В ы с шее образование серия Учебники
 Скачать 23.54 Mb.
|
|
1.3. Положение духовенства В Киевском государстве после принятия христианства стало складываться духовенство как особый социальный слой. Духовенство в так называемой православной (восточной) церкви делилось на две группы белое и черное (монашествующее. Высшие церковные должности архимандритов, епископов, архиепископов и митрополитов) занимались представителями черного духовенства. Очень скоро после принятия христианства стало возникать церковное землевладение. Епископские, архиепископские и митрополичьи кафедры получали от князей значительные участки земли. Летопись и другие источники многократно говорили о митрополичьих городах, о митрополичьих волостях. По Уставу князя Владимира, русский митрополит получил от великокняжеской власти одну десятую городов. Летопись говорит и о селах, принадлежавших митрополичьей кафедре, архиепископскими епископским . Быстро росло им онасты рское землевладение. Представители высшей церковной власти стали составлять особую группу феодалов — церковных феодалов. Данные князьями Владимиром и Ярославом церковные уставы хотя и не дошли до нас в подлинном виде, но содержат много подлинных постановлений этих князей о духовенстве. Эти церковные уставы позволяют нам установить основные черты правового положения духовенства. Прежде всего, церковные учреждения освобождались от платежа разного рода даней и других податей и сборов, и таким образом, духовенство стало разрядом населения, освобожденным от тягла уже в период Киевского государства. Наиболее характерной чертой положения духовенства было освобождение его от княжеской юрисдикции и подчинение юрисдикции церковной. Вероятно, в судах над духовенством применялось византийское законодательство, основные памятники которого были переведены на болгарский и древнерусский языки и получили распространение через их помещение в Кормчие книги. Например, известно, что духовные власти в борьбе с еретиками и со своими противниками прибегали именно к византийским законам, предусматривавшим членовредитель- ные наказан ия. Духовенство в Киевской Русине было закрытым сословием. Из Киевского патерика видно, что монахами Киево-Печерского монастыря делались представители разных групп населения. Но важнейшим условием для поступления в клир была грамотность. Среди духовенства уровень грамотности был многократно выше, чем в других группах населения. И дети духовенства скорее, чем представители других групп общества, могли стать грамотными людьми. Показательно, неграмотного поповича один из списков Устава князя Всеволода называет изгоем. Будучи грамотными, дети священников могли с большей вероятностью и сами стать священниками. Следовательно, наследственность духовного звания фактически стала устанавливаться уже в Киевской Руси. Феодальный иммунитет Иммунитет являлся юридической стороной феодального властвования, следствием возникновения и юридическим выражением феодальной ренты. В анализе иммунитета как института права необходимо выделить несколько аспектов проблемы. Рассмотрим, прежде всего, вопрос о возникновении иммунитета феодалов-землевладельцев (бояр, которые не входили в состав дружинной княжеской организации. Большинство исследователей пришли к признанию иммунитета этой части боярства исконным обычным правом крупных землевладельцев, которое со временем лишь получило оформление. Они стали обладать им, как только их землевладение выросло и как только они вышли, выделились самостоятельным экономическим комплексом из общины. Образуя самостоятельную экономическую единицу, крупные землевладельцы тем самым выходили из общинной организации, переставали тянуться к ней судом и данью. Они в силу своей экономической мощи становились представителями феодальной власти на местах и по мере дальнейшего роста своего землевладения, своего экономического влияния, а также роста сельского населения, находившегося под их властью, сами захватывали суди дань над общиной. Когда же княжеская власть стала организовывать свои центры властвования на местах, то она вступала в контакт с этой выросшей феодальной группой, искала в ней опору и принуждена была закрепить за местными феодалами приобретенные ими права как личного иммунитета, таки иммунитета всей их феодальной сеньории. При вхождении крупных землевладельцев в вассалитет иммунитет за ними не только молчаливо признавался, но, вероятно, стал определенным образом фиксироваться в первых грамотах. Именно такой путь становления иммунитета как типичного феодального института был показан в трудах первых исследователей этой проблемы. Рассматривая возникновение иммунитета, КА. Не- волин пришел к выводу о том, что судебная и административная независимость вотчин от княжеских чиновников стала историческим продолжением того положения независимых собственников, которое существовало само собой и по общему праву. С утвердившеюся и распространявшеюся княжеской властью такой порядок не мог быть совместен. Но он не мог быть вдруг уничтожен. Переход к уничтожению его составляют несудимые грамоты. То, что прежде принадлежало вотчиннику в силу вотчинного права, то теперь знатнейшим вотчинникам было обеспечиваемо жалованными грамотами как особенное преимущество, — писал КА. Неволин (Неволин КА. Полное собрание сочинений. Т .2. 