Куприн А. - Яма. Александр Иванович Куприн
Скачать 1.32 Mb.
|
II Пассажирский поезд весело бежал с юга на север, пересекая золотые хлебные поля и прекрасные дубо- вые рощи, с грохотом проносясь по железным мостам над светлыми речками, оставляя после себя крутящи- еся клубы дыма. В купе второго класса, даже при открытом окне, сто- яла страшная духота и было жарко. Запах серного дыма першил в горле. Качка и жара совсем утомили пассажиров, кроме одного, веселого, энергичного, по- движного еврея, прекрасно одетого, услужливого, об- щительного и разговорчивого. Он ехал с молодой жен- щиной, и сразу было видно, особенно по ней, что они молодожены: так часто ее лицо вспыхивало неожи- данной краской при каждой, самой маленькой нежно- сти мужа. А когда она подымала свои ресницы, чтобы взглянуть на него, то глаза ее сияли, как звезды, и ста- новились влажными. И лицо ее было так прекрасно, как бывают только прекрасны лица у молодых влюб- ленных еврейских девушек, – все нежно-розовое, с розовыми губами, прелестно-невинно очерченными, и с глазами такими черными, что на них нельзя было различить зрачка от райка. Не стесняясь присутствия трех посторонних людей, он поминутно расточал ласки, и, надо сказать, до- вольно грубые, своей спутнице. С бесцеремонностью обладателя, с тем особенным эгоизмом влюбленного, который как будто бы говорит всему миру: «Посмот- рите, как мы счастливы,-ведь это и вас делает счаст- ливыми, не правда ли?»-он то гладил ее по ноге, ко- торая упруго и рельефно выделялась под платьем, то щипал ее за щеку, то щекотал ей шею своими жест- кими, черными, завитыми кверху усами… Но хотя он и сверкал от восторга, однако что-то хищное, опас- ливое, беспокойное мелькало в его часто моргавших глазах, в подергивании верхней губы и в жестком ри- сунке его бритого, выдвинувшегося вперед квадрат- ного подбородка, с едва заметным угибом посредине. Против этой влюбленной парочки помещались трое пассажиров: отставной генерал, сухонький, опрятный старичок, нафиксатуаренный, с начесанными напе- ред височками; толстый помещик, снявший свой крах- мальный воротник и все-таки задыхавшийся от жары и поминутно вытиравший мокрое лицо мокрым плат- ком, и молодой пехотный офицер. Бесконечная раз- говорчивость Семена Яковлевича (молодой человек уже успел уведомить соседей, что его зовут Семен Яковлевич Горизонт) немного утомляла и раздража- ла пассажиров, точно жужжание мухи, которая в зной- ный летний день ритмически бьется об оконное стек- ло закрытой душной комнаты. Но он все-таки умел подымать настроение: показывал фокусы, рассказы- вал еврейские анекдоты, полные тонкого, своеобраз- ного юмора. Когда его жена уходила на платформу освежиться, он рассказывал такие вещи, от которых генерал расплывался в блаженную улыбку, помещик ржал, колыхая черноземным животом, а подпоручик, только год выпущенный из училища, безусый маль- чик, едва сдерживая смех и любопытство, отворачи- вался в сторону, чтобы соседи, не видели, что он крас- неет. Жена ухаживала за Горизонтом с трогательным, на- ивным вниманием: вытирала ему лицо платком, об- махивала его веером, поминутно поправляла ему гал- стук. И лицо его в эти минуты становилось смеш- но-надменным и глупо-самодовольным. – А позвольте узнать, – спросил, вежливо покашли- вая, сухонький генерал. – Позвольте узнать, почтен- нейший, чем вы изволите заниматься? – Ах, боже мой! – с милой откровенностью возразил Семен Яковлевич. – Ну, чем может заниматься в наше время бедный еврей? Я себе немножко коммивояжер и комиссионер. В настоящее время я далек от дела. Вы, хе! хе! хе! сами понимаете, господа. Медовый ме- сяц, – не красней, Сарочка, – это ведь не по три раза в год повторяется. Но потом