Хрестоматия Хомской. Содержаниепредисловие ко второму изданию теоретические основы нейропсихологии
 Скачать 4.93 Mb.
|
|
385 сближается со словом скрепка, свою морфологическую характеристику (по которой слово пепельница сближается с словом сахарница или «мыльница»), оно обладает предметной отнесенностью», выделяя в предмете определенный признак наконец, оно вводит предмет в систему категорий, обобщая его с другими входящими в туже категорию предметами, или, иначе говоря, имеет соответствующее значение. Вся эта иерархически построенная система связей работает строго избирательно каждый разв зависимости от задачи или контекста, одни связи этой многомерной системы становятся доминирующими, другие тормозятся, оттесняются. Человек, желающий назвать пепельницу, естественно затормозит все побочные слова, близкие как по звучанию или морфологии (такие, как перечница, таки по ситуации (папироса, дым, курить) и выделит нужное слово, следы которого будут доминировать над следами всех иных, побочных связей. Только такая четкая избирательность системы связей и может обеспечить нормальное функционирование речевой памяти и мышления. Однако подобная избирательность предполагает известные физиологические условия и не обеспечивается при их нарушении. Одним из условий четкой, избирательной работы мозга является хорошо известный в павловской нейрофизиологии закон силы, соответственно которому каждое сильное раздражение (или его след) вызывает сильную, а каждое слабое раздражение (или его след) — слабую реакцию. Только при таком прочном сохранении закона силы существенная система связей может стать доминирующей, а побочные связи оттесняются и становится возможной строгая селективность (избирательность) речевой деятельности. Однако именно эти условия нарушаются при патологических или тормозных (фазовых) состояниях коры, которые мы уже упоминали вначале этой статьи. Известно, что при первом из таких фазовых состояний сильные раздражители (или их следы) уравниваются по силе со слабыми и мозг начинает реагировать на них одинаково, независимо от их силы или актуальности при дальнейшем углублении фазовых состояний эти отношения еще больше меняются и слабые раздражители могут вызывать даже более сильную реакцию, чем сильные (парадоксальная фаза. Естественно, что такое изменение закона силы не может пройти бесследно для речевой деятельности. Оно приводит к тому, что организованное, избирательное протекание мнестических процессов нарушается более слабые, побочные следы начинают уравниваться по силе с актуальными, более сильными следами, ив речевой памяти такого больного начинают всплывать те системы связей, которые раньше тормозились и не доходили до сознания. Именно это и имеет место при поражении третичных (височно теменных) отделов левого полушария; именно это и создает основу для тех явлений амнестической афазии, которые являются типичным примером системно специфических нарушений памяти. Больные этой группы могут хорошо удерживать серии простых сенсорных (зрительных или слуховых) следов, которые остаются достаточно прочными даже в условиях интерференции. Однако стоит им попытаться припомнить нужное словесное обозначение, например назвать предложенный предмета в некоторых случаях и удержать это название и воспроизвести его в усложненных условиях, как выявляются Нейропсихология памяти отчетливые затруднения, связанные стем, что у больных начинают всплывать любые побочные связи и избирательное воспроизведение нужного слова становится недоступным. Так, желая припомнить слово больница, такой больной может сказать милиция (близкое к суффиксу « ца»), или слово школа (близкое по семантическому признаку учреждение, где воспитывают, лечат, или «Красная Армия» (поблизости с обозначением Красный Крестит. д вместо слова учительница больной может сказать подавальщица, или врач, или «школьница» и т. д. Если очаг расположен ближе к височной области, то это нарушение избирательности может проявиться в звуковой сфере и больной начинает искать нужные звуки для повторения слова окно, говоря «секно» (контаминация искомого «окно» с побочным стекло) или «жекно» (контаминация слов железка и окно) или повторяет слово белка как леска (контаминация слов лес и белка, и т. п. Явления, которые описывались как «амнестическая» или как «проводниковая» афазия, могут с успехом объясняться только что описанными патофизиологическими механизмами. Проблема системно специфических нарушений памяти находится лишь в самом начале своей разработки, и мы не можем сейчас выйти за пределы лишь самой общей ее характеристики. Однако есть основания думать, что эта форма нарушений памяти еще займет свое место в будущих исследованиях патологии мнестиче ских процессов. ВЫВОДЫ Мы остановились на