Сокулер_Лекции по философии Витгенштейна. Лекция 1 формирование мировоззрения
 Скачать 1.45 Mb.
|
|
вне времени и независимость от времени, тогда для человека возможно вечное существование. Оно состоит в полноте существования в настоящем. Благодаря этому чело- веческая жизнь оказывается бесконечной. Это и является для Витген- штейна подлинным решением проблем человеческого существования. Оно состоит не в том, чтобы построить какую-то теорию, а в указании на то, что не может быть никаких теорий, а должно быть определенное движение души и воли. Менее всего такое движение можно побудить предложениями и теориями, для этого нужны иные пути: музыка, по- эзия, выражение лица, способ жизни, способ смерти. Записи о смысле жизни и бессмертии как жизни вне времени по- явились в записных книжках Витгенштейна в 1916 г., во время войны. Ему было тогда 27 лет. «Созерцание мира с точки зрения вечности есть созерцание его как ограниченного целого. Чувство мира как ограниченного целого есть мистическое» [6.45]. Однако это чувство и созерцание невыразимы. Об этом нельзя гово- рить, ибо невозможно говорить осмысленно. В частности, нельзя дать ответ на вопрос о загадке жизни. Ответа не может быть, ибо невозмо- жен вопрос. Поэтому, говорит Витгенштейн, подлинный метод филосо- фии состоит в том, чтобы не говорить того, что не может быть сказано. Высказывать можно предложения науки, но философия не должна заниматься этим. О том, о чем нельзя говорить, надлежит молчать [7]. Но что в таком случае представляет собой сам «Трактат», который говорит именно о том, о чем надлежит молчать? Его предложения, заявляет сам Витгенштейн, являются бессмысленными, как и любые другие философские предложения. И тот, кто понял мысль автора, должен в конце концов понять бессмысленность всех выражений, с помощью которых он ее передает [6.54]. Итак, оказывается, что Витгенштейн не строит в «Трактате» ника- ких концепций — ни концепции мира, лишенного причинных связей, ни концепции языка как образа реальности и т.п. Он сам предупреждает, что все эти утверждения бессмысленны. Может быть, здесь лежит от- вет на многочисленные вопросы, которые возникали у нас по ходу знакомства с содержанием «Трактата»: почему Витгенштейн не разъ- яснил, что является простым объектом? Почему у него нет разверну- того обоснования тезиса об образной природе языка? и пр. Потому что 64 ! все рассуждения «Трактата» — это только ступени лестницы, ведущей к... чему? Созерцанию мира как целого? Мистическому переживанию существования мира, которое снимает вопрос о смысле жизни? О чем нельзя говорить, о том надлежит молчать. Сумевший понять должен, как утверждает Витгенштейн, отбросить все, сказанное в его книге, как ставшую уже ненужной лестницу [6.54]. 7. «Логико-философский трактат» и философская мысль XX в. Влияние «Логико-философского трактата» на философию (и даже в какой-то мере на культуру и искусство XX в.) весьма значительно. Фраза «О чем нельзя говорить, о том надлежит молчать» и ее истол- кования прочно вошли в современную культуру. В то же время у раннего Витгенштейна не нашлось настоящих учеников и последователей. В сущности, «Трактат» не был воспринят во всей целостности. Поэтому можно говорить о влиянии каких-то отдельных моментов «Трактата», пусть даже и сильном. Но не оказа- лось философов, которые бы осмыслили и приняли «Трактат» цели- ком, во взаимопереплетении его логического и «мистического» содер- жания. Говоря о воздействии «Логико-философского трактата» на филосо- фию XX в., надо прежде всего отметить представленную в нем концеп- цию философии и идею, что философия должна стать деятельностью по прояснению мыслей и проблем. Безусловно, большое влияние оказал круг собственно логических и семантических идей «Трактата». Они вызывают неослабевающий интерес исследователей; идеи Витгенштей- на интерпретируются и активно разрабатываются. Долгое время не было принято и осмыслено как раз то, что Витген- штейн называл главным содержанием своего произведения: учение о том, что может быть сказано, и о том, что не может быть сказано в предложениях. Это было воспринято современниками как проявление позитивистски-нигилистического отношения к философии и превознесе- ния естественных наук как образца осмысленности. Интерес к темам «мистического» и «молчания» в «Трактате» обоз- начился в 60-70-е годы. В ряде работ делаются интересные сопостав- ления позиции Витгенштейна с дзен-буддизмом. Витгенштейн начинает Рассматриваться как человек, который