мне придется очень много ездить и работать. Вот мы приедем с Сарочкой в го- род, нанесем визиты ее родственникам, и потом опять в путь. На первый вояж я думаю взять с собой жену. Знаете, вроде свадебного путешествия. Я представи- тель Сидриса и двух английских фирм. Не угодно ли поглядеть: вот со мной образчики… Он очень быстро достал из маленького красивого, желтой кожи, чемодана несколько длинных картонных складных книжечек и с ловкостью портного стал раз- ворачивать их, держа за один конец, отчего створки их быстро падали вниз с легким треском. – Посмотрите, какие прекрасные образцы: совсем не уступают заграничным. Обратите внимание. Вот, например, русское, а вот английское трико или вот кангар и шевиот. Сравните, пощупайте, и вы убеди- тесь, что русские образцы почти не уступают загра- ничным. А ведь это говорит о прогрессе, о росте куль- туры. Так что совсем напрасно Европа считает нас, русских, такими варварами. Итак, мы нанесем наши семейные визиты, посмот- рим ярмарку, побываем себе немножко в Шато-де- Флер, погуляем, пофланируем, а потом на Волгу, вниз до Царицына, на Черное море, по всем курортам и опять к себе на родину, в Одессу. – Прекрасное путешествие, – сказал скромно под- поручик. – Что и говорить, прекрасное, – согласился Семен Яковлевич, – но нет розы без шипов. Дело коммивоя- жера чрезвычайно трудное и требует многих знаний, и не так знаний дела, как знаний, как бы это сказать… человеческой души. Другой человек и не хочет дать заказа, а ты его должен уговорить, как слона, и до тех пор уговариваешь, покамест он не почувствует ясно- сти и справедливости твоих слов. Потоку что я берусь только исключительно за дела совершенно чистые, в которых нет никаких сомнений. Фальшивого или дур- ного дела я не возьму, хотя бы мне за это предла- гали миллионы. Спросите где угодно, в любом мага- зине, который торгует сукнами или подтяжками Глу- ар, – я тоже представитель этой фирмы, – или пугови- цами Гелиос, – вы спросите только, кто такой Семен Яковлевич Горизонт, – и вам каждый ответит: «Семен Яковлевич, – это не человек, а золото, это человек бескорыстный, человек брильянтовой честности». – И Горизонт уже разворачивал длинные коробки с патен- тованными подтяжками и показывал блестящие кар- тонные листики, усеянные правильными рядами раз- ноцветных пуговиц. – Бывают большие неприятности, когда место изби- то, когда до тебя являлось много вояжеров. Тут ниче- го не сделаешь: даже тебя совсем не слушают, только махают себе руками. Но это только для других. Я – Го- ризонт! Я сумею его уговорить, как верблюда от госпо- дина Фальцфейна из Новой Аскании. Но еще непри- ятнее бывает, когда сойдутся в одном городе два кон- курента по одному и тому же делу. Да и еще хуже бы- вает, когда какой-нибудь шмаровоз и сам не сможет ничего и тебе же дело портит. Тут на всякие хитро- сти пускаешься: напоишь его пьяным или пустишь ку- да-нибудь по ложному следу. Нелегкое ремесло! Кро- ме того, у меня еще есть одно представительство – это вставные глаза и зубы. Но дело невыгодное. Я хо- чу его бросить. Да и всю эту работу подумываю оста- вить. Я понимаю, хорошо порхать, как мотылек, че- ловеку молодому, в цвете сил, но раз имеешь жену, а может быть и целую семью… – Он игриво похло- пал по ноге женщину, отчего та сделалась пунцовой и необыкновенно похорошела. – Ведь нас, евреев, гос- подь одарил за все наши несчастья плодородием… то хочется иметь какое-нибудь собственное дело, хочет- ся, понимаете, усесться на месте, чтобы была и своя хата, и своя мебель, и своя спальня, и кухня. Не так ли, ваше превосходительство? – Да… да… э-э… Да, конечно, конечно, – снисходи- тельно отозвался генерал. – И вот я взял себе за Сарочкой