А. Н. Чанышев ф ил ос о фи я древнего мирам рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов вузов
 Скачать 18.63 Mb.
|
|
Как бы ни был сомнителен скептицизм в позитивном отношении он всегда силен в своем критическом аспекте, так как он как кислота разъедает всякий догматизм, в том числе и религиозный — догматизм в квадрате, поскольку в религии догматизированы не только мысль но и слово. Впрочем, Карнеад боролся не против религии как таковой до этого философская мысль античности просто не нисходила, ведь обыденное религиозное мировоззрение находится на ином уровне, чем философское, а против теологии как части философии, против теологии все тех же стоиков, показывая противоречивость их философского учения о боге. Отводя довод в пользу религии от согласия всех, Карнеад правильно обращает внимание на то, что такого согласия никогда не было что всегда были люди, которые не верили в существование богов. Карнеад не приемлет и умозаключения от наличия у человека разума к наличию бога. Разум человека вовсе не божествен. Это доказывается тем, что человеческий разум, и это особенно актуально звучит сейчас, — источник чудовищных преступлений. Карнеад обратил внимание на внутреннюю противоречивость понятия о боге. Телесен или бестелесен бог Конечен он или же бесконечен Обладает ли он жизнью или лишен ее Всякий ответ на эти вопросы несостоятелен. Если бог живое существо, то он должен испытывать не только блаженство, но и скррбь, не только положительные, но и отрицательные эмоции, ибо без отрицательных эмоций и без скорби жизнь невозможна. А если бог нечто неживое, то какой же это бог Неживому не может быть присущ разума ведь когда думают о боге, то первым делом представляют его разумным. Если бог конечен то он ограниченно бог не может быть ограниченным. Нос другой стороны, если бог бесконечен, то он неподвижен ион нигде. Комментируя эти апории Карнеада, Плотин позднее скажет, что бог (Единое) и везде, и нигде, он выше мышления и жизни, но при этом сам Плотин впадет в еще большие противоречия, чем стоики, с которыми и полемизировал непосредственно Карнеад. Если, далее, бог телесен, то он преходящ, но бог должен' быть согласно своему понятию вечным. А если он бестелесен, то он не может никак влиять на телесное, на космос. Критикуя персонально стоика Клеанфа, Карнеад правильно заметил, что Клеанф подменил вопрос о том, существует ли бог, вопросом о том, почему люди веруют в существование богов. Таким образом Карнеад разделил вопрос о происхождении религии и вопрос о ее истинности Последующие схолархи Академии родственник Карнеада Кирен- ского Карнеад Младший, сын Полемарха (он сменил Карнеада Старшего в 137 г. до н.э., когда Карнеад Старший ослеп, Кратет из Тарса (131 — 127 гг.), которого не следует путать ни с Кратетом-киником, ни с более ранним Кратетом-академиком, Клитомах из Карфагена. Клитомах Карфагенский. Клитомах (187/6 — 110/9) был карфагенянином. Жизнь его была трагична его родной город был снесен с лица земли, его сограждане были или убиты, или проданы в рабство Настоящее имя его было Гасдрубал. В Карфагене он был философом Гасдрубал каким-то образом уцелел. Возможно, он покинул Карфаген еще до его падения. Только в сорок лет он приехал в Афины и стал слушать Карнеада» (IV, 67). Считается, что Клитомах родился в Карфагене в 187/6 г. до н.э., так что сорок лет ему было в 147/6. Это год гибели Карфагена. Приметив и одобрив его (Клитомаха. — А. Ч прилежание, Карнеад побудил его изучить греческую словесность и сам занимался с ним, — сказано у Диогена Лаэртского. В связи с этим Плутарх замечает. Мы удивляемся убедительной силе Карнеада, который побудил Клитомаха, карфагенянина по происхождению, носившего прежде имя Гасдрубала, усвоить эллинство» (Плутарх. О судьбе и доблести Александра. Речь первая, 5). Диоген же Лаэртский продолжает так Усердие его (Гасдрубала-Клитомаха. — А. Ч дошло до того что он написал 400 книг. И, став преемником Карнеада, он своими сочинениями более всего пролил света на его учение (IV,67). Именно Клитомах (Гасдрубал) записал мысли Карнеада. Учеником Клитомаха Карфагенского был Филон Ларисский, или Фессалийский (его не следует путать с Филоном Александрийским). Из всех вышеназванных академиков афинянами были лишь Платон, Спевсипп, Полемон и Кратет. Скептицизм Энесидема и Агрш ш ы После Клитомаха академический скептицизм начал сходить со сцены. Но зато второе рождение получил крайний скептицизм, который связывают с Энесидемом иАгриппой. Мы ничего, правда, не знаем о времени жизней Энесидема и Агриппы, да у нас и нет полной уверенности в том, что именно эти люди выдвинули те аргументы в пользу скептической традиции после Пиррона, Аркесилая и Карнеада, которые связывают сих именами. Нет также уверенности, что центром того скептицизма была Александрия, но, применяя принцип пробаби лизма, мы будем считать наиболее вероятным, что эти аргументы были