на почве западной культуры 65 самостоятельно пришел к тому типу духовности, который был свойст- вен восточной культуре и мировоззрению [см. 22]. Отдельные идеи «Логико-философского трактата», прежде всего уче- ние о смысле предложений, о бессмысленности философских утвержде- ний, трактовка законов науки, были подхвачены и развиты, но уже совсем в ином философском контексте — в рамках логического позити- визма. У истоков этого направления стоял Венский кружок — группа мыслителей, сформировавшаяся на базе философского семинара, орга- низованного руководителем кафедры философии индуктивных наук Венского университета М. Шликом (1882—1936). Венский кружок объ- единил ряд молодых ученых, скептически относившихся к возможнос- тям традиционной философии — Р. Карнапа, Ф. Вайсмана, Г. Фейгля, О. Нейрата, В.Крафта и др. В логическом позитивизме учение Витген- штейна об условиях осмысленности предложений трансформировалось в учение о том, что все осмысленные предложения являются либо ло- гическими тавтологиями, либо верифицируемы в опыте. Участников Венского кружка сближало представление о бессмысленности боль- шинства философских проблем и теорий. Эту тему подробно разраба- тывал Р. Карнап, утверждавший, что философия должна быть преодо- лена средствами логического анализа языка. В 30-е годы Вену посетил британский философ А. Айер, который, познакомившись с идеями Вен- ского кружка, стал активно пропагандировать их в Великобритании, перенеся тем самым логический позитивизм на британскую почву. Логический позитивизм отличается сочетанием крайнего эмпириз- ма с использованием методов логического анализа. В этом плане он оказался довольно близок аналитической философии, развивавшейся в самой Великобритании, прежде всего в работах Б.Рассела, который также сочетал традиционный британский эмпиризм и логический ана- лиз. В дальнейшем судьбы логического позитивизма и аналитической философии тесно переплелись. Аналитическое движение как бы во- брало в себя логический позитивизм, перенеся его на англоязычную почву. Это стечение обстоятельств привело к тому, что взгляды Витген- штейна чуть ли не отождествляют с логическим позитивизмом, или, по крайней мере, зачисляют его в разряд «идейных предпосылок и пред- шественников позитивизма». Конечно, Витгенштейн оказал значитель- ное влияние на М.Щлика, Р.Карнапа и др. Однако члены Венского кружка создали собственное понимание «Трактата» и отталкивались 66 именно от него. Осознание того, что их понимание отличается от замыс- ла самого автора, пришло к ним позднее в ходе личного общения с Витгенштейном. Витгенштейн, в отличие от логических позитивистов и Б.Рассела, не был эмпиристом. Логические позитивисты были сциентистами: для них естественная наука — образец осмысленных утверждений, а философия, религия, мистическое относились к тому, о чем не стоит говорить. Вит- генштейн же считал, что об этом нельзя говорить. Тут видно глубочай- шее уважение к тем вещам, о которых надо хранить молчание. Этим его установка принципиально отличалась от установок логических по- зитивистов. Наряду с этим, позиция членов Венского кружка отличалась от позиции Витгенштейна тем, что они занимались традиционными фи- лософскими проблемами, а Витгенштейн выходил из традиции в иное концептуальное пространство. Логические позитивисты занимались традиционной гносеологической проблематикой, ища неопровержимые основания научного знания, чем занималась европейская философия со времен Платона. Витгенштейн вообще не разрабатывает гносеоло- гические вопросы; проблемы источника человеческого познания, раз- граничения надежных и ненадежных познавательных способностей, путей определения истинности наших утверждений, гарантий истин- ности были для него, как можно предположить, «не ложными, а бес- смысленными». «Логико-философский трактат» — уникальное философское произве- дение. Оно уникально по стилю, тональности, сочетанию тем, по тому заряду энергии, которое в себе несет. Этот заряд Витгенштейн привнес в философию и культуру XX в. Но «Трактат» остался без подлинных последователей и продолжателей, что, может быть, и не случайно. Воз- можно, что это — работа такого жанра, который исключает ученичество и последователей в прямом смысле слова. Для самостоятельной подготовки из списка Рекомендуемой ли- тературы необходимо воспользоваться следующими источниками: [2]; [4\, [8\, [10]; [12, гл. 2]; [/б, гл. 2); для углубленной работы [30[. Контрольные вопросы Можно ли назвать «Логико-философский трактат» трактатом по онтологии? Как бы вы могли охарактеризовать понятия мира, факта, ситуации, объекта, логического пространства? , 67 3. Как, по Витгенштейну, образ соотносится с изображаемым? 