Айзек Азимов Основание и Империя
 Скачать 0.56 Mb.
|
7. Визи‑сонарДом Эблинга Миса в не очень престижном квартале Терминус‑сити был хорошо известен интеллигенции, литераторам и просто хорошо образованным людям Основания. Характеристики, которые давали этому дому, зависели от того, кто что читал или слушал. Для задумчивого биографа дом этот был «символом ухода от академической действительности»; газетный обозреватель писал о «мужском духе небрежности и беспорядка»; ректор университета неодобрительно отзывался как о месте с хорошей библиотекой, но неорганизованном; друзья, не имеющие отношения к университету, говорили: «Всегда есть что выпить и можно лечь с ногами на диван». А в еженедельной телевизионной передаче вещали о «штаб‑квартире святотатца и революционера лысого Эблинга Миса». Для Бейты, которая в настоящий момент не могла никому ничего сказать, дом этот был просто грязным. За исключением первых нескольких дней, ее заключение проходило легче. Куда легче, чем это получасовое ожидание в доме психолога, где, может быть, за ней тайно наблюдали? По‑крайней мере, там она была с Тораном. Возможно, она со временем волновалась бы меньше, если бы не Магнифико, который повесил свой длинный нос, и это явно показывало, что он боится куда больше, чем она. Ноги Магнифико были подогнуты к самому подбородку, будто он хотел сделаться как можно незаметнее, и Бейта подняла свою руку ладонью вверх, подбадривая его. Магнифико поморщился, но потом улыбнулся. – Скажу я вам, миледи, что даже вот сейчас мой ум и тело в разногласии, и тело привыкнуть все никак не может, удара ожидая. – Не надо бояться, Магнифико, я с тобой. Я никому не позволю обидеть тебя. Клоун быстро окинул ее взглядом, потом глаза его уставились в сторону. – Но они уже держали меня без вас раньше и без вашего доброго супруга, и даю честное слово, хотя вы мне можете и не верить, что я скучал по вас и дружбе с вами. И можете смеяться надо мной. – Я не собираюсь над этим смеяться. Мне тоже не хватает твоей дружбы, Магнифико. Лицо клоуна посветлело, и он еще плотнее поджал ноги. – Вы не встречали раньше этого человека, которого должны увидеть? – спросил он. Вопрос был задан очень осторожно. – Нет. Но он знаменитый человек. Я видела его по телевизору и много о нем слышала. Я думаю, что он добрый человек, Магнифико, и не причинит нам вреда. – Да? Клоун заерзал на стуле. – Может быть, миледи, но он допрашивал меня раньше и разговаривал так громко и резко, что я весь дрожал. Он говорил какие‑то странные слова, и я не мог отвечать, потому что не понимал. И теперь я почти верю тому шутнику, который хотел поиздеваться надо мной и сказал, что в такие минуты сердце уходит в горло и не дает говорить. – Сейчас все будет по‑другому. Нас ведь двое, а он один, и ему не удастся испугать нас, верно? – Да, миледи. Где‑то хлопнула дверь, и ревущий голос заполнил собой весь дом. У самой их комнаты голос формировался в слова, произносимые с яростью: – Великая Галактика, убирайтесь вон отсюда! И можно было видеть сквозь открывавшуюся дверь двух поспешно отступающих в форме стражников. Эблинг Мис вошел в комнату, нахмурившись, положил тщательно завернутый пакет на пол и, подойдя к Бейте, крепко пожал ей руку. Бейта ответила таким же крепким, мужским пожатием. Мис повернулся к клоуну, кивнул головой и посмотрел на Бейту более внимательно. – Замужем? – спросил он. – Да, мы зарегистрировали брак. Мис помолчал. – И счастливы? – Конечно. Мис пожал плечами и вновь повернулся к Магнифико, потом развернул свой пакет. – Знаешь, что это такое, мой мальчик? Магнифико буквально выпрыгнул с того места, где сидел, схватил многоклавишный инструмент, провел пальцем по клавишам и испустил крик