – врун», – вставил в разговор Си- дор Израилевич. «А вот и нет, – сказал Таль. – Если вспомнить, о чем я говорил Лисинскому до поездки в санаторий, станет ясно, что я прав. Я говорил, что существует отдельное пространство предметов, а от- дельное – слов, и что для меня именно слова приобре- тают вещественность, а предметы теряют ее. Значит, главное – мои слова о том, что я церковный сторож; я это сказал, представил и могу дополнить подробно- 144 145 стями – а только это и важно. Если захочу, я возьму и стану церковным сторожем. Не все ли равно?». «А я вот наблюдаю за тобой и все-таки убеждаюсь, что санаторий тебе вовсе не помог, – сказал Лисинский. – Пойдем выписываться». «Погоди, погоди! – замахал на него руками Таль. – Пусть Влошич подтвердит мои слова!» «Знаешь, я конечно не уверен, – сказал Вло- шич. – Но мне кажется, тебе следовало бы проверить слух. Некоторые высказывания наших знакомых ты явно неправильно понял, и я не раз видел, как ты пе- ревирал то, что тебе говорили, и отвечал невпопад». «Как это? – воскликнул Таль. – Ты теперь меня преда- ешь?» «Нет, – сказал Влошич. – Я все время пытался тебя урезонить, когда ты реагировал неадекватно, но с тобой трудно управиться». Перемена освещения «Посмотрите, как изменилось освещение, – сказал Таль. – Так резко, словно переставили теа- тральные декорации». Действительно, небо было задавлено исполинской тучей, которая выглядела монолитной и твердой, как камень; ее острые, из- резанные выступы вонзились в солнце, проволо- кли его по небосводу, оставив бледный след, по- хожий на слизь гусеницы, и наконец темная глыба подмяла под себя сочащийся светом комок. «Ну и дела! – сказал Таль. – Никогда такого не видел». «А что такое? – спросил Лисинский. – Кажется, всего лишь надвигается гроза». В подтверждение его слов раздался оглушительный грохот – от него аж стекла зазвенели; Таль, сжавшись, заткнул пальцами уши и зажмурился, чтобы меньше бояться. Лисинский рас- толкал его. «Уж очень страшно», – сказал Таль. «Не вижу ничего особенного», – ответил Лисинский. В этот момент слева от их столика отодвинули боль- шую ширму, уже долгое время скрывавшую от их взора большую часть помещения; оказалось, что за ней находится больше десятка людей, которые суе- тились, переговаривались, а некоторые еще и стали кидаться друг в друга хлебными шариками. «Что это значит? – спросил Таль. – Здесь разве театр?» «Нет, – ответили ему. – Тут просто пришлось устроить не- большое импровизированное фотоателье. Чтобы до- биться нужного освещения, мы установили ширму, но теперь больше вас не потревожим. «Балаган какой-то, – недовольно пробурчал Таль. – Что ж, я думаю, Лисинский прав и нам действительно пора ехать». Новые подробности «Странно вы выбрали себе новое помеще- ние, конечно, оно лучше, чем подвал, но все-таки не ахти», – заметил Таль, сидя напротив Германа Осипо- вича. Действительно, эта комната была хотя бы насто- ящим кабинетом, здесь стоял солидный письменный стол со множеством ящичков, которые так и хотелось выдвигать и задвигать; но зеленый абажур настоль- ной лампы покрылся пылью, на вешалке, прибитой к стене, весели плащи-дождевики, в углу стояли две пары резиновых сапог. Все это не создавало впечат- ления рабочей обстановки. «Мы здесь только храним документы, – сказал Герман Осипович. – Это не ка- бинет администрации, в котором постоянно кто-то сидит. У нас все-таки дом отдыха, а не официальное учреждение, поэтому порядки не очень уж строгие». «Я-то был уверен, что вы храните все документы в подвале, – сказал Таль. – Ведь у вас там стоял стол, где вы что-то писали». «Да вы что! – рассмеялся Герман Осипович. – Тот был старый, на выброс! Вы просто застали меня там, когда у нас случилась прот- ечка и мне пришлось руководить ремонтными рабо- тами». «Может быть, чайку на дорожку?» – спросила, между тем, Александра Филипповна. «Так значит, мы не расстаемся врагами?» – спросил у нее Таль. «Вы 146 147 что! – воскликнула она. – Мы разве ссорились? Если мы чем-то вам не угодили, вы уж извините!» – «Мы здесь, кажется, все время ссорились». – «Жаль, если вы так считаете. Ваш друг говорит, что пребывание у нас не пошло вам на пользу, но вы уж нас не поми- найте лихом!» «А как еще вас поминать, – рассмеялся Таль. – Разве что в поминальных молитвах». «Вы что, вы что! – залепетала Александра Филипповна. – Мы разве покойники? Это же грех!» «Может быть, не по- койники, а усопшие, – сказал Таль. – Как будто вы уснули». «Вы что, вы что!» – замахала руками Алек- сандра Филипповна и ушла. «Да я же