Главная страница
Навигация по странице:

  • Критерий добросовестности или же злонамерен­ности самих действий, в особенности же в делах граж­данских, представляющих большую сложность при разбирательстве, не годится для выяснения прав сто­

  • РУССО (Р.ООКЕАО) ЖАН-ЖАК (1712-1778]

  • Методология юридических надк (рационализм) Руссо Ж.-Ж. Рассуждения и происхождении и основаниях неравенства между людьми

  • Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, оно Принципы политического права Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах [...].

  • Государственная впасть [против разделения власти с точки зрения народного суверенитета; разграничение функций государственных органов вместо разуепения власти]

  • Руссо

  • Итак, я называю Правительством или верховным управлением осуществление исполнительной власти согласно законам, а государем или магистратом челове­ка или корпус, на которые возложено это управление.

  • Хрестоматия по тгп Радько. Хрестоматия по теории государства и права


    Скачать 3 Mb.
    НазваниеХрестоматия по теории государства и права
    АнкорХрестоматия по тгп Радько.doc
    Дата09.03.2017
    Размер3 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаХрестоматия по тгп Радько.doc
    ТипДокументы
    #3590
    страница4 из 73
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   73

    IX. Опровержение мнения, согласно которому ко­роль и народ находятся в постоянной взаимной зави­симости.

    1. Другие измышляют взаимное подчинение царя и народа, так что народ в целом обязан повиноваться праведно правящему царю, а если царь плохо правит, то он подчиняется народу. Если бы сторонники этого мнения говорили, что не следует ради власти государя совершать что-либо заведомо предосудительное, то их положение было бы верно и согласовано с мнением всех добрых людей, но это не подразумевает ни малей­шего права на принуждение, ни какого-либо права верховенства. Поэтому, если бы даже какому-нибудь народу вздумалось разделить свою власть с царем (о чем будет сказано несколько ниже), то, конечно, вза­имные границы власти обоих следовало бы установить таким образом, чтобы их можно было распознать в соответствии с разнообразием условий места, лиц и самих дел.

    2. Критерий добросовестности или же злонамерен­ности самих действий, в особенности же в делах граж­данских, представляющих большую сложность при разбирательстве, не годится для выяснения прав сто­

    рон, потому что неизбежна великая путаница при рас­следовании одного и того же дела вследствие вмеша­тельства, с одной стороны, государя, с другой — наро­да, считающих себя компетентными решить вопрос с добросовестности или злонамеренности деяния. Со­здать такой беспорядок в делах не придет в голову ни одному из известных мне народов.

    РУССО (Р.ООКЕАО) ЖАН-ЖАК (1712-1778]
    Французский философ-просветитель, политичес­кий мыслитель, писатель. Слава оригинального мыслителя упрочилась за Руссо после выхода его произведений, в частности «Рассуждения о проис­хождении и основаниях неравенства между людь­ми» (1755). Самое знаменитое и влиятельное про­изведение Руссо — «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (1762), вы­державшее множество изданий во Франции и пе­реведенное уже вскоре после выхода на ряд евро­пейских языков. Во Франции оно было сразу запрещено и осуждено на сожжение. Был даже отдан приказ об аресте Руссо, и мыслитель был вынужден бежать в Швейцарию.

    Методология юридических надк (рационализм)

    Руссо Ж.-Ж. Рассуждения и происхождении и основаниях неравенства между людьми
    Начнем с того, что отбросим все факты, ибо они не имеют никакого касательства к данному вопросу. Мы должны принимать результаты разысканий, которые можно провести по этому предмету, не за историчес­кие истины, но лишь за предположительные и услов­ные рассуждения, более способные осветить природу вещей, чем установить их действительное происхож­дение, и подобные тем предположениям, которые по­стоянно высказывают об образовании мира наши на­туралисты.

    Я старался показать происхождение и развитие неравенства, установление политических обществ и то дурное применение, которое они нашли, насколько все это может быть выведено из природы человека, с по­мощью одного лишь светоча разума и независимо от священных догматов, дающих верховной власти санк­цию божественного права.

    2 Хрестоматия по теории государства и права

    | Возникновение государства и права (оО общественном договоре)

    Руссо Ж.-Ж. Рассуждения о происхождении и иснпванаях неравенства междд людьми

    О чем же именно идет речь в этом Рассуждении? О том, чтобы указать в поступательном развитии ве­щей тот момент, когда право пришло на смену наси­лию и природа, следовательно, была подчинена Зако­ну; объяснить, в силу какого сцепления чудес силь­ный мог решиться служить слабому, а народ — купить воображаемое спокойствие ценою действительного счастья.