радости, затем заплясал так, что от его танца пострадала ближайшая мебель. – Визи‑Сонар! – хрипел он. – Который пробудит радость и в сердце мертвого. Его длинные пальцы перебирали клавишу за клавишей, и воздух перед ним чуть порозовел. – Ну, ладно, мой мальчик, – сказал Эблинг Мис. – Ты говорил, что можешь из этой штуковины выжимать звуки, вот тебе и представляется случай. Только настрой его сначала, инструмент прямо из музея. Мис повернулся и обратился к Бейте. – Насколько я понял, ни один человек на Основании не может заставить заговорить этот инструмент. Он наклонился к Бейте поближе и заговорил быстрым шепотом: – Клоун без вас вообще не хочет разговаривать. Поможете? Она кивнула. – Хорошо, – Мис казался довольным. – У него прямо‑таки навязчивый страх, и я сомневаюсь, что его здоровье позволит ему психическую пробу на детекторе. Если мне и удастся чего‑то добиться, то только если он будет чувствовать себя в полной безопасности. Вы понимаете? Она опять кивнула. – Этот Визи‑Сонар – первый шаг. Он говорит, что может играть на нем, и по его реакции видно, что это одна из немногих радостей в его жизни. Так вот, как бы ни играл он – плохо ли, хорошо ли, – сделайте вид, что вам очень понравилось. И еще: ведите себя по отношению ко мне дружественно и с доверием. Он бросил быстрый взгляд на Магнифико, сидевшего в самом углу дивана и быстро настраивавшего инструмент. Клоун, казалось, никого и ничего не видел и не слышал. Мис повысил голос, так чтобы его было слышно, и начал говорить, обращаясь к Бейте: – Вы когда‑нибудь слышали о Визи‑Сонаре? – Только один раз, – так же громко ответила ему Бейта. – На концерте редких инструментов. Мне не понравилось. – Наверное, исполнитель был неважный. Игра на нем требует не столько физической координации движений – на многоклавишном пианино, например, их больше – сколько определенного полета свободной мысли. Шепотом он добавил: – Так что этот живой скелет может оказаться лучше самых наших оптимистических ожиданий. Очень часто хорошие исполнители – идиоты в повседневной жизни. Это одна из тех странных особенностей, которые делают жизнь интересной. И вновь он повысил голос, неуклюже пытаясь поддержать светскую беседу. – Вы знаете, в чем тут дело? Я специально просмотрел инструкцию, но понял только одно: излучения стимулируют зрительный центр мозга напрямую, не затрагивая оптического нерва. Фактически это возбуждение того самого шестого чувства, которое не предусмотрено природой. Если задуматься, то это просто удивительно. Наш слух – вещь обыденная. Тут все понятно. Ушная раковина, среднее ухо, барабанная перепонка и все такое. Но… Шшш… он готов. Выключите свет. Лучше слушать в темноте. В темноте Магнифико выглядел темным пятнышком, а Эблинг Мис – огромной, тяжело дышащей массой. Бейта поймала себя на том, что старается пристально всматриваться в клоуна и его игру, но вначале ничего не увидела. Но вот в воздухе почувствовалось небольшое дрожание. Оно нарастало сильнее и сильнее, пока не раскололось с треском, как бы разрывая завесу, снимая покров с обыденного. Небольшой шарик пульсирующего света ритмически разбухал и опадал, а потом взорвался в воздухе и бесформенными лентами устремился ввысь, затем вновь падал извивающимися потоками, превращавшимися в маленькие сферы, каждая своего цвета, неповторимого, яркого, и тут‑то Бейта начала видеть. Она обратила внимание на то, что с закрытыми глазами цвета видны лучше, что каждому небольшому движению света соответствует свой звук, что она не в состоянии правильно определить цвет, что шарики вовсе не шарики, а маленькие фигурки, танцевавшие и переливавшиеся, и их не счесть, они неожиданно исчезали и появлялись неизвестно откуда, то вдруг