основных явлениях нарушения памяти при локальных поражениях мозга, на их главнейших факторах и на их формах и выявили всю сложность этих расстройств и всю важность динамического подхода к ним, в частности указания на ту роль, которую в забывании играет интерферирующее торможение. Мы рассмотрели основные уровни и формы нарушений памяти, возникающие при очаговых поражениях мозга, и установили роль в этих сложных процессах различных аппаратов большого мозга. Мы выявили те интимные связи, в которых явления памяти состоят с явлениями сознания, с одной стороны, и с познавательными процессами, с другой стороны, что указывает на сложную архитектонику мнестических процессов, которая очень часто игнорируется многими современными исследователями, но все богатство которой более ясно выступает при нейропсихологическом анализе фактов. Этим определяется значение анализа нарушений памяти при локальных поражениях мозга для теории мнестических процессов, с одной стороны, и для практики клинической диагностики очаговых поражений, с другой стороны АР. Лурия ПАРАДОКСЫ ПАМЯТИ (НЕЙРОПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД) 1 В психологии существует не так много узловых проблем, которые отличались бы столь многообразными, аспектами и были бы заполнены столь большим числом парадоксов, как проблема памяти. Издавна в психологии принято различать непроизвольное (непреднамеренное) и произвольное (преднамеренное) запоминание, непосредственную и опосредствованную память, наконец, в последнее время особенное внимание было уделено тому, что обозначалось терминами долговременная и кратковременная память. Отношение непроизвольного и произвольного запоминания является едва лине наиболее классической проблемой памяти, которая занимала центральное место в классическом труде А. Бергсона Материя и память. Этот исследователь резко различал преднамеренное удержание следов, которое лежит в основе навыков, и подсознательное, непреднамеренное запоминание, выражающееся в сознательном обращении к единичным фактам прошлого, обозначая первое как память тела, а второе — как память духа. Лишь в самое последнее время эта дихотомия стала обозначаться, с одной стороны, как простое удержание следов и, с другой стороны, как специальная мнестическая деятельность, исходящая из определенных мотивов, ставящая своей задачей сознательное запечатление материала, который мог бы быть воспроизведен в будущем. Трактовка произвольной памяти как особого вида сознательной деятельности (АН. Леонтьев, А. А. Смирнов и др) является особенно ценной попыткой внести ясность в этот вопрос. Парадокс этой проблемы заключается в том, что обе указанные стороны памяти вовсе необязательно связаны друг с другом и возможность создавать прочные навыки вовсе не предполагает развитие сознательной мнестической деятельности — способности активно запоминать материал и избирательно выделять запомненное из прошлого опыта. Столь же сложной является и вторая дихотомия — различение непосредственной и опосредствованной памяти. Первая из них (приближающаяся к непреднамеренному запоминанию, но вовсе необязательно ограниченная им) характеризует те случаи, когда субъект не применяет для запоминания материала каких либо специальных вспомогательных средств. Вторая форма — опосредствованное запоминание может иметь место лишь в произвольном (преднамеренном) запоминании и характеризуется тем, что субъект, поставивший перед собою цель запомнить предъявленный материал, использует для этого специальные средства, которые Вестник Моск. унта. Сер. 14, Психология. № 1. С. 3–9. АР. Лурия работал над публикуемой статьей в самые последние дни жизни. Она осталась незавершенной смерть от инфаркта наступила почти сразу после того, как были написаны слова, на которых обрывается рукопись. — Примеч. составителей хрестоматии Нейропсихология памяти обычно заключаются в обращении к каким либо вспомогательным приемам, введении запоминаемого материала в известные коды и т. д. Еще Л. С. Выготский и вместе с ним АН. Леонтьев, детально исследовавшие историю обеих форм памяти, указывали, что первая из них сближает память с восприятием и его последействием, в то время как вторая приближает память к процессам логического мышления. Парадокс, характеризующий отношение этих двух форм памяти, заключается в том, что и они оказываются необязательно связанными друг с другом, и субъект, имеющий отличную непосредственную память, может проявлять лишь очень ограниченные возможности опосредствованного, логического запоминания. Столь же сложной и противоречивой является и последняя из обозначенных нами проблем, которая привлекла особенно острое внимание в последнем десятилетии проблема долговременной и кратковременной памяти. Под долговременной памятью