Детская литература. Под ред. Е.О. Путиловой. Учебник для педагогических колледжей 2 Коллектив
 Скачать 2.59 Mb.
|
|
5.3.В.ГАУФ И ЕГО СКАЗОЧНЫЕ АЛЬМАНАХИ. Гауфа (1802 – 1827) уже в детстве называли любимцем богов, такта- лантлив он был, так необычайны были его рассказы, так щедро он имиде- лился. Сначала восторженными слушательницами были его сёстры. Родители тоже частенько останавливались послушать, чем так очаровал дочерей их маленький Вильгельм. Жили они в Штутгарте, столице герцогства Вюртембергского. Эта немецкая земля издавна была богата сказками и песнями. Казалось, от неё самой поднимается таинственный и волшебный дух. Сначала сказки детям рассказывала мама. Она-то и познакомила их с чудесами швабских гори лесов – с гномами, ростом в три ступни, златокудрыми феями, коварными колдунами. Порой она сама выдумывала сказки. Вильгельм слушал их с жадностью, ив его воображении они никогда не кончались. Его отец был всего-навсего чиновником, но при этом оставался человеком с непокорным свободолюбивым нравом и романтическими устремлениями. Сын обожал отца, но их дружбе не суждено было длиться отец умер, едва Вильгельму исполнилось девять лет. Семья переехала к дедушке, в чьём доме мальчику открылось новое великое чудо – книги. Странствующие рыцари и благородные разбойники владели его воображением. Шекспир, Вальтер Скотт, Гёте и Вольтер стали его кумирами. Но сказки не ушли в прошлое, он с увлечением читал братьев Гримм, сборники французских, шотландских, английских сказок и был очарован волшебными историями Тысячи и одной ночи, которые читал по- французски. В Германии их переведут в 1823 году, когда Гауф будет уже заканчивать Тюбингенский университет. Учился он на богословском факультете. Это не мешало ему всем сердцем отдаваться родной швабской поэзии, собирать, обрабатывать народные песни и даже самому сочинять в том же стиле. Его песни студенты распевали во всё горло. В юности он предавался веселью, озорству и серь- ёзным литературным занятиям. И то и другое легко уживалось в его широкой натуре. Закончив в 1824 году университет, Гауф принял приглашение барона фон Хюгеля, бывшего некогда офицером наполеоновской армии, и согласился на место гувернёра его детей. В этом доме он, как когда-то в детстве, выдумывал сказки для своих воспитанников. Импровизации учителя охотно слушали и взрослые. В дом Хюгеля гости стали являться из вечера в вечер, чтобы узнать продолжение захватившей их истории. По настоянию своих больших и маленьких поклонников, поэт начал свои сказки записывать. В них, как настоящий наставник, он не упускал случая расширить кругозор своих учеников, вложить в их память ценные познания, преподать нравственный урок, но делалось это столь ненавязчиво, что дети, благодарно всё впитывая, сами даже того не замечали. Проводя сними почти целые дни, Гауф находил возможность предаваться и другим литературным занятиям. Первый в Германии исторический роман Лихтенштейн превратил скромного домашнего учителя в самого известного из молодых немецких писателей. И всё-таки главное его творение – трёхтомное собрание сказок. Первый том – альманах Караван – Гауф увидел напечатанным, держал его в руках, пережил гордость отца, увидевшего своё детище. Но остальные два тома вышли уже после внезапной смерти молодого поэта. Позднее их стали издавать одной книгой под общим названием Книга для сыновей и дочерей образованных сословий. Это уточнение – для образованных сословий – вовсе не свидетельствует о какой-то кастовой ограниченности Гауфа. Оно говорит о том, что это книга учителя, который стремится кое-чему научить учеников, а те, в свою очередь, превратившись в образованных людей, не забудут любимых сказок, исполненных занимательности и смысла. Это была книга поэта-романтика. В ней много юмора и много печали. Трёхтомному собранию предшествует предисловие, которое Гауф назвал Сказка подвидом альманаха. В нём раскрывается причина печали сказочника. Он рассказывает о том, как в прекрасной зелёной стране королева Фантазия встречает своих детей, побывавших на земле. Старшая её дочь возвращается с глазами, красными от слёз. Имя её – Сказка. Гауф, подчёркивает старшинство сказки среди прочих детей Фантазии Сказка главенствует в романтической поэзии. Но что с того Она страдает – люди её разлюбили Повсюду, куда я прихожу, меня встречают холодные взгляды нигде мне не радуются. Эти слова написаны в 1826 году. Главенство романтизма в литературе клонится к закату. 