Дмитрий Глуховский - ПОСТ. 9Эта сторона
 Скачать 7.08 Mb.
|
|
228 Дмитрий Глуховский договорено было пока держать в тайне, тут совсем заскучнел. Достали кресты, полюбовались на них — Лисицын уныло, Баласанян завистливо, Кригов шалов- ливо — а потом Кригов потребовал у Баласаняна поменяться бокалами. Отдал ему свой, с крестом, а у него забрал пустой. И осушил раньше, чем Баласанян успел уразуметь, что происходит. Потом рассказали Вазгену всю ис- торию — про награждение, про царя, про разжалованного атамана, запинаю- щегося о ковровую дорожку. Кригов, дурья башка, хохотал, Лисицын говорил, как есть. — Прррямо самому лично Государрю так? — раскатывая по-армянски «р», восхитился Баласанян. — Полуяров нам так этого не оставит, — предупредил их Лисицын, черпая из внутреннего кармана жареные семечки, которых привез с собой целую прорву. Но заказали водку, потом еще одну, еще — и Вазген наконец согласился по- весить золотой крест себе на грудь — в шутку, примерить. — Верю в мудрость и милость Государя! — заявил он. За это и выпили. Закусывали семечками. Баласанян хохотал. Эх, дурак Бала- санян, думает, что золотой крест и вправду можно от Сашки Кригова получить, а не только от самого самодержца! Надо было эту горечь засластить скорее — Ли- сицын пошел на бар за следующим водочным залпом, и там встретил Катю. То есть, тогда он не знал еще, что это Катя, а просто увидел на барной стойке руку с удивительно тонким запястьем, детским почти, и пальцами — длинными и очень красивыми, но совершенно бесплотными — обнимающими черенок винного бокала. Бокал был наполнен вином цвета стылой венозной крови, а рука была совсем бескровная. Юре это показалось дурным знаком, и он уставился на Катину руку и на ее бокал тяжело, исподлобья. Эта рука не была предназначена что-либо хватать и удерживать. Разыгрывать на фортепиано сонаты — возможно. Но вцепиться во что-нибудь или что-то куда- то тащить — совершенно точно, нет. Тогда девушка освободила бокал, побарабанила пальцами по стойке, наблю- дая за тугой Юриной реакцией, а потом сложила их буквой V. Увидев знак викто- рии, Юра вздохнул с облегчением, и только потом стал искать туманным взгля- дом обладательницу этих фортепианных пальцев. Золотого кольца на ее указа- тельном пальце он даже и не приметил сразу. — Только победа! — сказал Лисицын будущей Кате. — Аминь! — ответила она. Она и вся оказалась такой же скверно приспособленной к жизни за предела- ми Садового, как ее запястья и кисти. Плечи были слишком худыми, шея слиш- ком лебединой, ключицы, скулы, грудная клетка — все кости казались такими тонкими, словно были сделаны из сложенной в пару слоев белой бумаги. Глаза ПОСТ 229 были болезненно большими — как будто, взрослея, будущая Катя с детства со- хранила их удивленными и распахнутыми. Ни одна казачка не рассмотрела бы в этой чахоточной балеринке соперницу; там, по границам Московии, жили другие женщины — с волосами и нервами жесткими как проволока. Запястья и бедра у них были как у московских мужчин, а мужество — вдвое крепче. Любая казачка могла бы эту Катю, эту прозрачную музу, только пожалеть. Именно поэтому Лисицын, сам пограничный житель, поскобленный наждач- ной тамошней любовью, в будущую Катю не влюбиться не мог. В переливающем- ся барными огнями пьяном тумане он рассматривал ее прямую челку, ее волосы по плечи, ее зеленые глаза — и не мог отвести взгляд. — Ты что, казак? — спросила она и засмеялась. — Так точно, — сказал он. — А вы? А она была действительно балериной. Служила в Большом, в кордебалете. То, что балерины тоже служат, Лисицына, военного человека, рассмешило и под- купило. — Рядовым служишь, значит. — Каждый рядовой носит в своем ранце маршальский жезл, — сообщила ему Катя. — А в твоем, кажется, семки? И только тогда Лисицын перестал их лузгать. — Ну так же ж… Они зато экологические, с Ростова привез. Ой, я