понимается способность сохранять и воспроизводить следы давнопрошедших событий или удерживать на длительный срок раз приобретенные знания и навыки. Под кратковременной или оперативной памятью обычно понимается возможность удерживать на относительно короткий срок следы тех впечатлений, которые непосредственно доходят до субъекта, или компоненты выполняемой субъектом интеллектуальной деятельности. Эти следы удерживаются лишь ограниченное время и исчезают после того, как надобность в сохранении этих следов проходит. Типичным примером кратковременной памяти является удержание тех промежуточных операций, которые включены в сложную интеллектуальную деятельность и которые нацело исчезают из памяти после того, как операция оказывается выполненной. Соотношение долговременной и кратковременной памяти, как и лежащие в их основе механизмы, продолжает оставаться одной из самых сложных и противоречивых проблем психологии, и парадоксы, проявляемые в их отношениях, выступают с особенной отчетливостью. Едва лине наиболее отчетливым из них является тот факт, что долговременная и кратковременная память вовсе не обнаруживают того соответствия, которое можно было бы ожидать. Хорошо известно, что старики, полностью сохраняющие образы далекого прошлого, а иногда и ранее приобретенные знания и навыки, оказываются не в состоянии удерживать и воспроизводить непосредственно предъявляемый им материал, и жалобы на снижение памяти, которые они высказывают, чаще всего нисколько не относятся к возможности прочного и детального воспроизведения событий, нередко отделенных многими годами и десятилетиями. Уже этот факт заставляет думать, что механизмы долговременной и кратковременной памяти очень различны и что способность вновь усваивать, сохранять и воспроизводить материал протекает по совершенно иным законам, чем возможность сохранять и воспроизводить следы далекого прошлого. Не меньшим парадоксом является и тот факт, что разные исследователи понимают под кратковременной памятью совершенно различные явления и (если отвлечься от описанных в последнее время процессов иконической или ультракрат ковременной памяти, в которой удержание следов измеряется в миллисекундах) подходят к явлениям кратковременной памяти с совершенно различными мерка Парадоксы памяти (нейропсихологический этюд) 389 ми, трактуя ее иногда как способность удержания и воспроизведения следов в течение секунд, в других случаях — минут, в третьих — даже часов. Все это заставляет думать, что в основе кратковременной памяти лежат совершенно неодинаковые процессы, что явления кратковременной (или оперативной) памяти определяются структурой той деятельности, в которую включены мнес тические процессы, и что поэтому они протекают в столь различных формах. Совершенно естественно, что все отмеченные выше парадоксы требуют специального тщательного исследования. Едва лине наиболее благоприятным путем такого исследования является детальное изучение тех случаев, в которых диссоциация долговременной и кратковременной памяти выступает с особенной остротой. Именно эти случаи представляют исключительные возможности подойти вплотную к внутренним механизмам обеих форм памяти и изучить их во всех деталях. Особенно благоприятными являются случаи, где локальные поражения мозга приводят к картинам, по своей внутренней структуре воспроизводящим особенности тех форм памяти, которые наблюдаются в норме, но которые выступают здесь в особенно острой и парадоксальной форме, — именно такие явления составляют предмет исследования в ней ропсихологии. В настоящем этюде мы ограничимся рассмотрением тех парадоксов, которые возникают при локальных поражениях мозга и проявляются в сохранности долговременной памяти при грубейших нарушениях способности запечатлевать непосредственные впечатления, иначе говоря — нарушениях механизмов кратковременной памяти. Такая парадоксальная диссоциация наблюдается в клинике локальных поражений мозга и составляет скорее общее правило, чем частные случаи нарушения (обратные отношения возникают очень редко, и здесь мы не будем останавливаться на этих случаях). Несмотря на то, что факты упомянутой только что диссоциации были описаны нами в большом количестве наблюдений и послужили предметом целого ряда наших публикаций (АР. Лурия, 1974, 1976; Н. К. Киященко, 1973; Н. К. Киящен кои др, 1976; М. Климковский, 1965; Л. Т. Попова, 1972; НА. Акбарова, 1975; Фам Мин Хак, 1976), здесь мы изберем другой путь и попытаемся представить эти парадоксы памяти лишь на одном случае, который был детально прослежен нами в течение длительного срока и представляет особый интерес. Больной, на котором мы остановимся, перенес тяжелое заболевание (аневризму передней соединительной артерии) с кровоизлиянием в глубоко