выдвинуты именно Энесидемом и Агриппой, и что жили они в Александрии, и потому этот этап в развитии скептицизма можно называть, как это и делается, александрийскими что все это было во времена еще эллинистические, а не где-то в период Ранней Римской империи. Однако есть мнение, что Энесидем жил в Риме во времена Цицерона. Источниками наших знаний об этом скептицизме являются книги Секста Эмпирика и Диогена Лаэртского. Эти два источника соприкасаются. Здесь мы имеем элемент полемики совершенно неизвестного нам Диогена Лаэртского против также совершенно неизвестного нам Секста Эмпирика, из чего следует, что первый неизвестный жил позднее второго, атак как первый — Диоген — также не имеет никакого представления о неоплатонизме, то из этого и делают вывод, что Диоген жил не позднее III в, а Секст Эмпирик тем более не позднее. Полемика вызвана незначительным фактом Диоген упрекает Секста в том, что тот разошелся в нумерации десяти тропов» с ритором Фаворином Арелатским, который жил впервой половине II виз чего следует, что и Секст Эмпирики тем более Диоген Л аэртский жили не ранее этой самой первой половины II в. н.э. Если мы все же точно не знаем, когда и где жил Энесидем, то подлинно известно, что он происходил с острова Крит, из того самого Кносса, который был когда-то столицей Критской империи. Энесидем если это Энесидем) — автор сочинения, самоназвание которого — Восемь книг пирроновых речей — показывает, что в нем развиты исходные принципы скептицизма Пиррона. Содержание этих книг известно по Сексту Эмпирику, Диогену Лаэртскому и Фотию — византийскому православному теологу IX в. То что этот скептицизм более поздний и более развитый, чем исходный скептицизм Пиррона, видно из того, что исследование начинается с критики того умеренного академического скептицизма, о котором Пиррон ничего еще не мог знать, и как бы вторичного обоснования крайнего скептицизма. Аргументация в защиту крайнего скептицизма состоит в указании на противоречивость таких явлений, как изменение, движение, рождение и гибельна противоречивость самих понятий об этом, которая не дает возможности считать одно высказывание в равной мере более вероятным, чем противоположное ему. Таким образом, отрицается пробабилизм. Против пробабилизма и тем более догматизма говорит и учение этого позднего скептицизма о расхождении между чувственной и рациональной картинами мира. Продолжая атеистическую направленность скептицизма, Энесидем писали о непознаваемости богов. Наиболее интересны рассуждения Энесидема о причинности — рассуждения, в которых он явно предвосхищает и индийца Нагарджуну и араба аль-Газали, и шотландца Юма. Существует ли причинность Причинение Причинная связь между отдельными явлениями или группами явлений Энесидем обращает внимание на противоречивость самого понятия причины. Единообразие происходящего говорит о том, что между явлениями есть устойчивые связи, когда одно причинно порождает другое, отчего кошки рожают котята не слонят. Но как причина и произведенное ею действие соотносятся между собой во времени Энесидем правильно говорит о том, что действие не может быть до причины, но он неправ, утверждая, что причина и действие не могут сосуществовать, хотя, конечно, верно, что изменение в действии идет вслед за изменением в причине так, показания термометра сосуществуют с теплотой в комнате, хотя верно, что изменение степени теплоты в комнате предшествует изменению в термометре. Энесидем же думает, что причина может быть только до производимого ею действия. Но так или иначе возникает новый вопрос подобно ли действие своей причине или нет Если оно подобно, тонет смысла говорить о причине и действии, ведьмы различаем причину и действие лишь в той мере, в какой то и другое объективно различно. Если же это различно, то одно не может породить то, что качественно от него отличается, иначе мы допустили бы чудо. Кроме того, при познании мы познаем причину по ее действию, а действие — по произведшей его причине. Получается круг в познании, тупик, из которого нет выхода. Более подробно известны нам десять тропов» (способов, которые Секст Эмпирик водном своем сочинении связывает с именем Энесидема (Против ученых, а в другом (Три книги Пирроновых положений) — излагает анонимно. Первый способ обоснования скептицизма основывается на разнообразии живых существ, каждый вид которых по-своему воспринимает мир, имеет о нем свои представления, например, пчелы видят не те цвета, что видим мы, поэтому если те же самые предметы кажутся неодинаковыми смотря по различию между живыми существами, то мы можем сказать только, каким нам кажется этот предметно воздержимся от утверждения, каков он по природе. Конечно, могут возразить, что человек имеет превосходство перед животными, что его представления истиннее представлений животных, но это не совсем так, потому что животные превосходят человека в тонкости чувственного восприятия — например, собака превосходит человека в обоня нии. В связи с этим мы находим у Энесидема своего рода апологию собаки, в которой тонко высмеивается все тот же стоицизм собака мало в чем уступает стоическому мудрецу, она, как и стоик, отыскивая еду, выбирает надлежащее и избегает ненадлежащего (кнута. Отведав раз кнута, она, как и стоик, научается надлежащему. Она добродетельна, так как воздает каждому по заслугам машет хвостом перед теми, кто ее кормит, и кусает чужих и обидчиков. Собака понятлива — ведь в Одиссее только пес Аргос узнал Одиссея. Собака обладает и способностями к диалектике. Это должен был признать и сам стоик Хрисипп. Ведь сам Хрисипп рассказывало том, что преследующая дичь собака, достигнув места, где дорога расходится натри стороны, обнюхивает только две из этих новых дороги, если там она не находит запаха дичи, то бежит по третьей, уже не обнюхав ее. Таким образом, собака сделала умозаключение дичь могла побежать только по одной из трех дорог — по двум из них она не побежала, значит, она побежала по третьей. Итак, животные не уступают человеку ни остротой ощущений, ни разумом, а потому мы не можем ставить наши представления выше представлений животных. Второй способ обоснования скептицизма основан на различии между людьми, когда одно и тоже оказывает на разных людей неодинаковое воздействие, ибо тело скифа отличается от тела индийца. В Аттике была одна старуха, которая могла безболезненно для себя выпить большое количество цикуты, малым количеством которой был отравлен Сократ. Третий способ обоснования скептицизма основывается на различных устройствах органов чувств, вследствие чего один и тот же предмет воспринимается разными органами по-разному. Например, мед на вид неприятен, на вкус же приятен, яблоко для глаза желто, для вкуса сладко, для носа благоуханно, для руки гладко, для уха молчаливо. Что же тогда яблоко само по себе? Четвертый способ обоснования скептицизма основан на различии в условиях восприятия одного итого же предмета одними тем же органом чувств голодному приятна та пища, которая сытому покажется отвратительной, влюбленному в урода урод представляется прекрас ным. Эти четыре способа обоснования скептицизма называются тропами от судящего, ибо здесь фиксируется то несомненное явление, что представления о предметах зависят от различий внутри самого субъекта и от различий между субъектами. Пятый способ основывается на разнице в положениях, расстояниях ив местах. В зависимости от положения по отношению к нам предмета, в зависимости от его расстояния от нас, в зависимости оттого места, где находится предмет, этот предмет кажется нам разным. Так, например, шея голубя меняет свой цвет в зависимости от своего наклона по отношению к нам (положение. Огонь костра ярок в темноте и тускл при свете дня (место. Корабль вдали мала вблизи велик (расстояние). Шестой способ основывается на роли примесей к предмету — ведь ничто не существует изолированно, а потому и не воспринимается изолированно, не говоря уже о том, что при восприятии предмета к нему примешивается и разум субъекта. Седьмой способ обоснования скептицизма основан на соотношениях вещей и устройствах подлежащих предметов песок и мягок (в целом, и жесток (в своих песчинках, вода в разных количествах имеет разный цвет. Одно и тоже в малом количестве полезно, а в большом вредно (ведь лечат ядами). Восьмой способ основан на том, относительно чего, ведь все существует в отношении к чему-нибудь, в том числе ив отношении к судящему, так что мы не можем сказать, какова каждая вещь по своей природе ив чистом виде (этот троп дублирует шестой). Девятый способ основан на постоянной или редкой встречаемости, когда одни и те же вещи кажутся ценными только потому, что они редко встречаются. Если бы золото валялось на земле, как обычные камни, то никто и не ценил бы его так высоко. Десятый способ основан на различиях в обычаях, в законах, в баснословных верованиях ив догматических предложениях. Здесь Энесидем пытается различить закон и обычай закон — писаный договор между составляющими государство лицами, и нарушитель его непременно наказывается, тогда как обычай — нечто общепризнанное между людьми самими по себе, вне государства, и нарушающий обычай наказывается нечасто. Закон запрещает, а обычай не позволяет, но и законы и обычаи разные у разных народов, например, у египтян можно жениться на сестрах, ау греков это запрещено. Особенно интересны наблюдения Энесидема над расхождением между мифологией и философией, например, у Гомера охваченный горем Зевс роняет капли крови, тогда как философия учит, что бог не может страдать. Нетрудно заметить, что седьмой (предметы в разных количествах по-разному воспринимаются и т. д) и девятый тропы (редкость лредметов) исходят из объекта, а пятый, шестой и восьмой тропы — из субъекта и из объекта, из их отношения. Десятый же троп стоит особо — это как бы