тут все шкор- ками засыпал… — Неужели даме не предложите, есаул? — Сотник я, не есаул… Будешь, что ли, семечку? — растерялся Лисицын. — Ну мы давай тебе место в ранце освободим, жезл может и влезет. Она подставила свою неподходящую для этого руку. Он насыпал ей горсть пахучего подсолнуха. — Свое производство? — поинтересовалась Катя. — Та не… Своего у нас мед. У бати пасека. — А медку-то нет с собой? — Зря смеешься. Сейчас же ж каштановый идет, знаешь, какой? А потом акации сезон будет, вообще с пальцами проглотишь. Я тебе в следующий раз привезу. Катя улыбнулась. — А говорят, что мужчины не любят строить далеко идущие планы. Подкатил Кригов. Снял у Лисицына с губы прилипшую шелуху. — Э, ну как так-то? Там у товарищей боеприпасы кончились, а ты тут… Ой. Здрасте. Простите. У сотника Лисицына самоволка. Военно-полевой трибу- нал ждет. — Лисицын это я, — объяснил Юра. 230 Дмитрий Глуховский — А я Катя. Так Катя из будущей сделалась настоящей. Когда они с Криговым вышли курить, тот хлопнул Юру по спине со всей дури. — Ничего такая. Катюша. В самый раз тебе, а? — Ты с меня прикалываешься, что ли? — В смысле? — Она ж москвичка. Еще и с золотым кольцом. Это ж ты, брат, с московской пропиской родился. А у меня через три дня командировка кончится, и мне об- ратно до станицы кочумать. — А вот ты женись на ней, к тебе как раз прописка и прилипнет! — посовето- вал Кригов. — Ты что? Я так не смогу, — сказал Лисицын. — Что ты, не знаешь меня что ли? — Шо, шо. Знаю тебя: дурак. Не сможешь. — Та и на хрен я ей сдался. Балерина. Из Императорского балета! И я, лох. — Тебе не надо, я тогда заберу! — предупредил Кригов. — Ну слышь! — предупредил Лисицын. Тут дверь снова хлопнула, и на пороге возникла Катя с папироской. — Сотник Лисицын! — произнесла она. — Есть предложение. Предложение- челлендж. Кригов прикурил ей. И Кригов же спросил: — Какое? — Завтра бал. Бла-бла-благотворительный. Бал завтра, а у меня нет партнера. Кавалера, то есть. Лисицын посмотрел на Кригова беспомощно. — Как же у такой звезды может не быть кавалера? — спросил Кригов. — Слетел, — ответила Катя. — Но я говорила не с вами. Сотник Лисицын! Вы выручите даму в беде? — Я… Я не умею? — спросил у Кригова Юра. — Я умею, — заявил тот. — Я научу, — пообещала Катя. — А где этот бал? — промямлил Лисицын. — В «Метрополе». — Это… Внутри Бульварного? — Это рядом с Кремлем. — Меня не пустят. — Меня пустят! — вставил Кригов. — Это я беру на себя, — сказала Катя. Лисицын смотрел на нее растерянно, обескураженный ее веселым натиском. Катя была хороша собой невероятно. Не «хороша собой» даже, а действи- тельно прямо красива. Лисицын смотрел на нее испуганно, боясь глупым словом ПОСТ 231 или неосторожным движением ее спугнуть. И зыркал грозно на Кригова, кото- рый не собирался оставлять их наедине, а рыскал вокруг, выжидая, пока Юрка оступится. — Ты как бабочка, — заявил он Кате неуверенно. — Красивая. Боюсь тебя спуг- нуть. — Романтично. Спасибо, что не пчела. Так какой ответ? Она была пьяна, но и Лисицын тоже был пьян. Это уравновешивало их — пока они оба были пьяны. Пока они оба были пьяны, он мог воображать, что пойдет завтра с ней на бал, что она может заинтересоваться им не только из ба- ловства и любопытства, что будет отвечать ему на письма, и когда-то — может быть, ведь может же такое быть?.. — она будет с ним. Зачем она тебе, Сашка? Ну что ты, балерин на своем веку не видал, и еще сто раз не увидишь?! Уйди, брат! Третий должен уйти! — зверски мигал Кригову Юра, но тот словно ослеп и никаких лисицынских семафоров не замечал. — О! Наши! Баласанян, покинутый товарищами, тоже выбрался дышать, и первым уви- дел этих. Через гомонящую толпу, раздвигая штатских в стороны, двигался прямо на них казачий патруль. Лисицын сразу протрезвел, подобрался, уставился вдаль, поверх голов. — Не за нами? — Мания преследования? — хохотнул