небольшое прида- ное. Что значит небольшое приданое?! Такие деньги, на которые Ротшильд и поглядеть не захочет, в моих руках уже целый капитал. Но надо сказать, что и у ме- ня есть кое-какие сбережения. Знакомые фирмы да- дут мне кредит. Если господь даст, мы таки себе будем кушать кусок хлеба с маслицем и по субботам вкус- ную рыбу-фиш. – Прекрасная рыба: щука по-жидовски! – сказал за- дыхающийся помещик. – Мы откроем себе фирму «Горизонт и сын». Не правда ли, Сарочка, «и сын»? И вы, надеюсь, гос- пода, удостоите меня своими почтенными заказами? Как увидите вывеску «Горизонт и сын», то прямо и вспомните, что вы однажды ехали в вагоне вместе с молодым человеком, который адски оглупел от любви и от счастья. – Об-бязательно! – сказал помещик. И Семен Яковлевич сейчас же обратился к нему: – Но я тоже занимаюсь и комиссионерством. Про- дать имение, купить имение, устроить вторую заклад- ную – вы не найдете лучшего специалиста, чем я, и притом самого дешевого. Могу вам служить, если понадобится, – и он протянул с поклоном помещику свою визитную карточку, а кстати уже вручил по кар- точке и двум его соседям. Помещик полез в боковой карман и тоже вытащил карточку. – «Иосиф Иванович Венгженовский», – прочитал вслух Семен Яковлевич. – Очень, очень приятно! Так вот, если я вам понадоблюсь… – Отчего же? Может быть… – сказал раздумчиво помещик. – Да что: может быть, в самом деле, нас свел благоприятный случай! Я ведь как раз еду в К. насчет продажи одной лесной дачи. Так, пожалуй, вы того, наведайтесь ко мне. Я всегда останавливаюсь в Гранд-отеле. Может быть, и сладим что-нибудь. – О! Я уже почти уверен, дражайший Иосиф Ивано- вич, – воскликнул радостный Горизонт и слегка кончи- ками пальцев потрепал осторожно по коленке Венг- женовского.Уж будьте покойны: если Горизонт за что- нибудь взялся, то вы будете благодарить, как родного отца, ни более ни менее! Через полчаса Семен Яковлевич и безусый подпо- ручик стояли на площадке вагона и курили. – Вы часто, господин поручик, бываете в К.? – спро- сил Горизонт. – Представьте себе, только в первый раз. Наш полк стоит в Чернобобе. Сам я родом из Москвы. – Да, ай, ай! Как это вы так далеко забрались?. – Да так уж пришлось. Не было другой вакансии при выпуске. – Да ведь Чернобоб же – это дыра! Самый паскуд- ный городишко во всей Подолии. – Правда, но уж так пришлось. – Значит, теперь молодой господин офицер едет в К., чтобы немножко себе развлечься? – Да. Я думаю там остановиться денька на два, на три. Еду я, собственно, в Москву. Получил двухмесяч- ный отпуск, но интересно было бы по дороге погля- деть город. Говорят, очень красивый;. – Ох! Ч!то вы мне будете говорить? Замечательный город! Ну, совсем европейский город. Если бы вы зна- ли, какие улицы,, электричество, трамваи, театры! А если бы вы знали, какие кафешантаны! Вы сами себе пальчики оближете. Непременно, непременно сове- тую вам, молодой человек, сходите в Шато-де-Флер, в Тиволи, а также проезжайте на остров. Это что-ни- будь особенное. Какие женщины, ка-ак-кие женщины! Поручик покраснел, отвел глаза и спросил дрогнув- шим голосом: – Да, мне приходилось слышать. Неужели так кра- сивы? – Ой! Накажи меня бог! Поверьте мне, там вовсе нет красивых женщин. – То есть как это? – А так: там только одни красавицы. Вы понимае- те, какое счастливое сочетание кровей: польская, ма- лорусская и еврейская. Как я вам завидую, молодой человек, что вы свободный и одинокий. В свое вре- мя я таки показал бы там себя! И замечательнее все- го, что необыкновенно страстные женщины. Ну прямо как огонь! И знаете, что еще? – спросил он вдруг мно- гозначительным шепотом. – Что?! – испуганно спросил подпоручик. – Замечательно то, что нигде – ни