1857. С. 296). Таким образом, по Неволину, иммунитет издавна существовал вместе с вотчинами, и иммунитетные грамоты являлись не следствием дальнейшего распространения института иммунитета, а его ограничением. П риняв в основном установки КА. Н еволина и развивая его взгляды , Н. П. Павлов-Сильванский писал Я полагаю, что жалованные грамоты только подтверждали тот порядок вещей, который в древнейшие времена существовал сам по себе и по общему правилу (Пав лов-Сильванский Н. П. Феодализм в удельной Руси. СПб, 1900. СВ. И. Сергеевич также считал, что фактическое возникновение иммунитета как системы преимуществ и льгот относилось к далекой древности. Нов тоже время он отмечал, что источником иммунитетных прав являлись жалованные грамоты. Несмотря на разницу во взглядах по отдельным аспектам вопроса, большинство исследователей соглашались в том, что крупные местные землевладельцы-феодалы не подчинялись ни общинным властям, ни общей феодальной власти на местах. В случае необходимости их привлекали к суду наиболее значительных и влиятельных феодалов- сеньоров (ими могли быть старцы градские», старейшины, нарочитые люди) или суду князя. Примером личного иммунитета феодалов, не входивших в дружинную организацию ив вассалитет, был также иммунитет новгородских бояр, которые не только пользовались личным иммунитетом, но и сами его жаловали подвластным лицами церковным учреждениям. Личный иммунитет другой феодальной группы — дружинников, которые стали входить в состав вассалите та, также имел исконный характер. Он коренился не только в дружинных институтах, но ив институтах, связанных с так называемой княжеской защитой. Дружинника впоследствии княжеский вассал или министериал, не подчинялся суду местных княжеских агентов. Князь сам судил не только своих дружинников, но и всех тех, кто нарушал их права и посягал на их личность. Л ичны й иммунитет дружинников и кн я ж их мужей подтверждался Русской Правдой здесь говорится о суде князя над дорогобужцами, убившими старого конюха имеется специальное постановление о запрещении мучить (те. наказывать без княжеского повеления) ог нищ ан. Иммунитет не сразу появился в качестве законченного института. Постепенно развиваясь, личный иммунитет перерастал в права крупных землевладельцев по отношению к зависимому крестьянству в смысле суда и дани. Постепенно иммунитет охватывал все те элементы населения, на которые распространялась система феодальной зависимости. Причем право самосуда и взимания в свою пользу различных финансовых сборов устанавливалось само собой для обеих групп, входивших с состав феодалов как свободных крупных землевладельцев, таки для членов дружинной организации. Права феодалов по отношению к зависимому населению определялись не положением самих феодалов, а вытекали из существа феодального властвования. Первоначально иммунитет не мог фиксироваться в каких-либо грамотах. Однако стечением времени такое положение имму- нитетного права начало изменяться. По мере углубления и расширения процесса феодализации, охвата феодальной эксплуатацией большой массы населения, князья начали передавать своему боярству и дружинникам землю с населяющим ее крестьянством. Поскольку крестьянство тяготело судом и данью к определенным административным центрам, которые возглавлялись княжескими волостелями или тиунами, то простое пожалование территории без указания прав нового владельца не могло обеспечить необходимого переподчинения волостель или тиун, которые прежде пользовались поборами и определенной долей дани и судебных пошлин сданной территории, могли оспаривать права нового владельца. Во избежание различного рода споров и претензий князья стали фиксировать свои пожалования в особых грамотах, в которых указывалась передаваемая земля и устанавливались права нового владельца. Одновременно пожалования закреплялись принятием особого обращения к княжеским агентам, а часто и к своим наследникам. Чтобы усилить действие этого обращения, оно сопровождалось санкцией или проклятием в адрес его наруш и телей. Таким образом, иммунитету и иммунитетной грамоте в узком смысле этого слова (те. запретительному акту) предшествовал иммунитет в широком смысле (те. передача прав, защищаемых иммунитетом, иммунитет положительный как бы предшествовал иммунитету отрицательному. Иммунитет устанавливался не изданием какого-либо акта со стороны княжеской власти, в котором содержалось запрещение агентам государственной власти отправлять правосудие или собирать дань в пределах данного владения, а подтверждением, что владельцу передаются дань, виры, продажи, те. права. Следовательно, особая грамота, устанавливавшая иммунитет в узком смысле слова и освобождавшая владельца от общей подсудности и фи нансово-административного подчинения агентам княжеской власти, была более поздней формой иммунитетного пожалования, появившейся в результате пожалованных прав, защищаемых иммунитетом. Наиболее ярким подтверждением этого факта является грамота великого князя Мстислава Владимирского и сына его Всеволода Юрьеву монастырю, по которой передавались последнему «Буйци с данью, вирами и продажами. В этой грамоте совершенно не устанавливался иммунитет в узком смысле этого слова, те. в ней отсутствовало запрещение княжеским агентам отправлять правосудие и выполнять финансово-административ ные функции в пожалованной территории. Так же определялось право на дань, виры, продажи те. на суд) в Уставной грамоте Ростислава Смоленского, но уже не в отношении какого-либо земельного владения, а в отношении определенной категории лиц — про- щ енников (Асе даю святей Богородици и епископу прощеники, с