180 Через четыре года властно заявит о своём первенстве реалистическое искусство. Ну, а в жизни давно уж утвердился прагматичный взгляд на вещи. Сказка лишь отвлекает от сосредоточенного движения к полезной цели. Вот откуда печаль сказочника и Сказки. Однако королева смотрит на изменившийся мир не столь безнадежно Обратись к детям, – советует она, – вот поистине мои любимцы. Она уверена, что как бы взрослые ни стремились завладеть умом и чувствами ребёнка, он остаётся прирождённым романтиком. Это открыл Гофман, и Гауф – учитель, знающий детей не в теории, верит в это, несмотря на удручающе раннее взросление и стариковскую рассудочность некоторых детей нового поколения. Так может, всё же следует попытаться И вот Сказка, замаскированная под Альманах, пробирается к людям. Бедная Сказка В эпоху Шарля Перро ей приходилось маскироваться под поучительный жанр басни, теперь вот – под Альманах, некое взрослое информационное издание. Ну, что ж Под пером Гауфа она и впрямь становится информативной, сообщая детям множество сведений из разных областей знания, а взрослых уводя в их позабытое детство. Неслучайно находится всё же добрый человек, который протягивает Сказке руку иве- дёт её к своим детям. Верно, он тоже присядет где-нибудь в уголке, когда она начнёт плести свои узоры. И вот ты уже в удивительном мире, где всё волнует воображение. Мудрый сказочник знает, как пробудить его работу. Образы, созданные им, разной природы. Кажется, как замечает один из исследователей его творчества, поэт стремился один том наполнить больше живописью, другой – ароматами, третий – музыкой. Живописен первый альманах – Караван. Он слепит глаза сверкающими на солнце яркими красками условного, оперного востока. Серебряные шатры в золотых песках, пёстрые базары, лиловая тень глухих улочек, изразцовые уборы величественных минаретов, голубизна сверкающих на солнце фонтанов, лохмотья невольничьих рынков, зарешеченные оконца гаремов, чёрные жгучие глаза, алая кровь, белые клочья пены горячих коней, яркие одеяния стройных всадников, тюрбаны, халаты, шальвары, драгоценные каменья, запястья, ожерелья – всё горит, блещет, переливается, играет. На этом фоне расцветает сказка с причудливыми извивами сюжета, словно вытканного на восточном ковре. Первая сказка Рассказ о Калифе-аисте». Восточная сказка, рассказанная образованным учителем-европейцем. Вся она пронизана мягкой иронией, лукавой насмешкой. Конечно, восток ярок, экзотичен, изобилен, щедр, но. Но вот как любознательный багдадский калиф разговаривает с учёным: «...взгляни-ка на эту рукопись, если разберёшь, то получишь новую праздничную одежду, а не разберёшь, то получишь дюжину пощёчин и две дюжины ударов по пяткам зато, что зря прозываешься Премудрым. Оказывается, познания необязательно сочетаются с интеллигентностью восточное самодурство и деспотизм представлены не в самых ужасающих формах, но достаточно выразительно. А отчего, собственно, с калифом приключилась неприятность О, нет Злую шутку сыграла с ним вовсе не любознательность. Ведь если бон выполнил оговорённые заранее условия, то преспокойно стал снова калифом. Но он рассмеялся, когда пытался вспомнить нужное слово, и оно вылетело у него из головы. Ну, разве это не забавное назидание учителя Дети, когда выучите латинские слова (а калиф должен был выучить именно латинское слово, не смейтесь Иначе