Кригов. — Мания величия? Но Лисицын уже знал, что нет — не мания: он сцепился глазами с команди- ром патруля, и расцепиться уже не мог. Тот, заметив Кригова с Лисицыным, уско- рил шаг, и шел теперь не просто вперед, а именно к ним. Есаул, и с ним два сот- ника. Никакой это был не патруль. Это их арестовывать шли. Теперь даже Кригов это понял. Забрал растрепанные волосы. Посерьезнел. Бежать? Прятаться? Оружия при них не было: в увольнительные в Москве та- бельное, даже шашки, брать не дозволялось. Лисицын, собравшись, успел ре- шить, что главное — сохранить достоинство. Он оглянулся на Катю. — Тебе сейчас лучше уйти. Поздно. Есаул, держа руку на рукояти шашки, остановился напротив Лиси- цына. Шаркнул ногой. Насупился. — Сотник Лисицын, сотник Кригов? — Так точно, Ваше Высокоблагородие. — Извольте пройти с нами. Лисицын этого ждал с самого того момента, когда атаман Полуяров запнулся о палас в Георгиевской зале. Теперь вот отрубленная змеиная голова жалила их обоих — и он не сомневался, что укус будет смертельный. Кригов посмотрел на есаула. 232 Дмитрий Глуховский — Нас задерживают, что ли, Ваше Высокоблагородие? Катя упрямо стояла тут, не уходила. Хмурилась, не хотела прощаться с Лиси- цыным. — Задерживать? Нет. Есаул посмотрел на Катю с сомнением. — Не хотелось бы при штатских… Вас генерал Буря… Атаман вызывает. Новый. Прежний… Полуяров… Только что застрелился. 4 На следующий день Лисицын неуклюже вел Катю через парадную залу «Ме- трополя», где давали тот самый бал. На нем была опять парадная форма, сотни- чьи погоны прочно сидели на своих местах. На Кате — белое платье: бальное, но как будто подвенечное. К отелю гостей свозили «майбахами» — лакированными лимузинами, дово- енных, конечно, моделей, но безупречно выправленных у таджиков в их под- польных мастерских. Встречали прибывших вышколенные привратники в кам- золах и цилиндрах, в белых перчатках, одетые неизвестно по какой моде, но весьма впечатляюще. Потом передавали прибывших официантам, которые уго- щали тех канапе с икрой и шампанское крымское вручали им в хрустальных фу- жерах. От резных дубовых дверей громыхали духовые и литавры разгоняюще- гося оркестра. Лисицын старался подавить дрожь. Он до этого только на дискотеках в микрорайоне плясал; ну, в офицерском клубе разучивали что-то классическое, подходящее к белогвардейским кокар- дам — по будням курсы правильной речи и истории Российской империи, по вы- ходным — вот, кадриль. Но кадриль, не вальс. Катя ему приказала не трусить. Взяла его решительно и, притворяясь фарфо- ровой статуэткой у него в руках, повела по залу. Катя была ему по грудь, невесо- мая — она сказала, в балете и надо быть такой, чтобы партнеру легко было но- сить тебя на руках. Вальса Лисицын боялся очень, несмотря на приказ. Чтобы ему совсем не упасть в грязь лицом, они договорились с Катей встре- титься сначала с утра и репетировали три часа в каком-то разбомбленном дво- ре за Садовым. За это время он успел влюбиться в нее бесповоротно, но дви- гаться лучше не стал. Однако она поставила ему железное условие: вечером быть в «Метрополе». Зачем ей это потребовалось, он никак не мог понять. В тенях и с драматиче- скими ресницами, с обнаженными плечами и с какой-то совсем детской талией, ПОСТ 233 в этом странном платье, она явно была предназначена одному из жирных по- жилых щеголей во фраках, одному из лоснящихся молодых хлыщей, которых подвозили ко входу угольно-черные «майбахи», но никак не Юре — солдафону и лаптю. Юра это знал и поэтому потел, спотыкался и не мог произвести ни одной складной шутки. А Катя парила над землей, оделяла присутствующих улыбками и зря представляла Лисицына каким-то своим богемным приятелям со заковы- ристыми и незапоминающимися именами. Миг позора близился: вышел распорядитель, позвонил в колокольчик, по- просил поскорее расправиться с шампанским