4. Удовлетворяет ли вас «образная» трактовка языка, которая дается в «Логико- философском трактате»? Можете ли вы привести аргументы в ее защиту? Против нее? 5. Считаете ли вы, что утверждение «Философия есть не теория, в деятельность» означает отрицание философии или умаление ее ценности? Какое отношение к философии вы сочли бы позитивистским? 6. В каком смысле философские предложения и вопросы, по Витгенштейну, явля- ются бессмысленными? 7. Как в «Трактате» объясняется природа логических законов? 8. Чем являются, по Витгенштейну, научные теории и принципы?, 9. Как бы вы могли проинтерпретировать утверждения: « Этика и эстетика 7 суть одно» [6.421]? «Логика трансцендентальна» [6.13]? «Этика трансцендентальна» [6.421]? «Я есть мой мир (микрокосм)» [5.63]? «Границы моего языка означают границы моего мира» [5.6]? Лекция 4 ВИТГЕНШТЕЙНОВСКАЯ ФИЛОСОФИЯ МАТЕМАТИКИ После завершения работы над «Логико-философским трактатом» Вит- генштейн почти на десять лет прерывает занятия философией. Возвра- щение к философии произошло в самом конце 20-х годов. Существует предание, что это случилось после того, как в 1928 г. он услышал лекцию Л.Э.Я.Брауэра, голландского математика, основоположника ма- тематического интуиционизма. В 1929 г. Витгенштейн вернулся в Кэм- бридж и в последующие годы напряженно размышлял над вопросами работы языка и оснований математики. Ничего из написанного им за это время при жизни не публиковалось. Его взгляды непрерывно развивались и углублялись, так и не обретя настолько законченную форму, чтобы он был удовлетворен и опубликовал свои мысли. В дальнейшем, при упоминании конкретных работ Витгенштейна, надо помнить, что фактически он таких книг не писал. Они составлены его душеприказчиками, которые выбирают и систематизируют замет- ки и фрагменты из его обширного рукописного наследия. (За исключе- нием «Философских исследований», которые в основном были скомпо- нованы им самим.) Другим видом источников являются издания лек- ций, читавшихся Витгенштейном. Они готовятся на основе сопоставле- ния записей этих лекций, сделанных в свое время различными слуша- телями. Возникает сложный вопрос о понимании этих текстов, лишенных структуры и систематичности. И трудность здесь не только в том, что рукописи Витгенштейна остались незавершенными. Эта трудность свя- зана со спецификой разрабатываемого им подхода. Витгенштейн убеж- ден, что философские проблемы по большей части бессмысленны и требуют логического прояснения мыслей (того человека, которого муча- ют такие проблемы). Каким образом можно прояснить мысли другого человека? Есть метод, называемый сократическим: метод задавания вопросов. Тексты Витгенштейна очень близки этому методу. Они в значительной степени состоят из вопросов. Поэтому трудно передавать содержание того, что говорит Витгенштейн, не огрубляя и не догмати- 69 зируя его позицию. Любая попытка излагать его взгляды последова- тельно и систематично, двигаясь от общего к частному и приводя под- тверждающую аргументацию, приводит к тому, что его идеи начинают выглядеть весьма догматично. Слишком значительна дистанция между разного рода заметками, вопросами, примерами и последовательным академическим изложением. Но почему же наследие Витгенштейна имеет такой вид? В том ли дело, что он не успел придать своим рукописям принятую форму? Думаю, что нет. Дело в том, что они направлены на разрушение каких то философских концепций. Для этого Витгенштейн выдвигает вопро- сы, показывает опровергающие примеры и т.д. Образуют ли они сами какую-то концепцию? Считает ли Витгенштейн, что он знает нечто важное о сущности языка или математики? Это непростой вопрос, о котором спорят и еще долго будут спорить интерпретаторы. Однако нельзя забывать, что сам Витгенштейн неоднократно подчеркивал, что он не строит никакой теории. Прежде чем перейти к более подробному освещению рассуждений Витгенштейна, я чувствую необходимость обосновать введение темы философии математики в настоящем, довольно кратком пособии. Зачем она нужна, если философией математики занимается лишь малая часть людей, интересующихся философией? Она нужна прежде всего для понимания Витгенштейна. Философия Витгенштейна — это, в первую очередь, метод, подход. Последний же можно показать только на конкретном