расположенные (прежде всего лимбические) области головного мозга. Кора внешних (конвекситальных) отделов обоих полушарий мозга оставалась непострадавшей, и, видимо, именно это объясняет ту картину противоречия (диссоциации) между грубейшими расстройствами кратковременной памяти и полной сохранностью образов далекого прошлого, знаний ив известной мере сохранностью интеллектуальных операций. Мы имели возможность проследить этого больного в течение шести лет, начиная с острого и послеоперационного периода и кончая резидуальными состояниями через год и через шесть лет после операции. Именно это и дает нам возможность вплотную подойти к психологическому анализу парадоксов памяти, с одной сто Нейропсихология памяти роны, и некоторых механизмов, лежащих в основе нарушения кратковременной памяти, — с другой. Обратимся к фактам. ОБЩИЕ ДАННЫЕ Больной Кур (...), 30 лет, электромонтер, поступил в Институт нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко 13 июня 1970 г. сразу же после разрыва аневризмы передней соединительной артерии, сопровождавшегося кровоизлиянием в глубинные медиальные отделы мозга и спазмами обеих передних мозговых артерий (как известно, обеспечивающих васкуляризацию внутренних отделов лобных долей мозга). В первое время после поступления контакт с больным был невозможен, и можно было констатировать лишь ряд неврологических симптомов (первичное нарушение обоняния, угнетение сухожильных рефлексов и др. При правосторонней каротидной ангиографии у него была обнаружена мешотчатая аневризма передней соединительной артерии. Когда сознание больного стало восстанавливаться, обнаружилась картина дезориентации вместе и времени (он считал, что находится на своем предприятии и только прилег отдохнуть на этом фоне у больного выступил грубейший кор саковский синдром нарушения памяти с резко выраженными конфабуляциями. 29 июля 1970 гему была сделана операция, вовремя которой была рассечена передняя часть правого полушария мозга, вскрыт синус, в котором были запаяны передние мозговые артерии, и после клипирования сосудов была удалена мешотчатая аневризма передней соединительной артерии. Ее дно было истончено, иона была связана с дочерними аневризмами. Вовремя операции имел место разрыв дна аневризмы с массивным кровоизлиянием. На короткий срок были наложены клипсы на обе передние мозговые артерии, которые затем были сняты. Контрольная ангиография, проведенная через несколько дней после операции, показала проходимость обеих передних мозговых артерий, однако ряд неврологических и нейропсихологических признаков давал основание думать, что глубокие образования мозга, расположенные по средней линии, резко пострадали в результате перенесенного заболевания. В последующие недели после операции состояние спутанности и дезориенти рованности больного стало исчезать, хотя он продолжал заявлять, что точно не знает, где он находится. К этому времени никаких нарушений гнозиса и праксиса у больного уже не было, он мог легко выполнять простые реакции выбора, даже если они носили конфликтный характер (например, в ответ на поднятый палец поднять кулака в ответ на поднятый кулак — поднять палец, но при условии, если и эти опыты проводились в быстром темпе и без перерывов. Больной без труда различал сложные, наложенные друг на друга контурные фигуры (проба Поппель рейтера), прекрасно разбирался в содержании сюжетных картин, мог рисовать фигуры со сложным пространственным расположением частей, не проявлял ни малейших признаков нарушения конструктивного праксиса. Его речь оставалась полностью сохранной, он плавно говорил, легко повторял предъявляемые ему слова или фразы, не обнаруживал явлений отчуждения смысла слови мог без труда решать несложные логические задачи (нахождение противоположностей, анало Парадоксы памяти (нейропсихологический этюд) 391 гий). Его арифметические операции (требовавшие сохранности промежуточных звеньев в памяти) оставались в пределах нормы, ион без труда мог выполнять даже такие примеры, как вычитание отпоили поит. д. На этом внешне вполне благополучном фоне у больного с необычайной отчетливостью выступал парадокс: его долговременная память на события прошлого и ранее приобретенные знания оставалась сохранной, в то время как кратковременная память с возможностью запечатлевать, хранить и воспроизводить следы непосредственного опыта была грубейшим образом нарушена. Эта картина сохранялась у больного без заметных изменений в течение длительного срока и прослеживалась через 1, 2, 3 года. Даже через 6 лет больной давал практически одну и туже картину мнестических расстройств. Это позволяет нам представить результаты проведенных наблюдений в обобщенном виде. Перейдем к анализу указанного парадокса памяти детальнее. |