    Философы, которые исследовали основания обще­ства, все ощущали необходимость восходить к есте­ственному состоянию, но никому из них это еще не удавалось. Одни не колебались предположить у чело­века в этом состоянии понятие о справедливом и не­справедливом, не позаботившись показать ни того, должен ли он был иметь такое понятие, ни даже того, было ли оно для него полезно. Другие говорили о ес­тественном праве каждого на сохранение того, что ему принадлежит, не объясняя, что понимают они под сло­вом принадлежать. Третьи, наделив сперва более силь­ного властью над более слабым, немедленно создали Управление, не думая о том, что должно было пройти некоторое время, прежде чем слова «власть» и «управ­ление» получили понятный для людей смысл. Наконец, все, беспрестанно говоря о потребностях, жадности, угнетении, желаниях и гордости, перенесли в есте­ственное состояние представления, которые они взяли в обществе: они говорили о диком человеке, а изобра­жали человека в гражданском состоянии.

    Первый, кто огородив участок земли, придумал заявить: «Это мое!» и нашел людей достаточно просто­душных, чтобы тому поверить, был подлинным основа­телем гражданского общества. От скольких преступ­лений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья или засы­пав ров, крикнул бы себе подобным: «Остерегитесь
    слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли — для всех, а сама она — ничья!» Но очень похоже на то, что дела пришли уже тогда в такое состояние, что не могли больше оставаться в том же положении. Ибо это понятие — «собственность», зави­сящее от многих понятий, ему предшествовавших, ко­торые могли возникать лишь постепенно, не сразу сложилось в человеческом уме [...].

    [...] Самые могущественные или самые бедствую­щие обратили свою силу или свои нужды в своего рода право на чужое имущество, равносильное в их глазах праву собственности, и за уничтожением равенства последовали ужаснейшие смуты; так, несправедливые захваты богатых, разбои бедных и разнузданные стра­сти и тех и других, заглушая естественную сострада­тельность и еще слабый голос справедливости, сдела­ли людей скупыми, честолюбивыми и злыми. Нача­лись постоянные столкновения права сильного с правом того, кто пришел первым, которые могли за­канчиваться лишь сражениями и убийствами. Нарож­дающееся общество пришло в состояние самой страш­ной войны: человеческий род, погрязший в пороках и отчаявшийся, не мог уже ни вернуться назад, ни от­казаться от злосчастных приобретений, им сделанных; он только позорил себя, употребляя во зло способно­сти, делающие ему честь, и сам привел себя на край гибели [...].

    Люди не могли в конце концов не задуматься над этим столь бедственным положением и над несчасти­ями, на них обрушившимися. Богатые в особенности должны были вскоре почувствовать, насколько невы­годна для них эта постоянная война... Впрочем, какой благовидный вид они ни придавали бы своим захва­там, они понимали достаточно хорошо, что последние основываются лишь на шатком и ложном праве; и раз то, что было ими захвачено, они приобрели лишь с помощью силы, то силою же можно было это у них отнять, причем у них не было никаких оснований на это жаловаться [...]. Не имея веских доводов, чтобы оп­равдаться, и достаточных сил, чтобы защищаться; лег-ко одолевая отдельного человека, но сам одолеваемый Зи

    разбойничьими шайками; один против всех, ибо, по причине взаимной зависти, он не мог объединиться с равными ему, чтобы бороться с врагами, объединен­ными общею надеждою на удачный грабеж, — бога­тый составил, наконец, под давлением необходимости наиболее обдуманный из всех планов, которые когда-либо зарождались в человеческом уме: обратить себе на пользу самые силы тех, кто на него нападал, пре­вратить своих противников в своих защитников, вну­шить им иные принципы и дать им иные установле­ния, которые были бы для него настолько же благопри­ятны, сколь противоречило его интересам естественное право.

    С этой целью, показав предварительно своим со­седям все ужасы такого состояния, которое вооружало их всех друг против друга, делало для них обладание имуществами столь же затруднительным, как и удов­летворение потребностей; состояния, при котором ник­то не чувствовал себя в безопасности, будь он беден или богат, — он легко нашел доводы, на первый взгляд убедительные, чтобы склонить их к тому, к чему он сам стремился. «Давайте объединимся, — сказал он им, — чтобы оградить от угнетения слабых, сдержать често­любивых и обеспечить каждому обладание тем, что ему принадлежит: давайте установим судебные уставы и мировые суды, с которыми все обязаны будут сообра­зоваться, которые будут нелицеприятны и будут в не­котором роде исправлять превратности судьбы, подчи­няя в равной степени могущественного и слабого вза­имным обязательствам. Словом, вместо того чтобы обращать наши силы против себя самих, давайте со­единим их в одну высшую власть, которая будет пра­вить нами, согласно мудрым законам, власть, которая будет оказывать покровительство и защиту всем чле­нам ассоциации, отражать натиск общих врагов и под­держивать среди нас вечное согласие».