материале, иначе раскрыть его невозможно. Есть и еще одно основание для обращения к такому специальному предмету, как философия математики. Это значение математики для философии. В самом деле, отличительную особенность математики со- ставляет непреложность ее выводов. Невозможно представить себе, чтобы нарушались ее теоремы, например, чтобы однажды обнаружи- лось, будто 2 х2 не равно 4 или кубическое уравнение не имеет трех корней. Будучи уникальным примером достоверного, неопровержимо- го, априорного, и при этом широко применяемого в практике позна- ния, математика издавна была для философии и классическим образ- цом возможностей человеческого разума, и источником неразрешимых проблем, связанных с объяснением ее природы. В лекции 1 уже говорилось о кризисе оснований, поразившем ма- тематику на рубеже XIX-XX вв. Он был связан с открытием парадок- 70 сов теории множеств. Естественно было считать, что парадоксы так или иначе связаны со свободным обращением с актуальной бесконечностью, допускавшимся в теории множеств. Допущение актуальной бесконеч- ности — это рассмотрение бесконечных совокупностей как ставших, завершенных, так сказать «присутствующих.целиком и полностью», подобно конечным совокупностям. Сложность и парадоксальность акту- альной бесконечности была продемонстрирована еще парадоксами Зенона. Реакцией на кризис явилось формирование различных направ- лений в основаниях математики [см. подробнее 24; 29]. Важнейшими из них были логицизм, формализм, интуиционизм и конструктивизм. Логи- цизм, о котором уже говорилось в связи с Г.Фреге и Б.Расселом, стремился свести всю математику к логике и тем самым поставить ее на твердое, незыблемое основание логических истин. Формализм вы- двинул программу формализации всей математики, чтобы затем, рас- сматривая математические теории как обозримые системы символов, в которых по строго определенным правилам из одних цепочек символов выводятся другие, доказать, что не может быть выведена такая цепоч- ка символов, которая при содержательной интерпретации была бы противоречием. Подобное доказательство означало бы доказательство непротиворечивости формализованных математических теорий и дава- ло бы гарантию, что здесь не может появиться никаких парадоксов. Интуиционизм, а позднее конструктивизм выступали с программой реформирования существующей математики, предполагающей изгна- ние неконструктивных элементов, в первую очередь — актуальной бес- конечности. С тех пор и практически до настоящего времени философия мате- матики оказалась сведенной к обсуждению этих основных программ в исследованиях по основаниям. Появилось утверждение, что на совре- менном уровне развития науки философские проблемы математики - это проблемы оснований. Любой человек, заинтересовавшийся филосо- фией математики и обратившийся к литературе по этой теме, в первую очередь встретится именно с такими представлениями. 1. Отношение Витгенштейна к дискуссиям об основаниях математики • Витгенштейн еще в 30-е годы критически оценивал замысел основа- ний математики, говоря: «Если в математике как таковой что-то нена- №жно, то и любое основание будет столь же ненадежным» [39, с. 121]. 71 Выражая свое отношение к идее подведения под здание математики какого-то особой прочности фундамента, он писал: «Математические проблемы того, что называют основаниями математики, составляют для нас ее основание не в большей степени, чем нарисованная скала — основание нарисованной башни» [41, с.171]. Витгенштейновскую реакцию на драматические коллизии, связан- ные с обнаружением парадоксов в основаниях, можно передать при- мерно такими словами: а что, собственно» случилось? Эта установка Витгенштейна уникальна: я не могла бы привести других примеров. В первый момент она может вызвать замешательство перед лицом такой массы свидетельств серьезности и важности факта обнаружения пара- доксов в теории множеств. Ну, а в следующий момент позиция Витген- штейна побуждает задуматься над тем, что же, в действительности, случилось? Действительно ли обнаружение парадоксов в теории мно- жеств Г. Кантора есть кризис в основаниях математики как таковой? Ведь несмотря на парадоксы, весь организм математики, занимающий столь значительное место в науке и культуре, не переставал функци- онировать. Математика продолжала развиваться, а- ее результаты по- прежнему имели широчайшее применение в науке и практике, и дове- рие к н и м никоим образом не было подорвано. Почему же появилось представление о кризисе