медом, и с кунами, и с вирами, и с продажами. К этому тексту уже есть добавление и не надобе их судити никакому же человеку». Дошедшие до нас источники свидетельствуют также об иммунитетных пожалованиях церковным учреждениям. Грамот светским феодалам не сохранилось, хотя отсутствие грамот не отрицает возможность их существования. Общие предпосылки и условия появления иммуни- тетных пожалований в равной степени относятся как к церковным феодалам, таки к светским. Каков был объем тех прав, которые обеспечивались иммунитетом В литературе высказывалось мнение, что иммунитет, как и другие институты в X I-X II вв., имел слабовыраженный и неразвитой характер и объём защищаемых им прав был не так широк, как впоследствии. Но нужно иметь ввиду, что публичные права государственной власти в IX—XIII вв. были вообще менее сложны и осуществлялись только в суде и дани. Также несложны им алочислен ны были сеньоральны е права, которые обеспечивались иммунитетом в этот период. Высказывалось также мнение, что в некоторых случаях иммунитет был специально ограничен. Это суждение подкреплялось ссылкой, например, на уже неоднократно цитированное место из Лаврентьевской летописи огородах и селах, дарованных владимирской церкви князем Андреем Боголюбским и затем захваченных Ростис- лавичами: именно там упоминается, что владимирская церковь обладала только правом на дань, а не на суд. На этом основании делался вывод, что иммунитет владимирской церкви был ограничен. А отсюда естественно предполагалось, что подобного рода ограничения были обычными ив отношении менее значительных по сравнению с владимирской церковью церковных учреждений ив отношении светских владельцев. Но, возможно, право на суд потому не было упомянуто, что осуществлялось церковью без особого специального пожалования со стороны князя и основывалось на общих постановлениях о церковном суде, выраженных в княжеских уставах. Изучение церковного иммунитета позволяет предположить это с большой вероятностью. И так, иммунитет в Древней Руси, также как ив других странах, возник и развивался параллельно с отношениями феодальной зависимости, являясь ее юридическим выражением. Приблизительно в XI в, когда расширился круг феодальнозависимого крестьянства и начались раздачи свободного крестьянства дружинниками церковным учреждениям, в целях обеспечения и закрепления за ними прав стали выдаваться грамоты, являвшиеся первой формой иммунитетных дипломов. Городское население По мере развития феодального города как торгово ремесленного центра росла общая численность городского населения, увеличивалось число разного рода городских групп. В городах — центрах отдельных земель — жили местные князья со своим многочисленным двором — боярами, слугами. В этих городах находилась и княжеская администрация — тысяцкие, соцкие, тиуны и т. д. Можно думать, что города привлекали и окрестное боярство, которое обзаводилось там дворами. Как общее правило, города были также религиозными центрами. В наиболее крупных из них находились епископские кафедры, монастыри, иногда несколько монастырей. Таким образом, в городах сосредоточивалось духовенство. Оформлялись и особые группы торгово-ремесленного населения. О сравнительной развитости этих групп свидетельствуют факты существования своеобразных объединений купцов и ремесленников. Так, например, известно о существовании так называемого Иванского купечества, которое было учреждено в Новгороде и регламентировано князем Всеволодом около 1135 г. особой грамотой. В историографии она известна под названием Уставной грамоты церкви Иоанна Предтечи на Опоках. Грамота говорит об Иванском купечестве как об ассоциации новгородских купцов, торговавших с русскими землями. Можно предполагать, что была и другая особая ассоциация, торговавшая с Западной Евро пой. Чтобы стать членом этой ассоциации, необходимо было внести вклад А кто хочет в купечество вложиться в Иванское, даст купьцем пошлым вкладу пятдесят гривен серебра, а тысяцксщу сукно Ипьское, ино купцам положить в святыи Иван полтретьядцать гривен серебра а не вложится кто в купечество, не даст пятдесят гривен серебра, ино тоне. пошлый купець, а пошлым купцем цти им отчиною и вкладом. Можно заключить, что права членов ассоциации имели наследственный характер. Иванское купечество было ассоциацией со своей администрацией — двумя старостами, которые должны избираться из пошлых купцов, добрых людей. Эти старосты должны были «управливати всякие дела Иванская, и торговая, и гостиная, и суд торговый. По Уставной грамоте вдела Иванского купечества не должны были вмешиваться новгородские власти, а также новгородское боярство А Мирославу посаднику в тоне вступатца, и иным посадникам в Иванское нивчтоже, ни боярам Нов- гороцкым». Каковы были преимущества Иванской. ассоциации вовне, каковы были отношения внутри нее, к сожалению, за недостатком материала выяснить невозможно. Известно лишь, что Иванскому купечеству в лице его представителей — старост — было поручено взвешивать товары иногородних купцов в притворе церкви Иоанна Предтечи, за что они должны были платить особую пошлину. Возможно, купеческие объединения существовали ив других городах, в частности в Киеве. МН. Тихомиров считал, что здесь подобным объединением могло быть объединение купцов «гречников», те. купцов, торговавших с Грецией. Вероятно, в городах существовали также объединения ремесленников, близкие по своей сути и организационной структуре к цехам западноевропейского