уничтожали один другого и превращались в новые. Невольно Бейта подумала о тех пятнах света, которые можно видеть ночью, если плотно изо всех сил закрыть глаза, так чтобы стало больно, и внимательно смотреть. Сейчас происходило нечто подобное: разноцветные точки плясали, складывались в концентрические круги, в бесформенные массы, которые странно дрожали. Но сейчас все происходило в больших размерах, разнообразнее, каждая маленькая цветная точка была фигуркой. Они кинулись на нее парами, и от неожиданности она подняла руки, но они остановились, на мгновение она была окружена световым снегопадом: холодный свет стекал с ее плеч и рук люминесцентным потоком, пока она не смогла отличить света от музыки. Бейта подумала, видит ли Эблинг Мис то же самое, а если нет, то что именно. Эта мысль быстро промелькнула, а потом она снова стала зрительницей. Маленькие фигурки – были ли они маленькими фигурками? – крошечные женщины вертелись и нагибались слишком быстро, чтобы их движения мог зарегистрировать ее мозг, обхватывали друг друга, превращаясь в сияющие звездочки; сама музыка лилась слабым смехом, девичьим светлым смехом, еще звучавшим в ее ушах. Звезды соединялись, сияли друг другу, медленно образовывали какую‑то форму, а снизу вырастал сказочный дворец. Каждый его камень имел свой собственный цвет, каждый цвет был крохотной искоркой, каждая искорка меняла свои очертания и медленно высвечивала двадцать башен, поднимающихся в небо. Сверкающий драгоценными камнями шатер космоса высветлил деревья, каждое из которых играло свою собственную мелодию. Музыка окутала Бейту, звенела вокруг нее мощными лирическими потоками. Бейта протянула руку, чтобы дотронуться до дерева, и разноцветные бутоны медленно начали падать вниз и исчезать во вспышках света. Музыка рухнула двадцатью водопадами, ярко загорелась перед ней вспышками света, как будто по невидимым ступеням опустилась на колени и поплыла, несомая быстрым течением, поднимаясь искрами к ее талии, а на ее коленях расцветала радуга, по которой шла толпа разноцветных фигурок… Дворец, и сад, и крошечные мужчины и женщины на мосту, насколько хватило взгляда, купались в свете прозрачной музыки, обволакивающей ее… А затем… наступила как бы испуганная пауза, странное колебание, крушение всего. Все цвета собрались в странный большой шар, постепенно сжимающийся, и исчезли. И вновь в комнате было просто темно. Тяжелая нога нащупала педаль выключателя, надавила на него, зажегся тусклый дневной свет. Бейта заморгала глазами, на которых показались слезы, казалось, она сожалела, что все так быстро кончилось. Эблинг Мис представлял собой удивительное зрелище: глаза у него были круглыми, а рот широко раскрыт. Один лишь Магнифико не обращал ни на что и ни на кого внимания, его пальцы в экстазе гладили клавиши Визи‑Сонара. – Миледи, – едва выдохнул он, – это волшебный инструмент. Я даже не мог надеяться, что возможна такая чуткость и нежность. Никогда я еще не держал в руках такого великолепного сонара, на нем можно, действительно, творить чудеса. Как вам понравилась моя композиция, миледи? – Ты ее сам придумал? – удивление Бейты было безграничным. От ее восторженного голоса лицо его покраснело от ушей до длинного тонкого носа. – Миледи, Мулу она не понравилась, но я часто играл ее для своего удовольствия. Когда‑то в молодости видел я дворец – во время карнавала сверкали его усыпанные драгоценностями башни издалека. И там люди были такие величавые и могущественные; никогда больше я не встречал подобных, даже на службе у Мула. Я создал лишь жалкое подобие того, что видел, но бедный мой ум хочет большего. Я назвал эту музыку «Память о Рае». Под эти разговоры Мис очнулся. – Послушай, – сказал