и сложилось то, что можно назвать «кризис- ным сознанием»? Объяснение, я думаю, состоит в том, что парадоксы поставили под удар не саму математику, а определенные представле- ния о том, какой она должна быть: некую стихийную и повсеместно распространенную философию математики. Она распространена настолько широко, что уже отождествилась с самой математикой. Ее разделяют и математики, и философы, и те, кто выступает против вмешательства философии в дела науки, и те, кто считает такое вме- шательство необходимым. Рассуждения Витгенштейна можно понять как деятельность по про- яснению мыслей носителя такой философии. Примерами и наводящими вопросами он хочет лишить данное воззрение его кажущейся очевид- ности и убедительности. Занимаясь философией математики, как объяс- няет сам Витгенштейн, он привлекает внимание к фактам, известным всем (кто только знает математику в школьном объеме), но обычно упускаемым из виду. Их не всегда учитывают вследствие присущего всем нам пиетета перед математикой, ибо речь идет о самых простых и известных фактах, которые кажутся слишком мелкими и незначи- 72 тельными, чтобы вспоминать о них в связи с такими важными пробле- мами, как основания математики [см. 39]. Будучи философом, говорит Витгенштейн, он может рассуждать о математике потому, что собира- ется анализировать только те затруднения, которые вытекают из слов повседневного языка, таких как «доказательство», «число», «последова- тельность», «порядок» и т.п. Такие затруднения можно продемонстри- ровать на примерах из элементарной математики. Но именно они на- иболее навязчивы, и от них труднее всего избавиться. Но пора, наконец, сказать, каковы же отличительные признаки той стихийной философии математики, которую я хочу представить как главный объект витгенштейновских атак. Согласно ей, математика есть подлинное познание. Она открывает истины. Ее теоремы — это истин- ные утверждения. Но если это истины, то к чему они относятся; если это познание, то познание чего? Математических объектов и их отношений. То есть здесь присутствует допущение, что математические объекты (типа чисел, множеств, функций, пространств и пр.) существуют неза- висимо от познающих их людей — математиков, задачей которых явля- ется верное описание своих объектов. Когда человек наблюдает за реальными физическими предметами, они воздействуют на его органы чувств, в результате чего у него фор- мируются представления об этих предметах. Точно так же, признав особую математическую реальность — универсум математических объ- ектов, — приходится признать у математиков наличие особой познава- тельной способности, благодаря которой они постигают эту реальность. Например, И. Кант признавал особую познавательную способность, служащую для восприятия математических объектов. Он учил об ап- риорном созерцании объектов арифметики и геометрии. Стихийная философия математики, контуры которой я пытаюсь набросать, при- знает, что ученые-математики с помощью какой-то внечувственной поз- навательной способности типа интуиции (или, быть может, логики) могут наблюдать свойства математических объектов. Так, известный матема- тик Дж. Харди сравнивал математика с наблюдателем, который рас- матривает горный хребет и описывает то, что видит. Если он не может разглядеть чего-то из-за расстояния или тумана, то прибегает к помо- ги приборов. Для математика роль приборов в подобных случаях играют доказательства. В случае же, когда математический факт мож- 1 усмотреть непосредственно, никакого доказательства не требуется. 5 таком контексте парадоксы начинают восприниматься как свиде- 73 тельства того, что в некоторых случаях — например, когда речь идет о бесконечных совокупностях — математическая познавательная способ- ность «плохо различает» и может ошибаться. Отсюда у математиков возникало чувство страха и неуверенности. Скептические сомнения подрывали веру в обоснованность любых результатов, (коль скоро не- надежна та познавательная способность, которой наделил математиков господь бог). Витгенштейн пытается устранить подобные скептические сомнения, проанализировав их мотивы и показав их безосновательность. Скепти- ческие сомнения тесно связаны с комплексом представлений, которые мы только что описали как стихийную философию математики. С по- мощью разнообразных примеров и сократических вопросов Витген- штейн наводит на мысль, что скептицизм относительно оснований ма- тематики вытекает из такой философии математики, которая слишком доверяется |