средневековья. Так, сведения о «древоделах», «градниках», те. объединениях плотников, существуют в источниках, относящихся к X I-X II вв. Городское торгово-ремесленное население было весьма неоднородно по своему составу. Нов тоже время оно представляло собой некоторую общность, которая в целом стояла над сельскими мирами. История государства и права России (IX -X IX вв ) 2 5 7 Городское население не платило дани-полюдья. Но купцы и ремесленники, вероятно, платили особую дань, называвшуюся погородием, По крайней мере, в Уставной грамоте князя Ростислава Смоленского (третьей) говорится об этом погородии и указывается, какую часть его должен был получать смоленский епископ Асе погородие от Мьстиславля б гривен урока, а почестья гривна и три лисицы, асе от Крупля гривна Урока, а пять ногат за лисицу асе от Вержавска две гривны урока, аза три лисицы 40 кун без ногаты» и т. д. Погородие не входило в состав обычной дани впервой грамоте князь Ростислав Смоленский уже дал епископу десятую часть дани, шедшей с городских финансовых округов. Из текста видно, что погородие состояло из урока — сбора, выраженного в определенной денежной сумме, и из так называемого поче стья, составлявшегося из натуральных приношений (мехов, меда, рыбы, орудий лова, вещей домашнего обихода, а затем переложенных на деньги. Городское население привлекалось также к платежу прямых и косвенных налогов, особенно торговых пошлин. Среди торговых пошлин древнейшей пошлиной был мыт. Русская Правда содержит упоминание о так называемых мытниках, которые собирали этот торговый налог. Кроме мыта купцы и ремесленники должны были платить пошлины с мер и весов, наблюдение за которыми, согласно Уставу князя Владимира, поручалось церкви. Ж изнь горожанина — рядового купца или ремесленника — ценилась и была защищена вирой в 40 гривен простая вира. Свободные горожане были в полной мере правоспособны и дееспособны, на них распространялись все статьи Русской Правды. Положение торгово-ремесленного населения было неодинаково в различных территориях Киевской Руси. В частности, в Новгородской земле городское население обладало существенно большими правами (например, в вопросах самоуправления, чем это было в других землях. Свободное сельское население В древнерусском государстве часть сельского населения оставалась свободной. Это было возможно, поскольку существовали еще такие места, куда по тем или иным причинам не могли проникнуть представители княжеской администрации, а также территории, не охваченные властью отдельных феодалов. Кроме того, часть населения не была связана с земледелием и жила, например, лесными промыслами или рыболовством. Они в меньшей степени, чем земледельцы, могли попасть в зависимость и превратиться в феодальнозависимое сельское население. Свободные общинники в X -X II вв. назывались людьми, также как и городские элементы — купцы и ремесленники. Жизнь свободного крестьянства, как и вообще жизнь свободных людей, охранялась нормальной вирой: Русская Правда отмечает, что за убийство свободного человека уплачивалось 40 гривен («аще ли людин, то 40 гривен. К свободным крестьянам полностью относились все статьи Русской Правды никаких ограничений в их правоспособности и дееспособности мы установить не можем. Свободное сельское население, если оно не занималось земледелием и не находилось на учете княжеской администрации, не знало никаких податей и повинностей. Если оно было охвачено княжеской администрацией, оно платило князю дань, типичную для дофеодального периода. Положение смердов В отечественной исторической науке еще на ранних этапах изучения Древней Руси утвердилось мнение о том, что смерды представляли собой сельское несвободное на селение. Оценивая смердов как группу зависимого населения, в историографии был поставлен вопрос о принадлежности смердов. Ряд исследователей — В. Никольский (Она чале наследования по древнему русскому праву. 1853), ш П. Цитович (Исходные моменты в истории русского права наследования. Харьков, 1870), Б. Романов (Смердий конь и смерд Известия Отдела русского языка и словесности Академии Наук. Т. X III, кн. 3. СПб, 1908) — 259 считали, что смерды были группой сельского населения, находившейся, прежде всего, в особых отношениях к князю Свое мнение о смердах как людях князя эти ученые основывали 1) на статье Русской Правды, по которой имущество умерших смердов, не оставивших после себя сыновей, отходило к князю 2) на статье Русской Правды, обеспечивавшей смерду специальную защиту со стороны князя 3) на статье Русской Правды о коне и бортик н язя и смерда, дающей представление о слитности имущества смерда и князя 4) на летописном рассказе о голоде в Ростовской волости и о восстании, организованном волхвами-смердами, и воспроизведенных летописью словах Яна Вышатича, где смерды называются смердами князя Ян же испытав, чья еста смерда, и увидев, яко своего князя, послав к ним, иже около ею суть, рече им выдайте волхвы та семо, яко смерда еста моя и моего князя. Лаврентьевская летопись, под 1071 г.). Об особых отношениях смердов к князю говорит и требование, предъявленное Ростиславичам от имени других князей на Уветическом съезде о выдаче холопов и смердов и холопы наши и смерды выдайте. Если речь шла об освобождении пленных холопов и смердов, тоне понятно, почему небыли упомянуты другие группы, например княжеские бояре и дворцовые слуги, горожане и т.