он. – Послушай, Магнифико, ты не отказался бы это сыграть для других? На какое‑то мгновение клоун, казалось, отпрянул назад. – Для других? – голос его задрожал. – Для тысяч других! – вскричал Мис. – В больших залах Основания! Неужели ты не захочешь быть сам себе хозяин, всеми уважаемый, богатый и… Тут воображение оставило его. – И все такое! А? Что ты на это скажешь? – Но как же я смогу стать таким могущественным, господин, если я всего‑навсего жалкий бедный клоун? Психолог настолько был увлечен своей идеей, что с него катился градом пот, он вытер мокрый лоб рукой и продолжал: – Но твоя игра, мой мальчик, великолепна. Весь мир будет твоим, если ты так же сыграешь для мэра и его торгашей. Разве тебе этого не хотелось бы? Клоун быстро взглянул на Бейту. – А ОНА со мной останется? Бейта засмеялась. – Ну, конечно, глупышка. Неужели я брошу тебя сейчас, когда ты можешь стать богатым и знаменитым?! – Все будет вашим, миледи, – серьезно ответил Магнифико, – все богатство Галактики станет вашим, прежде чем я смогу отплатить вам за доброту. – Но, – небрежно заметил Мис, – сначала ты должен мне чуточку помочь… – Как это? Психолог замолчал и улыбнулся: – Небольшая поверхностная проба, которая не повредит. Она даже не затронет ни одной клеточки твоего мозга… В глазах Магнифико зажегся смертельный ужас. – Нет, нет, не надо проб. Я видел, как это делают. Высасывают мозг, остаются одни пустые черепа. Мул пытал так предателей и выпускал их на улицу; они, безумные, блуждали, как слепые, пока кто‑нибудь из жалости не убивал их. Он поднял руку, как бы защищаясь от Миса. – Это была психологическая проба, – нетерпеливо объяснял Мис. – Она может нанести непоправимый вред, если очень неумело пользоваться детектором. А я хочу провести поверхностную пробу, которая не повредит и ребенку. – Все в порядке, Магнифико, – настойчиво сказала Бейта. – Это только для того, чтобы победить Мула и держать его далеко‑далеко от всех нас. Когда это будет сделано, ты и я станем богатыми и известными на всю оставшуюся жизнь. Магнифико вытянул дрожащую руку. – Но вы будете держать меня за руку, да? И Бейта взяла его руку обеими своими, а клоун расширенными от страха глазами смотрел, как к его голове приближаются металлические пластины. Некоторое время спустя Эблинг Мис удобно развалился в комфортабельном кресле личных апартаментов Индабура, не испытывая никакого уважения и благодарности от такого неслыханного отношения к своей особе. Без всяких симпатий смотрел он на суетившегося мэра, затем прямо на пол выкинул изжеванный окурок сигары и плюнул густой табачной слюной. – И кстати, Индабур, если вы хотите увидеть нечто необычайное на своем следующем концерте в Мэллоу‑холле, выкиньте своих исполнителей на электронных инструментах в канаву, из которой они пришли, и возьмите этого маленького дегенератика, божественно играющего на Визи‑Сонаре. – Я позвал вас сюда, – угрюмо ответил Индабур, – вовсе не для того, чтобы выслушивать ваши лекции по музыке. Что Мул? Скажите, что вы о нем узнали? – Мул? Видите ли, честно говоря, я проделал над клоуном только поверхностную пробу и узнал очень мало. Не могу воспользоваться психической пробой, потому что уродец панически ее боится, а в этом случае его сопротивление играет большую роль. Он просто может сойти с ума, как только я замкну контакт. Но кое‑что я узнал; если вы прекратите стучать пальцами по столу, я продолжу. Во‑первых, относительно физической силы Мула. Он, вероятно, силен, но я думаю, что все рассказы о его силе преувеличены. Мул носит странные очки, и взгляд его убивает. Очевидно, он использует парапсихологическую силу. – Это мы знали с самого начала, – проворчал мэр. – Значит, проба подтвердила это, а