в Париже, ни в Лондоне, – поверьте, это мне рассказывали люди, ко- торые видели весь белый свет, – никогда нигде таких утонченных способов любви, как в этом городе, вы не встретите. Это что-нибудь особенное, как говорят на- ши еврейчики. Такие выдумывают штуки, которые ни- какое воображение не может себе представить. С ума можно сойти! – Да неужели? – тихо проговорил подпоручик, у ко- торого захлестнуло дыхание. – Да накажи меня бог! А впрочем, позвольте, моло- дой человек! Вы сами понимаете. Я был холостой, и, конечно, понимаете, всякий человек грешен… Теперь уж, конечно, не то. Записался в инвалиды. Но от преж- них дней у меня осталась замечательная коллекция. Подождите, я вам сейчас покажу ее. Только, пожалуй- ста, смотрите осторожнее. Горизонт боязливо оглянулся налево и направо и извлек из кармана узенькую длинную сафьяновую ко- робочку, вроде тех, в которых обыкновенно хранятся игральные карты, и протянул ее подпоручику. – Вот, поглядите. Только прошу осторожнее. Подпоручик принялся перебирать одну за другой карточки простой фотографии и цветной, на которых во всевозможных видах изображалась в самых скот- ских образах, в самых неправдоподобных положени- ях та внешняя сторона любви, которая иногда делает человека неизмеримо ниже и подлее павиана. Гори- зонт заглядывал ему через плечо, подталкивал лок- тем и шептал: – Скажите, разве это не шик? Это же настоящий па- рижский и венский шик! Подпоручик пересмотрел всю коллекцию от начала до конца. Когда он возвращал ящичек обратно, то ру- ка у него дрожала, виски и лоб были влажны, глаза помутнели и по щекам разлился мраморно-пестрый румянец. – А знаете что? – вдруг воскликнул весело Гори- зонт. – Мне все равно: я человек закабаленный. Я, как говорили в старину, сжег свои корабли… сжег все, чему поклонялся. Я уже давно искал случая, чтобы сбыть кому-нибудь эти карточки. За ценой я не осо- бенно гонюсь. Я возьму только половину того, что они мне самому стоили. Не желаете ли приобрести, гос- подин офицер? – Что же… Я то есть… Почему же?.. Пожалуй… – И прекрасно! По случаю такого приятного знаком- ства я возьму по пятьдесят копеек за штуку. Что, до- рого? Ну, нехай, бог с вами! Вижу, вы человек дорож- ный, не хочу вас грабить: так и быть по тридцать. Что? Тоже не дешево?! Ну, по рукам. Двадцать пять копе- ек штука! Ой! Какой вы несговорчивый! По двадцать! Потом сами меня будете благодарить! И потом знае- те что? Я когда приезжаю в К., то всегда останавлива- юсь в гостинице «Эрмитаж». Вы меня там очень про- сто можете застать или рано утречком, или часов око- ло восьми вечера. У меня есть масса знакомых пре- хорошеньких дамочек. Так я вас познакомлю. И пони- маете, не за деньги. О нет. Просто им приятно и весе- ло провести время с молодым, здоровым, красивым мужчиной, вроде вас. Денег не надо никаких абсолют- но. Да что там! Они сами охотно заплатят за вино, за бутылку шампанского. Так помните же; «Эрмитаж», Горизонт. А если не это, то все равно помните!.. Мо- жет быть, я вам буду полезен. А карточки – это такой товар, такой товар, что он никогда у вас не залежит- ся. Любители дают по три рубля за экземпляр. Ну, это, конечно, люди богатые, старички. И потом, вы знае- те, – Горизонт нагнулся к самому уху офицера, прищу- рил один глаз и произнес лукавым шепотом, – знаете, многие дамы обожают эти карточки. Ведь вы человек молодой, красивый: сколько у вас еще будет романов! Получив деньги и тщательно пересчитав их, Гори- зонт еще имел нахальство протянуть и пожать руку подпоручику, который не смел на него поднять глаз, и, оставив его на площадке, как ни в чем не бывало, вернулся в коридор вагона. Это был необыкновенно общительный человек. По дороге к своему купе