д., которые, несомненно, также входили в состав народного ополчения и также могли попасть в плен. Ясно, что здесь имелась ввиду выдача именно людей князя, перешедших в обладание Ростиславичей вовремя междо усобиц. Считая смердов людьми князя, ряд ученых трактовали отношения смердов к князю как отношения подданнические. В. И. Сергеевич утверждал, что выражение смерды моего князя означает подданные моего князя Русские юридические древности. Т. II. СВ указанной летописи речь шла о преступлении, совершенном волхвами, и о суде над ними. Подсудность шла по земле и поводе. Но если волхвы были подданные не Святослава, а другого князя, это могло вести к некоторым осложнениям. Вот почему Яну и надобно было выяснить, что волхвы — подданные. Как полагал Сергеевич, его объяснение находило подтверждение в ответных словах волхвов Нами стати пред Святославом, а тыне можеши сотвори- ти ничтоже», что означало мы должны стать на суде самого князя». Но эти выводы вызвали возражения. А. Е. Пресня ков убедительно отвел соображения Сергеевича, указав, что понятие подданства вообще нелегко установить для Древней Руси, но когда хотели выразить то, что Сергеевич называл подданством, то употребляли выражение люди, а не «смерды». То, что особые отношения смердов к князю не совпадали с отношениями подданства, может быть установлено и на основании многих статей Русской Правды. Прежде всего, обратим внимание на то, что почти все постановления о смердах (статьи, устанавливающие штраф за убийство смердов, за их муку без княж а слова, за кражу.смер- дьего коня, зак ражу скота) содержатся в Правде Ярославичей. Известно, что этот памятник имеет весьма однородный по своему существенному содержанию характер ив основном рассматривает преступления, нарушающие княжеские интересы, направленные против так или иначе близких князю людей. Таким образом, самим содержанием памятника смерды поставлены вряд княжеских близких или зависимых людей они упомянуты рядом с княжескими холопами смердий конь упоминался наравне с княжескими конями запрещение мучить смердов стояло рядом с запрещением мучить и огнищан вознаграждение, взыскиваемое за убийство смердов или за их муку, или за смердьего коня отходило князю. Данные, так сказать, систематического толкования памятника подтверждались и содержанием самих статей. Так, статья Аза княж ь конь, иже с пятном 3 гривны, аза смердьей 2 гривны позволяет предполагать, что оба коня (и княжеский и смердий) находились водном стаде в пределах княжеского хозяйства, так как конь меченый с пятном) противополагался коню немеченому. 261 Нечем иным, как особыми отношениями смерда к князю , нельзя объяснить возникновение статьи, устанавливавшей особое вознаграждение за муку смерда без кн я ж а слова, те. без его согласия, и статьи оправе князя на имущество смерда, не оставившего после себя сыновей. В. И. Сергеевич пытался истолковать эту статью в том смысле, что ею устанавливалось правок н язя на всякое имущество подданного, оказавшееся выморочным в зем ле-княж ении, и считал, что эта норма была заимствована из византийского законодательства (Эклоги. Но необходимо отметить, что византийское право о выморочном имуществе в целом крайне мало соответствует содержанию статьи Русской Правды о смердьей заднице. Но приведенные выше доводы о действительном существовании особых отношений смердов к князю , строго говоря, достаточны лишь для того, чтобы доказать существование определенной группы смердов, находившейся в особых отношениях к князю. Считать на этом основании всех смердов людьми князя нет данных. Тем более, что, как известно, в Новгороде ив Пскове власть князя над смердами была ограничена, там принимались решительные меры к тому, чтобы смерды не попадали в зависимость от князя условие «закладников ти, княж е, не принимали, ни смерда, ни купчины» являлось обычным в договорах, заключавшихся Новгородом со своими князь ями. В противовес мнению о смердах как о людях князя В. О. Ключевский считал, что смерды, живя на государственных землях, являлись как бы государственными крестьянами. Эта точка зрения не может быть принята, прежде всего, потому, что, в наших источниках вообще нет никаких указаний на то, что в Древней Руси некоторые земли считались государственными. Поэтому нет оснований вводить это понятие в характеристику древнерусского быта. Мнения о смердах как людях князя или как о государственных крестьянах оспорены также косвенными и прямыми свидетельствами о существовании групп смердов, находившихся в особых отношениях к дружинникам , к местным землевладельцами к церкви. Одно из таких указаний дает летописный рассказ о Долобском съезде 1103 г. Приведем этот рассказ по Лаврентьевской летописи, отразившей лучше других первоначальный текст Бог вложив сердце князем Рускым Святополку и Володи меру и снястася думати на Долобьске; и седе Свя- тополк со своею дружиною, а Володимер с своею веди- номь шатре. И почаша думати и глаголати дружина Свя- тополча: Яко негодно ныне весне ити, хочем смерды погубити и ролью их. И рече Володимер: Дивно ми, дружино, оже лошадий жалуете, ею же кто ореть; а сего чему не промыслите, оже то начнеть орати смерда приехав Половчин ударить и стрелою, а лошадь его поиметь, а в село его ехав иметь жену его и дети его, и все его именье, то лошади жаль, а самогоне жаль ли. И не могоша отвещати дружина Святополка». Из рассказа видно, что Святополк и Владимир были единодушны в своем намерении идти походом на половцев (мысль о походе бог вложив сердце князьям русским Святополку и