и вернуть хрусталь лакеям, потому что до собственно бала оставались уже минуты. Юра один фужер вернул, а дру- гой тут же подхватил и опрокинул в себя. И тут к ним приблизился какой-то неприятный с первого же взгляда человек, бывший бы высоким, если б не был весь скрючен, казавшийся бы моложавым, если бы так не молодился, и дребезжащим голосом с Катей поздоровался. Лиси- цын почувствовал, что она и рада его видеть, и не рада. С Юрой человек здоро- ваться не стал, вообще сквозь него глядел, будто на сотнике Лисицыне форма не офицерская была, а официантская. — Я гляжу, замену ты быстро нашла, — сказал он. — Я и не искала. Позвала первого из очереди, — Катя наклонила голову. — Очередь стоит отсюда и как раз до Большого. — Ну да. Первого из очереди. Разборчивой ты никогда ведь у нас не была. Катя сделала реверанс. — И ты тому живое свидетельство. — Шлюшка. Жалкая, — выдавил желчную улыбочку скрюченный человек. И тут же Лисицын, отпустив наконец сжимавшуюся с каждым дребезжащим словом пружину, опрокинул этого дерьмоеда отлаженной боксерской двойкой, вторым точно в челюсть. Нокаут. Налетела охрана, скрутили его под локти, выпихнули из «Метрополя», при- грозили вызвать полицию — и только из уважения к форме не стали. Он зажмурился, закурил. Постоял минуту-другую — Катя не появлялась. На душе был какой-то винегрет. Теперь хотя бы с вальсом этим гребаным позорить- ся не надо, сказал он себе. И то облегчение. А Катя все не выходила и не выходила. Может, упала перед этим упырем на колени, брызжет ему на лицо водичкой. Ведь она за этим сюда Лисицына и потащила — ткнуть им в лицо своему это- му папику, отомстить. Ну простите, не рассчитал. Ткнули так ткнули. Теперь из- виняется перед ним за дикаря. Да пошла она! 234 Дмитрий Глуховский Нет, как? Нельзя ее никуда отпускать… Она хорошая девчонка, и умеет быть простой, когда захочет: когда в этом разрушенном дворе Катя учила его шагам, наспех учила считать вальс — была нетерпеливая, но незлая, не заносчивая, сме- ялась его дурацким шуткам… Неужели все ради этого вот дефиле, ради того, что- бы с Юрой на поводке пройтись перед этим гадом? Вот: только Катя его и волновала. Катя для него была теперь — жизнь, она была будущее. 5 Генерал Буря, теперь уже полноправный атаман, достал из ящичка чужого стола коробочку, оттуда вытащил неловко, одной своей рукой, Георгиевский крест и воткнул булавку Баласаняну в грудь. Застегнуть не мог. — Дальше сам как-нибудь. Все, ступай, больно разит от тебя, братец. Баласанян, счастливый, фыркнул и вылетел вон. — Ты, Лисицын, можешь тоже идти. Юра посмотрел на Сашку Кригова. Тот ждал. Буря кивнул ему: — Кригов. С полковником Сургановым знакомы? Похожий на торговца мясом полковник, при атамане позволявший себе раз- валиться в кресле, приподнялся. Саша обернулся к Юре, кивнул ему, отпуская его. Лисицын отдал честь, но в дверях чуть замешкался, надеясь подслушать начало разговора. — Государь император после сегодняшнего инцидента вас приметил… Хочет повидаться с вами еще раз. У него для вас особое поручение. Ты что-то забыл, Лисицын? Юра притворил за собой тяжелую дверь. Что за особое поручение, Кригов ему так и не рассказал; через пару дней он пришел в штаб в подъесаульих погонах. Этого обмыть не успели — Лисицыну было приказано возвращаться на Кавказ, а Кригову — оставаться в Москве. Боль- ше они не виделись. Юре показалось, что Государь приметил не того, не тому доверился. Что тако- го Кригов сделал? Про Баласаняна рассказал, и только. А почему? А потому что у него и так все было, он и москвич, и докторский сын, и образование у него на- стоящее было. А Лисицын отчего смолчал? Оттого что тяжело в сотники выбивал- ся, и обратно в рядовые страшно было слететь. И вот опять все — Сашке: и зва- ние, и особое поручение, и императорская личная ласка… Приревновал, в общем, и зря. Потому что кесарю