Логика. Учебник. Н. в путь Гегеля к Науке Логике Формирование принципов системности и историзма. Мс Номер страницы следует за содержащимся на ней текстом Книга
 Скачать 1.4 Mb.
|
|
рефлектирует - требуя от читателя-зрителя сочувствия, сознания, со-мыслия. Теперь оно также и страдает, взывая к состраданию. К феноменологическому аспекту анализа (внутренне ли, внешне ли он проработан) присоединяется аспект, который иногда обозначают как психологический (поэтому Гегеля упрекают в психологизме. Далее эта особенность гегелевского анализа получит дальнейшее развитие, и мы разберем ее подробнее, опираясь на более широкий и выразительный материал. А теперь перейдем к анализу третьего, и последнего раздела. Примечания \1 Hegel G. W. F. Phanomenologie des Geistes. Hamburg, 1973, S. 68. Здесь и далее ссылки наори- гинальный текст даны поэтому современному изданию, которое, следуя первому изданию 1807 год- новременно фиксирует изменения, внесенные в издания 1832, 1841 гг. (Шульце) и коррективы, имеющиеся в м издании 1952 г. (Лассон - Хоффмайстер); ср.: Гегель Г.В.Ф. Соч. М, 1959, т. 4, с. 73. 2 См Гегель Г. В. ф. Соч, т. 4, с. 73 - 74. 3 Там же, с. 79. 4 Там же, с. 81. 5 Г.-Г. Гадамер написал интересную работу, где тщательно разобрал смысли значение гегелевского понятия, мир, широко используемого не только в, но ив. См Gadamer H.-G. Die verkehrte Welt. - In: Materialien zu Hegels Phanomenologie des Geistes. Frankfurt a.M., 1973, S. 124 ff., 130. 6 Гегель Г. В. Ф. Соч, т. 4, с. 91. 7 Там же, с. 92. 8 Там же. 9 См Там же, с. 93 - 94. 10 Там же, с. 95. 11 Такое мнение, например, выражает Г.-Г. Гадамер. См Gadamer H.-G. Op. cit. S. 106. 12 Гегель Г. В. Ф. Соч, т. 4, с. 98. 13 Там же. 14 Там же, с. 98 - 99. 15 Там же. 16 Там же, с. 101. 17 Там же, с. 101 - 102. 18 Там же, с. 102. 19 Там же, с. 99. 20 Там же, с. 100. 21 Там же, с. 101. 22 Там же. 23 Там же, с. 102. 24 Там же. 25 Там же, с. 103. 184 26 Там же. 27 Там же, с. 104. 28 Hegel G. W. F. Phanomenologie des Geistes, S. 119; ср.: Гегель Г. В. Ф. Соч, т. 4, с. 104 -105. 29 См Hegel G. W. F. Phanomenologie des Geistes, S. 119. 30 Гегель Г. В. Ф. Соч, т. 4, с. 105. 31 Там же, с. 106. 32 Там же. 33 Там же. 34 Там же, с. 107. 35 Там же, с. 107 - 108. 36 Там же, с. 108. 37 Там же. 38 Там же, с. 113. 39 Там же. 40 Там же, с. 117. 41 Там же, с. 118. 42 См Там же, с. 120. 43 См Там же, с. 121. 44 Там же, с. 123. 45 Там же, с. 434. 46 Проблема соотношения феноменологического и психологического подходов чрезвычайно сложна. Этой противоречивости и сложности не поняли и не приняли некоторые исследователи. Они попросту отвергли как психологизм своеобразное вторжение жизни, человеческих страстей, психологии социальных групп, целых народов в философию, которую - не без влияния уже позднего Гегеля - они привыкли считать строгой, невозмутимой обителью. Р. Гайм, К. Фишер пытались утвердить подобную оценку. Так, Р. Гайм писал, что она есть и эта философия, утверждает Гайм, (Haym R. Hegel und seine Zeit. B., 1857, S. 243, 232). 185 ГЛАВА ТРЕТЬЯ Мятущийся разум в поисках Мы перешли к разделу, которому Гегель дал общее название и подразделил на такие части (A. A.) Разум (B. B.) Дух (C. C.) Религия (D. D.) Абсолютное знание. Предшествующие разделы, согласно установке Гегеля, выполнили свою основную роль они показали, как в трудах и муках рождается. Разум в его первоначальной форме только провозвестник разума, к которому еще должен прийти индивид. Читатель, который бы знакомился с после зрелых работ Гегеля (например, после или I части ), наверняка удивился бы тому, какой разумна феноменологической сцене. Это не шагающий размеренной и величественной поступью логический разум, который уверен в себе, знает цену себе и всему другому, не завоеватель, которому уже известны и его победы над миром и ясна цена поражения, которую сопротивляющийся мир ему еще выплатит (он идет прямо к победе шествие его ясно, безмятежно противоречия сущностны,, благостны цель - поистине божественна. А вот беспокойный, мятущийся, лишь смутно догадывающийся о величии цели охваченный сумятицей, он ударяется тов одно, то другое деяние, которое на поверку оказывается превратностью. Разум ближе не к позднему гегелевскому, а к кантовскому или фихтевскому разуму. Ведь у Канта разум ставит себе цели, которых не должен ставить, неминуемо впадает в антиномии, которые сам не может разрешить. Фихтевский разум тоже лишь постепенно рождается из неразумия - он с трудом, с великими ошибками и даже в конце концов не приводит к несомненным успехам. Сродни этим разу- мам гештальты, появляющиеся теперь на феноменологической сцене. В целом же феноменологическое исследование разума