    Даже и подобной речи не понадобилось, чтобы увлечь грубых и легковерных людей, которым к тому же нужно было разрешить слишком много споров между собою, чтобы они могли обойтись без арбит­ров, и которые были слишком скупы и честолюбивы, чтобы они могли долго обходиться без повелителей. Все бросились прямо в оковы, веря, что этим они обеспечат себе свободу; ибо, будучи достаточно умны, чтобы постигнуть преимущества политического уст­ройства, они не были достаточно искушенными, что­бы предвидеть связанные с этим опасности. Предуга­дать, что это приведет к злоупотреблениям, скорее всего, способны были как раз те, кто рассчитывал из этих злоупотреблений извлечь пользу, и даже мудре­цы увидели, что надо решиться пожертвовать частью своей свободы, чтобы сохранить остальную, подобно тому, как раненый дает себе отрезать руку, чтобы спасти все тело.

    Таково было или должно было быть происхожде­ние общества и законов, которые наложили новые путы на слабого и придали новые силы богатому, без­возвратно уничтожили естественную свободу, на­всегда установили закон собственности и неравен­ства, превратили ловкую узурпацию в незыблемое право и ради выгоды нескольких честолюбцев обрек­ли с тех пор весь человеческий род на труд, рабство и нищету...

    Не вдаваясь сейчас в разыскания по вопросу о природе первоначального соглашения, лежащего в основе всякой Власти, я ограничусь тем, что, следуя общепринятому мнению, буду здесь рассматривать создание Политического организма как подлинный договор между народами и правителями, которых он себе выбирает, договор, по которому обе стороны обя­зуются соблюдать законы, в нем обусловленные и образующие связи их союза (...].

    Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, оно Принципы политического права

    Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах [...].

    Раз ни один человек не имеет естественной вла­сти над себе подобными и поскольку сила не создает никакого права, то выходит, что основою любой за­конной власти среди людей могут быть только согла­шения [...].

    Я полагаю, что люди достигли того предела, когда силы, препятствующие им оставаться в естественном состоянии, превосходят в своем противодействии силы, которые каждый индивидуум может пустить в ход, чтобы удержаться в этом состоянии. Тогда это изна­чальное состояние не может более продолжаться, и человеческий род погиб бы, не измени он своего обра­за жизни.

    Однако, поскольку люди не могут создавать новых сил, а могут лишь (...) направлять силы, уже существу­ющие, то у них нет иного средства самосохранения, как, объединившись с другими людьми, образовать сумму сил, способную преодолеть противодействие, подчинить эти силы одному движителю и заставить их действовать согласно [...].

    (...) Каждый из нас передает в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою лич­ность и все свои силы, и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть целого.

    Немедленно вместо отдельных лиц, вступающих в договорные отношения, этот акт ассоциации создаст условное коллективное целое, состоящее из стольких членов, сколько голосов насчитывает общее собрание. Это Целое получает в результате такого акта свое един­ство, свое общее я, свою жизнь и волю. Это лицо юри­дическое, образующееся, следовательно, в результате объединения всех других некогда именовалось Граж­данскою общиной, ныне же именуется Республикою, или Политическим организмом: его члены называют этот Политический организм Государством, когда он пассивен, Сувереном, когда он активен, Державою — при сопоставлении его с ему подобными. Что до чле­нов ассоциации, то они в совокупности получают имя народа [...).

    (...) Сведем весь этот итог к легко сравнимым меж­ду собой положениям. По Общественному договору че­ловек теряет свою естественную свободу и неограни­ченное право на то, что его прельщает и чем он может завладеть; приобретает же он свободу гражданскую и право собственности на все то, чем обладает. Чтобы не ошибиться в определении этого возмещения, надо точ­но различать естественную свободу, границами которой является лишь физическая сила индивидуума, и свобо­ду гражданскую, которая ограничена общей волей, а также различать обладание, представляющее собой лишь результат применения силы или право того, кто пришел первым, и собственность, которая может осно­вываться лишь на законном документе [...].

    [...] Поскольку по Общественному договору все граждане равны, то все могут предписывать то, что все должны делать, но никто не имеет права требовать, чтобы другой сделал то, чего он не делает сам. Именно это право, необходимое, чтобы сообщить жизнь и дви­жение Политическому организму, и дает суверен го­сударю, учреждая Правительство.