плохо вам придётся! Между прочим, из всей латыни калиф всего-то одно слово и должен был запомнить Ну, детине образованнее ли мы калифа Так Гауф связывает классную комнату с неведомым миром сказки. Калиф превращается из восточного деспота в пытливого, но озорного ученика. И разумеется, именно ему приходит в голову, как можно попытаться исправить дело надежда не покидает меня. мы отправимся к гробу пророка быть может, волшебство рассеется в святых местах. Ио, чудо – едва решение было принято, сразу 182 стали сбываться надежды Сюжет строится на совершенно неправдоподобном стечении обстоятельств выбрав направление на Мекку и совершив первый перелёт, аисты оказываются в нужном месте ив нужное время, чтобы встретить бедняжку Сову и развеять чары. Всё это наводит умного ученика-калифа на глубокие раздумья Либо я ничего не смыслю, – про- изнёс он, – либо между нашими несчастьями имеется тайная зависимость. И эта зависимость, точнее, логика определяет всё движение действия. Она не так-то проста. Злой и могущественный волшебник Кашнур, задумав посадить (или уложить) на диван калифа своего сына Мицру, разработал коварный план, сыграв на любознательности и весёлом нраве Хасида. Кажется, что калиф с визирем попали в ловко расставленные сети колдуна. Но, оказывается, за много месяцев до интриги Кашнура принцессе, обращённой в сову, было предсказано, что она получит избавление от аистов. Кашнур этого предвидеть никак не мог. Следовательно, его хитроумный план был всего лишь частью плана куда более хитроумного. В нём было предусмотрено всё: не только любознательность калифа и его легкомыслие, но и его благочестие, и его решительность, и готовность пойти на риск. Планом предусматривались и страдания – плата за опыт и знания. Он должен был, как всякий сказочный герой, пройти испытание. Ион проходит его, хотя и не всегда безупречно то и дело самые трудные задачи он пытается свалить на другого аиста, визиря. Но всё же, взяв в конечном счёте их на себя, заслуживает награду. Тут-то они понял замысел Всевышнего и вскричал, что он стал аистом на своё счастье. Счастье, разумеется не только и не столько в обретении прекрасной жены и возвращении власти, нов том внутреннем преображении, которое он переживает. Сказка о калифе-аисте – настоящая сказка. Так считает и сам Гауф, поскольку, по его мнению, сказкой может считаться лишь то повествование, где всё действие определяется сверхъестественной силой, чудом. За «Калифом-аистом» следует Рассказ о корабле-призраке». Напер- вый взгляд, он тоже может показаться сказкой, ведь в нём тоже происходят 183 чудеса и всё действие подчиняется воле Аллаха. Однако перед нами всё жене сказка, а другой жанр, тоже родившийся в фольклоре, – легенда. Она отличается от сказки прежде всего тем, что претендует на правдоподобие. История основана на свидетельстве живого человека, который был непросто зрителем ужасающих событий, но их активным участником. Далее в Альманахе Караван следуют ещё четыре истории Рассказ об отрубленной руке, Спасение Фатьмы», Рассказ о Маленьком Муке и Сказка о мнимом принце. Знаменательно, что все повествования Гауф называет словом рассказ, и только историю и мнимом принце почему-то называет сказкой, хотя в ней-то как раз нет ничего сказочного. Может быть, слуша- тели-ученики должны сами установить настоящий жанр каждого произведения Некоторые трудности могут возникнуть лишь в случае с Маленьким Муком. В этой истории мы найдём настоящие сказочные чудеса – волшебные туфли, палочку, умеющую находить клады. И всё-таки, рассказ о Маленьком Муке, как и остальные, не сказка. Это новеллы. Определение этого жанра даётся в следующем альманахе – Александрийский шейхи его невольники. События подобных историй мирно свершаются на земле, происходят в обыденной жизни, и чудесна в них только запутанная судьба героя, которая. складывается удачно или неудачно не при помощи волшебства, заклятия