оригинальное, даже, пожалуй, беспрецедентное по своему характеру, по своей особой системной и истористской логике. Но вся трудность - в определении специфики этой системной работы. Не так-то легко найти для нее определения. За какое ни возьмешься - не подходит. Исследование - это не гносеологическое и не логическое, не историческое и не социологическое. Но даже и не полностью феноменологическое, если иметь ввиду тот трудно определимый синтетический жанр, с которым мы уже познакомились на примере первых двух разделов. Легче передать его не через все эти устоявшиеся определения, а описательно, причем требуется, чтобы проникнуть в суть дела, достаточно подробное описание. Разум в - это формообразование, вышедшее из недр самосознания. Он как двуликий Янус. И неслучайно Гегель называет его то, то . Существенно то, что здесь перед нами разные гештальты полуса- мосознания-полуразума, ноу них будет одна общая черта. Они все будут стремиться претвориться в действительность. Подобно тому как коррелятом сознания был некоторый всеобщий индивид, пробовавший свои силы в единоборстве с вещью, как коррелятом самосознания был тот же индивид, но уже признавший других индивидов, так коррелятом разума станут самосознания, помещенные в стихию социального действия. Иногда говорят так в первых разделах Гегель говорит об индивидуальном сознании, в разделе о разуме - об общественном. Такое различение нуждается в уточнениях, ибо ив первых разделах сознание, как мы видели, не сугубо индивидуальное, а во втором, как увидим, не только общественное. В том-то и дело, что разум в является синонимом треволнений, опять-таки происходящих с индивидами. Но взяты они постольку, поскольку их помыслы, их действия прямо или косвенно обращены на общественную реальность. Абстракция являющегося духа более полно, более определенно наполняется социальной плотью. Чтобы ни делал разум, он не хочет замыкаться в себе, ему нужен какой-либо мир, где он стремится запечатлеть себя. Поэтому перед нами самосознание с устремлениями, деяниями, по-своему творческими, широкими, но выходящими из частного, сугубо индивидуального мирка. Если носителями разума попрежнему являются самосознания индивидов, то это самосознания, радеющие о целом мире и на него опрокидывающие свой немалый активизм. Нов отличие от преобразующего, творческого разума логики разум феноменологии создает не только истины и не их главным образом. Опыт этих са- мосознаний поучителен несостоявшимися намерениями, или, которые, однако, не являются невинными пробами. Они тяжелые неудачи на пути человеческого духа в погоне за счастьем, страдания и стенания именно разума, интеллекта, . Это страдания, падения, иллюзии, которые не должны быть куда-то упрятаны, как на сцене логики. Наоборот, согласно замыслу феноменологии, разум просто обязан сделать видимыми и свой смех и свои слезы. Гештальты разума описаны у Гегеля блестяще философская проза поднимается на уровень философско-художественной типологии, а потому с такой охотой пользуется великими творениями литературы, именно ее бессмертными вроде образа Фауста. А когда соответствующий образ найти затруднительно, Гегель и сам великолепно, как мы увидим, порт ретирует. Галерея его портретов неразумного еще разума, бросившегося претворять себя в действительность, реформировать ее, по силе обобщения не знает равных в философской литературе. Жаль, что она так мало рассматривается именно в этом аспекте. Самое, пожалуй, резкое противоречие данного раздела противоречие между блестящим реализмом в портретирова187 НИИ авантюрных меТаний, те. несовершенного, разума, еще незнающего о стоящей на нем печати всеобщего, и идеализмом, перерастающим в конформизм, представленным позицией автора, защитника, разума. С этим предуведомлением мы и перейдем к рассмотрению галереи образов разума в их системе, и тогда характеристики, которые, возможно, еще остались неясными, будут конкретизированы. Итак, с самого начала дух, который пока понастоящему не сбросил одежду самосознания, но уже стал примеривать костюм разума. Являющемуся духу, вышедшему из недр чувственной достоверности, рассудка, самосознания, сначала гораздо естественнее и проще проявить интерес не к самому разуму, а к - к миру. Это, правда, уже не тот мир, с которым взаимодействовали чувственная достоверность и рассудок, самосознание, а мир разума, нос существенной поправкой 1. Сначала разум выступает в виде он занимается 2, а потом 3. От этих подразделов, которые мы за неимением места не можем рассматривать, Гегель переходит к следующему оригинально задуманному разделу, который назван. Гегель здесь явно коррелирует усилия разума с коллективными формами