    Многие утверждали, что этот акт является догово­ром между народом и теми правителями, которых он себе находит: договором, в котором оговариваются ус­ловия, на которых одна из сторон обязуется повелевать, а другая — повиноваться. Со мной согласятся, я наде­юсь, что это странный способ заключать договоры [...].

    Существует только один договор в Государстве, — это договор ассоциации, и он один исключает здесь любой другой. Нельзя представить себе никакого пуб­личного договора, который не был бы нарушением первого [...].

    [...] Не существует в Государстве никакого основ­ного закона, который не может быть отменен, не ис­ключая даже и общественного соглашения. Ибо если бы все граждане собрались, чтобы расторгнуть это соглашение с общего согласия, то можно не сомне­ваться, что оно было бы вполне законным образом ра­сторгнуто. Гроций даже полагает, что каждый может отречься от Государства, членом которого он являет­ся, и вновь возвратить себе естественную свободу и свое имущество, если покинет страну. Но было бы нелепо, чтобы все граждане, собравшись вместе, не могли сделать то, что может сделать каждый из них в отдельности.

    Государственная впасть

    [против разделения власти с точки зрения народного суверенитета; разграничение функций государственных органов вместо разуепения власти]

    Руссо Ж.-Ж. Об общественном уоговоре, оно Принципы пипитическпго права

    Всякое свободное действие имеет две причины, которые сообща его производят: одна из них — мораль­ная, именно: воля, определяющая акт, другая — физи­ческая, именно: сила, его исполняющая. Когда я иду по направлению к какому-нибудь предмету, то нужно, во-первых, чтобы я хотел туда пойти, во-вторых, чтобы ноги мои меня туда доставили. Пусть паралитик захочет бежать, пусть не захочет того человек проворный — оба они останутся на месте. У Политического организма — те же движители; в нем также различают силу и волю: < эту последнюю под названием законодательной влас­ти, первую — под названием власти исполнительной. Ничто в нем не делается или не должно делаться без их участия.

    Мы видели, что законодательная власть принадле­жит народу и может принадлежать только ему. Легко можно увидеть, исходя из принципов, установленных выше, что исполнительная власть, напротив, не может принадлежать всей массе народа как законодательни­це или суверену, так как эта власть выражается лишь в актах частного характера, которые вообще не отно­сятся к области Закона, ни, следовательно, к компетен­ции суверена, все акты которого только и могут быть, что законами.

    Сила народа нуждается, следовательно, для себя в таком доверенном лице, которое собирало бы ее и приводило в действие согласно указаниям обшей воли, которое служило бы для связи между Государством и сувереном, и некоторым образом осуществляло в об­ществе как коллективной личности то же, что произво­дит в человеке единение души и тела. Вот таков в Го­сударстве смысл Правительства, так неудачно смеши­ваемого с сувереном, коего оно является лишь служи­телем.

    Что же такое Правительство? Посредствующий организм, установленный для сношений между под­данным и сувереном, уполномоченный приводить в исполнение законы и поддерживать свободу как граж­данскую, так и политическую.

    Члены этого организма именуются магистратами или королями, т. е. правителями; а весь организм но­сит название государя. Таким образом, совершенно правы те, кто утверждают, что акт, посредством кото­рого народ подчиняет себя правителям, это вовсе не договор. Это, безусловно, не более как поручение, дол­жность; исполняя это поручение, они, простые чинов­ники суверена, осуществляют его именем власть, блю­стителями которых он их сделал, власть, которую он может ограничивать, видоизменять и отбирать, когда ему будет угодно; ибо отчуждение такого права несов­местимо с природой Общественного организма и про­тивно цели ассоциации.

    Итак, я называю Правительством или верховным управлением осуществление исполнительной власти согласно законам, а государем или магистратом челове­ка или корпус, на которые возложено это управление.

    Именно в Правительстве заключены те посредству­ющие силы, соотношение которых определяет отноше­ние целого к целому, или суверена к Государству. Это последнее можно представить в виде отношения край­них членов непрерывной пропорции, среднее пропор­циональное которой — Правительство. Правительство получает от суверена приказания, которые оно отдает народу, и дабы Государство находилось в устойчивом равновесии, нужно, чтобы, по приведении, получилось равенство между одним произведением, или властью Правительства как такового, и другим произведением, или властью граждан, которые являются суверенны­ми, с одной стороны, подданными — с другой (...].
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   73


    написать администратору сайта