или проделок фей, как это бывает в сказках, а благодаря самому себе или странному сплетению обстоятельств. И всё же повествования эти захватывают не меньше, чем сказки. Во-первых, потому, что в них всегда есть нечто необыкновенное В сказках это необычное заключается во вмешательстве чудесного, волшебного в обыденную жизнь человека в новеллах же всё случается, правда, по естественным законам, но поразительно необычным образом. Во-вторых, новелла так интригует именно потому, что мы не надеемся на вмешательство феи. Дело тут в изображении отдельного человека самое важное и привлекательное – то искусство, с каким переданы речь и поступки каждого, сообразно его характеру Но ив новелле порой встречается волшебство. В Маленьком Муке это огромные волшебные туфли-скороходы. Что-то они нам ужасно напоминают. Ну, да, конечно Это же Мальчик-с-пальчик, позаимствовавший сапоги у великана, устраивался курьером при дворе короля Ноу героя Шарля Перро, в настоящей сказке, никаких проблем с размером сапог не возникало они мигом становились по ноге обладателю. Гауф обыгрывает эту знакомую ситуацию, спускаете из сказки в реальность, описывая муки Мука с этой не то обувью, не то транспортным средством. Бедняжка долго пыхтит, пока овладевает навыками обращения с ним. Он берёт над ними верхи в общем-то, не они приводят его к победе, а его воля, изобретательность, уникальность его личности. Конечно, некая сила свыше покровительствует ему неслучайно же он набрёл в лесу на волшебные смоковницы Но зато он сам придумал, как распорядиться чудесными плодами и как оставить сносом в прямом смысле этого слова – своих врагов. Такой нелепый, жалкий Маленький Мук поражает спокойным достоинством, кротостью, умением пренебречь давлением обстоятельств и оскорблениями недостойных людей. Вот ещё один непростой урок, который преподносит учитель своим ученикам. В каждом Альманахе Гауф собрал разные и по жанрами по содержанию произведения. Но всё-таки он не пожелал их издавать как разрозненные сказки, или просто как сборник. Это Альманахи. Все тексты здесь связаны между собой неким единством. Что связывает Караван Ну, конечно, дух Востока. А что ещё? Логика обращения сказочника к тем или иным жанрам он начинает со сказки, переходит к легенде, действие которой, несмотря на всю свою фантастичность, уже перенесено в действительность. Затем обращается к новеллам, все чудеса которых скрыты в человеческой душе. Последние составляют большинство. Таким образом, рассказчик уверяет нас, что реальная жизнь не менее чудесна, чем все сказки мира, и главное чудо в ней – человек. Есть и ещё одна форма связи – обрамление. Истории непросто следуют одна за другой, но их неспешно 185 рассказывают люди, чьи имена мы узнаём, чьи характеры легко намечены, чьи лица мы узнаём. Однако у сказочника, как у фокусника, всегда припрятан в рукаве какой-нибудь сюрприз. В самом конце обнаруживается, что почти все истории связаны ещё и сквозным персонажем. Это типичнейший романтический герой – благородный разбойник Орбазан, который, оказывается, тоже следует с караваном и с немалым удовольствием слушает рассказы о себе. И ещё одну форму связи следует припомнить, о ней уже шла речь ранее густой живописный колорит. Альманах представляет собою целостное живописное полотно, яркие краски которого и создают незабываемое впечатление. Следующие два Альманаха, быть может, обладают меньшим внутренним единством. Правда, Александрийский шейх может гордиться, как и Караван, чисто колористической целостностью. Только оно несколько иного рода этот Альманах весь пронизан запахами. Неслучайно он открывается историей Карлик Нос. Аромат таинственной травки становится даже самостоятельным героем в сказке. Карлик, заколдованный мальчик Ганс, ищет эту травку, как в обычных сказках принц ищет похищенную принцессу. Историю Карлик Нос, подобно Маленькому Муку, можно определить как произведение переходного