он остановился около малень- кой прелестной трехлетней девочки, с которой дав- но уже издали заигрывал и строил ей всевозможные смешные гримасы. Он опустился перед ней на корточ- ки, стал ей делать козу и сюсюкающим голосом рас- спрашивал: – А сто, куда зе балисня едет? Ой, ой, ой! Такая бо- льсая! Едет одна, без мамы? Сама себе купила билет и еде! одна? Ай! Какая нехолосая девочка. А где же у девочки мама? В это время из купе показалась высокая, красивая, самоуверенная женщина и сказала спокойно: – Отстаньте от ребенка. Что за гадость привязы- ваться к чужим детям! Горизонт вскочил на ноги и засуетился: – Мадам! Я не мог удержаться… Такой чудный, та- кой роскошный и шикарный ребенок! Настоящий ку- пидон! Поймите, мадам, я сам отец, у меня у самого дети… Я не мог удержаться от восторга!.. Но дама повернулась к нему спиной, взяла девочку за руку и пошла с ней в купе, оставив Горизонта рас- шаркиваться и бормотать комплименты и извинения. Несколько раз в продолжение суток Горизонт захо- дил в третий класс, в два вагона, разделенные друг от друга чуть ли не целым поездом. В одном вагоне си- дели три красивые женщины в обществе черноборо- дого, молчаливого сумрачного мужчины. С ним Гори- зонт перекидывался странными фразами на каком-то специальном жаргоне. Женщины глядели на него тре- вожно, точно желая и не решаясь о чем-то спросить. Раз только, около полудня, одна из них позволила се- бе робко произнести: – Так это правда? То, что вы говорили о месте?.. Вы понимаете, у меня как-то сердце тревожится! – Ах! Что вы, Маргарита Ивановна! Уж раз я сказал, то это верно, как в государственном банке. Послушай- те, Лазер, – обратился он к бородатому, – сейчас бу- дет станция. Купите барышням разных бутербродов, каких они пожелают. Поезд стоит двадцать пять минут – Я бы хотела бульону, – несмело произнесла ма- ленькая блондинка, с волосами, как спелая рожь, и с глазами как васильки. – Милая Бэла, все, что вам угодно! На станции я пойду и распоряжусь, чтобы вам принесли бульону с мясом и даже с пирожками. Вы не беспокойтесь. Ла- зер, я все это сам еде лаю. В другом вагоне у него был целый рассадник жен- щин, человек двенадцать или пятнадцать, под пред- водительством старой толстой женщины с огромны- ми, устрашающими, черными бровями. Она говорила басом, а ее жирные подбородки, груди и животы ко- лыхались под широким капотом в такт тряске вагона, точно яблочное желе. Ни старуха, ни молодые жен- щины не оставляли ни малейшего сомнения относи- тельно своей профессии. Женщины валялись на скамейках, курили, играли в кар ты, в шестьдесят шесть, пили пиво. Часто их за- дирала мужская публика вагона, и они отругивались бесцеремонным языком, сиповатыми голосами. Мо- лодежь угощала их папиросами и вином. Горизонт был здесь совсем неузнаваем: он был ве- личественно-небрежен и свысока-шутлив. Зато в каж- дом слове, с которым к нему обращались его клиент- ки, слышалось подобострастное заискивание. Он же, осмотрев их всех – эту странную смесь румынок, ев- реек, полек и русских – и удостоверясь, что все в по- рядке, распоряжался насчет бутербродов и величе- ственно удалялся. В эти минуты он очень был похож на гуртовщика, который везет убойный скот по желез- ной дороге и на станции заходит поглядеть на него и задать корму. После этого он возвращался в свое купе а опять начинал миндальничать с женой, и еврейские анекдоты, точно горох, сыпались из его рта. При больших остановках он выходил в буфет для того только, чтобы распорядиться о своих клиентках. Сам же он говорил соседям: – Вы знаете, мне все равно, что трефное, что ко- шерное. Я не признаю никакой разницы. Но что я мо- гу поделать с моим желудком! На этих станциях черт знает