Владимиру) и предполагали для похода произвести набор смердьих коней. Но княжеская дружина (по Лаврентьевской летописи — Святополка, по Ипатьевской летописи — и Владимира) решительно воспротивилась, не желая отвлекать смердьих коней от пашни. Между князьями и дружиной произошел настоящий конфликт. Святополк, по-видимому, потерял надежду переубедить свою дружину, крайне упорно защищавшую коней смердов от набора и, следовательно, от погубления смердьей пашни, и только красноречие Владимира сломило ее упорство. Но из рассказа видно, что, хотя доводы Владимира и были убедительны, дружина согласилась с ним скрепя сердце (и не могоша отвещати дружина»). Обращает на себя внимание тот факт, что Владимир, убеждая дружину, не прибег к обычным в таких случаях указаниям на чувство долга, на требования военной дисциплины и на любовь к родине. По-видимому, Святополк сам говорил ранее патриотические речи и не имел успеха. Да и конфликт между князьями и их дружиной вышел не из отказа дружины участвовать в походе (о нежелании дружины принимать участие в походе летопись совершенно не говорит, а только из-за нежелания производить набор смердьих коней и несогласия отвлекать их от смер- дьей пашни. Убедившись, что уговоры в духе патриотизма не помогут, Владимир прибег к доводам, так сказать, экономического характера. Он указал, что нежелание нести еще большие потери должно побудить дружину согласиться на потерю меньшего нежелание отдавать в поход смердьих коней и отвлекать их от смердьей пашни может повлечь гибель самих смердов и полное разрушение их хозяйства. Обратим внимание на то, что и Святополк и Владимир почему-то должны были считаться с мнением дружины именно по вопросу о наборе смердьих коней. Этот момент Долобского съезда вряд ли следует считать совещанием с дружиной вопрос предрешен, ясна необходимость набора. Из рассказа видно, что дело не в том, чтобы убедить дружину в целесообразности предпринимаемой меры, а чтобы заставить ее дать согласие на набор. При этом видно, что дружина не соглашалась дать согласие на производство набора смердьих коней не столько потому, что предвидела потерю конской силы в походе, сколько потому, что не желала гибели смердьей пашни, смердьего хозяйства. Летопись содержит определенные указания, что не соображения государственного характера руководили дружиной при нежелании ее согласиться на набор смердь их коней, а, конечно, личная заинтересованность в смер дьей пашне и вообще в смердьем хозяйстве. Перечень сведений о существовании смердов, находившихся в особых отношениях не только к князьям, но и к дружине, дополняется сведениями о передаче смердов церковным учреждениям вместе с землей, на которой они сидели. Например, по грамоте Изяслава Мстиславича смерды передавались в распоряжение П антелеймоновского монастыря. Таким образом, имеются разнообразные сведения, подтверждающие существование смердов, находившихся в особых отношениях не только к князю , но и к дружинникам, вотчинникам и даже к церковным учреждениям. Следовательно, сущность смердовства заключалась не в том, чьими именно людьми были смерды. Основным моментом, определявшим положение смердов, являлся особый характер их отношений к князю , к государству (к Великому Новгороду и Пскову) и к владельцам. Причем, несмотря на различие властителей над смердами, характер этих отношений, этой зависимости был в значительной степени одинаков. Устанавливая характер данной зависимости, исследователи сделали вывод о ее частноправовой сущности. П. Цито- вич, например, объяснял происхождение зависимости смердов из отношений поземельных. Против попытки объяснить зависимость смердов исключительно поземельными отношениями энергично возражал А. Е. Пресняков. Он указывал на то, что свидетельства о смердах, с одной стороны, не говорят об их сидении на княжеской земле, и, с другой стороны, свидетельства о княж их дворах и селах, грамоты о даровании земель духовенству не указывали смердов на землях княжеских. Не в поземельных, а в отношениях властной опеки, с одной, зависимости и повинности, с другой стороны, корень нашего вопроса, — делал вывод А. Е. П ресняков (К няж ое право в Древней Руси. С. 286.). Им было высказано предположение, что хозяйственная связь смердов с княж им двором была основана не на поземельных отношениях, а на системе повинностей. Но нужно подчеркнуть, что такое понимание зависимости смердов также является недостаточным. Отношения смердов, основанные на системе простых повинностей к княжескому хозяйству, не могут удовлетворительным образом объяснить возникновение особых правомочий князя в отношении смердов, о которых шла речь выше. Простое отправление этих повинностей (даннической и др) едва ли могло обусловить целый ряд ограничений вправо- и дееспособности смердов и вообще отразиться на их юридическом положении. Необходимо сделать вывод о более тесной связи смердов с княжеским хозяйством (или с хозяйством других их господ — государства, бояр, дружинников, церкви) и считать их особой феодальнозависимой группой сельского населения, оформление которой шло параллельно с оформлением класса феодалов (см. раздел 2.2, где были в целом определены основные способы возникновения феодальной зависимости). Становление слоя феодальнозависимого крестьянства как единой социальной общности шло последующим линиям 1) консолидации всех феодальнозависимых групп крестьянства на основе установления относительного единообразия в форме феодальной эксплуатации 