жанра в нём мы обнаруживаем черты и настоящей сказки, и новеллы. Новеллу от всех других жанров отличает одна характерная особенность сюжетосложения. Необычность сюжета возникает в результате того, что он строится на перипетии. Перипетия – это такой сюжетный поворот, при котором действие, движущееся в совершенно определённом направлении, вдруг разворачивается в направлении, прямо противоположном. Поэтому никогда нельзя угадать, что скрывается за поворотом. Все новеллы Гауфа держатся на этом принципе. В Карлике Носе хорошенький избалованный мальчишка посмеивается над уродством старого человека, ив результате сам становится уродцем, над которым смеются окружающие. Так перипетия становится не только двигателем сюжета, но воспитательным приёмом: учитель вновь преподносит весьма полезный урок. Альманах Харчевня в Шпессарте» вся насквозь пронизана музыкальными образами. Центральным произведением здесь становится большая сказка Холодное сердце. Музыка сказки – то оглушительная и пугающая, то нежная и прозрачная – передаёт все перипетии судьбы её главного героя, угольщика Петера Мунка. Это за его душу идёт борьба великана Михеля и лукавого Стеклянного Человечка. Любопытно, что зло в сказке представлено могучими устрашающим великаном, а добро – маленькими хрупким Стеклянным Человечком. Неужто Гауф ив самом деле так представлял себе соотношение добрых и злых сил в жизни Может быть, дело в другом – зло нарочито подчёркивает своё могущество и тем самым соблазняет нестойкие души, а добро кажется неброскими нелегко идущим навстречу, его надо заслужить ценой жертв, лишений, тяжких испытаний. Таким образом, оказывается, что борьба идёт не только и не столько задушу Петера. Главное сражение разворачивается в душе Петера. «Ну-ка скажи, что у тебя болело – вопрошает Михель. И Петер отвечает Сердце. Подчёркивая напряжённость и длительность внутренней борьбы героя, Гауф разрезает новеллу на две части, вставляя в разрыв ещё две. Эта долгая пауза создаёт ощущение изнурительности внутренней борьбы. Сюжет строится на множестве перипетий, победа постоянно переходит от одного победителя к другому. Наконец, в измученном сердце Петера окончательно побеждает великан. Чтоб сердце не болело, Петер отказывается от него, и Михель вкладывает ему в грудь холодный камень. Холодное сердце – волшебный талисман в мире дельцов. Удача теперь во всём сопутствует герою. Каждая подлость приносит ему выигрыш. Холодное сердце – высшая буржуазная ценность. Однако обретя е, герой не может порадоваться холодное сердце не знает радостей. Оно не знает ни желаний, ни страданий, ни восторгов. И Петер понимает, что обделён в самом главном он живёт, не живя. Ион задумывается о том, что будет потом, когда они вовсе жить перестанет. На этот вопрос ему отвечает другой обладатель каменного сердца, Толстяк Эзехиль: После нашей смерти сердца будут взвешены – велика ли тяжесть грехов. Лёгкие сердца взлетят вверх, тяж- лые падут вниз я думаю, наши камни потянут немало. Однако даже не страх расплаты на том свете, а тяжкое, как камень, раскаяние в содеянных грехах заставляет Петера вступить в новый поединок со злодеем Михелем. И поскольку решение его неколебимо, поскольку он готов принять любую казнь, любую смерть, но умереть с живым сердцем, желание его осуществляется. Богатства Петера исчезают, как дымно к нему приходит спокойствие чистой совести, способность радоваться, страдать и любить. В этом и состоит счастье человеческой жизни. Гауф обрёл эту истину не на богословском факультете. Он верил вне, стоя в свои неполные двадцать пять лет на пороге смерти. Вопросы и задания 1. Чем объясняется стремление Гауфа связать сказки в альманахи, а не соединить их просто в сборник Какова внутренняя связь всех произведений альманаха 2. В чем своеобразие "восточных" сказок Гауфа? 3. Что роднит сказки Гауфа с национальным немецким фольклором Подтвердите свои наблюдения примерами. |