деятельности, познания, знания. Такое коррелирование и придает разуму, духу 4. Итак, разум претворяется в действительность. Но как именно Дело обставляется весьма торжественно он уподобляется, на множество совершенно самостоятельных сущностей, подобно свету в звездах - ну чем не поэтические образы Сам разум, продолжает Гегель, рассыпался 5. Благодаря тому что весь этот метафизический и поэтический разговор о сверкающих точках - жертвующих не иначе, как с энтузиазмом, - так плотно включен в далее развиваемые темы индивида и всеобщего, индивида и народа, высвечивается связь, важная для понимания сути, (далее все более затуманиваемая Гегелем и, возможно, им самим забываемая. Это связь между исходной гегелевской установкой, конформистской по природе идеей, будто бы само время скомандовало индивиду раствориться во всеобщем (вспомним Введение, и моделью разума как некоей целостной, всеобщей, влиться в которую в качестве совсем незаметного ручейка все единичное должно почитать зачесть и счастье, или некоего поистине космического света, в котором просто мечтают пропасть все отдельные. И тот, кто сочтет такое толкование рождающегося гегелевского образа всевластного, вездесущего разума неправомерным переводом абстрактного размышления в социальный и моральный план, пусть еще и еще вглядится в более конкретные поясняющие гештальты. Чисто единичные действия индивида, рассуждает Гегель, обусловлены его потребностями - ведь он есть природное существо. Благодаря народу потребности и функции индивида. Труд индивида - так опять возникла тема труда - направленна удовлетворение потребностей, причем и своих и чужих. Все было бы приемлемо, если бы не завершение. 6. Вот он, поистине роковой спутник любого вступления на сцену феноменологии взаимодействия, взаимозависимости индивидов. Лишь только один индивид завидит другого, лишь только индивиды слагаются в целое, объединяются в народ, так сразу же почему-то приходится, с радостью растворяться во всеобщем, забывать о себе. Наше предчувствие, что таким образом заданная тема закончится конформизмом- это предчувствие оправдывается, когда Гегель в следующем же абзаце делает заявление это 7, или 8. Что сказали бы человеку, когда бы она ведь в такой ситуации, как мы видели ранее, оказался молодой Гегель вместе с передовыми современниками - обнаружил, что нравы его народа граничат с безнравственностью, а законы с беззаконием Прежде всего, надо думать, они присоветовали бы ему не спешить объявлять эти нравы и законы готовой , в текучести которой следует раствориться индивиду. Гегель и сам спешит оговориться такая ситуация, те. разум, только. Значит, дело всего лишь Эта оговорка, однако, тонет в сверкании, поглотившего индивида. Но Гегель-мыслитель еще не побежден Гегелем-конформистом. Как бы устыдившись бесконфликтной, а значит, антидиалектической идиллии, он вспоминает об идеале свободы, свободной индивидуальности и устанавливает 9 Впрочем, конформистскому содержанию гегелевских мыслей некоторые авторы находят оправдание образ беззаветной самоотдачи индивида во власть целого, как полагают эти интерпретаторы, соответствует идеализированному греческому миру, изображению его полисной жизни как безмятежной гармонии индивида и общества. Нов таком случае можно сомневаться в историческом чутье Гегеля, в его умении считаться с реальностью истории и с суждениями тех самых мудрейших людей древности, которые вовсе не идиллически рисовали себе жизнь индивида в греческом или римском обществах. 190 Новое состояние, до которого доросло сознание, беспокойное, диалектическое. Оно определяется так самосознание ощущает себя несчастным, ибо вопреки притягательному сверканию субстанции все жене может так сразу пожертвовать своей индивидуальностью дух этого индивида тем самым посылает его в мир искать своего счастья. Плутание в поисках счастья, впрочем, предопределено счастье не какая-то синяя птица, а всеобщий разумна позицию которого индивиду неизбежно придется вступить. Но индивид до такого понимания еще не дорос, он не хочет и не может сразу, безраздельно отдаться разуму. Так пусть же он - так решает Гегель - взойдет на свою Голгофу. Где же плутает индивид до того, как становится забывшей о себе сверкающей точкой разума Он посещает места, которые и напоминают прежние, и отличаются от них. Первая новая станция Вот как о ней и заодно о недисциплинированном самосознании говорит Гегель: 10. Неудивительно, что в качестве иллюстрации служат перефразированные слова Мефистофеля из Презирает оно рассудок и науку, Наивысшие дары человека, - Черту оно отдалось И обречено на погибель. Фаустовский дух, когда он отдается духу мефистофелевскому, - костюм, в который Гегель