2) унификации правового положения феодальнозависимых групп, которая проводилась законодательным путём и через судебные решения феодалов 3) создания из феодальнозавй- симого крестьянства наследственного слоя. Процесс постепенного слияния всех групп зависимого сельского населения получил отражение в возникновении и распространении нового названия зависимого крестьянства, которое поглощало все другие названия. Первоначально таким названием было слово сирота, которое впервые встречается в более поздних списках Русской Правды — Карамзинском и Пушкинском. Там имеется статья О сирьтьем вырядке» и статья О коне (А кто конь купить княж ь боярин или купец или сирота. О сиротах как о крестьянстве говорится также в поучении, приписываемом обычно епископу Серапиону. В памятниках Х П -Х Ш вв. nomen generate (общим наименованием) для всего феодальнозависимого крестьянства в Киевской Руси стал термин «смерд». Что именно смерды были основной группой зависимого сельского населения, доказывают и рассуждения на Долобском съезде о смердьем коме, о смердьей пашне. Нет никакого сомнения в том, что в селах жили не только смерды, но и другие группы сельского населения, тем не менее, дружина говорила о смердах как о наиболее многочисленной и типичной группе феодальнозависимого крестьянства, пахавшей на своём инвентаре. О смердах как о типичном разряде сельского населения говорилось ив договорах, заключаемых Новгородом с князьями смерд пойдет в свой погоста купец в свое сто. Хотя не все сельское население было смердами, равно как не всего родское население было купцами. Феодальная зависимость смердов выражалась в том, что они должны были нести в пользу своих господ ряд повинностей, которых остальная масса крестьянства не несла. Из летописных известий, статей Русской Правды и других юридических памятников достаточно ясно можно установить правовое положение смердов. Но черты юридического положения смердов, которые можно выявить на основании дошедших до нас источников, не могут быть представлены в виде законченной системы «смердьего права. Нив одном из дошедших до нас памятников мы не находим ни общей формулировки положения смердов, ни развитого и достаточно подробного законодательства о них, подобно, например, законодательству Русской Правды о закупах и о холопах. Своеобразие юридического положения смердов и их отличительные особенности по сравнению с другими разрядами сельского населения связаны с ограничениями в правах смердов как свободных людей. Эти ограничения были разнообразны и касались права на защиту их жизни и личности, их правоспособности и дееспособности, права наследования и т. д. Защ ита жизни смерда предусматривалась специальной статьёй Русской Правды. По Академическому списку она читается А в смерде и хопе (те. холопе) 5 гривен, по Карамзинскому: Аза смерд и холоп 5 гривен, аза рабу 6 гривен. Согласно прямому смыслу этих статей за убийство смерда уплачивалось столько же, сколько за холопа, те гривен, следовательно, в восемь раз меньше, нежели за убийство всякого свободного человека, ив шестнадцать раз меньше, чем за убийство наиболее близких к князю людей, например огнищанина и конюха. Одинаковое :юзнаграждение за убийство смерда и холопа казалось многим исследователям такой явной несообразностью, что они (например, П. Мрочек-Дроздовс- кий, В. И. Сергеевичи др) предпринимали попытки истолковать эту статью иначе, доказывая, что в данной 7 статье идет речь об убийстве не смерда, а смердъего холопа. При этом В. И. Сергеевич сознавал, что предложенное им толкование оставляло открытым вопрос почему Русская Правда говорила о смердьих холопах, ноне упоминала о холопах княжеских, боярских и др. Он пытался устранить это недоумение указанием на то, что перечень княжеских рабов был исчерпан уже в предыдущих статьях, где устанавливался размер штрафа за убийство разных лиц. Однако это суждение вряд ли можно считать убедительным отсутствие в Русской Правде статей, определявших вознаграждение за княжеского холопа, при наличии статей о «смердьем холопе противоречит общему характеру и даже системе Правды Ярославичей, в которой были в первую очередь установлены наказания за убийство княж их людей. Б. А. Романов обобщил все аргументы против взгляда о том, что в соответствующих статьях Русской Правды в частности, в статье 25(26) Краткой Правды) говорилось о «смердьем холопе. Он указал, что такое толкование ведет за собой 1) выпадение оценки княжеского холопа) выпадение оценки жизни смерда 3) невыдержанность соотношения в цифрах оценки смердьих и княж их людей и имущества (уравнение штрафа за холопов при различении штрафа за коней княжеских и смердьих — 3 и 2 гривны — вызывает недоумение 4) нарушение сплошного ряда оценок княж их людей и имущества в статьях 19- 28 вторжением в этот ряд статьи 26 (тогда как статья 27, несомненно, имеет ввиду рабу — кормилицу кня жую, а не смердью). Кроме того, следует отметить необычное повторение в некоторых списках предлога в (А в смерде ив холопе 5 гривен»). В целом, историография пришла к выводу, что нужно следовать прямому смыслу статьи по Академическому и Карамзинскому списками считать установленным фактом, что за убийство смерда платилось столько же, сколько и за холопа. Следовательно, существовали ограничения в защите жизни смердов по сравнению со свободными людьми Ограничения распространялись также на объем и характер защиты их личности. Если считать установленным, что за убийство смердов платилось 