шучу!» – крик- нул ей вслед Таль. «Напрасно, – сказала она, исчезая в дверях. – Вы мне весь день испортили». «Сказала бы еще «всю жизнь», – пожал плечами Таль, и потом до- бавил тихо, обращаясь к Лисинскому: «Ты только не подумай, что со мной что-то не так. Тебе это все, мо- жет быть, кажется странным, но этому есть разумные объяснения». «Разумеется, – сказал Лисинский. – Но все-таки твое поведение здесь уж очень мне не нра- вится. Мы же, как-никак, родственники». «Разве мы родственники?» – удивился Таль. «Что за вопрос? – удивился Лисинский. – Ты, наверное, меня разыгры- ваешь?» «И какие же мы родственники?» – спросил Таль. «Твой брат женат на моей матери», – напомнил Лисинский. «Так это не в счет, – вздохнул с облегче- нием Таль. – У них же нет совместных детей. Ты аж напугал меня». «Какая разница, есть у них дети или нет?» – спросил Лисинский. «Не важно, – ответил Таль. – Вобщем, я хотел сказать тебе, чтобы ты не ду- мал, что я болен. Я, во-первых, просто рассеян, так что у меня мысли путаются, во-вторых я плохо слышу, а в-третьих меня очень сильно беспокоит мое здоро- вье, наши семейные неурядицы и угроза войны. Из-за всего этого у меня какой-то внутренний разлад». «Но никакой угрозы войны нет», – сказал Лисинский. «А я тебе говорю, что есть! – раздраженно сказал Таль. – Не противоречь мне!» Часовня-планетарий и санаторий-террариум «Ах, вот вы где!» – сказал на следующее утро Лисинский, когда ему наконец-то удалось отыскать Таля и Влошича. Он нашел их в часовне, расположен- ной на территории санатория. «Из-за того, что у нее такой большой купол, который, к тому же, выкрашен в серебряный цвет, я сначала подумал, что это пла- нетарий», – сказал Таль, указывая на часовню. «Да и мне тоже сначала так показалось», – сказал Влошич. «Странно, что вокруг нас происходят своего рода стыки различных предметов, – сказал Таль. – Так, например, вокзал оказывается связан с головой Сера- фима Саровского, мусорный контейнер – с ботиком Петра I. Может быть, мне необходимо отыскивать и другие подобные соответствия? Например, это стро- ение, похожее на планетарий, на самом деле – поми- нальная часовня!» «Разве?» – спросил Лисинский. «Да, – сказал Таль. – Она выстроена в память о всех умерших пациентах этого санатория». «Но здесь ни- кто не умирал!» – возмутился Герман Осипович, со- провождавший Лисинского. «Ну уж, от меня вы этого не скроете, – сказал Таль. – Их имена записаны вот в этой книге; их более тысячи!» «Да это же просто реги- страционный журнал!» – воскликнул Герман Осипо- вич. «Ну конечно, – не поверил Таль. – Почему же он лежал в этой часовне под лампадой?» «Его кто-то за- был там», – объяснил Герман Осипович. «Не верю, – сказал Таль. – Во всяком случае, я прочитал молитвы за упокой всех нас». «Но мы же еще живы», – заметил Лисинский. «Мало ли, может быть, когда мы умрем, уже некому будет за нас помолиться, – сказал Таль. – Лучше делать все заблаговременно. Я хотел это сде- лать еще вчера, но, когда Александра Филипповна расстроилась, сделал вид, что пошутил, чтобы не огорчать ее. На самом же деле я говорил совершенно серьезно». «А ты что здесь делаешь?» – спросил Ли- 148 синский у Влошича. «Он хотел, чтобы я был свидете- лем того, что он работает церковным сторожем, – ска- зал Влошич, указывая на Таля. – И я действительно это увидел». «А теперь и вы видите, – добавил Таль. – Ведь в одной моей руке – метла, в другой – лопата, на мне надет тулуп сторожа, и я всю ночь стерег эту ча- совню. Так что теперь уж никто не посмеет отрицать правдивость моих слов». «В любом случае, нам давно пора ехать, – сказал Лисинский. – Я с ног сбился, разы- скивая вас. А ты, Петр, мог бы и удержать Таля, ведь ты же знал, что нам пора отправляться». «Уж очень вы вчера на него напустились, – виновато сказал Вло- шич. – Мне не хотелось лишать его этого последнего удовольствия». «Слишком ты слабохарактерный», – заметил Лисинский. Они уже погрузились в красный автобус, води- телю которого как раз этим утром удалось завершить починку своей машины. Ворота «Вешнего дня» с треском захлопнулись за ними. На крыльце здания стояли Александра Филипповна, Герман Осипович, Иеремия Ивановна, Наталья Дмитриевна, Сидор Из- раилевич, Семен Соломонович и Федор Юсупович, которые кричали: «До свидания!» «Что они гово- рят? – спросил Таль. – Я ничего не слышу издали». «Они прощаются», – сказал Лисинский. «А все-таки, я оказался прав, – ответил Таль. – Я же вижу, что они ничего не произносят, а лишь щелкают челюстями. Это и впрямь не санаторий, а террариум!» |