кесарево, а свинье — сви- нячье. И на Катю посягнул зря. ПОСТ 235 6 Катя выскочила на улицу минут через пять. За эти пять минут Лисицын успел уже с ней навсегда попрощаться и с разбитым сердцем вернуться к прохожде- нию службы на Кавказе, зарекся влюбляться и принял твердое решение если и не уйти после отставки в монастырь, то хотя бы точно не связываться ни с кем, кро- ме проституток, с которыми все, по крайней мере, заранее ясно. Катя его решимость мигом уничтожила. Поцеловала сразу в губы и сказала, что такого чудесного подарка ей никто давно не делал. Что сраженный Лисицыным мерзавец — видный меценат, важ- ный жертвователь Императорского балета, который в обмен на свои пожертво- вания выбирает себе жертв среди танцовщиц, ухаживаниями себя не утруждает, кордебалет называет своим курятником, и растерзав репутацию одной балери- ны, принимается сразу за другую. Но вот — коса нашла на камень в лице именно Кати, сказала Катя. Меценат такого простить не мог и принялся уничтожать Кати- ну карьеру, и пусть ей теперь конец в любом случае, но, по крайней мере, это было красиво. Она поцеловала его снова, и он ей безоговорочно поверил. До возвращения на Кавказ оставались еще два дня. Мало времени, очень мало. Чтобы не терять его зря, из постели они не вы- лезали вообще. На перроне Киевского вокзала, который, конечно, ни к какому Киеву давно уже поездов не отправлял, Катя не плакала. Она шутила беско- нечно — жестко и смешно — и на прощание попросила у Лисицына руки и сердца. 7 Полковник Сурганов, по виду — мясник, а по должности — начальник кон- трразведки, печально кивает. — А ты знаешь что-нибудь о задании, которое должен был выполнить сотник Кригов? — Никак нет! — отвечает по правде Лисицын. Мясник смотрит на него внимательно и добродушно. — Сотник Кригов возглавлял экспедицию, которую Государь отрядил к нашим восточным рубежам. За Волгу. — К мятежникам? — Ну… Мы-то считали, что никаких мятежников там уже давно нет. Или пере- дохли, или перебесились… Столько лет прошло. Ни слуху, ни духу. — Так точно. Дмитрий Глуховский — Но экспедиция Кригова пропала без вести. А бойцы там были отборные, из девятнадцатой отдельной бригады. Сурганов выбивает из пачки дорогую импортную сигарету, неизвестно как добытую и неизвестно как доставленную в Москву с враждебного Запада. Лиси- цын думает, что Сашка Кригов точно должен быть жив. Сурганов поджигает та- бак. Казаку курить не предлагает. — Хуже того, есть сведения, что взбунтовался крайний на этом направлении пограничный пост. Ярославский. — Бунт? Из-за чего? — Вот так. Мы тут… Проворонили. Из-за пертурбаций… Не решили вовремя проблемы со снабжением… А они оказались… Мда. Хотя я лично допускаю и дру- гое. Кое-что похуже. Проникновение провокаторов с другого берега Волги. Так или иначе… Мы хотели бы поручить тебе, братец, это дело. Он смотрит на Лисицына многозначительно. Лисицын стоит, выпучив глаза. Полковник ждет. — Навести там порядок? — озвучивает Лисицын. — Да хотя бы выяснить, — Сурганов пыхает дымом, — какого дьявола там тво- рится. Ну и да, навести порядок, если выйдет. И совсем хорошо, если ты разбе- решься, куда там запропастился твой друг Кригов. — Так точно. Мясник кивает. — А ты, брат, прямо-таки ничего и не слыхал о том, что там за мостом делает- ся? И что там во время войны было? — Никак нет, господин полковник! — по правде отвечает Лисицын. — Понятно. Ну, мы тебя введем в курс. И вот еще. На завтра ничего не плани- руй. Завтра, брат, тебя примет сам Государь император. — Меня? Лично? — у Лисицына голова кругом от такого. — Тебя, братец, тебя. Так что ты уж будь любезен, сегодня шибко не гуляй. Выспись. — Я… Я обязательно, Ваше Высокоблагородие… — А ты, Лисицын, хочешь, зови меня Иваном Олеговичем. По-домашнему как-то. Да, и колечко у тебя какое? Серебряное? Дай сюда, вот тебе от меня золотое, поноси до отъезда. |