социально-моральный способ обоснования скеп тицизма. К тропам Энесидема можно многое добавить. Мы знаем, что при приближении к нам источника колебаний частота воспринимаемого нами колебания возрастает, а при удалении от нас этого источника частота уменьшается, хотя объективно ничего не меняется, поэтому гудок паровоза при его приближении к нам кажется более пронзительным, чем при его удалении. При увеличении скорости приближения к источнику света красный цвет становится зеленым, фиолетовым, ультрафиолетовым, те. уже невидимым, а при увеличении скорости удаления от источника зеленого света его цвет становится желтым, оранжевым, красным, инфракрасным, опять-таки невидимым, так что перед ракетой и позади нее возникают черные пятна, иона движется как в черном туннеле. Агриппа. Более младшие скептики, которые не названы Секстом Эмпириком по именам, тогда как Диоген Лаэртский называет их последователями Агриппы» (IX, 8 8 ), свели все десять тропов в один третий троп относительно чего — и дополнили этот троп четырьмя новыми В первом из этих пяти тропов говорится о разноречивости во мнениях философов и ученых, во втором тропе о том, что мы, доказывая, опираемся на то, что само нуждается в доказательстве, итак далее до бесконечности (троп об удалении в бесконечность. Четвертый троп о предположении говорит о том, что если мы хотим избежать такого удаления, то мы должны принять что-то за истинное без обоснования и доказательства. Пятый троп последователей Аг риппы», а может быть, и самого Агриппы говорит о том, что мы не можем выйти из колеса взаимодоказуемости, когда то, что должно служить подтверждением исследуемой вещи, нуждается во взаимном от нее подкреплении. О третьем тропе мы уже сказали. Все эти и десять, и пять способов обоснования скептицизма указывают на реальные сложности, противоречия и относительности в сферах и чувственного, и рационального познания. Скептицизм сего антидогматизмом имел большое эвристическое значение в истории философии и, отрицая на первый взгляд возможность истины, служил разработке методологии научного познания. Э КЛ Е К Т ИЗ М Эклектизм — закономерное следствие скептицизма, который сделал антифилософские выводы из философского плюрализма, из различий и даже противоречий между школами философии, которых до Пиррона, Аркесилая и Карнеада было уже немало и школ, и различий и противоречий. Об этом прямо говорит первый троп Агриппы — о разноречивости, где имеются ввиду противоречия и разноречия в мнениях философов по одними тем же проблемами вопросам. Отсюда естественное стремление преодолеть этот грех философии путем примирения философских систем и учений, путем отбора из их состава лучших их частей. Слово эклектизм поэтому и происходит от древнегреческого глагола «эклего», что означает выбираю, избираю, отбираю, отчего «эклектикос»— способный выбирать, выбирающий. Так что эклектик — тот, кто выбирает и отбирает, при этом подразумевается, что отбирается лучшее, а не худшее. Так что ничего предосудительного в исходном значении термина эклектизм нет. Однако этот термин принято употреблять в предосудительном смысле, когда говорят, что эклектизм — беспринципное и непоследовательное сочетание учений, которые не могут без противоречия быть объединены водном воззрении, а.эклектика — ненаучный методологический прием, стремление соединить несоединимое, создавая лишенное органического единства и жизнеспособности целое (что, конечно, не может быть сознательным намерением эклектика. Поэтому эклектические философские системы — не системы в полном смысле этого слова, ибо в них нет высшего синтеза, нет высшей точки зрения, которая позволила бы свести в единство разное, представить в качестве моментов одного учения то, что до этого выступало как будто бы непримиримым. Такой высшей точкой зрения для Платона была его теория идей, которая позволяла соединить водно органическое целое и учение пифагорейцев о числах как сущностях, и учение атомистов о физической пустоте, хотя, конечно, принципиально материалистические и атеистические тезисы отторгались. Древнегреческий философский синтез эпохи позднего эллинизма, когда философия утратила свой творческий дух, не мог иметь такой высшей точки зрения, дающей возможность произвести органический синтеза потому и оказывался эклектическим в дурном смысле этого слова, хотя необходимо отметить, что этот эклектизм выполнял ту положительную роль, что был преддверием действительно органического синтеза в будущем неоплатонизме. Вообще же древнегреческий эклектизм — симптом упадка европейской философии во II-I вв. дон. э. — проникает в большинство тогдашних философских школ академиков, перипатетиков, стоиков и даже скептиков. Меньше был затронут эклектизмом эпикуреизм — и это благодаря его непримиримости и бескомпромиссности, а также благодаря его замкнутости, отсутствию интереса к другим философским школам, как об этом говорится у Цицерона. |