одевает новый гештальт духа. Как бы возрождается вожделеющий дух, но он принимает форму не поисков удовольствия, а выступает как чуть лине космическая жажда жизни, наслаждения, счастья, как. Самосознание в этом гештальте требует остановить мгновение молодости и счастья как, проплывают передним. А ему бы только наслаждаться жизнью 11. Тут более ярко высвечивается специфика предмета исследования Гегеля. Яснее и характер материала, используемого на данных стадиях феноменологического анализа разума, и методы работы автора. Темой, как и было сказано, являются метания индивидов, как будто уже и приобщившихся к разуму ив тоже время убоявшихся безраздельно, самозабвенно служить ему, отдавая собственную жизнь, молодость, пренебрегая жизненными удовольствиями. Самосознание будет шарахаться вовсе стороны, только бы не подчиниться разуму целиком. Понятно, что, пока Гегеля интересует такая тема - типологически рисуемое самосознание, однако, намеренно погружаемое им в широкий поток самой обычной жизни, - до тех пор хорошую службу может сослужить ему своеобразная художественная феноменология духа, а именно творения мировой литературы, где самосознание, на время отклоняющееся от науки (а также от законов, принципов, от нравственности, от религии, предстало в виде бессмертных образов, и другие творения художественно-философского духа служат опорами феноменологического движения в данном разделе. Далее предстает гештальт, названный. Это уже не прежний гештальт, а вполне серьезное, даже, пожалуй, слишком серьезное самосознание. Оно исходит из, иными словами, пытается сообразовать действительность со своим одушевлением, со своим пониманием счастья. Действительность при этом воспринимается как 12. Поэтому законы сердца и законы действительности не имеют между собой ничего общего. Но одновременно самосознание хочет продиктовать законы сердца самой действительности Перед нами как бы возникает образ реформаторского духа, одушевленного и одержимого, но ничем не владеющего, кроме благих, из глубины своего сердца почерпнутых намерений кардинально переделать действительность. Гегель рисует неизменно печальный эпилог попыток претворения такого духа в действительность закон сердца, погруженный в пучину действительности, немедленно перестает быть законом сердца он вовлекается, как глубоко отмечает Гегель, в само бытие, в некий внешний порядок, более мощный, чем этот, только что претворившийся в бытие и утративший свой первоначальный замысел. Индивид, одержимый реформаторскими намерениями, с ужасом видит, что 13. 192 Состояние такого уже разочарованного сознания великолепно очерчено Гегелем. 14. Гегель, о чем редко вспоминают, поистине велик в таких типологических социально-индивиду- альных, прекрасных и сточки зрения формы характеристиках, благодаря которым гештальты духа становятся прямо-таки живыми людьми. Разве невидим мы перед собой желчного, замкнувшегося в себе неудачливого реформатора, который клянет и саму действительность, а пуще того клику властвующих (с особой силой и скрытой завистью озлобляется против ничтожных, урвавших себе какие-то блага прислужников. - очень точная подпись под этим портретом. На этом фоне и выступает следующий гештальт, имя которому. Добродетель, о которой пойдет речь, рождается в особых, извращенных условиях всеобщность, каждый прибирает к рУкам все, что плохо лежит, воцаряется всеобщая вражда. Самое время возродиться и выступить в новом виде гештальту добродетели. Последняя - опять хороший феноменологически-сценический образ -, откуда пытается атаковать ни много нимало как разложившуюся, превратную действительность, мнимую всеобщность. Ясно, что дело такой добродетели обречено на поражение. Гегель опять великолепен, ироничен в вынесении приговора 15. 193 Победа, впрочем, дается не только потому, что он так силен бессильна исходящая декламациями абстрактная, окопавшаяся в засаде добродетель. Но поражение терпит, утешает автор, отнюдь не добродетель как таковая - ее час еще впереди. В конце подраздела - просвет сверкающая, всепоглощающая всеобщность как бы дает бой самой себе. Суть печального опыта двух оппозиционных общему ходу вещей гештальтов Гегель видит также ив том, что 17. Но едва Гегель-мыслитель обозначил сей любопытный момент, как на смену ему пришел Гегель-конформист всеобщего. Оказывается, жертва была напрасна потому, что в конце концов она пошла на пользу жрецам всеобщего. А что оказалось ненапрасным? Да именно действия индивидуальности, стоящей на стороне. Ей Гегель пусть и не поет прямые дифирамбы, но выносит своего рода оправдательный приговор какая бы скверная ни стояла за ней действительность, она есть действительность, сила |