5 гривен, ток ним, очевидно, не применялись те статьи Русской Правды, которые говорили о защите личности и здоровья и устанавливали штрафы более 5 гривен. В противном случае возникало бы противоречие за повреждение здоровья смердов или за оскорбление их платилось бы больше, чем за их убийство. Следовательно, к смердам не применялись статьи, устанавливавшие штраф за удар мечом, рукоятью меча, батогом, так как этот штраф (12 гривен) превышал почтив два с половиной раза плату за убийство смерда. Не относилась к смердами статья, устанавливавшая по- лувирье (12 гривен) за увечье, и даже статья о выбитии зуба (12 гривен) и ряд других статей. Вместо этих постановлений, имевших своей целью защитить личность и здоровье полноправных и свободных людей, в Русской Правде помещена статья, устанавливавшая штраф в размере 3 гривен за муку смерда без кн яж а слова. По-видимому, эта статья в расширительном толковании предусматривала все посягательства против личности и здоровья смерда и заменяла собой другие статьи Русской Правды, к смердам не применявш иеся. Но в содержании понятия мука, даже если приписывать ему широкий смысл, нет элементов, включавших представления об оскорблении личности. Следовательно, Русская Правда вовсе не предусматривала оскорбления личности смердов и этим также давала совершенно определенные указания на ограниченный объем защиты личности смерда по сравнению со свободными людьми. В правоспособности смердов также были установлены ограничения. Еще по договору, заключенному князем Владимиром Святославичем с болгарами, болгарам запрещалось торговать со смердами и огневитиной (те. холопами. Трудно, конечно, выяснить цель и смысл этого запрещения из столь краткого и отрывочного сообщения. Наиболее вероятно предположение, что непосредственный товарообмен болгар со смердами и холопами был невыгоден для князя по фискальным соображениям. Возможны и другие предположения. Как бы тони было, но проведение этого пункта договора в жизнь непременно предполагало установление со стороны князя особого запрещения смердам принимать участие в торговле. Следовательно, существовали такие черты правового положения смердов, при которых было вполне возможно установление определенных ограничений в их правоспособности. Из статей Русской Правды можно установить также очень важное ограничение в наследственном праве смердов. Согласно прямому смыслу этих статей имущество смерда наследовали дети мужского пола если их не было, то имущество переходило к князю стем только, что незамужним дочерям выделялась из отцовского имущества некоторая часть, а замужним ничего не давалось. После же смерти бояр и людей, составлявших княжескую дружину, оставшееся имущество при отсутствии сыновей наследовали дочери. В целом, можно считать доказанным, что смерды составляли особую группу сельского населения, отличавшуюся от других наличием целого ряда ограничений вправе. При отрывочности данных и их крайней малочисленности можно сделать вывод, что объем этих ограничений был глубже и шире, чем это отражено в дошедших до нас юридических пам ятниках. Что положение смердов определялось густой и плотной сетью различного рода ограничений в их право- и дееспособности, отчасти подтверждается постоянным сопоставлением их с холопами. Смерды и холопы обычно стоят рядом как в летописных известиях, таки в юридических памятниках ограничения в торговле по договору, заключнному князем Владимиром с болгарами, в равной степени касались смердов и холопов по Русской Правде за убийство смерда и холопа устанавливалась одинаковая плата князья требовали от Ростиславичей выдачи смердов и холопов ростовцы высокомерно говорили о владимирцах Несть бо свое княжение град Владимир, но пригород есть нами наши смерды в нем живут и холопы». Ограничение прав феодальнозависимого сельского населения имело, наследственный характер и вело к закреплению принципа сословности В тоже время на ранних этапах истории Древней Руси представитель смердов за свои личные качества мог не только перейти в категорию свободных людей, но и стать членом феодальной элиты. Например, Переделав — человек, несомненно, происшедший из низов общества, за свою военную победу был сделан великим мужем ив честь его был назван город, построенный на месте битвы. Но по мере развития феодализма с укреплением и оформлением слоя феодалов принцип наследственного ограничения прав сельского населения — смердов — все более укреплялся, между боярством и крестьянством все более и более расширялась социальная пропасть, и худой смерд не мог теперь войти в состав боярства. Смерды стали рассматриваться как группа, происхождение от которой и принадлежность к которой опорочивали человека, несмотря на его личные качества. Слово смерд являлось ругательством. Достаточно указать, что епископ Сергий оскорбил своего предшественника пока федре Моисея, человека богатого и славного, но, очевидно, выходца из смердов, назвав его смердовичем. Летописец, рассказывая о беззаконии галицких бояр, особенно подчеркивал возмутивший его факт передачи города Ко- ломня двум беззаконникам из племени смердья» — Лазарю Домаширичу и Ивору Молибожичу. Впоследствии слово смерд сравнительно быстро и бесследно исчезло из употребления. В Северо-Восточной Руси оно перестало употребляться в XIII в, в Южной и Юго-Западной Руси — в XIV в. Дольше других (до XVI в) оно продержалось в Новгороде и Пскове наряду с другими юридическими и бытовыми архаизмами. Зависимое население |