какой гадостью иногда накормят. Заплатишь ка- ких-нибудь три-четыре рубля, а потом на докторов пролечишь сто рублей. Вот, может быть, ты, Сароч- ка, – обращался он к жене, – может быть, сойдешь на станцию скушать что-нибудь? Или я тебе пришлю сю- да? Сарочка, счастливая его вниманием, краснела, си- яла ему благодарными глазами и отказывалась. – Ты очень добрый, Сеня, но только мне не хочется. Я сыта. Тогда Горизонт доставал из дорожной корзинки ку- рицу, вареное мясо, огурцы и бутылку палестинского вина, не торопясь, с аппетитом закусывал, угощал же- ну, которая ела очень жеманно, оттопырив мизинчи- ки своих прекрасных белых рук, затем тщательно за- ворачивал остатки в бумагу и не торопясь аккуратно укладывал их в корзинку. Вдали, далеко впереди паровоза, уже начали по- блескивать золотыми огнями купола колоколен. Мимо купе прошел кондуктор и сделал Горизонту какой-то неуловимый знак. Тот сейчас же вышел вслед за кон- дуктором на площадку. – Сейчас контроль пройдет, – сказал кондуктор, – так уж вы будьте любезны постоять здесь с супругой на площадке третьего класса. – Ну, ну, ну! – согласился Горизонт. – А теперь пожалуйте денежки, по уговору. – Сколько же тебе? – Да как уговорились: половину приплаты, два руб- ля восемьдесят копеек. – Что?! – вскипел вдруг Горизонт. – Два рубля во- семьдесят копеек?! Что я сумасшедший тебе дался? На тебе рубль, и то благодари бога! – Простите, господин! Это даже совсем несообраз- но: ведь уговаривались мы с вами? – Уговаривались, уговаривались!.. На тебе еще пол- тинник и больше никаких. Что это за нахальство! А я еще заявлю контролеру, что безбилетных возишь. Ты, брат, не думай! Не на такого напал! Глаза у кондуктора вдруг расширились, налились кровью. – У! Жидова! – зарычал он. – Взять бы тебя, подле- ца, да под поезд! Но Горизонт тотчас же петухом налетел на него: – Что?! Под поезд?! А ты знаешь, что за такие сло- ва бывает?! Угроза действием! Вот я сейчас пойду и крикну «караул!» и поверну сигнальную ручку, – и он с таким решительным видом схватился за рукоятку две- ри, что кондуктор только махнул рукой и плюнул. – Подавись ты моими деньгами, жид пархатый! Горизонт вызвал из купе свою жену: – Сарочка! Пойдем посмотрим на платформу: там виднее. Ну, так красиво, – просто, как на картине! Сара покорно пошла за ним, поддерживая нелов- кой рукой новое, должно быть, впервые надетое пла- тье, изгибаясь и точно боясь прикоснуться к двери или к стене. Вдали, в розовом праздничном тумане вечерней за- ри, сияли золотые купола и кресты. Высоко на горе бе- лые стройные церкви, казалось, плавали в этом цве- тистом волшебном мареве. Курчавые леса и кустар- ники сбежали сверху и надвинулись над самым овра- гом. А отвесный белый обрыв, купавший свое подно- жье в синей реке, весь, точно зелеными жилками и бо- родавками, был изборожден случайными порослями. Сказочно прекрасный древний город точно сам шел навстречу поезду. Когда поезд остановился. Горизонт приказал но- сильщикам отнести вещи в первый класс и велел же- не идти за ним следом. А сам задержался в выходных дверях, чтобы пропустить обе свои партии. Старухе, наблюдавшей за дюжиной женщин, он коротко бросил на ходу: – Так помните, мадам Берман! Гостиница «Амери- ка», Иванюковская, двадцать два! А чернобородому мужчине он сказал: – Не забудьте, Лазер, накормить девушек обедом и сведите их куда-нибудь в кинематограф. Часов в одиннадцать вечера ждите меня. Я приеду погово- рить. А если кто-нибудь будет вызывать меня экстрен- но, то вы знаете мой адрес: «Эрмитаж». Позвоните. Если же там меня почему-нибудь не будет, то забеги- те в кафе к Рейману или напротив, в еврейскую сто- ловую. Я там буду кушать рыбу-фиш. Ну, счастливого пути! |