я сделал кое‑какие математические выкладки. Они еще не закончены. – Да, и сколько времени это займет? Мне надоела одна пустая болтовня. – Примерно месяц, и я смогу сказать вам что‑то определенное. А может быть, и нет. Дело в том, что если все это не имеет отношения к Плану Сэлдона, то наши шансы малы. Индабур свирепо накинулся на психолога: – Предатель! Лжец! Ты один из тех преступных распространителей слухов, которые кричат о поражении и вносят панику на все Основание. Скажи, что это не так. Вы все делаете мою работу все труднее и труднее! – Я? Я? От злости Мис медленно начал заливаться красной краской. Индабур выругался и продолжал кричать: – Потому что, клянусь пылевыми облаками Галактики, Основание выиграет. Основание ДОЛЖНО выиграть! – Несмотря на поражение при Хорлеггоре? – Это было не поражение. И вы тоже подхватили лживую сплетню о поражении. Нас просто предали, и их было в несколько раз больше. – Кто же предал нас? – презрительно спросил Мис. – Эти проклятые демократы, – закричал на него Индабур. – Я давно уже знал, что в наш флот проникли демократические элементы. Многие ячейки мы выявили, но их осталось вполне достаточно, чтобы двадцать наших звездолетов неожиданно сдались неизвестно почему, в самой гуще сражения. Этого хватило, чтобы произошло непоправимое. Вот почему мы проиграли сражение. – А вы, – продолжал он, – вы грубый, простой патриот, к сожалению, обладающий всевозможными достоинствами. Я бы хотел знать, каковы ваши связи с демократами? Эблинг Мис пожал плечами. – Вы просто боитесь и поэтому беситесь, вы сами хоть это понимаете? А как насчет дальнейшего отступления и потери половины Сивенны? Опять демократы? – Нет. Не демократы, – резко ответил Индабур. – Мы отступаем, как всегда вначале Основание отступало при нападениях, но неизбежен ход истории; он все повернет в другую сторону. Я уже вижу исход. Так называемое демократическое подполье уже издало манифесты, призывающие к помощи и объединению с правительством. Может быть, это ловкий ход, чтобы скрыть более глубокое предательство, но я могу хорошо использовать их предложение, и тогда сама пропаганда такого манифеста будет иметь огромный успех, если они действительно предатели. И более того… – Даже более того, Индабур? – Судите сами. Два дня назад так называемая Лига свободных торговцев объявила войну Мулу, и теперь наш флот увеличился одним махом на тысячу звездолетов. Видите ли, Мул слишком далеко зашел. Он увидел, что мы разобщены и ругаемся друг с другом, но под его ударами мы объединились и стали еще сильнее. Он ДОЛЖЕН проиграть. Это неизбежно – как всегда! Мис оставался все так же скептичен. – Значит, вы хотите сказать, что Сэлдон мог предусмотреть даже появление мутанта? – Мутанта! А я считаю, что он человек, и у меня нет других свидетельств, кроме как революционера капитана, каких‑то двух молокососов, да еще шута в придачу. К тому же вы забываете о самом важном свидетельстве в мою пользу – о вашем собственном. – О моем? На какое‑то мгновение Индабуру удалось ошеломить Миса. – О вашем, – фыркнул мэр. – Временной Сейф открывается через девять недель. А мы знаем, что он открывается только во время кризисов. И если нападение Мула не кризис, то где же тогда настоящий? Ну‑ка, ответьте, упрямый бык? Психолог пожал плечами. – Ну, хорошо, если вам от этого легче. Сделайте мне, однако, одолжение. На случай – на СЛУЧАЙ, – если Сэлдон произнесет свою речь и вдруг окажется, что он говорит что‑то не то, вы разрешите мне присутствовать на открытии Сейфа. – Хорошо. А теперь убирайтесь. И не попадайтесь мне на глаза все эти девять недель. – С превеликим удовольствием,… ты…. создание из фильма ужасов, – пробормотал про себя Мис, выходя вон. |